То, что ждало в темноте

Он продолжал стоять, не шевелясь и чувствуя, что эфемерная связь между ними была куда прочнее любой реальности. Туман прошлого, поглощая, давил на него и подчинял себе, окружая густым, словно молочная завеса, воздухом.

На следующий день Гаррет вернулся домой позже обычного. День выдался напряженным: неприятный разговор с шефом, условия, которые тот поставил перед ним как последний шанс, чтобы остаться на должности, сочувствующие взгляды коллег в офисе, которые действовали на нервы… Он сбросил пальто на кресло, прошел на кухню и только собрался включить чайник, как заметил маленький конверт бледно-желтого цвета, немного помятый и пыльный. Гаррет нахмурился, чувствуя, как грудь снова начинает наполняться тяжестью.

На конверте не было ни штампа, ни обратного адреса – только его имя, выведенное размашистым почерком, который он не узнал. Неужели кто-то заходил в квартиру, пока его не было? Он осмотрел замочную скважину входной двери и не заметил чужого вмешательства. Затем медленно открыл конверт.

На листке бумаги было написано немного, но каждое слово дышало тайной:

«Время пришло. Ты должен вспомнить, Гарри. Без твоей помощи не выбраться. Я пытался, но мне это не под силу. Приезжай. Найди меня там, где всё произошло. Итан».

Сердце Гаррета пропустило удар, и по комнате пронесся сквозняк, обдав его холодом. На миг перед глазами всплыл образ дома на холме в Криксайде – места, о котором он столько лет старался забыть.

Он стоял возле кухонного стола, держа в руке письмо от Итана, и вдруг почувствовал, как внутренние барьеры, вероятно, выстроенные им в течение прошедших лет во спасение от воспоминаний, начали рушиться. Что-то болезненное и неясное стало подниматься из глубины сознания, тягучее, как затхлый запах сырой заброшенной постройки, где они с Итаном когда-то играли. Строчки письма, такие лаконичные и, на первый взгляд, пустые, таили в себе что-то знакомое. Однако он никак не мог вспомнить, что именно.

Итан… Подпись оживила воспоминания, которые напоминали давнюю незажившую рану. Однако они были настолько размытыми, что он не мог на каком-то из них сосредоточиться. Вдруг ему показалось, что друг стоит рядом с ним, но, протянув руку, ощутил только пустоту. Затем услышал его смех, доносившийся из другого конца комнаты, который перешел в эхоподобный голос, прозвучавший внутри сознания: «Я жду тебя через три дня в полночь».

Придя в себя, Гаррет снова посмотрел на конверт и попробовал найти объяснение, кому взбрело в голову донимать его напоминаниями о прошлом: ведь кроме Итана никому не был нужен этот заброшенный и уже, наверное, полуразрушенный дом. Тем более, что ни одному из тех, кто знал об их дружбе, не было ни смысла, ни надобности возвращать его к моменту, давно ставшему частью всеми забытого прошлого.

Но через двое суток в полночь ему действительно необходимо было находиться там, в старом доме, чтобы раз и навсегда закрыть дверь в прошлое. И теперь этот факт он воспринимал как неизбежный.

С наступлением рассвета Гаррет должен был отправиться на такси на железнодорожный вокзал. Билет уже был забронирован, вещи собраны, по электронной почте отправлено заявление на отпуск по семейным обстоятельствам, осталось поспать часа четыре перед дорогой. Но сна не было. Вместо него в голове теснились темные мысли, каждая тень в комнате от проникающего сквозь занавеси света уличных фонарей заставляла напрягаться, а каждый звук казался зловещим. Лежа в постели, он смотрел в потолок, видя перед собой нечеткие образы прошлого, которые упорно не отпускали его.

Почти заснув, он почувствовал вибрацию телефона на тумбочке и резко сел, приходя в себя. Номер не определился. На часах уже было за полночь.

Приложив телефон к уху, Гаррет услышал дыхание на другом конце линии – глубокое, прерывистое, как у человека, который остановился после длительного бега и не мог отдышаться. Гаррет застыл, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

– Гарри? – услышал он наконец.

Голос был до боли знаком. На мгновение ему даже показалось, что он снова пятнадцатилетний мальчишка, стоящий в старом доме и слышащий этот голос за своей спиной.

– Гарри, ты ведь не забыл меня?

Слова произносились четко и медленно. Но он, словно парализованный, не мог произнести ни слова в ответ, застыв от осознания того, что голос прозвучал точь-в-точь, как у его друга детства. Того самого, чей смех и разговоры были для него такими же привычными, как собственное дыхание.

– Ты же не оставишь меня здесь, правда? – тихий, едва уловимый шёпот с трудом пробивался сквозь помехи, но был абсолютно узнаваем.

Гаррет не верил собственным ушам.

– Итан? Это… ты? – понизив голос, спросил он, как бы боясь, что более громкий звук разрушит этот зыбкий контакт.

Ему показалось, что друг на другом конце линии улыбнулся, если такое вообще было возможно. Но его размышления по этому поводу были прерваны:

– Мне нужно, Гарри, чтобы ты был там в полнолуние… в назначенный срок. В полночь. Ты ведь помнишь дорогу?

Гаррет не успел ответить, так как разговор оборвался, оставив его одного в оглушающей тишине. Поскольку было уже не до сна, поднявшись с кровати, он отправился в кухню, сварил себе кофе и сел у окна, глядя бездумно на спящий город.

Он наблюдал, как первые проблески рассвета окрашивали крыши тусклым серебром, но мир за окном казался далеким и нереальным, как сцена в театре, отрезанная от него занавесом. Глотая остывающий кофе, он продолжал думать о ночном звонке, о голосе, который невозможно было подделать. Если бы это был обычный розыгрыш, он бы уловил фальшь – но в данном случае ее не было. Всё в телефонном разговоре прозвучало так, будто Итан действительно звонил ему, каким-то образом прорвавшись сквозь годы и расстояния, которые разделяли их.

Гаррет закрыл глаза, позволив мыслям лениво блуждать в его голове, но сквозь прикрытые веки заметил едва различимый свет, отразившийся на стекле перед ним. Он резко открыл глаза, и его взгляд остановился на запотевшем стекле, на котором в бледных проблесках утреннего света была видна короткая надпись, сделанная, казалось, рукой Итана: «Не забудь…» Четкие, жирные буквы исчезали со стекла по мере того, как конденсат стекал вниз, оставляя после себя размытый след.

Он продолжал стоять у окна, бесцельно вглядываясь в просыпающийся город. В душе росло чувство неизбежности: мысль о том, что ему нужна поездка в Криксайд, пульсировала в висках как нечто непреложное. Однако разум отчаянно цеплялся за поиск иного объяснения происходящего в его жизни. Раньше, до появления навязчивого сна о старом доме Уилсонов, он оправдал бы всё стрессом и усталостью. Но теперь…

Закончить мысль ему не удалось, так как его отвлек стук в дверь. Гаррет машинально посмотрел на часы: было три часа утра. «Может, мне показалось?» – подумал он, но стук повторился. Едва уловимый и легкий, словно кто-то осторожно привлекал его внимание.

Гаррет напрягся, почувствовав, как страх ощутимо ползет по его телу снизу вверх. Затем попытался взять себя в руки, повторяя, что ему просто послышалось. Однако через несколько секунд стук снова напомнил о себе, но теперь значительно громче и настойчивее.

Он замер. Кто-то действительно был за дверью. Каждый его нерв натянулся до предела. Сердце отплясывало чечетку. На негнущихся, будто деревянных ногах он подошел к двери и остановился, не решаясь ее открыть.

«Не оставляй меня здесь, Гарри» – услышал он отчаянный голос Итана, в котором звучала разрывающая душу мольба. Свет померк в глазах, и Гаррет сполз спиной по стене, отметив это остатками угасающего сознания.

Глава 3

«Твоё прошлое сильнее тебя только до тех пор,

пока ты от него бежишь».

Поезд качался на стыках рельс, монотонно наполняя тишину ритмичным стуком колес. Гаррет смотрел в окно, где пейзаж сливался в одно нечеткое полотно – чередование серых деревьев, голых полей и промозглого тумана. Он едва замечал, что проносилось мимо. Мысли то и дело возвращались к ночному голосу за дверью, который не отпускал его уже много часов. «Не оставляй меня здесь, Гарри», – эти слова Итана эхом отзывались в его сознании, надрывные и полные отчаяния. С каждым стуком колес в них словно бы прибавлялась сила, увеличивая тяжесть на душе. Гаррет пытался думать о чем-то другом, но долгий путь до Криксайда не позволял ему этого. Поезд неумолимо приближал его к месту, с которым были связаны все неприятные воспоминания, которых он так сильно избегал, пытаясь оставить в прошлом.

Вдруг в его памяти всплыл один из моментов, вырезанных временем, который захватил его сознание, словно волна, накатившая из ниоткуда. Он видел, как вместе с Итаном сидел летним вечером на большом камне возле старого дома. Вокруг царила тишина, лишь изредка прерываемая шорохом ветра, заплутавшегося в листве окружавших дом деревьев. Солнце опустилось за холмы, и густые сумерки, заполняя все вокруг, казалось, ненасытно поглощали окружающий мир.

– Гарри, – вдруг раздался тихий голос Итана, но что-то в его интонации заставило Гаррета вздрогнуть. Взгляд друга был направлен на него, и в этом взгляде читалось что-то тревожно- тягучее. – Скажи, а ты когда-нибудь чувствовал, что кто-то зовет тебя… там, в глубине?

И Итан показал в сторону дома, его глаза не отрывались от темного дверного проема. Гаррет, презрев время, услышал свой смех, которым тогда старался разрядить странное напряжение, повисшее в воздухе.

– Зовет? Слушай, Итан, ты серьезно? Этот дом пуст уже много лет, – попытался он отмахнуться, но в словах друга звучала настойчивая, почти болезненная уверенность, которую трудно было игнорировать.

– Нет, Гарри, – не отводя глаз от двери, приглушенно продолжил Итан, словно боясь спугнуть невидимое, – я слышу… чувствую… будто там что-то есть. Скрывающееся, но живое.

Гаррет ясно вспомнил, что хотел возразить другу, но странная мысль, которой он не мог дать ни имени, ни формы, не позволила произнести ни звука. Однако слова Итана, несмотря на прошедшие годы, все же оставили на нем незаметный след, который в настоящий момент проявился в его памяти, словно изображение на фотобумаге.

Чем меньше становилось расстояние до Криксайда, тем сильнее он ощущал приближение зловещего «присутствия» из дома. Оно словно тянуло его к себе, заполняя всё вокруг странной напряжённой энергией и заставляя сердце бешено колотиться. Гаррет не мог избавиться от мысли, что дом был не просто местом из его прошлого. Он продолжал жить, поджидая его.

Глядя в окно поезда, он ловил себя на том, что тени вдоль дороги будто оживали. Память воскрешала едва слышные шёпоты, каждый из которых напоминал ему о забытых словах и страхах, оставленных в детстве, о безжалостной темноте, заполнившей его жизнь после того, как исчез Итан. Он старался сосредоточиться на мелькавших за окном пейзажах, но, стоило только закрыть глаза, как тотчас ощущал на себе чужой взгляд, холодный и пронзительный.

Чем ближе он подъезжал к городу, тем громче становился зловещий зов дома. Казалось, даже воздух загустел, пропитанный ожиданием чего-то неизбежного. Его руки непроизвольно сжимались в кулаки, холодный пот проступал на лбу. В голове сменяли друг друга обрывки воспоминаний: ночные видения, коридоры заброшенного дома, где за каждой дверью таилось что-то жуткое, нетерпеливо ожидавшее его.

Незаметно для себя Гаррет задремал. Сон окутал его сознание, увлекая в тёмное, зыбкое пространство, где не было ни времени, ни ориентиров, лишь густой мрак и холодный воздух, пропитанный чем-то тревожным.

Внезапно перед ним появился Итан. Его лицо расплывалось в туманной дымке, будто смазанное временем. Итан смотрел на Гаррета с отчаянной серьёзностью, его губы шевелились, но слова выходили странно глухими, словно прорезались сквозь слой воды. Лицо друга было бледным, глаза блестели в лунном свете, а на губах застыла неестественная улыбка, будто застывшая между жизнью и смертью.

Итан тянулся к Гаррету, пытаясь что-то сказать, но слова распадались на обрывки, теряясь в пространстве. Гаррет изо всех сил старался понять, напряжённо вслушивался, но слышал только отдельные фразы, не связанные между собой: «Дом… он знал… за дверью… он ждёт…». Его голос то возникал, то исчезал, иногда звучал слишком близко, словно был у самого уха, а потом отдалялся, как далёкое эхо.

Итан приблизился к Гаррету, его глаза сверкнули, наполненные страхом и мольбой. Губы снова зашевелились, и Гаррет различил шёпот: «Он хранит… там скрыто… освободи ме…».

Слова прервались, и в этот миг Итан протянул руку, как будто хотел передать что-то. Гаррет почувствовал, как его ладонь обжёг леденящий холод, но в этот момент фигура Итана начала растворяться. Он слышал только едва различимый шёпот, теряющийся вдали: «Найди меня… он держит…». Вскоре даже эти обрывочные слова поглотила темнота, а образ друга окончательно рассеялся, как туман, оставив Гаррета в мучительном ощущении незавершённости и беспомощности.

Дрожь пробежала по его телу, словно где-то глубоко внутри пробудилось нечто чуждое, настойчивое и неотвратимое. Он пытался окликнуть Итана, но голос застрял в горле. Мрак вокруг становился плотнее, словно напитывался тяжелыми тенями, которые начинали медленно двигаться, окружая его, нависая, словно сами были живыми существами, наблюдавшими из бездны.

И тут вдруг в ноздри ударил запах – резкий, обжигающий запах сырой земли и чего-то невыносимо затхлого. Гаррет чувствовал, как он окутывает его, подступает ближе и ближе, вызывая тошноту. Возникло ощущение, что он снова в том доме, среди его тёмных коридоров и комнат. Краем глаза Гаррет видел, как вокруг, едва различимые, двигались фигуры – неясные, как изломанные тени. Силуэты были неустойчивыми, как колебания пламени, но они словно следили за ним, окружали, замедляя его движения.

Из темноты вдруг снова проступило лицо Итана, еле различимое, как если бы он смотрел на него сквозь слой мутной воды. Глаза его были широко раскрыты, на губах застыла искажённая кривая улыбка. Да и выглядел он странно – как будто был одновременно живым и мёртвым…

Итан что-то прошептал, но теперь это были не слова, а почти утробное мычание, в котором тем не менее слышалась отчаянная мольба. Его губы снова шевелились, и Гаррет уловил новые обрывки фраз, смутные и хаотичные, но наполненные такой глубокой тревогой, что у него по спине пробежали мурашки.

«Под холмом… открой… найди… не дай им…»

Вдруг лицо Итана исказилось, как от боли, и он резко повернул голову в сторону, как будто что-то увидел за пределами видимого. Страх мелькнул в его глазах, и он бросился прочь, растворяясь во тьме и уводя за собой последние проблески света. Гаррет попытался последовать за ним, но его тело словно приросло к месту, ноги не слушались, и руки были тяжёлыми, как свинец.

И в этот момент он услышал другой звук. Это был шорох, доносящийся откуда-то из глубины сна. Он заметно усиливался, словно кто-то пробирался сквозь плотную завесу, подбираясь всё ближе. Казалось, сам дом начал оживать, нашёптывая что-то Гаррету, смешивая между собой голоса прошлого и его собственные страхи.

Он попытался проснуться, вырваться из кошмара, но сон удерживал его крепко, как капкан, сжимаясь всё сильнее и не отпуская. Ему показалось, что прямо перед ним в темноте снова блеснули глаза Итана, наполненные затаённой болью и страхом, но они тут же исчезли, оставив его в полной пустоте.

Всё тело Гаррета накрыла такая ледяная волна, что он дёрнулся и наконец открыл глаза. Он по-прежнему находился в поезде, который неумолимо приближался к Криксайду, однако всё вокруг показалось ему таким мрачным, будто само воспоминание о доме из сна просочилось в реальность и теперь неотвратимо безжалостно поджидало его впереди.

Погруженный в свои мысли, Гаррет не сразу отреагировал на то, что пассажиры направились к выходу из вагона. Заметив это, он бросил взгляд в окно и понял, что прибыл в родной город, но в сердце не ощутил его таковым.

Гаррет нехотя поднялся, подхватив сумку, и вышел из вагона, стараясь не замечать людей вокруг. Сырой, пронзительный ветер ударил в лицо, едва он ступил на перрон. Он был густым, пропитанным запахом холодной земли, и это мгновенно оживило воспоминания. Всё выглядело таким знакомым и одновременно чужим – словно город, который он оставил когда-то, долгое время ждал его возвращения, но втайне надеялся, что этого не произойдёт.

Перрон был уже почти пуст, и оставшиеся несколько человек медленно расходились в разные стороны. Гаррет огляделся, и его охватило странное чувство, будто за ним кто-то наблюдает. Он посмотрел на окна вокзала, за которыми скрывались очертания старого зала ожидания, но, как ни всматривался, никого не увидел. Шагнув прочь, он почувствовал, что напряжение не спадает, а тянется за ним, сопровождая каждый его шаг.

Стараясь прогнать эти мысли, Гаррет направился к выходу из вокзала. На улицах мерцали редкие фонари. Свернув за угол, он увидел маленькое кафе, оставшееся почти таким же, каким оно было в его отрочестве, когда он заходил сюда с Итаном после школы, и на секунду замер, погружённый в воспоминания. Ощущение было странным, почти жутким, словно город хранил каждый след их былых шагов… Он хотел отвернуться, уйти, но его взгляд задержался на дверях кафе. В свете, тускло сочившемся из окна, ему показалось, будто на стекле промелькнуло отражение – темный, размытый силуэт Итана, зовущего его внутрь.

Гаррет судорожно вздохнул, отогнав видение, и продолжил путь. Ему было тяжело дышать, как будто воздух сопротивлялся каждому вдоху. Чем ближе он подходил к гостинице, тем сильнее ощущал нависающее над ним беспокойство. В городе, который он знал с детства, не было ни уюта, ни тепла. Все места, казавшиеся когда-то неотъемлемой частью его жизни, теперь смотрели на него с холодной пустотой, будто чужие, и вызывали душевный дискомфорт. Он прошёл по главной улице, но узкие окна большинства домов были тёмными.

В гостинице зарегистрировался быстро и направился к своему номеру, вглядываясь в каждую деталь вокруг. Зайдя внутрь, Гаррет бросил сумку на кровать и осмотрелся. Обычная комната – безликая, но достаточно чистая. Он прикрыл глаза, пытаясь воедино собрать мысли, но вместо этого ощутил, как нарастает гнетущее чувство тревоги. Поняв, что не сможет просто так заснуть, он достал телефон и набрал номер Кайла, старшего брата, который оставался в этом городе все эти годы.

Гаррет долго вслушивался в длинные гудки, но ответ так и не последовал. Он положил телефон на тумбочку, не испытывая никаких чувств по случаю возвращения, так как прекрасно понимал, что возвратился сюда лишь для того, чтобы понять причину исчезновения Итана и разорвать цепь, которая не отпускала его все эти годы. Нужно было отдохнуть после дальней дороги и, приняв душ, он с облегчением лег в мягкую постель, укрывшись на удивление теплым и приятным на ощупь пледом. Но стоило ему закрыть глаза, как перед ним снова промелькнуло видение друга – образ, который был одновременно близким и пугающе незнакомым.

Гаррет проснулся рано, но чувство усталости не покидало его. На мгновение он подумал, что вернулся в свою квартиру, но, оглядевшись, вспомнил, где находится. В комнате царил слабый полумрак: за окном едва занимался рассвет, окрашивая стены гостиничного номера в тусклые, серые оттенки. Казалось, что свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы, приносит в комнату не успокоение, а лишь подчеркивает её безликость и невзрачность.

Он сел на кровати, ощущая затёкшие плечи, и долго смотрел в окно, где за стеклом расплывались неясные очертания города. Улицы казались пустыми, как будто город вымер и остался лишь для него одного. Снаружи было тихо, но в этой тишине ему чудилось странное, беспокойное напряжение, будто кто-то, затаившись, выжидал что-то.

Гаррет заставил себя протянуть руку к тумбочке и взять телефон. Ожидаемого сообщения от брата так и не было. Проклятая пустота. Гаррет положил телефон назад и бросил взгляд на своё отражение в небольшом, старом зеркале на стене. На него смотрело сероватое лицо с тёмными кругами под глазами и застывшим, усталым взглядом… Он почти не узнал себя. Казалось, из зеркала на него смотрел кто-то другой, тот, кто вернулся сюда, чтобы встретиться со своими страхами и тайнами, которые не стоило раскрывать.

Гаррет принял контрастный душ, надеясь избавиться от тягостного оцепенения, но тревога не покидала душу. Каждое движение было замедленным, будто что-то сдерживало его, не позволяя двигаться свободно. Растершись полотенцем докрасна, он оделся и машинально проверил карманы, оглянувшись вокруг. Он не торопился спускаться в кафе для завтрака, понимая, что еще довольно рано. Не зная, как убить свободное время до его открытия, решил прогуляться по городу.

Выйдя из гостиницы, он направился к старым, до боли знакомым местам, которые оставались неотъемлемой частью его детства, но в памяти казались почти нереальными и размытыми, словно видения из сна. Утренний город, притихший и пустынный, встретил его холодным ветром, гонявшим сухие листья по тротуару. Они шуршали под ногами, как приглушённый шепот из прошлого.

Первым он увидел парк – тускло освещённый первыми солнечными лучами, которые с трудом пробивались сквозь плотную завесу туч. Кусты и деревья тянулись вдоль аллеи, знакомые и в то же время незнакомые. Некоторые из них, окруженные молодой порослью, искривились и усохли под воздействием времени. Когда-то среди них стояла старая карусель, на которой он и Итан катались, держась за вытертые деревянные поручни. Гаррет долго смотрел на пустое место, оставшееся после неё, и ему вдруг показалось, что совсем рядом зазвучал детский гомон, сквозь который до его слуха донесся смех друга.

Он продолжил путь, чувствуя вязкое напряжение в воздухе, словно сам город, живя своей скрытой жизнью, затаился и наблюдает за ним. Пройдя дальше по аллее, Гаррет увидел старую беседку, где они с Итаном часто сидели, прячась от дождя или просто ведя разговоры, полные детских секретов и смеха. Войдя внутрь, он замер, физически ощущая, как тишина сгустилась вокруг него. Деревянные перила беседки потрескались и покрылись тёмными пятнами времени, и, прикоснувшись к ним, Гаррет почувствовал, что беседка помнит их, словно под каждым слоем её облупившейся краски таились отпечатки их детских разговоров. Он сел на скамью, закрыв глаза, – и вдруг ему показалось, что рядом с ним сидит Итан. Ощущение было настолько явным, что он протянул руку, чтобы коснуться его, но… пустота мгновенно вернула его в реальность.

Покинув беседку, Гаррет пошёл дальше, наполняя звуком своих неспешных шагов пустые улочки. Он приблизился к старой школе – огромному, серому зданию, к дверям которого вела лестница с широкими каменными перилами. На правом из них они с Итаном часто подолгу засиживались после занятий, обсуждая свои секреты. Гаррет поднялся по ступенькам и застыл перед входом, глядя на массивную деревянную дверь, за которой они с Итаном провели много времени. Ему казалось, что старые стены «смотрят» на него, с укором наблюдая за каждым его движением… Тряхнув головой, чтобы избавиться от этого наваждения, Гаррет чуть ли не бегом спустился вниз и машинально пошел к ближайшей улице.

На углу, как в давние времена его детства, стояла маленькая лавка, в которую они с Итаном забегали по пути домой, чтобы купить конфеты. Она была закрыта, окна её запылились, и вывеска, облупившаяся и тусклая, повисла под странным углом. Гаррет не удержался и заглянул в окно. Пыль, собравшаяся на стекле, позволяла рассмотреть только размытые очертания внутри, но он все же уловил что-то знакомое – контур витрины, на которой когда-то стояли банки с яркими сладостями, и деревянный прилавок, за которым неизменно сидела пожилая женщина с ласковыми глазами. Образы минувшего вновь всплыли перед глазами, и ему показалось, что Итан дергает его за рукав, уговаривая зайти и купить абрикосовый мармелад.

Он резко повернулся и побрёл дальше, не оглядываясь. На каждом шагу город встречал его обрывками воспоминаний, наполненных странной, мрачной теплотой, которая на самом деле вызывала лишь холод внутри. Узкие улочки, вымощенные камнем, скульптура огромного куска яблочного пирога, фонтан на площади – всё вокруг было наполнено воспоминаниями об их дружбе, следами призраков общего детства. Глаза Гаррета скользили по знакомым объектам, но ощущение, что за ним следят, не покидало. Взгляд остановился на городских часах – и он оглянулся в поисках кафе. Голод настойчиво напомнил о себе.

Вскоре он заметил небольшую вывеску неподалёку, у одной из боковых улиц. Название «По пути домой» вызвало на его лице улыбку. Ни название, ни цвет вывески, ни внешний вид кафе – ничто не давало повода для воспоминаний. И всё же память настойчиво подсказывала ему, что он был здесь раньше, вместе с Итаном смеялся, болтал, ловил солнечный свет на ресницах. Как если бы само место кафе таило в себе отголосок его детства, который настойчиво звал его заглянуть внутрь и снова стать собой, прежним. Возможно, не само место было знакомым ему, а то чувство, которое оно вызвало в душе, – забытое, полустёртое, всё ещё живое, но спрятавшееся в её глубине.