скачать книгу бесплатно
Мы разделили поровну яйца, картошку и лук. Я подглядывала за мамой, чтобы она не обделила себя. Омлета каждому досталось по паре чайных ложек, и мы ели маленькими кусочками, чтобы продлить удовольствие.
Потом Мэтт вскочил и сказал, что у него тоже есть вкуснятина, которую он приберегал на особый случай, и сегодня, похоже, подходящий вечер. Он кинулся в свою комнату и вернулся с плиткой шоколада.
– Нашел у себя в рюкзаке, когда разбирал вещи, – сказал он. – Не знаю, насколько он старый, но шоколад ведь не портится.
И нам всем досталось по кусочку шоколада на десерт. Я почти забыла, как люблю шоколад: есть в нем что-то такое, от чего жизнь сразу становится немного волшебнее.
А после ужина мы сидели и пели. Ни у кого из нас нет выдающегося голоса, и мы все знаем разные песни, но нашим единственным слушателем был Хортон, а ему все понравилось. Мы распевали больше часа, и смеялись, и миссис Несбитт рассказывала истории о маме, когда та была маленькой.
Мы как будто снова были счастливы.
6 июня
Сегодня за обедом Меган устроила то же самое со своим арахисово-повидловым сэндвичем. На этот раз она отдала половинку Сэмми.
Будет продолжать в том же духе – станет самой популярной девчонкой в старшей школе.
Я дождалась ее после уроков и оттащила в сторонку от церковной компании.
– Почему ты не съедаешь всю свою порцию? – спросила я.
– Не голодная, – сказала она.
Я люблю Меган, и она совсем не толстая, но мне доводилось видеть, как она уминает двойные бургеры и большую картошку фри, да еще запивает это молочным коктейлем. Я пригляделась к ней – по-настоящему пригляделась – и заметила, что она похудела, может, килограммов на пять. Штука в том, что мы все теряем вес, и такое запросто можно упустить. Это что-то вроде луны: если на нее не смотреть, то можно притворяться, будто она такая как раньше.
– Ты, вообще, ешь? – спросила я.
– Конечно ем, – ответила она. – Просто теперь мне много не нужно. Бог питает меня. А не пища.
– Тогда зачем съедать даже половину сэндвича? – спросила я. Даже не знаю почему. Это был не слишком вразумительный вопрос, так что не стоило ожидать вразумительного ответа.
– Я подумала, что, если есть половину, то ребята не заметят, – сказала она.
– Они замечают. Я замечаю.
– Осталось потерпеть всего пару дней. На следующей неделе уже никто не увидит, что я ем, а что нет.
– Они там в твоей церкви не могут заставлять тебя голодать, – сказала я.
Меган посмотрела на меня одним из тех жалостливых взглядов, от которых мне всегда хочется ее треснуть.
– Преподобному Маршаллу не нужно нас заставлять, – ответила она. – Он верит, что мы услышим глас Божий.
– Так это Бог велит тебе не есть? – спросила я. – Что, он призвал тебя и сказал «раздели свой арихисово-повидловый сэндвич с бедными горемыками»?
– Начинаю думать, что ты и есть бедная горемыка, – сказала Меган.
– А я начинаю думать, что ты свихнулась, – сказала я.
Мне уже давно приходят в голову такие мысли, просто я не произносила этого вслух.
– Это почему? – спросила Меган, и на мгновение в голосе у нее была та же злость, что в наши двенадцать лет.
Но потом она склонила голову, закрыла глаза и зашевелила губами – в молитве, надо полагать.
– Что? – спросила я.
– Молила Господа о прощении. На твоем месте, Миранда, я бы тоже просила о Божьем прощении.
– Бог не желает, чтобы ты уморила себя голодом, – сказала я. – Как ты можешь верить в Бога, который бы потребовал такого?
– Но он не требует. Честное слово, ты раздула целого слона из половинки сэндвича.
– Пообещай, что не перестанешь есть.
Меган улыбнулась, и, кажется, это напугало меня больше всего.
– Господь даст мне все необходимое для подкрепления сил. Знаешь, голод бывает разный. Одни еды страждут, а другие Божьей любви.
И она, непорочная Меган, посмотрела на меня так, что сразу стало ясно, в каком я лагере.
– Завтра съешь свой сэндвич, – сказала я. – Побалуй меня. Если ты настаиваешь на голодовке, подожди хоть до субботы, чтобы мне не пришлось на это смотреть.
– Тебе уже сейчас необязательно на это смотреть, – ответила она и пошла прочь от меня к своим товарищам по церкви.
7 июня
Ночью мне приснилась Бекки. Она была в раю, который дико напоминал побережье в Джерси, как я его запомнила из поездки много лет назад, и приливы вели себя прилично, и Атлантический океан был лучшим в мире бассейном. Бекки выглядела как до болезни, с этими ее длинными светлыми косами. Я всегда страшно завидовала ее волосам, когда мы были мелкие.
– Это рай? – спросила я.
– Да, рай, – ответила она и закрыла громадные ворота, так что я оказалась по другую сторону от нее и океана.
– Пусти меня, – попросила я. – Это Меган сказала тебе не пускать меня в рай?
Бекки рассмеялась. Я так давно не вспоминала ее смех. Она была ужасно смешливая, и всякий раз мне тоже становилось смешно. Мы иногда хохотали по пять минут кряду, даже не зная, над чем.
– Меган не виновата, – сказала Бекки. – Виновата ты сама.
– Что я такого натворила? – спросила я.
То есть заскулила, вообще-то. Даже во сне мне казалось, что можно было задать вопрос пристойнее.
– Ты не можешь попасть в рай, потому что ты не мертва, – сказала Бекки. – Ты недостаточно хороша, чтобы быть мертвой.
– Я буду. Обещаю, – сказала я и проснулась.
Меня аж трясло после этого сна. Он не был похож на кошмар. Я вообще не знаю, на что он был похож. У меня нет слов описать, каково это – когда тебя не пускают в рай, а тебе так отчаянно хочется туда, что ты даже умереть готов.
Школа – пустая трата времени. У меня только английский и история: все остальные учителя не явились. На английском мистер Клиффорд читает вслух короткие рассказы и стихи. Мисс Хэммиш пытается как-то обозначить для нас исторический контекст, но пол-урока уходит на чей-нибудь рев. Я еще не плакала в школе, но подошла к этому вплотную. Вне уроков мы болтаемся по школьному зданию и обмениваемся слухами. Один пацан сказал, что знает, где до сих пор работает «Дэйри Куин»[12 - «Молочная королева» – сеть кафе с фастфудом и развесным мороженым.], но нам не скажет. Другая девчонка заявила, что электричества больше не будет, а ученые работают над тем, чтобы использовать солнечные батареи. И конечно, многие говорят, что луна все приближается и мы умрем к Рождеству. Сэмми, похоже, убеждена в этом.
За обедом Меган разломала свой сэндвич и отдала половину Сэмми и половину Майклу.
При этом она посмотрела на меня и подмигнула.
8 июня
В последнее время я стараюсь избегать новостей. По крайней мере это оправдание для моего безразличия ко всему, что происходит за пределами моего маленького уголка Пенсильвании. Какое нам дело до землетрясений в Индии, Перу или даже на Аляске?
Ну ладно, не совсем так. Я знаю, кому есть дело. Мэтту и маме, и если новости как-то связаны с бейсбольными игроками, то и Джонни тоже. Зная папу – ему есть дело. И миссис Несбитт.
Только мне все равно. Я притворяюсь, что мир не разваливается на части, потому что мне не хочется, чтобы он разваливался. Не хочу знать о землетрясении в Миссури. Не хочу знать, что Средний Запад тоже может исчезнуть, что это все не просто приливы и цунами. Не хочу бояться еще чего-то.
Не для того я заводила этот дневник, чтобы он стал хроникой смерти.
9 июня
Последний день перед последним школьным днем, что бы это ни значило.
На этой неделе, когда дали электричество, кто-то воспользовался им и распечатал кучу флаеров, где говорится, что, если мы хотим передать одеяла, еду и одежду для нуждающихся в Нью-Йорке и Нью-Джерси, то надо принести это все в пятницу.
Мне стало хорошо от этой бумажки. Отличная идея – помочь кому-то. Ведь в Миссури-то мы ничего не повезем, потому что бензин уже по двенадцать долларов и почти все заправки закрыты.
Я положила листочек перед мамой, которая сидела за кухонным столом и рассеянно глядела в окно. Она все чаще и чаще предается этому занятию. Правда, других занятий у нее не много.
Флаер привлек ее внимание. Она прочла его от начала до конца, потом взяла и разорвала напополам, потом на четвертинки, потом на восьмушки.
– Мы ничего не отдадим, – сказал она.
На мгновение я задумалась, моя ли это мать или в ее тело вселилась какая-то чужая бесчувственная личность. Мама всегда первая всем делилась. Она царица благотворительных продуктовых пайков, и донорских дней, и плюшевых мишек для приемных детей. Я очень люблю эту ее черту, хоть и знаю, что мне никогда не дотянуть до такой щедрости.
– Мам, – сказала я, – мы же можем поделиться парой одеял.
– Откуда тебе знать? – спросила она. – Откуда ты вообще можешь знать, что нам понадобится этой зимой?
– Зимой? К зиме все снова придет в норму.
– А если нет? Что, если не будет дизельного топлива для котельной? Что, если единственное средство не замерзнуть до смерти – это лишнее одеяло, вот только у нас его нет, потому что мы отдали его в июне?
– Дизельное топливо для котельной? – переспросила я, чувствуя себя полной дурой и только повторяя за ней как попугай. – К зиме будет топливо.
– Надеюсь, ты права. Но пока мы ничего не отдадим никому, кто не является членом семьи.
– Если бы так же рассуждала миссис Несбитт, мы бы не попробовали ее яиц.
– Миссис Несбитт член семьи. Бедолаги из Нью-Йорка и Нью-Джерси пусть сами добывают себе треклятые одеяла.
– Ладно. Прости, что вообще заговорила об этом.
В этот момент мама должна была прийти в себя, извиниться и сказать, что у нее расшатались нервы от стресса. Но ничего подобного не произошло. Взамен она просто вновь уставилась в окно.
Я разыскала Мэтта, что было не очень сложно, так как ему тоже нечем заняться. Он лежал у себя на кровати и пялился в потолок. Наверное, со следующей недели это будет и мое основное занятие.
– Топливо для котельной, – сказала я ему.
– О, – ответил он. – Так ты знаешь?
Я понятия не имела, ответить мне да или нет, так что просто пожала плечами.
– Удивительно, что мама с тобой поделилась, – продолжал он. – Видимо, решила, что, если его не будет, ты все равно узнаешь осенью.
– Мы не можем раздобыть топливо для котельной? – переспросила я. Называйте меня просто мисс Попугай.
– Так она тебе не сказала? – спросил Мэтт. – А как ты узнала?
– Как мы выживем без него? – спросила я.
Мэтт сел и посмотрел мне в лицо.
– Во-первых, к осени поставки нефти, возможно, наладятся. В этом случае мы заплатим сколько потребуется и получим топливо. Во-вторых, миллионы лет люди как-то выживали без солярки. Если они могли, значит, и мы сможем. У нас есть печка. Воспользуемся ею.
– Одна печка, – напомнила я. – Ее хватает только на веранду, ну, может, еще на кухню.
– Таким образом, мы в гораздо лучшем положении, чем люди, у которых вообще нет печки.
Даже для меня было слишком глупо предлагать электрообогреватели.
– Как насчет газа? – спросила я. – В городе почти у всех газовое отопление. А его поставляет газовая компания. Мы не можем переделать котел на газ?
Мэтт покачал головой:
– Мама уже разговаривала с кем-то из газовой компании. Они не дают никаких гарантий насчет поставок зимой. Нам повезло, что есть печка.
– Бред какой-то. Сейчас июнь. На улице под тридцать градусов. Откуда кто-нибудь может знать, что там будет зимой? Может, из-за Луны потеплеет. Может, ученые найдут способ превращать камень в нефть. Может, мы все в Мексику переедем.
Мэтт улыбнулся:
– Может быть. Но пока не говори ничего Джонни, ладно? Я так и не понял, откуда ты узнала, но мама не хочет, чтобы кто-то волновался больше чем надо.
– А сколько надо? – спросила я.
Но Мэтт не ответил. Вместо этого он снова улегся на кровать и уставился в потолок.
Я пошла в кладовку с бельем и пересчитала одеяла. А потом вышла на улицу и стала ждать, когда солнечное тепло уймет мою дрожь.
10 июня
Последний день школы. Последний арахисово-повидловый-сэндвич-на-все-более-черством-хлебе.
