Нунин

– Он всё знает, – прошептал Ром.

Испуганно посмотрев на растерянного Жимми, Ром ещё больше уверился в собственной догадке.

– Конечно! Он ведь отмеченный наставник. Один из самых мудрых и приближённых к Науму. Безусловно, он сразу всё понял и решил нас предупредить. Он так и хотел сказать: поворачивайте обратно. Убираемся отсюда, Жимми, мне как-то не по себе.

– Стой!

Решение казалось лежащим на поверхности. Чуть ковырни ботинком песок, и оно покажется. Жимми вдруг понял, что наставник хотел ему помочь. Яркий Свифт терзается теми же вопросами, что и сам Жимми. Он страдает от того, что чего-то не понимает, не знает, не может объяснить. Это так знакомо Жимми! А разве не сказал бы наставник Свифт, что нет такой цены, которая была бы слишком высока, за знание о том, что тебе ещё неведомо? А что, если ответы на все вопросы совсем рядом? Здесь, в репозитарии? Но почему наставник сам не может на них взглянуть? Жимми вдруг всё понял. На него словно снизошло озарение – да потому что Яркий Свифт не всесилен! Это рядовым обывателям кажется, что для наставника нет ничего невозможного. Но это далеко не так. Свифт не в состоянии сам проникнуть в репозитарий. Как обитатели общины обязаны подчиняться наставникам, так и наставники должны повиноваться идол-наставнику. Для них тоже существуют запреты. И если Ром из туманных намёков Яркого Свифта вынес лишь предостережение, то Жимми, напротив, ещё сильнее уверовал в правильность своих действий – иди к знаниям, но взвешивай каждый свой шаг! Именно так и хотел сказать наставник.

– Поворачивать поздно. Репозитарий уже рядом.

– А как же наставник? – не поверил собственным ушам Ром.

– А что наставник? Встретились, поговорили, и всё. Или ты никогда не разговаривал с наставниками?

– Жимми, да ты не понял, – Ром встал как вкопанный. – Он предупредил нас. Он сказал, чтобы мы не делали ошибок и возвращались обратно.

– Да ну? А мне показалось, что наставник хотел, чтобы мы шли вперёд. Он и разрешение нам дал пройти вдоль поглотителя. Разве не так? Так, Ром. Вот и воспользуемся этим.

– Не-ет… – сделал последнюю попытку Ром.

– А вот и вход, – не слишком церемонясь, толкнул его в спину Жимми. – Здесь мы выгружали уголь. Репозитарий в десяти шагах справа.

Округлая арка для въезда вездеходов плавно переходила в сферу поглотителя. Утрамбованный полозьями песок разделялся двумя чёрными колями, уходящими вдаль и теряющимися между жилых модулей, чтобы протянуться ещё дальше, к выходу за пределы Купола. Жимми в два прыжка перепрыгнул через накатанную дорогу, затёр подошвой оставленные следы и остановился у едва заметной двери, выделявшейся на гладкой сфере тонкой овальной линией. По обе стороны на матовой поверхности темнели вмятины двух ладоней с растопыренными пальцами.

– Прикладывай, – потребовал Жимми, приложив собственную пятерню. – Прикладывай! – бросил он на Рома взбешённый взгляд, заметив, что тот нарочно медлит.

К тому же его дрожащие пальцы никак не могли совпасть с пальцами на стене. Ром елозил рукой, боясь поднять взгляд, словно это могло снять с него вину. Наконец он попал в цель. Дверь вздрогнула и отошла в сторону.

– Вот и всё, – улыбнулся Жимми, войдя внутрь и дождавшись, когда она встанет на место. – Не так это и сложно.

– Это только первая, – возразил Ром.

– То же будет и со второй.

Узкий проход со стерильно белыми стенами повёл их круто вниз, и пришлось схватиться за руки, чтобы не заскользить по идеально гладкому полу.

– Эта дорога ведёт нас к гибели, – внезапно ударившись в пророчества, нервно дёрнул глазом Ром. – Ты нас погубишь.

Жимми не обратил внимания на его тихую панику и, остановившись перед тускло горящим табло под потолком, молча глядел на надпись-предупреждение: «Если тайну знают двое – это уже не тайна!». На этот раз Жимми показалось, что в неё вложен куда больший смысл, чем он раньше предполагал. Он мрачно взглянул на Рома и тихо произнёс:

– Если скажешь кому хоть слово, я сам стану твоим поглотителем.

Страх перед Жимми пересилил страх перед их поступком, и Ром в одночасье сделался покорным, словно глина. Жимми брезгливо хмыкнул – вот таким он ему и нужен. Проход расширился, затем разделился на три рукава. Над одним из них горело ещё одно табло, предупреждая, что дальше вошедшему наставнику разрешается вход только с идол-наставником. Значит, им туда! Дверь в репозитарий подсвечивалась рядом тусклых плафонов под потолком, указывающих путь к следующему замку в виде пары ладоней. Когда они вошли в овальный зал, плафоны вспыхнули ярче. Всё как в прошлый раз. Но, как и тогда, Жимми нервно вздрогнул от накатившего ощущения, что за ними следят.

– Тихо, Ром, – произнёс он скорее для себя. – Так и должно быть.

Он осторожно вложил ладонь во вмятину и кивнул Рому. Дверь откликнулась мгновенно, лишь только Ром коснулся пальцами своей вмятины, и поехала в сторону, а цепь плафонов, убегающая внутрь репозитария, вспыхнула бледно-холодным светом. Жимми вошёл первым и сделал глубокий вдох. Даже воздух здесь казался загадочным, застывшим, с примесью давно нетронутой пыли. Давящая на плечи тишина, остановившееся время и скрывающаяся в каждом углу тайна. Вдоль стен показались стальные стеллажи с ящиками для летописей, и у Жимми жадно загорелись глаза. Он пошёл вдоль металлических табличек с надписями, стирая пальцем лёгкий налёт пыли и читая мелкие буквы. Как он и говорил, женская летопись была у входа, рядом с мужской. Просто удивительно, что он не заметил её в прошлый раз. Не задерживаясь, Жимми прошёл мимо к следующему стеллажу. Стоявший в самом низу ящик казался крупнее остальных и отличался чёрным цветом с замысловатым, на половину крышки, красным знаком. Встав перед ним на колени, Жимми провёл пальцем по пыльной поверхности, читая вслух длинные незнакомые слова:

– «Техническая документация по промежуточному и конечному контролю инженерных схем и спецификации проводников магнитного контура Купола».

Он удивлённо поднял голову:

– Что это?

Ром не мог читать так быстро, как Жимми, и, успев прочитать по слогам лишь первое слово, неуверенно пожал плечами:

– Не знаю.

– Тогда откроем и узнаем.

Жимми решительно щёлкнул двумя накидными замками. Внутри лежали стопки пластиковых листов, исчерченных красными и чёрными линиями. Они едва вмещались в ящик, и когда Жимми его открыл, листы с шумом развернулись, превратившись в тонкие блестящие полотна. На таких же полотнах писались заветы Винта. Надписей было мало, в основном разноцветные линии, замысловатые знаки и непонятные схемы.

– Узнал? – не без ехидства шепнул Ром.

Жимми пропустил мимо ушей его сарказм и затолкал листы обратно. Он вдруг понял, что сам не знает, что ищет. Прежде ему казалось, что репозитарий сплошь набит лежащими на поверхности секретами. Стоит лишь добраться до них, взглянуть – и станешь умён, как самый мудрый из наставников. Теперь же он осознал, что всех его знаний хватает лишь на то, чтобы прочесть непонятные надписи, ещё больше затуманив себе голову. Он встал и подошёл к ящику на следующем стеллаже. «Графическая база координат магнитных полей, с верхним и нижним предельными отклонениями». Этот ящик он даже не стал открывать. Жимми вдруг почувствовал себя не мудрым наставником, а самым глупым из обитателей общины, который даже не умеет читать, но в чьи руки совершенно случайно попали «Заветы Винта». И теперь ему следует понять мудрость заветов по крючкам не известного прежде алфавита.

– Уходим, – понял его состояние Ром.

– Подожди, – заупрямившись, шепнул Жимми.

Он знал, что никто их здесь не услышит, но давивший на плечи низкий потолок, таинственная аура, бледный, разливавшийся, словно загадочная дымка, свет требовали говорить только шёпотом.

– Вернёмся к входу.

От рядов стеллажей уходил вниз тёмный тоннель с выбитыми в грунте ступенями. Его Жимми заметил ещё в прошлый раз. «В репозитарии как минимум два уровня» – отложилось в памяти. И на месте наставников именно на нижнем он бы прятал самое важное.

– Иди вперёд, – не теряя времени, Жимми подтащил Рома к тоннелю, и, вспомнив, что фонарь Сига всё ещё у него, втолкнул в темноту.

В отличие от верхнего уровня, выложенного белыми, отражающими свет полимерными панелями, нижний казался узкой чёрной норой с торчащими из стен камнями подземных пород. У Жимми возникло твёрдое убеждение, что строили уровни в разное время. Сейчас никто не стал бы рубить ступени, а сделал наклон с удобной шершавой поверхностью. Так было во всех модулях, и это казалось само собой разумеющимся. Спускаясь, Ром светил на сужающиеся стены тоннеля, двигаясь боком и опасаясь задеть их плечом. Он ушёл уже далеко, когда идущий позади Жимми услышал его радостный крик:

– Здесь обвал! Дальше пути нет. Теперь ты видишь, что тут больше делать нечего. Двигай назад, а то вдвоём нам здесь не разойтись.

Жимми не тронулся с места, затем, отобрав у Рома фонарь, осветил перегородившую проход каменную насыпь. Она наглухо перекрывала тоннель, оставив под потолком лишь узкую тёмную щель.

– Неудивительно, что стены обвалились, – не в силах скрыть облегчения, Ром осторожно погладил острый выступ. – Ничто их не подпирает, а сверху давит уйма грунта. Жимми, у нас мало времени, пора возвращаться.

– Его обвалили.

– О чём ты говоришь?

– Тоннель обвалили, чтобы перекрыть проход, – Жимми навёл луч на выбитые в стенах уступы, явно сделанные твёрдым и острым инструментом. – Возможно, буром.

– И что это меняет? Дальше пути нет. Жимми, мы сделали всё, что могли. Если хочешь, давай вернёмся наверх и взглянем на женскую летопись, чтобы уж точно больше ничего тебя сюда не тянуло. Да… я тут подумал и понял, что я тоже не прочь узнать, кто моя мать. Совсем немного времени на летопись – и уходим. Мы и так задержались слишком долго.

Жимми прошёлся лучом по выбоинам, затем взобрался по насыпи под потолок и посветил в щель. Узкая, но пролезть можно. Просунув в щель голову, он увидел, что с той стороны, за насыпью, тоннель продолжался, плавно загибаясь в сторону. Спустившись вниз, он подтолкнул Рома к завалу. Он мог бы оставить Рома ждать с этой стороны, но боялся, что тот сбежит.

– Давай вперёд!

– Да ты сумасшедший! – попятился Ром. – Я туда не пролезу!

– Пролезешь. Я за тобой.

– Нет, нет, нет! Мы и так зашли слишком далеко. Если тоннель и вправду обвалили, значит, тому есть причина, и нечего там делать. Здесь наверняка опасно. Наставники не стали бы это делать просто так.

– Времени действительно мало, – задумчиво прикусил палец Жимми. – Лезь, я тебе помогу.

– Ты не заставишь меня это сделать!

Ром попытался выскользнуть, протиснувшись вдоль стены, но Жимми резко ткнул его кулаком в бок.

– Взбирайся и не заставляй меня повторять ещё раз!

Вернув Рома в привычное послушное состояние, Жимми помог ему вскарабкаться, осветил щель, а когда Ром в ней исчез, полез сам. Тоннель по другую сторону насыпи закончился сразу за поворотом, превратившись в пещеру с нависающим сводом и стенами, выложенными плохо подогнанными друг к другу камнями. Толстый слой песчаной пыли, скопившейся ещё со времён обвала, плотной вуалью покрывал беспорядочно сваленные ящики. В отличие от верхнего яруса, где царил идеальный порядок, здесь не было стеллажей, и металлические короба громоздились друг на друга, лежали на боку, вверх дном, многие были открыты и перевёрнуты. Жимми водил по ящикам лучом фонаря, пытаясь хотя бы приблизительно подсчитать их количество. Три-четыре десятка? Нет, пожалуй, больше. Дальней стены пещеры не было видно из-за нагромождения сваленных в кучу квадратных и прямоугольных коробок. Он навёл луч на вспотевший лоб Рома, и на стене тут же возник тёмный вытянутый силуэт, словно их в пещере стало трое.

– Мне страшно, – не выдержал Ром, взглянув на собственную тень.

Жимми понимающе кивнул. Он не мог бы сказать, что ему самому не было страшно. Возникало ощущение, что забрались они туда, откуда уже нет возврата. Прикоснулись к запретному, за которое их настигнет такое наказание, перед которым померкнет даже поглотитель. Нигде ни следа или хотя бы лёгкого намёка, что здесь до них кто-то был. Нависающий потолок, позволявший стоять лишь согнувшись; гладкая, нетронутая пыль, отпечатавшая их следы, как доказательство преступления; стены, едва державшие навалившуюся на них огромную тяжесть – от всего этого бросало в трепет. Жимми вдруг представил, что они не в репозитарии, а в заваленной угольной шахте. Как-то Сиг откровенно признался, что этого он боится больше всего. Теперь Жимми понял, что он имел в виду. Страх гнал прочь отсюда, обратно в щель, быстрее на поверхность, под ослепляющий свет звезды на поглотителе.

– Мне тоже страшно, – неожиданно вырвалось у Жимми.

Он нервно отвёл луч от Рома, дабы третий на стене исчез, и осветил открытый у ног ящик с вывалившимся содержимым. Под слоем пыли угадывались прямоугольные листы, такие же, как на стеллажах верхнего уровня, но меньшего размера. Стряхнув пыль, Жимми снова ожидал увидеть непонятные схемы, но верхний лист был сплошь усеян ровными столбцами текста и таблиц. Казалось, он вырван из какой-то книги, но всё же на нём были не туманные знаки, а понятные буквы, сложенные в слова. Потерев лист о комбинезон и смахнув остатки пыли, Жимми начал читать шёпотом – для Рома:

– «Ежецикличная ведомость расходов материальных ресурсов и продовольствия для ознакомления с текущей обстановкой командира Лео Винтера от технолога по выживанию Поля Баррозу».

– Плевать я хотел на эти письмена! – вдруг вспылил Ром. – Ты же видишь, это какая-то ахинея! Я ничего не понимаю, и понимать не хочу! Мы должны немедленно убираться. Нас уже, наверное, давно хватились. Трай ищет меня. Здесь невыносимо, ещё мгновение – и я сойду с ума!

– Наберись терпения, Ром, – Жимми перевернул лист.

Но Ром неожиданно сломался. Голос его задрожал, он едва сдерживался, чтобы не зарыдать, и, схватив Жимми за локоть, вдруг взмолился:

– Отпусти меня, слышишь? Я больше не могу, здесь всё на меня давит. Ну зачем я тебе нужен? Эти стены… они сейчас рухнут. Наставники нам такого не простят! Это их тайны, и если кто сюда сунется, его обязательно раздавит. Или случится ещё один обвал, и нас замуруют навечно!

– Замолчи.

Но Рома уже было не остановить. Он внезапно оттолкнул Жимми и бросился прочь.

– Ром, стой! – выкрикнул Жимми, но в ответ лишь услышал, как стучат друг о друга камни. Через мгновение Ром уже карабкался по насыпи.

Взглянув на горы сваленных ящиков, Жимми хотел разозлиться на него и выкрикнуть вслед очередную угрозу, но вдруг ощутил отчётливый всплеск предчувствия, что он сюда ещё обязательно вернётся! Никто его не будет торопить, а все эти летописи станут понятны, как «Заветы жития». Жимми взглянул на зажатые в руке листы, хотел положить их обратно, но вдруг, неожиданно для себя, согнул гибкий пластик и, расстегнув верхний клапан комбинезона, спрятал за пазухой. Затем бросился вслед за Ромом.

Догнал он его только на верхнем уровне, и то лишь потому, что выйти они оба могли, только вновь приложив ладони к углублениям в стене. Ром пытался дотянуться до обеих вмятин одновременно, но для этого ему понадобилось бы вытянуть руки на вдвое большее расстояние.

– Успокойся! – Жимми обхватил его сзади, придавив к двери. – Мы сейчас выйдем, но только если ты полностью успокоишься.

Ром всхлипнул и, прижавшись лицом к прохладной поверхности, часто задышал. По его щекам, измазанным серой пылью, текли слёзы, превращаясь в грязные потоки.

– Мы уже уходим, Ром, – навалившись на приятеля, Жимми не давал ему пошевелиться. – Ты сейчас мне скажешь, что с тобой всё хорошо, и мы выйдем. Итак, ты в порядке?

Ром послушно кивнул.

– Скажи мне, чтобы я услышал: ты в порядке?

– Да, да, я в порядке.

Жимми видел, что он уже действительно приходит в себя. Тогда, отпустив Рома, он вложил его скользкую от слёз ладонь в одну замочную вмятину, а своей дотянулся до второй. Если прежде вспыхнувший при их появлении ряд плафонов пугал, то теперь он подействовал на Рома успокаивающе. Жимми вёл его к выходу из репозитария под локоть и с каждым шагом видел, как поступь Рома становится твёрже. Перед последней дверью Жимми снова его остановил:

– Как бы там ни было, но я тебе благодарен.

Безвольно склонив голову, Ром промолчал.

– Сейчас мы откроем дверь, и ты пойдёшь на работу к Траю, – Жимми обтёр рукавом его лицо и улыбнулся. – Теперь ты точно в порядке. Пойдёшь спокойно, ни на кого не глядя, никуда не сворачивая. И запомни – никому ни слова! – Последняя фраза явно была лишней. Жимми и так был уверен, что всё случившееся внизу Ром постарается забыть, как самый страшный кошмар. – А теперь подними руку, мы выходим.

За отъехавшей в сторону дверью Жимми боялся увидеть проходивших мимо наставников, однако им по-прежнему везло. Затем он услышал тонкий, меняющий частоту сигнал к окончанию проповедей и началу работы. Он разливался со стороны жилых модулей, как отличный ориентир, безошибочно указывающий направление.

– Мы успели, – выдохнул Жимми.

Он вывел Рома по всё ещё пустым проходам к площади и легонько подтолкнул в спину.

– Не забудь всё, что я тебе сказал.

На площади понемногу появлялись первые обыватели, идущие каждый к месту своей работы. Словно на ватных ногах Ром направился к ним, и Жимми облегчённо вздохнул, увидев, что на него никто не обратил внимания. Скоро Ром растворится в толпе, и можно быть уверенным, что их поход в репозитарий останется тайной. Жимми бросил на него последний взгляд и заторопился в другую сторону, к вездеходу. Ни Грила, ни Сига пока ещё не было. Тогда, забравшись в кабину, Жимми на ощупь посчитал под комбинезоном количество прихваченных листов. Их оказалось всего восемь, хотя раньше, по оттопыривающемуся верху комбинезона, представлялось, что листов куда больше. Но он тут же понял причину. Пластик был куда толще, чем в «Заветах жития», к которым привык Жимми. А текст был гораздо мельче. Выглянув наружу и никого не заметив рядом с вездеходом, он достал один лист и начал читать. На этот раз там было описание местности, которая показалась очень знакомой. Обычная пустыня, какую Жимми уже не раз видел за пределами Купола. Смесь рыжих камней и вездесущего красного песка. Он даже обрадовался, что теперь хоть что-то из летописи для него понятно. Несколько раз упоминался командир Лео Винтер. Разные люди обращались к нему, засыпая непонятными цифрами. Но одна запись показалась Жимми интересной. На обороте листа с колонками цифр некий координатор Торос Ли докладывал командиру, что транспорт сел в районе с сейсмически неустойчивой поверхностью и теперь он периодически с каждым циклом погружается в грунт всё глубже и глубже. Жимми отложил лист, догадываясь, о чём речь. Однажды заполненный до краёв угольный бункер наполз на отличавшийся по цвету от остальной красной пустыни участок, покрытый бурым, словно ржавым песком, и под его весом песок неожиданно задрожал и начал оползать. Только вовремя отвернув в сторону, отец сумел спасти вездеход и вытащить успевший погрузиться обоими полозьями бункер.

Задумавшись, Жимми едва не проморгал приближающегося Сига. Сиг уже запрыгнул на броню, когда он услышал его шаги. Заметавшись по кабине, Жимми успел спрятать листы под кресло водителя в последний миг.

– Это ты здесь? А я гляжу и думаю, кто это открыл кабину? – удивился Сиг. Он уже привык, что Жимми обычно приходил последним. – Проповедь закончилась раньше?

– Я её сорвал.

– Ты сорвал проповедь? – Сиг рухнул в кресло, даже позабыв, что сначала полагалось проверить состояние бура. – Зачем?

– Так получилось, – безразлично пожал плечами Жимми.

Сиг долго не мог прийти в себя, от волнения теребя клапаны то на рукаве, то на вороте.

– Но так нельзя! – так и не справившись с зажимами, он нервно щёлкнул переключателем, оживляя панель вездехода. – Ты осмелился сорвать проповедь, пусть даже её вёл выживший из ума Даби! Тебя обязательно накажут.

– Скажи, Сиг, а почему ты так сильно боишься наставников?

– Так положено. Они руководят нами. Обитатели общины обязаны слушаться наставников, иначе община погибнет. Жимми, это незыблемые правила. Если ты думаешь иначе, значит, ты бунтарь. Ты вредишь общине, и от тебя избавятся.

– «Бойся стать бунтарём», – согласился Жимми, вспомнив предостережение Яркого Свифта. – Я знаю, Сиг. Тебе не о чём беспокоиться, я не бунтарь. С Даби мы поспорили о том, можно ли считать нунинов разумными.

– Нунинов? А как считает наставник?

– Он говорит, что у них нет разума.

– Значит, так оно и есть.

Услышав шаги, Сиг выглянул из кабины и, увидев приближающегося Грила, не дожидаясь, пока тот взберётся на вездеход, нетерпеливо выкрикнул:

– Твой сын сорвал проповедь!

– Заткнись! – оглянулся в поисках ненужных свидетелей Грил. – Мы договаривались, что ты будешь молчать о том, что узнал. Не смей говорить под Куполом, что Жимми мой сын! А то я напомню, если ты уже забыл.

– Нет, не забыл, но разве тебе не интересно, что он сорвал проповедь? Даби ему не простит.

Грил степенно забрался в кабину, протёр несуществующую пыль на приборах, неспешно потрогал штурвал управления и лишь после этого спросил Жимми:

– Это правда?

– Да. Я выразил сомнение в том, что у нунинов нет разума. Я сказал наставнику, что убитый нами нунин следил за нами из любопытства, а не из кровожадности.

– Возможно, – задумавшись, согласился Грил.

– Ну, вы ещё расплачьтесь от жалости! – проворчал Сиг. – Какая разница, с чего он там прятался? Грил, Жимми сорвал проповедь! Теперь его обязательно накажут.

– Нам пора за углём, – оборвал его Грил, стронув вездеход с места. – А мне кажется, что всё обойдётся. Ты, Сиг, оператор бура не так давно, и за Куполом бывал не так чтобы часто. Думаю, хватит пальцев на твоих руках, чтобы сосчитать выезды. А я уж и не припомню, когда выехал в первый раз. И скажу тебе, что видел и других нунинов. Подстрелить их не удавалось, но видеть – видел. Иногда их действия казались мне очень даже разумными. Я рассказывал об этом некоторым наставникам, и, представь, они ко мне прислушивались и даже соглашались.

Вездеход, скрипя и раскачиваясь пустым бункером, выполз на дорогу к выходу за пределы Купола. Грил сосредоточился на управлении, но Жимми видел, что отец продолжает думать об их разговоре, и не удержался от улыбки, когда тот вдруг уверенно заявил:

– Обойдётся! Точно обойдётся.

На этот раз, проезжая сквозь Купол, Жимми не забыл задержать дыхание и даже закрыл лицо руками. Когда он их опустил, в глаза ему ударил свет с трудом пробивавшегося сквозь тучи голубого солнца. Оно стояло в зените, а значит, у них ещё хватит времени набрать уголь и поглазеть по сторонам. На этот раз, помимо шаров, Жимми хотел увидеть ржавый песок. Если о нём упоминалось в летописи, значит, оно того стоило.

Глава четвёртая

Туман полз блёклыми волнами, и, выбравшись из норы, Аяк оглянулся в поисках Гада. Вокруг было пусто, и тогда он решился уйти к Небывалым развалинам. Небывалыми их называли потому, что нигде в лесу больше таких не было. Это не был привычный камень, как и сложенные рядами стволы тавои, из которых делали укрытия от ветра рядом с Инкубатором. Местами развалины даже казались похожими на части Инкубатора. Особенно если разделить его на фрагменты, затем вытащить из главной норы на поверхность и дать волю ветрам да лесным побегам. Стены Небывалых развалин были сплошь опутаны ветками и корнями тавои, но там, где они открывались солнцу, блестели ярко и загадочно, преломляя и отражая свет. Удивительное зрелище. Загадочное и непонятное.

Аяк прислушался к звукам леса. Шелестел запутавшийся в кронах деревьев ветер да потрескивали сухие ветки. Это всё не то. Где-то далеко, осторожно раздвигая камни, рыл нору обосновавшийся на границе с пустыней рактор. И, кажется, это был его старый знакомый, уже довольно долго не покидавший их лес. В другой раз Аяк обязательно потренировался бы на нём в тогу, но сейчас лишь бросил в его сторону мимолётный взгляд и отвернулся. Прислушиваясь, он боялся пропустить шаги Гада. До захода голубого солнца Гад должен покинуть лес и уйти на поиски носителя. Его время пришло. На рассвете хранитель Хорхе провозгласил, что обучаемая им особь готова ассимилироваться, и, поднеся ко рту Гада корень тавои, дрогнув панцирем, торжественно произнёс:

– Съешь то, чему ты обязан жизнью. Впитай сок, наполнивший тебя и подготовивший к новому существованию. – Дождавшись, когда Гад сделает укус и на срезе выступит алый сок, хранитель нарисовал корнем на его лице четыре линии, направленные в разные стороны. – Пусть тебе будут доступны все четыре пути! Пусть тебе подчинится всякий носитель. Пусть твой разум возобладает над его разумом. Повзрослевшая особь Гад, я, приглядывающий за тобой хранитель жизни Хорхе, обоснованно утверждаю: отныне ты готов. А теперь уходи! Мы изгоняем тебя в большой мир!