Нунин

– Наставник, но в «Заветах жития» мудрый Винт говорит, чтобы мы не опускали руки, не падали духом и всегда искали свой путь, – начал Жимми собственную игру, заманивая наставника Даби в вырытую им яму.

– Я рад, что ты не поленился заглянуть в «Заветы». Всё, что ты сказал, и есть незыблемая истина.

– Но если вы не заметили, то ключевым словом в этой, конечно же, бесспорной мудрости является слово «искали». Это слово подразумевает выбор. Вы же, наставник, его нам не оставляете. Почему бы нам не отойти от правил и, воспользовавшись советом Винта, не попробовать собственный путь в нашем споре? Почему хотя бы на мгновение не представить, что нунины разумны?

Холл восхищённо выдохнул и, воспользовавшись тем, что наставник Даби стоит к нему спиной, поднял вверх три пальца, демонстрируя Жимми своё уважение. Спорить с наставником было на грани безумия. Но безумия доблестного, бунтарского. Те из окружения Жимми, кто был посмелей, показали вслед за Холлом поднятые пальцы, кто потрусливей, затаили дыхание, но все исподволь косились на наставника Даби. Что ответит он на такой дерзкий вызов? Наставник же покраснел ещё сильнее, чем прежде, и лицо его стало бурым, словно он собирался вот-вот лопнуть от злости и избыточного кровяного давления. Он прищурился, обведя взглядом модуль, будто выискивая, кто ещё так думает и хочет с ним поспорить, затем его глаза остановились на Жимми.

– Когда есть выбор – легко ошибиться, – начал он с угрозой в голосе. – Потому его и нет, этого выбора, что общине не дано права на ошибку. И потом, глупо спорить, если не прав, а если прав, то незачем. Скажи мне, кто вложил в твою скудоумную голову, что ты можешь со мной спорить? Кто дал тебе дерзость превращать проповедь в болтовню? Как смеешь ты извращать «Заветы жития общины», да ещё при этом ссылаться на мудрость Винта?! А о кровожадности нунинов спроси у Чёрного Мала, уж он-то точно знает. Будь он жив, он бы тебе рассказал, каково это – попасть в клещи нунина!

– Чёрный Мал просто исчез. Он ушёл за Купол и не вернулся. В тот раз никого не было с ним рядом, и никто не мог видеть, как Мал погиб. Возможно, это была всего лишь роковая случайность. Он мог потерять флягу с водой и умереть в пустыне от жажды. Мог угодить в разлом и поломать ноги. Всё, что о нём говорят, – в общем, лишь догадки или даже выдумки. И уж я точно знаю, что в «Заветах» нет ни слова о нунинах! – продолжал спорить Жимми, видя по трясущимся губам наставника, что ещё чуть-чуть, и он добьётся своей цели. – Почему? Словно Винт никогда о них не слышал! Он никогда не упоминал ни о нунинах, ни об их кровожадности! Может, потому, что он их не знал? Возможно, что тогда их ещё не было?

– Твоё дело – следовать «Заветам жития», а не спорить с ними! – продолжал гнуть свою линию наставник Даби. – А я здесь для того, чтобы вложить «Заветы» в твою глупую голову. Выживание общины зависит от каждого из нас. Каждый человек – это винтик в её сложном механизме. А уж как ему вращаться – решает Синедрион! Не спорь с истиной, делай то, что тебе говорят наставники, и ты не навредишь общине.

– А как же быть с нунинами?

Осталось немного, и дело будет сделано. Жимми почувствовал это и решил нанести завершающий удар:

– Возможно, наставник, вы просто о них ничего не знаете? Всё, что вы видели, – так это высушенного рассохшегося нунина, который неизвестно откуда взялся, и ровным счётом ничего не даёт нам узнать об этих загадочных тварях. Вы знаете не больше нашего! Признайтесь, я ведь прав?

– Проповедь окончена! – наставник Даби нервно дёрнул ворот мантии, затем, с трудом рассмотрев дверь, двинулся к выходу. – Проповедь окончена! – повторил он, прежде чем покинуть модуль. Он хотел сказать что-то ещё, но его губы предательски задрожали. Наставник вдохнул полную грудь воздуха, но, так и не подобрав нужных слов, хлопнул дверью.

Вот теперь цель была достигнута. Жимми встал и поклонился:

– Проповедь окончена.

– Ох и достанется тебе! – восхищённо произнёс Холл. – Даби наверняка доложит идол-наставнику. Но всё равно ты молодец. Я теперь, перед выездом за углём, успею сходить в модуль за пищевым брикетом и водой, а то наставник всегда растягивает проповедь до самого отъезда, и приходится работать впроголодь.

Холл благодарно хлопнул Жимми по плечу и заторопился на выход. Обрадовавшись внеурочной паузе, за ним потянулись остальные.

– Тебе действительно достанется, – остановился рядом Джил. – Ты выставил Даби дураком. Он такого не простит.

– Знаю, – согласился Жимми. – Но до поглотителя мой проступок не дотягивает, а остального я не боюсь. Даже если вызовут на Совет Синедриона, я найду, что ответить.

– А это уж как твои слова вывернет Даби, – не согласился Джил. – А как Злой может перевернуть всё с ног на голову, мы знаем.

В ответ на его слова Жимми лишь молча кивнул. Те, кто был постарше и помнил Даби другим, рассказывали, что раньше всё было иначе. По традиции к имени наставника прибавлялся эпитет, характеризующий его нрав и способности. «Скорый Даби» – так звали его за быстроту мыслей и решений. Идол-наставник Наум считал молодого наставника едва ли не своей правой рукой, и ни одно решение не принимал без обсуждения с Даби. Но как-то так уж дальше случилось, что с годами Даби растерял и скорость ума, и его остроту. И чем старее становился наставник, тем явственнее видели обитатели общины, что мудрость его покидает. Он становился забывчив, ленив и откровенно глуп. Вместо былых добродетелей, которыми он снискал расположение Синедриона, появились раздражительность, медлительность и невероятная злопамятность. Эпитет «Скорый» потерялся сам собой, за глаза же наставника Даби теперь именовали не иначе как «Злой». Из руководства Синедриона его выставили, но мантии не лишили, а, сжалившись, доверили читать проповеди подросткам.

– Ты очень рискуешь, – поддержал Джила Ром. – Так недолго и угодить в лапы к Умарку.

Хмурый Умарк, или Тёмный Умарк в Синедрионе был, пожалуй, самой мрачной и страшной фигурой из всех наставников. Он предавал поглотителю тела умерших, снимая с них всё, что представляло хоть какую-то ценность. Если же Совет Синедриона выносил кому-либо приговор за преступление против общины, то приводил его в исполнение не кто иной, как наставник Умарк. И поговаривали, что, слушая, как кричит на транспортёре заезжающая в поглотитель жертва, Умарк мрачно улыбался и, припав лицом к стеклу, смотрел во все глаза, стараясь не упустить ни одного мгновения, как ещё живое тело распадается на атомы. Это были редкие моменты, когда его видели улыбающимся. Всё остальное время он оставался Хмурым Умарком.

– Если меня вызовут на Совет Синедриона, – ответил Жимми, – я докажу, что всё, что я сказал на проповеди, было не для того, чтобы её сорвать, а наоборот, чтобы придать ей мудрости. Наказания достойно невежество, а не разум. Невежество погубит общину. Невежество, а не знание. Именно так я и скажу. Наставники любят, когда беспокоятся о судьбе общины.

– Ну-ну, – отозвался Джил, направляясь к двери. – Именно так и скажи. А ещё скажи, что ты пытался учить «Заветам жития» наставника. Синедриону это точно понравится.

На этот раз Жимми не нашёлся что ответить, да и не собирался. Он как можно быстрее хотел закончить этот разговор. Время торопило. Он молча глядел, как ушёл Джил, за ним остальные подростки, и при этом крепко держал за руку Рома.

– Я, пожалуй, тоже… – попытался избавиться от захвата его приятель, когда они остались одни.

– Ты мне нужен.

– Не-ет… – дёрнул руку Ром, догадавшись, куда клонит Жимми. – Ты обещал, что тот раз будет единственным.

– Мы узнали, кто наши отцы, теперь я хочу узнать, кто наши матери. А для чего, ты думаешь, я сорвал проповедь? Только лишь для того, чтобы нам никто не смог помешать. До начала работ вся община будет на проповедях. Все сектора пусты. Вход в репозитарий свободен. Я хочу увидеть и женские летописи.

– Послушай, Жимми, я тут подумал и понял, что мне это совершенно не нужно. Я хотел это сказать тебе ещё тогда, но ты так радовался. Что мне с того, что я узнал своего отца? Обходчик купола Ори, который живёт в девятнадцатом модуле, совсем на другом конце нашего двенадцатого сектора. И что мне с этого? А я как был помощником для обучения у ремонтника кабелей Трая, так им и остался. При этом я должен держать рот на замке и не вздумать проговориться или намекнуть Ори, кто я для него. Но на Ори я хотя бы могу взглянуть. А что с того, если я узнаю, что моя мать – какая-нибудь Аврил или Ноя, которую я никогда в жизни даже не увижу? И ради этого я должен рисковать угодить в поглотитель? Нет, ты напрасно сорвал проповедь. Никуда я с тобой не пойду.

– Ром! – произнёс с угрозой Жимми. – Я так долго ждал удобного случая, и ты не сможешь мне помешать! Мне нужна твоя рука. Я пойду на всё, лишь бы ещё раз спуститься в тоннель с летописями! Ты поможешь мне открыть репозитарий, или я отрублю её у тебя, потому что она мне нужна, чтобы открыть дверь!

Жимми знал, что никогда не сможет этого сделать, но припугнуть Рома не помешает. Ром был мягок характером, трусоват и всегда пасовал перед решительным напором. Жимми частенько этим пользовался и не сомневался в собственной победе, а потому искренне удивился, когда услышал ответ:

– Ты напрасно сорвал проповедь, – повторил Ром. – Уж лучше я отдам тебе руку, чем позволю распылить своё тело на атомы.

Ещё крепче сжав ладонь, словно и вправду собираясь её отнять, Жимми нервно двинул скулами, сверкнул глазами, но, заметив, что Ром не намерен отступать, решил сменить гнев на милость и зайти с другой стороны. Он дружески похлопал Рома по плечу и улыбнулся:

– Да послушай меня – нет никакого риска! Выгляни из модуля и убедись, что дорога к репозитарию пуста. Сегодня день проповедей, а наставники у взрослых ещё занудней, чем наш Даби, и отпустят их не раньше, чем мы вернёмся назад. Ещё и ждать будем.

– А идол-наставник? Наум не читает проповеди! Что будет, если мы столкнёмся с ним, и не где-нибудь, а рядом с репозитарием? Если он меня спросит, я не смогу соврать. От одного его жуткого взгляда я теряю всякую волю.

«Тебе нечего терять, потому что у тебя нет и никогда не было никакой воли! – едва не сорвалось с языка Жимми. – Если бы ты не был трусом, и у тебя была воля, ты бы не трясся от страха, а с радостью пошёл со мной!».

– Ром, я обещаю тебе, что этот раз будет действительно последним. Вспомни, как мы мало пробыли в репозитарии в прошлый поход. Мы лишь спустились и тут же поднялись обратно. Нам повезло, что мужская летопись оказалась недалеко от входа. Но я хочу большего! Ты заметил уходящий вниз туннель? Там, в глубине основного входа, если свернуть в сторону? В нём темно, но я уверен, что там тоже ряды с тумбами летописей! Что в них? Почему тоннель в стороне и не освещается? Позже я пальцы грыз оттого, что мы не прошли дальше. За нашу трусость я был готов убить и тебя, и себя! У нас была уйма времени, но мы вернулись, потому что ты от ужаса едва не потерял сознание. Но на этот раз ты не сможешь мне помешать. Я всё предусмотрел, – Жимми достал из-за пазухи плоский фонарь оператора бура, который позаимствовал у Сига. – Ты пойдёшь со мной и будешь светить, пока я как следует не пороюсь в тайнах Синедриона. На этот раз я посмотрю всё! Мы дойдём до конца тоннеля, и только тогда я скажу, что это был наш последний поход, потому что тайн больше не осталось.

– Ты собрался рыться в тайнах Синедриона? Да ты сошёл с ума! Жимми, ты ведь говорил… – застонал Ром. – Ты ведь говорил, что хочешь всего лишь узнать, кто твоя мать!

– А вот здесь ты прав. Это самое последнее, что я хотел бы узнать. Что мне толку от того, что я узнаю её имя, если никогда не смогу увидеть? Заметь, это твои слова, и я соглашусь, что они верны. Я уверен, что женская летопись где-нибудь рядом с мужской. Но мы с тобой пройдём дальше. Ещё ниже, на тёмный ярус. Понятное дело, что, если нас поймают хоть на верхнем, хоть на нижнем ярусе репозитария, результат будет один. Так уж рискнём, чтоб было за что! Но без тебя я не смогу этого сделать, так что ещё один раз, Ром, – и я твой должник навечно!

– Ты и так будешь мой должник, потому что, сказав «нет», я спасу и тебя, и себя! Я говорю – нет, Жимми.

Упрямство Рома и удивило Жимми, и разозлило. В первый их поход Ром был куда сговорчивее и смелее. Да, видно, представлял он всё гораздо проще. А когда увидел мощную бронированную дверь, совсем не похожую на хлипкие двери жилых модулей, то сразу осознал серьёзность их поступка. И запиралась она электрическим замком, а не обычным засовом. Чтобы открыть дверь в репозитарий, требовалось одновременно вложить ладони в два вдавленных контура, расположенных на расстоянии пяти шагов друг от друга. Таким образом, исключалась возможность войти одному человеку. Только двум. А когда в репозитарий вошли двое, факт посещения скрыть трудно. Об этом напоминала висевшая над дверью мудрая надпись-поговорка: «Если тайну знают двое – это уже не тайна!». Дальше, над входом в модуль, угрожающе светилось табло, приказывая повернуть обратно, потому что теперь проход разрешён исключительно допущенным отмеченным наставникам! Над дверью в репозитарий она становилась ещё строже, предупреждая, что дальше даже наставник обязан идти вместе с идол-наставником. От подобных надписей у Жимми пробегал холодок по спине, но и разгоралось любопытство. Ощущение тайны здесь витало повсюду. Оно манило и вызывало трепет. Пугало суровостью наказания и притягивало как магнит, который втягивает стальное лезвие бура или выбрасывает из боярда сгусток плазмы. Но, в отличие от Рома, для Жимми страх перед наказанием заглушался возможностью раскрыть новые недоступные тайны. И за это он был готов рискнуть и своей жизнью, и жизнью Рома.

Он подошёл к выходу из модуля и заслонил дверь собственным телом, отрезая Рому путь к бегству.

– А теперь послушай меня, ты, никчёмный слабак, способный лишь трусливо прятаться за мою спину! – Жимми понимал, что это грязный приём, но цель того стоила. – Ты слишком быстро забыл, чем мне обязан. Это меня ты должен благодарить за то, что среди остальных с тобой ещё хоть кто-то разговаривает! Это я тебя спасаю от кулаков Холла, который только того и ждёт, чтобы разбить твою физиономию, потому что на ней так и написано: «Разбей меня!». Ты возомнил себя моим спасителем, сказав мне «нет»? Ты всё перепутал, Ром. Это я всегда был твоим спасителем. Это я закрывал тебя от других. И сейчас, если ты откажешься идти со мной в репозитарий, ты потеряешь гораздо больше. Ты потеряешь меня.

#Но, ещё раз рискнув, ты станешь моим героем. А вот если струсишь, ты превратишься в изгоя! И тогда ты сам станешь мечтать о поглотителе. Что же ты выберешь? Давай, Ром, думай! Но недолго. Времени у нас осталось немного.

Под таким напором Ром тут же сломался. Жимми хорошо это видел. Взгляд его стал затравленным, на лбу выступил пот. Как всегда, когда Ром трусил, у него начинала дёргаться щека и часто моргать веки. Довольный своей маленькой победой, Жимми снисходительно улыбнулся и, как обычно делал в таких случаях, дружески хлопнул его по плечу:

– Ещё один раз, Ром! Один раз, и я тебя больше не трону. Я обещаю, что буду следить за временем и сведу риск к минимуму. Вот увидишь, мы вернёмся до конца проповедей.

– Ты очень жесток ко мне, – едва слышно шепнул Ром.

– Знаю. И к себе тоже. А теперь возьми и не потеряй, – Жимми едва ли не силой засунул Рому за оттопыривающийся лацкан комбинезона фонарь. – Там, внизу, я иду впереди, а ты следи за моими руками. – Не давая Рому опомниться, он говорил так, словно они уже находились внутри репозитария. – Светишь туда, куда я протягиваю руки. Ничего не спрашивай. Чем меньше мы говорим, тем меньше шума. Я взял – ты осветил, я положил – ты светишь туда, куда я иду. Всё понял? – дождавшись от Рома кивка, Жимми взволнованно выдохнул. – Ну, а теперь пошли!

Он выглянул из модуля и поманил Рома за собой. Ведущая к поглотителю утрамбованная чёрная колея, оставшаяся от полозьев угольных бункеров, казалась безлюдной. Над сферой поглотителя горела звезда. Её белое свечение отражалось от внутренней оболочки Купола и разливалось матовым светом по округлым крышам модулей. Всё как всегда, за исключением пустых дорог, соединяющих небольшие жилые модули с полушариями энергетических сфер. Дальше, расширяясь, дороги вели к поглотителю. Обычно они были заполнены жителями общины. Там, рядом с тоннельным входом для вездеходов, располагалась едва заметная дверь в репозитарий. Это был тот рубеж, куда простым обывателям вход закрыт.

– Давай, вперёд! – подтолкнул Рома Жимми, опасаясь, как бы тот не сбежал в узкий проём между стен.

Куда ни брось взгляд, всюду виднелись полушария сфер и покатые эллипсы жилых модулей в виде упавших и разрезанных вдоль цилиндров. Словно других геометрических фигур в мире не существовало. Такой однобокий подход нередко удивлял Жимми. Однажды он заметил дежурившему у поглотителя наставнику, что угловатому вездеходу было бы куда удобней заезжать в прямоугольный вход, чем в сферический.

– Рациональноэволюционный инкрементализм, завещанный бесплотным Винтом! – Наставник тут же пресёк плохо скрытую попытку втянуть его в дискуссию.

Если речь идёт о заветах Винта, то не допускаются никакие споры или обсуждения. Это истина! Жимми заметил, что наставники часто этим пользовались.

– Не дрожи, мы пока что ещё ничего не нарушили, – прошептал он на ухо Рому.

Они шли вдоль жилых модулей, и единственным их нарушением было то, что шли они во время проповедей. Но на этот счёт у Жимми имелось надёжное оправдание.

Ровная, выстроенная словно по линейке вереница модулей вскоре закончилась, и перед ними открылось гигантское полушарие поглотителя. Здесь звезда светила настолько ярко, что казалось невозможным поднять голову, не рискуя ослепнуть. Лишённая теней открытая площадь между жилыми и энергетическими модулями, тесно облепившими главную сферу поглотителя, просматривалась насквозь.

Жимми крепко сжал ладонь Рома и первым вышел вперёд. Идти он старался спокойно, уверенно, не вызывая подозрений, но в то же время быстро. На тот случай, если им сейчас всё же кто-то встретится, он держал в уме, как казалось, неплохую отговорку. Он ведёт Рома показать свой вездеход. А то, что пошли мимо поглотителя, так понимаем, виноваты, но этой дорогой гораздо короче. Но отговорка так и не пригодилась, так как площадь они пересекли довольно легко, и, оглянувшись, Жимми бросился в проход между энергетическими модулями. Сердце бешено набирало обороты и громкость ударов, потому что теперь они зашли туда, где уже действительно небезопасно. Жимми едва ли не волоком тащил за собой Рома, петляя между узких проходов, сквозь которые местами приходилось протискиваться по одному. Ещё он боялся заблудиться и пройти мимо входа в репозитарий. Но возвышавшаяся по левую руку сфера поглотителя указывала, что они пока ещё на верном пути. Оставалось лишь найти нужный проход.

Вдруг совсем рядом послышались шаги. Шорох каменной крошки, хрустевшей под подошвами, приближался, казалось, с разных сторон. Отражённый от округлых стен, он словно терял направление и шуршал как оттуда, откуда они пришли, так и впереди, за поворотом. Жимми рванул сначала назад, затем ему показалось, что звук усиливается, и он бросился под защиту стен модуля.

– Жимми, почему ты не на проповеди?

Казалось, мир вздрогнул, затем рухнул, потому что первое, что он увидел за спиной, – фиолетовую мантию, а уже потом лицо наставника. Выдавив виноватую улыбку, Жимми с трудом протолкнул застрявшую в горле фразу:

– Наставнику Даби нездоровится.

– Даби нездоров? – подчёркнуто участливо удивился Яркий Свифт. – К вам должен был прийти другой наставник.

– Он почувствовал себя неважно во время проповеди, – продолжал врать Жимми, но от него не ускользнуло, что наставник словно не замечает побледневшего Рома и обращается только к нему.

В то же время он панически искал выход – какой дать ответ на логично возникающий вопрос: что они здесь делают? Срезали путь к вездеходу и заблудились? Нет, так просто Яркого Свифта не обманешь! Забыли, что сюда нельзя, и пришли посмотреть, куда уходит уголь из бункера? Ещё хуже! Жимми старался смотреть в лицо наставнику, не отводя глаз, призывая всю свою твёрдость и надеясь лишь на внезапное озарение. Худая, высокая, в мантии до пят, фигура Яркого Свифта чуть горбилась, покачивалась и кивала накинутым на бритую голову капюшоном. Казалось, наставник ждёт продолжения рассказа, но неожиданно он заговорил сам:

– Вот что я хочу тебе сказать, Жимми, раз уж мы с тобой встретились и у нас есть возможность поговорить, – словно нарочно Яркий Свифт не касался так тревожившего Жимми вопроса и тем вселял ещё большую тревогу. – Мы, наставники, уже обратили внимание, что ты необыкновенный подросток. И ты должен понимать, что всегда будешь находиться под пристальным вниманием Синедриона. Но это накладывает и особую ответственность. Если он, – наставник Свифт, будто впервые его заметив, кивнул на Рома, – ничем не рискует, со временем превращаясь в заурядного обывателя нашей общины, то ты, Жимми, или взлетишь, доказав свои прекрасные гены и тем самым отобрав у кого-то из нас мантию, или исчезнешь, не оставив следа. Ты должен осознавать это, взвешивая каждый свой шаг.

– Я учту ваши слова, наставник, – растерянно ответил Жимми. Он знал, что Яркий Свифт очень умён, просто так ничего не говорит, и не сомневался, что весь этот разговор – лишь прелюдия к главному вопросу. Но этот вопрос наставник поставит таким образом, что прозвучит он как удар электрического разряда. Когда его совсем не ждёшь.

– Ответь мне, что ты думаешь об окружающем нас мире? Ты ведь уже бывал за пределами Купола.

Теперь Жимми и вовсе опешил. Неужели наставника не интересует, что они с Ромом делают рядом с поглотителем? Или это умело расставляемая ловушка?

– Он большой, – начал осторожно Жимми.

– Очень большой? Или здесь более уместно слово «огромный»?

– Да, наставник, он огромен, потому что я не видел его края. Мир вокруг нас не имеет границ. Сквозь стену Купола мы его не видим, но от этого он не становится меньше. Но он безжизненный, – Жимми легко дал вовлечь себя в беседу о мире за Куполом. Такие разговоры не приветствовались на проповедях, но наставник говорил об этом свободно, словно призывая к откровенности.

– А как же нунины? Я слыхал, что ты уже имел возможность увидеть одного из них.

– Наставник Даби говорит, что нельзя называть жизнью то, что не обладает разумом.

– Но ведь ты с ним не согласился? Ты сказал, что заметил в действиях убитого вами нунина признаки разума. По твоим словам, нунин не проявлял агрессию, напротив, лишь выражал любопытство. Это ли не признаки интеллекта? Это ведь твои слова?

У Жимми пересохло в горле.

– Так вы всё знаете?

– Безусловно. А как же иначе? Так же, как знает и идол-наставник. А скоро будет знать весь Синедрион. Ты очень рискуешь, обидев Даби. Но, в отличие от него, я в твоих словах не вижу ничего предосудительного, и даже напротив, заметил искру здравого смысла. А что ты думаешь о шарах? Наверняка ты их видел.

– О шарах? – мысли Жимми разбежались, и никак не удавалось собрать их в единое целое. В другой раз он бы непременно вцепился в эту тему, тем более, если была возможность обсудить её с одним из умнейших отмеченных наставников. Но сейчас в голове царил абсолютный хаос.

– Да, о шарах. Когда я их впервые увидел, у меня возникла масса вопросов. Жаль только, что ни у кого на них не нашлось ответов. Возможно, повзрослев, ты решишь эту задачу. А почему нет? Не вижу причины в это не верить. Но что касается нунинов, я бы не был к тебе так строг, как Даби. Когда я ещё был водителем вездехода, то видел, как наблюдавший за нами нунин спустился в угольный карьер. Стоило нам его покинуть, как он тут же заполз в карьер по нашим следам. Он явно хотел понять, что мы там делали. То, что ты, Жимми, умеешь задавать сам себе вопросы, это очень хорошо. В этом я вижу задатки будущего наставника. Но то, что ты пытаешься оспаривать перед наставником заветы мудреца Винта, подвергает сомнению превосходность твоих генов. Не смей спорить с заветами – бойся стать бунтарём! Потому что тогда ты потеряешь всё. Все бунтари заканчивают свою жизнь одинаково – в поглотителе. Запомни это. А сейчас, я вижу, ты торопишься к вездеходу? Не буду вас задерживать. Во время проповедей здесь никого нет, так что можете пройти вдоль стен поглотителя. Я в этом никакого преступления не вижу. И крепко запомни мои слова, Жимми: взвешивай каждый свой шаг.

Договорив, наставник исчез, будто его и не было. Жимми глядел в проход между модулями, куда ушёл Яркий Свифт, по привычке прикусив палец. Он всегда так делал, когда волновался или не знал, как поступить. Что Яркий Свифт хотел сказать? То, что Даби первым делом бросится жаловаться идол-наставнику, было вполне предсказуемо. Жимми только не предполагал, что это произойдёт так быстро. Внутренне он был готов к воспитательному разносу от Синедриона – это тоже вполне закономерно. Всё, что угодно! Но только не такая встреча.