Гой

– После праздников скажешь мне, что ты решил. У тебя есть три недели.

Что думать о таком директоре? Праздники она, конечно, сумела ему испортить. Но и новую страницу в жизни, можно сказать, открыла.

Сразу после праздников в учительской на перемене при всем педколлективе она внезапно спросила:

– Что ты решил?

– Решил, что буду преподавать искусство шахматной игры.

Все стихло вокруг.

– Что ты будешь преподавать? – после продолжительной паузы спросила директор, коренная израильтянка марокканского происхождения.

– Шахматы!

Наверное, она подумала: «А почему не шеш-беш?».

– Объясни.

И тогда Иосиф прочитал свою первую в жизни шахматную лекцию, которую он готовил все праздники, вспоминая, разумеется, знаменитого земляка Остапа Бендера, проявляя при этом известное мужество, понимая, что пускается в некую авантюру, результатом которой вполне может оказаться попытка коллективного избиения его шахматными досками.

– Купила! – в качестве приговора произнесла директор. Все-таки в ее груди билось, пускай не ашкеназийское, но настоящее еврейское сердце.

Так Иосиф стал учителем шахмат министерства образования Израиля. И уже до самой пенсии. Фактически он явился первооткрывателем, официально введя шахматы в программу школьного образования, по крайней мере в детском отделении конкретной больницы.

На его счастье, большинство израильских детей впервые от него узнавали о том, что на свете существуют шахматы, и уроки Иосифа сводились к тому, что, преодолевая ужасы иврита, он читал лекции не по мастерству игры, но по ее истории. Тут было где развернуться. История шахмат – от многочисленных легенд о происхождении самой игры до незаурядных биографий выдающихся шахматистов и случаев из их турнирных практик – не оставляла места для скуки. И жизнь вознаграждала Иосифа за старания. Однажды он рассказывал о судьбе Хосе Рауля Капабланки трем прекрасным эфиопским девушкам – одной пациентке и двум подругам, пришедшим ее навестить. Словно сразу три юных царицы Савских, одна прекрасней другой, сидели перед ним и внимали его словам. Иосиф, вдохновившись не на шутку, повествовал об очередном интеллектуальном подвиге Хосе Рауля, как вдруг одна из юных красавиц, не сводя с него восторженных глаз, почтительнейше спросила:

– Ты его знал?

Что ни говори, о нем иногда слишком хорошо думали.

И все же Иосиф опасался, что когда-нибудь, еще до того, как он успеет благополучно дожить до пенсии, пациентом больницы окажется какой-нибудь толковый малый, посещающий шахматный кружок при Доме культуры. Такие кружки, где только могли, пытались организовать бывшие советские шахматисты, в массовом порядке оказавшиеся в Израиле совершенно не у денежных дел. Но кому-то из них повезло, и кружки заработали. А раз кому-то из них повезло, то Иосифу рано или поздно должно было не повезти. Так и произошло. Страх реализовался.

Иосиф рассказывал о шахматах нескольким малышам, которых завораживали шахматные фигуры, как в класс вошла заведующая отделением, элитаровидная женщина в самом соку, и возбужденно произнесла:

– ЙосЭф, заканчивай урок и скорее иди во Вторую терапию, там тебя ждет не дождется член юношеской сборной Израиля по шахматам. Ты не представляешь себе, как он обрадовался, когда узнал, что у нас преподает учитель шахмат.

Ее глаза горели гордостью за родную больницу.

Вот и пришел тот самый настоящий פיזדץ (пиздец), как подобное уже лет тридцать называлось на литературном иврите. С детскосадовских времен Осик нет-нет, да попадал в подобные ситуации. Ну ладно – в детстве, ну хорошо – в отрочестве, но чтоб под пенсию?

Иосиф закончил урок и отправился на казнь. Ну, сколько он продержится? Еще минут сорок, и вся больница узнает, что он такой же учитель шахмат, как, например, танцев.

Член юношеской сборной оказался парнем лет шестнадцати. Он полулежал на кровати, а рядом сидели родители и дедушка с бабушкой. Все с радостью ожидали начала предстоящей игры. Пришла беда, открывай ворота. Папа с дедушкой тоже, небось, знатоки игры не из последних. Иосиф пока держался молодцом. По крайней мере не хуже Остапа Бендера перед его первыми шахматными ходами.

Сохраняя хорошую мину, Иосиф бодро разыграл цвет фигур, мило улыбнулся всем присутствующим и пошел королевской пешкой, естественно: Е2-Е4. Против Рыжего, никогда не изучавшего шахматных теорий, что-то у него иногда получалось лет сорок тому назад. Конечно, за время работы учителем шахмат Иосиф выучил парочку незаурядных задач на случай, если таки придется давать урок ребенку, имеющему представление о шахматах. Он и нынешний урок начал с этого, в надежде обмануть судьбу, но не тут-то было. Мгновенно решив пару весьма сложных, по мнению Иосифа, задач, попутно заверив его, что, конечно, знаком с ними и еще с десятками других подобных, клиент, к полному нетерпеливому одобрению своих прямых родственников, предложил сыграть реальную партию.

Уже после первых ходов Иосиф впал в полузабытье, потеряв способность к логическому мышлению, а с ним и возможность худо-бедно считать ходы. Перед ним открылась как бы сугубо эстетического плана картина. При попытке перевести то, что происходило, на язык логического мышления получилось бы примерно так: «Если поставить слона сюда, то получится красиво, а пешка там была бы на лучшем из возможных для нее мест. А вот конь тут совсем портит картину». Примерно так, хотя совсем не так. И вот в какой-то момент неожиданно для себя Иосиф вновь почувствовал в себе способность к логическому мышлению. Обычное сознание вернулось к нему, и то, что он увидел, одинаково удивило и обрадовало его.

Следующий ход был за ним, а на доске, несомненно, была типичная позиция из разряда «Белые начинают и выигрывают». Это же мат в три хода! Для приличия сделав вид, что задумался, хотя никаких сомнений в победе уже не было, Иосиф сделал ход. Клиент ответил единственно возможным способом, и тогда Иосиф мгновенно сделал второй ход. После недолгого колебания соперник сдался. Родители госпитализированного юноши кисло поздравили Иосифа с победой. Не раньше, чем через полчаса, до горе медицинского педагога дошло, что он обязан был предложить ничью, как только увидел мат. Вот же идиот! Неужели он здесь для того, чтобы обыгрывать весьма и весьма приболевших детей в шахматы, да еще при их родителях? Ведь в Израиле не госпитализируют по пустякам. Ничего себе великий и победоносный комбинатор хренов.

Иосиф присел перед лифтом в больничном фойе. По времени у него оставался еще один урок, о котором уже не могло быть и речи. Обескураженный собой, он отправился в кафе выпить две-три, а если понадобится – и четыре чашечки крепчайшего кофе. И только после второй из них Иосиф задумался над тем, а как он вообще выиграл, не пытаясь разгадать замыслы соперника и не просчитывая свои ходы. Объяснение он нашел одно. На время этой игры он стал медиумом своих подопечных из школы для глубоко умственно отсталых детей, якобы лишенных способности к мышлению, якобы вообще не людей с точки зрения неких архетипических человеческих представлений.

25.

Несколько лет жизненные потрясения обходили Иосифа стороной. Он даже счастливо женился благодаря шахматам. Школьный класс больницы посетила медико-педагогическая делегация из России. Пока завотделением передавала передовой израильский опыт коллегам из России, Иосиф – тоже небезуспешно, причем неожиданно для себя, начал активно обмениваться знаниями с журналисткой, сопровождавшей эту делегацию. Во время первого же совместного ужина они почувствовали такое расположение друг к другу, что Нина поведала Иосифу, что она не русская, а Иосиф открылся ей в том, что он не еврей. Когда мужчина и женщина на первом же свидании взаимно раскалываются, это означат только то, что они созданы друг для друга.

Нина не вернулась в Поволжье на родину своих предков, и начался долгий процесс ее натурализации в Израиле, который она нашла пригодной для нормальной человеческой жизни страной. Так просто ничего не бывает.

– Уж не из хазар ли твои предки? – спросил Иосиф.

Нина не могла честно ответить на этот вопрос даже самой себе. Но любви к России она не испытывала, а вот к Волге – да. О том, какими методами расширяла Россия свои владения, Иосиф когда-то догадывался, а теперь и знал. Собственно, другого выбора, кроме полного подчинения или тотального геноцида, власти России никогда покоренным народам не оставляли. Русские историки этого не скрывали. «Завоевание Сибири во многих отношениях сходствует с завоеванием Мексики и Перу», – писал Карамзин, и это было мягко сказано. Но разве не такими же методами расширяли в их время арабы свою империю, а турки – свою? Разве Византия не стала жертвой геноцида, даром, что современная Турция обвиняет евреев в преследовании палестинцев, объявляя себя их защитницей? То-то турки за сотни лет своего владычества позволили арабам образовать свое независимое государство со столицей в Иерусалиме. Держи карман шире! Англичане оказались куда более щедрыми к арабам завоевателями земли Израиля. Более двух третей этой земли они, не спрашивая евреев, отдали арабам под независимое государство, назвав его Иорданией. Неужели ими двигала забота о мусульманах? При всем уважении к английской христианской культуре заподозрить ее в кристально справедливом отношении к евреям Иосиф не мог. В сущности, потомки Шекспира обошлись с еврейской общиной Иудеи ровно так, как веселые христианские персонажи великого национального английского драматурга с еврейским купцом Шейлоком. А они взяли, да и ограбили его, ставя себе это в заслугу под аплодисменты многих поколений европейской публики, включая благодарного зрителя Адольфа Гитлера, работу которого по теоретическому и эмоциональному обоснованию необходимости полного и окончательного изъятия у евреев их собственности с параллельным лишением их гражданских прав повсюду, где бы они ни были, сильно облегчил Вильям Шекспир.

Поразительно при этом то, что и русские, и европейцы, и арабы, и турки, и китайцы выступают в роли моральных авторитетов в отношении Израиля, который дал нраственный закон им всем, кроме китайцев. Забыли ли китайцы, какие уроки нравственности на протяжении веков преподносили им европейцы и русские? В самом деле, как людям удается верить в искренность собственных осуждений невиновных? Или у них и впрямь нет сомнений в том, что они подло лгут ради гнусных дел? Похоже, что у Иисуса из Назарета был совершенно определенный ответ на этот вопрос: «Не суди и не судим будешь», – говорил он. Через две тысячи лет после того, как были произнесены эти слова, человечество создало ООН, организацию, занятую в основном тем, что она осуждает родину самого Иисуса Христа.

Был стандартный вечер поле рабочего дня в доме Иосифа Фишера. Он традиционно негодовал перед экраном телевизора, дивясь все большему бесстыдству по части лжи и клеветы ведущих российских тележурналистов, когда в комнату заглянула несколько растерянная Нина.

– К тебе какая-то женщина, – сказала она.

– Ну, наверное, агент по продажам, – удивляясь непонятному замешательству Нины, откликнулся он и направился к входной двери. Ничего в его душе не дрогнуло.

На пороге стояла Юля.

– Ты что, не узнаешь меня? – со своей легкой надменностью спросила она.

– Заходи! – пригласил Иосиф.

Миновав Нину, оставшуюся на кухне у плиты, они прошли в салон.

– Это кто? – шепотом спросила Юля, когда они присели на диван.

– Это моя жена, – ответил Иосиф.

Будущего в пределах ближайшей минуты он представить себе уже не мог.

– Ты голодная? – спросил он, понимая, что «голодная» – это не то слово.

– Я ночевала сегодня на цементном полу на какой-то стройке в Иерусалиме и вдруг подумала: «Осик», – ответила Юля.

Иосиф закрыл глаза. Это надо было еще осознать, что Юля, по-видимому, стала бездомной. Потом поинтересовался:

– А где твои картины?

– Картины украли.

Тогда он и вовсе закрыл ладонями лицо. Потом очнулся:

– Давай ты для начала примешь ванну.

Кухня между тем уже красноречиво гремела всеми своими кастрюлями.

– Я не могу ее не впустить, – объяснил Иосиф Нине, когда Юля, как ни в чем не бывало, не теряя королевского достоинства, словно неподалеку были ее камеристки, соизволила пройти в ванную комнату.

– Мне уехать в Самару? Прямо сейчас? Или любезно предоставишь час-полтора на сборы?

– Она поживет здесь пару дней. Выставить ее сейчас было бы бесчеловечным.

– А выставить ее через пару дней станет актом гуманизма?

– Я гостья Иосифа! – обозначила свой статус, зайдя на кухню, Юля.

– Вы не можете быть гостьей Иосифа, не будучи моей, – тут же заявила о своих правах Нина.

Иосиф никогда не верил тому, что никакое образование и занимаемые посты не могут изгнать из бывшего простолюдина хама, но вот в чем-то обратном, то есть в том, что никакие унижения не могут вытравить из человека природных аристократизма или интеллигентности, он не сомневался. Похоже, что на его кухне и сошлись сейчас в лобовом столкновении аристократизм с интеллигентностью, что в социальной истории человечества неизбежно приводит к гильотине как последнему аргументу в разрешении имеющихся противоречий.

Юля задержалась в доме Иосифа на три недели. По крайней мере ванна, стол и постель были ей на это время обеспечены. То, что эта передышка оплачивается нервами Нины, видела и Юля. Что она могла поделать? Любые попытки Иосифа и Нины социально ее пристроить не привели ни к чему. Поступить горничной в гостиницу Кесарии Юля наотрез отказалась. А ведь Нина, успешно работавшая редактором-корректором в той самой газете, в которой некогда блистал Ленский, не без труда нашла для нее это место.

– Не бойся, – сказала Иосифу Юля, – я у тебя не останусь.

– Это и невозможно, – ответил Иосиф. В конце концов, он каждый день начал напоминать ей, что пора и честь знать.

– Я беру тебе проездную карточку на поезд и автобус, кладу на нее триста шекелей, даю на руки пятьсот и отвожу тебя в любое место Израиля, которое ты укажешь.

– И еще ты купишь мне рюкзак, – сказала Юля.

Первый попавшийся рюкзак Юля, конечно, не возьмет. В том, что на поиски подходящего рюкзака уйдет несколько дней, Иосиф не сомневался. Они с утра выходили из дому и до обеда ездили по торговым центрам в поисках рюкзака.

– Вот купим рюкзак, и она сразу же уйдет, – обещал Иосиф Нине, которая уже почти с ним не разговаривала.

И настал день, когда Юля начала собирать рюкзак. Делал она это на глазах Иосифа, который сидел в кресле и не верил в реальность происходящего.

– Отвези меня к воротам крестоносцев, – повелела Юля.

Он высадил ее перед крепостью Кесарии, проводил до ворот и заплатил за вход в национальный парк. Когда Юля, не оборачиаясь, скрылась, он вернулся к машине и поехал на раскопки римской виллы, расположенной на возвышенности за пределами городской черты бывшей Кесарии Приморской. Там он присел на лавочку для отдыхающих и туристов. Предстояло обдумать происшедшее. А что тут было обдумывать? Он таки выставил ее на улицу.

– Что я с собой сделал? – вслух спросил Иосиф. – Что мы все с собой сделали?

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПЕРЕД ЭПИЛОГОМ, КОТОРАЯ МАЛО ЧТО ПРОЯСНЯЕТ

Слово берет автор, и пусть читатель, насколько это возможно, не сомневается, что с ним говорит действительно тот, через кого текст романа «Гой», эпилог которого еще впереди, был явлен миру. Рене Декарт, разумеется, постарался бы усомниться и в этом, и я не стану с ним спорить, потому что в настоящий момент, когда роман близится к завершению, и сам уже со всей определенностью не скажу, я ли говорю на его страницах, когда полагаю, что это говорю я.

И все же, когда я начал сочинять роман, то понятия не имел, сколько времени это займет. Ясно было, что за день-другой вряд ли получится справиться с задачей, поставленной передо мной, кто бы ее ни поставил.

Но как быть со стихами, если во время сочинения прозы они будут приходить к автору?

Просить Музу подождать?

Это немыслимо.

Я решил, что если стихи все-таки будут приходить во время сочинения прозы, то я отдам их героям складывающегося романа. Но у героев оказалось свое мнение на этот счет. В одних случаях они соглашались принять на себя авторство, в других – нет.

И тогда я решил, что авторство всех стихов, которые придут ко мне во время сочинения романа, я оставлю за собой. Роман сочинялся с конца марта 2021 года до конца октября того же года.

Уверен, что подборка стихов, составленная из тех, что пришли ко мне в эти сроки, так или иначе будет возвращать читателя к перипетиям романа, ведь я, когда он сочинялся, жил, конечно же, переживаниями его героев. Но попробуй только поставь подборку стихов в качестве окончания романа. Ведь обязательно найдутся знатоки, которые не преминут указать тебе на то, что роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» заканчивается подборкой стихов Юрия Жеваго.

Будьте уверены, что указали бы, хотя вряд ли сомневаются в том, что я и сам это знаю. Такова уж человеческая природа. И нужны иногда годы, чтобы приучить себя промолчать, когда появляется повод показать себя в роли знатока, попутно со всей возможной невинностью выставив автора невежей, нуждающимся в просвещении с твоей стороны. Допустить, что ты сам чего-то не понял в замысле автора, действительно бывает выше человеческих сил. А то и разумения.

Поэтому подборка из стихов Петра Межурицкого появляется перед читателем именно сейчас, когда герои романа еще не произнесли своих последних слов на его страницах. Наслаждайтесь!

ГРОЗА

Испарится город Божий,

фимиамами дымя –

с Третьим Римом будет тоже,

что и с первыми двумя.

Бог смеется или плачет,

заповедуя экстрим,

но не может быть иначе,

отчего и вечен Рим.

Но не вечен воздух спертый,

и грозой прорвется высь –

будет, люди, Рим четвертый:

по порядку стано-вись!

СПУТНИК ЗЕМЛИ

Вот комната диванная,

в ней старый одессит,

Луна обетованная

над городом висит.

Обзаведёшься паспортом

и заживешь на ней –

туда почтовым транспортом

отсюда девять дней.

Не хватит ли сутулиться

и чахнуть в тесноте –

там не такие улицы

и люди там не те.

Всегда найдётся лучшее,

чем прозябать в плену –

да я и сам при случае

слетаю на Луну.

***

По-моему, живя не только в глюках,

но и в реале этом или том,

когда-то я мечтал о белых брюках,

о белой шляпе я мечтал потом.

И вот, герой куплетов и картинок,

почти в любой стране желанный гость,

я в белом весь от шляпы до ботинок,

и время есть, чтоб всё ещё сбылось.

Я ангелов порою слышу пенье

и рад, конечно, каждому грошу –

не надо останавливать мгновенье,

о большем и о меньшем не прошу.

***

Мы ели устриц в Барселоне

почти что на природы лоне,

и до сих пор ещё не верю я,

что занесло нас на Бокерия,

что, словно предъявив регалии,

портвейн мы пили в Португалии,

и что не умереть от ревности

сумели к этой повседневности.

ИСПОВЕДЬ

На статской службе маясь до упора,

ни разу не взлетев за облака,

служил я в чине максимум майора,

но капитаном был наверняка,

а значит, все мне было очевидно,

и до сих пор долги на мне висят,

но с пенсией почти что не постыдной

в отставку я свалил за шестьдесят,

что, в сущности, везение шальное,

хоть жертва предназначена ножу –

не спрашивай меня про остальное,

я правду всё равно не расскажу.

***

И двух не знаю языков

,

в атаку не водил полков,

не зачислялся в фавориты,

а тайны мира мне открыты.

КВОТА

Сколько же вложено

в братские гэсы!

Господи, Боже мой,

кто теперь бесы?

Храмы – для каждого,

ну а в церквушки

все ещё заживо

ходят старушки,

пользуясь квотами,

ради блюденья,

с лицами мертвыми

до пробужденья.

***

Не скажу я, что Делёз

трогает меня до слёз,

что хотя бы иногда

умиляет Деррида,

не ведусь я на понты,

к сожалению – а ты?

ЗОЛОТОЙ ВЕК

Литература стала прогрессивной,

особенно в поэзии противной –

пусть смысла нет, зато есть перегуд

такой, что даже книг уже не жгут,

как при, бывало, каждом прежнем иге,

а если жгут, то это и не книги.

***

Перед Творцом порви хоть бусы

то, что пожнешь, при этом сея –

кто финансировал Иисуса?

Само собою фарисеи.

О нет, они не сели в лужу,

являя изыски программ –

зачем им это было нужно?

Затем, чтобы разрушить Храм.

А вот куда ведут дороги,

хотя понятно, что под суд,

не знают даже в синагоге,

где до сих пор Мессию ждут.

ЗОНА

Кузнечный цех завода –

духовная свобода:

хрен кто заглянет в душу,

мою увидев тушу,

когда кую металл –

вот это капитал!

Но бренной славы для

ушел в учителя

я с этого завода –

навек прощай свобода,

легчайшая из нош –

былого не вернешь.

Но будет цех кузнечный

моей свободной зоной

до станции конечной,

а то и после оной.

О ФИЗИКЕ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЧАСТИЦ

Думал я много,

а был ли у Бога

ускоритель частиц на встречных пучках –

думал о том без очков и в очках

и догадался, причем без инсайдера:

не было вовсе у Бога коллайдера –

как же, скажи, разгонял он частицы,

что разлетались нуклоны, как птицы?

Хочешь не хочешь подводим итог –

сам по себе был коллайдером Бог,

строгим, но все же отходчивым в гневе,

с чем повезло и Адаму, и Еве.

***

От разных практик хирургии

в отпаде сразу все благие,

и словно бы горит Рейхстаг,

когда ты сам не так уж благ,

и балом правит Ностра Коза,

когда отходишь от наркоза,

а там, Бог даст, не без суда

или туда, или сюда.

***

Между евреями и Богом

и впрямь согласья нет во многом,

и если разобраться строго,

то не понять со стороны,

за что евреи любят Бога,

и отчего ему верны,

и чем других они так лучше,

что вновь и вновь над ними тучи?

***

В артистических уборных

проповедей нет нагорных,

отчего тогда народ

лицедею смотрит в рот

и внимает в оба уха,

заново родясь на свет –

у меня не хватит духа

на вопрос искать ответ.

СТИХИ ОБ ОПРЕДЕЛЕННОЙ РОЛИ В ИСТОРИИ

Души и разума усладу,

которая поныне в силе –

как можно не любить Элладу?

Однако персы не любили.

Теперь Израиль им не мил:

Иран себе не изменил.

СТИХИ О ВЕЧНОМ ОГНЕ

Пусть я всего лишь рифмоплёт,

огонь не вечен, вечен лёд.

***

Человек, ослепленный собой,

то и дело пускается в бой,

не всегда обречен на успех,

за себя самого против всех.

Дело, может быть, только в числе

тех, кого пережил на земле

за свой век, не считая врагов,

на виду у бессмертных богов.

***

На экскурсию совки,

словно на автопилоте,

поглядеть на Соловки

едут по своей охоте.

Звон повсюду колокольный,

путь лежит к монастырю –

до чего же мир прикольный,

Божий мир, я говорю.

РАССКАЗЫ О ЛЕНИНЕ

Когда был Ленин старенький

с плешивой головой,

он тоже думал в панике

о жизни половой.

Душой и плотью русская,

деля с ним рай и ад,

ему напрасно Крупская

показывала зад.

Забыть не можем это мы,

такой был карнавал –

злорадствовали нэпманы,

и Сталин ликовал.

***

Куда идут коровьи души,

не ясно – может быть, в астрал,

куда идут коровьи туши,

мы знаем, черт бы нас побрал…

Душа, физическое тело

блюди, пока не отлетела.

ОПЯТЬ ПРО ДРЕВНИХ ЭЛЛИНОВ И ЕВРЕЕВ

У чукчей нет Анакреона

А.С. Пушкин

Продолжу, не сбавляя тона,

свой написав на тему пост:

у чукчей нет Анакреона,

у русских есть Иисус Христос.

***

Плоть ещё какая тленная,

но пусть даже доллар падает,