То, что ждало в темноте

– Всё это связано. Не только с Итаном, Гаррет. С тобой тоже. Ты не задумывался, почему эти сны начали появляться сейчас? Почему дом преследует тебя, ждёт, когда ты откроешь ту самую таинственную дверь?

Гаррет почувствовал, как внутри него растет паника, но Саймон продолжил, не щадя его:

– Тот дом… он зовёт тебя, Гарри. Если ты не вернешься туда, он найдет способ сам вернуться в твою жизнь. И этот раз будет последним.

Саймон наклонился ближе, и в пространстве между ними возникло какое-то ощущение еле заметного движения, будто тени, живущие в заброшенном доме и сопровождающие Вейла, притаились в ожидании.

– Ты ведь никогда не забывал про Итана, не так ли? Я знаю, ты думаешь, что всё осталось в прошлом, что кошмары, которые преследуют тебя во сне, – просто отголоски давно минувших дней, – его голос понизился до шепота, и Гаррет поймал себя на том, что его дыхание участилось. – Но это далеко не так, Гарри. Некоторые двери, однажды открывшиеся, не закрываются, пока в них не войдут. И дверь, которую ты приоткрыл во сне, нужно открыть до конца и узнать, что за ней скрывается.

Эти слова шипами впились в грудь, и Гаррет ощутил острую боль, которая вдруг сменилась порывом холодного ветра, пронизавшего его насквозь. Но Саймон продолжал, не отрывая от него взгляда:

– Этот дом… он как живая рана. Он не отпускает… и продолжает взывать, – Вейл, говоря это, наклонился прямо к его уху. – Дом хочет, чтобы ты вернулся, Гарри.

Гаррет откинулся на спинку кресла, пытаясь привести мысли в порядок, но странная, зловещая аура, исходившая от Саймона, не позволяла ему этого.

– Я… не понимаю, о чем ты говоришь, – с трудом проговорил он, чувствуя, как голос подводит его.

Саймон бросил на него взгляд, полный презрения.

– Ты понимаешь гораздо больше, чем хочешь признать, Гарри. Письмо, которое ты получил… оно – не ошибка и не случайность. Ты чувствуешь это, правда? Ты ведь связан с тем домом. И с тем, что случилось. И однажды ты тоже это поймёшь. – Он замолк, а потом с ироничной полуулыбкой добавил: – Хотя бы ради памяти об Итане.

Саймон еще несколько секунд смотрел на него, а затем быстро развернулся и направился к выходу, оставив Гаррета наедине с его растерянностью. Тот продолжал сидеть, не шевелясь и не отрывая остекленевшего взгляда от двери, за которой скрылся его бывший школьный товарищ.

– Феллгейт, с тобой все в порядке? – донесся до него взволнованный голос Джейкоба, с которым они раньше приятельствовали, а сейчас отдалились из-за отчужденности Гаррета, погруженного в последнее время в одиночество и отстраненность.

Гаррет тряхнул головой, словно сбрасывая с себя оцепенение, и посмотрел на коллегу.

– Что ты спросил? – обратился он к нему, пытаясь сосредоточиться.

– Все ли у тебя в порядке, – повторил Джей. – А то у тебя такой вид, будто ты увидел призрака.

– Так и есть, – подтвердил Гаррет, тяжело вздохнув, – Саймон действительно явился ко мне неожиданно, выскочив из прошлого, словно черт из табакерки.

– Какой Саймон? – заинтересованно спросил Джейкоб.

– С которым я только что разговаривал. Он мой бывший одноклассник. Я не видел его вот уже двадцать два года – и вдруг он заявился ко мне, наговорил бог знает чего и ушел, оставив меня с вопросами без ответов.

Джейкоб подозрительно посмотрел на своего странного коллегу, хотел было уже вернуться за свой стол, но задержался, не сводя с Гаррета встревоженного взгляда.

– Гарри, ты ни с кем не разговаривал, поскольку к тебе никто сегодня не приходил. Ты, войдя в офис, сразу же сел за свой компьютер и с полчаса смотрел в него, что-то обдумывая, а потом немигающими глазами уставился на дверь и застыл. Вот я и окликнул тебя, чтобы вывести из транса.

Гаррет непроизвольно вздрогнул, растерянно посмотрев на коллегу.

– Ты уверен? – прерывающимся от волнения голосом спросил он.

Джейкоб потер переносицу, а затем задумчиво посмотрел на Гаррета.

– Я пока еще в своем уме, – сказал он, не скрывая досады, и не спеша вернулся на свое рабочее место.

Гаррет, охваченный отчаянием, пытался успокоить себя, но галлюцинация, связанная с Саймоном, уже свидетельствовала не о депрессии, в которую, как ему казалось, он погрузился, а о явном симптоме шизофрении. Но он не хотел признавать этого. Что угодно, только не психическое заболевание, которое меняет мышление и поведение. С ним ему прямая дорога в психиатрическую лечебницу.

Кое-как доработав до обеда, Гаррет направился в кафе, где в последнее время проводил обеденный перерыв. Съев привычный гамбургер и выпив две чашки кофе, он, переступив через себя, решил позвонить своему брату, который, в отличие от него, остался жить в Криксайде и после скоропостижной смерти отца от инфаркта сердца переехал с семьей в родительский дом, поскольку за оставшейся в одиночестве матерью требовался уход.

Он не общался с Кайлом с тех пор, как покинул Криксайд. Даже на похороны отца не приехал. Не смог пересилить себя.

Гаррет смотрел на экран телефона, и воспоминания, словно прорвав плотину времени, нахлынули на него. Они были яркими и тревожными и, возвратив его в прошлое, восстановили картины жизни в родительском доме после необъяснимого исчезновения друга.

После того, как пропал Итан, отношения в его семье между ним и родителями сильно изменились. Отец и мать, напуганные произошедшим, старались делать вид, что всё в порядке, но тревога за него, младшего сына, терзала их, проявляясь в как в словах, так и действиях.

Он в то время болезненно переживал, что его друг бесследно пропал, и никто не мог объяснить, куда он делся. Следователь высказал удобное для него предположение, что Итан просто сбежал из дома, как это свойственно подросткам в его возрасте: на приключения, мол, потянуло. Но ни он, Гаррет, ни родители Итана не верили в это. Однако их возражения услышаны не были, и вскоре дело Итана Уилсона было переведено в категорию «холодных дел», по которому, как объяснил следователь, расследование может быть возобновлено в любой момент, если появятся новые свидетельства или информация. Но в течение трех лет, последовавших за исчезновением, они так не появились.

Однако жизнь самого Гаррета сильно изменилась. Его родители, обеспокоенные произошедшим событием, начали сверх всякой меры заботиться о нем. И эта чрезмерная забота стала для него настоящей удавкой, ограничением свободы, к которой он привык ранее.

Отец стал чаще ему звонить, даже если в этом не было никакой причины или особой необходимости. Просто, чтобы услышать его голос и убедиться, что с ним всё в порядке. Мать каждый раз, когда он приходил домой, пыталась скрыть свою тревогу излишним вниманием.

Он на каждом шагу чувствовал, что его родители постоянно настороже, и это вызывало у него смешанные чувства: с одной стороны, он был благодарен им за заботу, с другой – было тяжело от осознания того, что исчезновение друга так сильно повлияло на их жизнь. Он повсеместно ощущал давление и контроль их стороны, которые мешали ему жить своей жизнью. Каждый его шаг теперь был под их под пристальным наблюдением, и это вызывало у него чувство удушья и желание вырваться из-под этой невыносимой опеки.

Едва собираясь выйти из дома, мать неизменно спрашивала: «Ты куда?», и, получив ответ, тут же требовательно уточняла: «Когда вернёшься?» Он чувствовал, как внутри него поднимается протест. Но тогда и представить не мог, что это было лишь начало.

Ему было сложно привыкнуть к тому, что родители теперь воспринимали каждый его выход на улицу как потенциальный риск. Раньше он мог часами играть с Итаном и одноклассниками там, где им вздумается, спокойно задерживаться после школы, летом уходить из дома и возвращаться в любое время, но после исчезновения друга это стало невозможно. Мать и отец установили для него невидимые границы, боясь, что с ним может случиться то же, что и с Итаном. Если он не возвращался домой к указанному времени, всегда заставал мать в слезах, а отца недовольно нахмуренным и с осуждением смотрящего на него.

С каждым днем он все больше ощущал, что его жизнь превращается в череду ограничений, постоянного наблюдения и беспокойства, которые пробуждали в нем неистребимую жажду свободы и мечту вырваться из этих нестерпимых оков. И хотя они убеждали, что ведут себя так из любви и желания оградить его от опасностей, его отношение к родительскому контролю с каждым днем становилось все более сложным и противоречивым.

Ему казалось, что стены родного дома сжимаются вокруг него, не позволяя полноценно дышать. Родители, казалось, видели в каждом его шаге потенциальную угрозу для него, и это вызывало в его душе чувство безысходности. Он мечтал о днях, когда мог свободно гулять с Итаном, когда его жизнь не была под микроскопом родительского внимания, вызванного тревогой за его безопасность. Мать несколько раз за ночь заглядывала к нему в комнату, на окна и входные двери были установлены дополнительные замки, которые закрывались изнутри. Вскоре дом стал походить на либеральную тюрьму, а он на заключенного, который постоянно находился под камерой наблюдения.

Однажды, когда он сидел в своей комнате, глядя на фотографию Итана, слёзы заполнили глаза, скатываясь по щекам. Он не вытирал их, позволяя себе эту немужскую слабость. Разве мог он спокойно вспоминать их смех, игры, приключения, задушевные разговоры и мечты? И в этот момент он понял, что должен найти способ жить дальше, несмотря на все ограничения и страхи. Он должен был найти способ сохранить память о Итане и одновременно обрести свою свободу.

И тогда в нем начал нарастать неконтролируемый протест. Чем сильнее становились попытки родителей удерживать его под контролем, тем больше ему хотелось вырваться на свободу.

– Вы пытаетесь меня запереть! – кричал он им, не владея собой. – Вы достали меня своим контролем и заботой! Или думаете, что сможете вот так держать меня на поводке вечно?

На свой вопрос он ответа не получил, но увидел, как побледнела мать, и, ничего не сказав, просто отвернулась и занялась, всхлипывая, домашними делами. Отец, осуждающе покачал головой и, окинув его тяжелым и суровым взглядом, ушел. С той поры его отношения с родителями вконец испортились. Они считали себя незаслуженно оскорбленными, а он себя – без вины виноватым.

Три года пробыв в этом напряжении, которое с каждым днём становилось все более невыносимым, он понял, что дом больше не будет ему «домом». Проигнорировав колледж, который находился в Криксайде, он послал свои документы в учебное заведение подальше от дома – в Стормвейл во Флориде, в котором готовили IT специалистов. К удивлению, его приняли, и он стал собираться в дорогу.

Отец, чтобы его остановить, пригрозил, что не станет оплачивать учебу, но это не возымело желаемого действия. Затем последовало предупреждение, что, если он не одумается, может не возвращаться в родительский дом. Несмотря на это, он все равно уехал, учился и работал одновременно и получил диплом. Однако с родителями связь окончательно прервалась. Гордость не позволила и ему, и им примириться друг с другом. Старший брат в угоду отцу тоже прекратил с ним всякое общение. Так он потерял свою семью, а жизнь загнала его в угол.

За эти прегрешения или за другие она превратилась в кошмар, спутавший между собой реальность и иллюзии. И вот сейчас Гаррет сидел в кафе и не мог для себя определить, посещение Саймона Вейла было явью или порождением его больного разума. Он и думать о нем забыл – и вдруг тот появился со своими намеками и недосказанностями. Тем не менее, Джей заявил, что его не было. И чему верить?

Гаррет знал, что Саймон живет в Криксайде, где у него был гостиничный бизнес. Он хотел о нем узнать у Кайла, но после неприятных воспоминаний о семье, передумал. Найдя в интернете номер телефона одной из гостиниц, он позвонил по нему. Ему ответил приятный женский голос. На вопрос: «Как можно связаться с Саймоном Вейлом?» он ответа сразу не получил, поскольку в телефоне воцарилась тишина. Он было подумал, что возникли неполадки с соединением, как всё тот женский голос сказал: «Мистер Вейл погиб четыре года назад в автокатастрофе. Соединить с его женой? Она теперь управляет бизнесом».

Гаррет от неожиданности вздрогнул и сжал зубы, приходя в себя. «Так соединить вас с миссис Вейл?» – вопрос в телефоне привел его в чувство, и он поспешил ответить: «Спасибо, не нужно». И дал отбой.

Новость о том, что Саймона нет в живых уже четыре года, потрясла его настолько, что неконтролируемая дрожь завладела его телом. Зубы стучали, руки тряслись, а в голове – ни одной мысли. Но ведь он наяву видел Саймона, слышал его голос, даже ощущал запах его парфюма…

Гаррет никак не мог прийти в себя. Он не понимал, что происходит в его жизни, с его психикой и сознанием.

– Неужели и в самом деле у меня развивается шизофрения? – спрашивал он себя, но не находил ответа. Звонок телефона привел его в чувство.

– Ты куда запропастился? – пробасил Джейкоб возмущенно. – Тебя здесь разыскивает секретарь шефа. Обеденный перерыв закончился уже сорок минут назад.

– Сейчас зайду к ней, – на удивление спокойно отреагировал Гаррет. – Спасибо, что предупредил.

Услышав короткие гудки, он отключил телефон и, расплатившись за обед, направился в офис.

Шефа на месте не оказалось, но от секретаря он узнал, что тот его работой недоволен. Гаррет вышел в коридор и стал у окна, пробегая отвлеченным взглядом по серым улицам за стеклом. Слова секретаря не выходили из головы. Похоже, его ждут серьезные проблемы. И хотя он понимал, что сам довел себя до этого состояния, отвлечься от тревожных мыслей не удалось. Бесконечные усилия, сосредоточенные на выполнение рабочих задач, превратились в мучительный процесс, на который невидимой тенью вновь и вновь влияли образы из ночных кошмаров. Шепоты из прошлого, каждая новая вспышка воспоминаний, казалось, теперь были связаны с ним навсегда.

Гаррет медленно направился в свой кабинет, по пути машинально здороваясь с коллегами, но по их реакции понял, что его поведение давно обсуждается. От осознания этого стало только тяжелее – чужое внимание лишь усилило его неустойчивое внутреннее состояние, создав удушливое чувство близкой катастрофы.

Гаррет сел за компьютер и, стиснув зубы, приступил к работе, решив отложить мысли о Саймоне до вечера. Но даже этот простой выбор давался ему с трудом. Они то и дело возвращались к тому, что того вот уже четыре года нет в живых. Тогда с кем он разговаривал совсем недавно?

Он потер пальцами глаза, чтобы отвлечься, но вдруг взгляд упал на маленький сверток, который лежал на том краю стола, возле которого стоял его бывший одноклассник. Или, точнее, его необъяснимое видение. Он был завернут в бумагу, потемневшую от времени. Рука, машинально потянувшаяся к свертку, вздрогнула и замерла, не прикоснувшись к нему. Голос внутри предостерегал, что лучше не знать о том, что в нём находится.

Гаррет оглянулся на своих коллег. Они были заняты своими делами, не обращая на него внимания. Собравшись с духом, он все же взял сверток и положил перед собой. Затем стал осторожно разворачивать его. То, что он увидел, явилось неожиданностью, которая ввела его в ступор. Он, не мигая, смотрел на медальон, потеряв способность здраво мыслить, поскольку узнал его мгновенно.

Когда-то это была любимая вещь Итана, медальон, который друг носил каждый день. Даже в озере купался, не снимая его. Гаррет вдруг вспомнил, как в детстве Итан, понизив голос, говорил, что внутри него есть секрет, который может раскрыться только в нужное время. И прикладывал палец к губам, призывая к молчанию.

В чрезвычайном волнении он попытался раскрыть его, но пальцы, словно одеревенев, не слушались. Отложив медальон, Гаррет выдохнул, чтобы снять напряжение, которое практически обездвижило его. Несколько минут спустя он снова взял медальон в руку. На этот раз тот поддался его усилиям.

Внутри него находился сложенный вчетверо маленький листочек, на котором дрожащей рукой было выведено: «Время пришло. Дом ждет тебя, Гарри. Только тебя».

Гаррет почувствовал, как внутри него возникло ледяное чувство страха, когда он узнал почерк. Это была записка, написанная рукой Итана – его необъяснимо исчезнувшего друга.

Он уставился на это скупое послание, и его сердце, казалось, остановилось. Перед глазами поплыли темные круги. Записка выглядела воплощением чего-то нереального, невозможного – и, тем не менее, вот она, прямо перед ним. Буквы, неуверенные и немного детские, но узнаваемые до последних завитков, напомнили ему о тех временах, когда они с Итаном общались короткими записками, передавая друг другу на уроках.

Однако эти простые, но пугающе прямолинейные слова отозвались холодом в его душе, как приказ, который нельзя ослушаться. В душе возникло странное чувство, будто кто-то пытался вытащить на поверхность то, что он долго и старательно прятал от себя, и вынуждал его вспомнить. Но что? На этот вопрос у него не было ответа. И это было хуже всего. Даже того сна, который мучил его по ночам.

Гаррет машинально сжал медальон, чувствуя, как от его поверхности исходит холод. И вдруг он вспомнил один из тех далеких дней, когда уже держал его в своей руке. Они тогда играли возле старого дома, представляя себя искателями сокровищ. Итан снял медальон и спрятал его в укромном месте в старом доме, сказав, что он принадлежит древнему рыцарю. «Он хранит в нем магический ключ от тайника, где спрятаны сокровища Мальтийского ордена, – тихо произнес друг, оглядываясь. – Когда наступит время, за ним вернутся».

«Когда наступит время» … Слова болезненной пульсирующей болью отозвались в висках, заставив его откинуться на спинку кресла и закрыть глаза. Гаррет пытался взять себя в руки, но неведомая сила снова и снова повторяла в его сознании эти три слова.

«Дом ждет тебя, Гарри…» – произнес чей-то голос так громко, что, казалось, заполнил своими звуками все помещение. Гаррет открыл глаза и посмотрел вокруг себя. Углубленные в работу, коллеги не замечали его потрясенного состояния. Никому до него не было никакого дела.

Постепенно их фигуры стали размываться, а окружающая реальность – искажаться, словно в кривых зеркалах. На секунду ему даже привиделся старый дом, тянувшийся к нему из прошлого, как длинная тень, которая угрожающе подползала всё ближе.

В какой-то момент Гаррету показалось, что от медальона исходит тихий, почти неразличимый звук – как бы шепот. Он оторопело смотрел на него, не отводя взгляда, но поднявшийся из глубины леденящий душу страх все же не заставил его отбросить медальон в сторону. Наоборот, пальцы еще крепче сжались на холодном металле, и в этот миг из памяти всплыли слова Итана: «Когда тебе станет по-настоящему страшно, ты просто вспомни, что я рядом».

Однако эта мысль не принесла Гаррету утешения. Его друг давно исчез, оставив пустоту, которую ничто не смогло заполнить в течение всех долгих лет без него. Теперь же, получив это странное послание из прошлого, он почувствовал, что прежняя устоявшаяся жизнь ускользает от него, и все его естество стремится назад – в старый дом, в который он когда-то боялся входить.

Гаррет не заметил, как закончился рабочий день и его коллеги по одному стали покидать офис. Рядом с ним остановился Джейкоб и, похлопав по спине, вывел его из ступора.

– Что с тобой происходит, дружище? – спросил он, глядя на него с сочувствием. – У тебя неприятности? Ты в последние месяцы сам не свой.

– У меня все в порядке, – несколько раздраженно ответил Гаррет, сжав в руке медальон. – Тебе показалось.

– Разве? – недоверчиво посмотрел на него Джейкоб. – Впрочем, если ты считаешь, что это не моё дело, оставляю тебя наедине с твоими тараканами.

Гаррет вздрогнул от неожиданности, и первой мыслью, появившейся в его голове, было: «Откуда он знает?». Но потом он понял, что это было всего лишь часто употребляемое выражение, и успокоился.

– Просто у меня неприятности по работе, – продолжил он, чтобы побыстрее закончить этот тягостный для него разговор. – Шеф недоволен мной. Секретарь передала, чтобы завтра с утра на его столе был отчет за последний квартал, а он у меня до сих пор незакончен. Так что останусь на пару часов, чтобы завершить его.

– Тогда удачи, – сказал Джейкоб и направился к двери. Гаррет проводил его взглядом и облегченно вздохнул. Наконец он остался один.

Он даже не вывел компьютер из режима ожидания. Просто сидел, уставившись остекленевшим взглядом в точку перед собой. Всё это – таинственный медальон, странное письмо, видение Саймона и несуществующая встреча с ним – отравляло разум, раздвигая границы реальности.

Вечером, едва переступив порог пустой квартиры, он ощутил неясное присутствие. Все вокруг выглядело одинаково, но воздух казался густым и плотным, звенящим от напряжения. Гаррет скинул куртку, включил чайник и в этот миг краем глаза заметил, что возле окна кто-то стоит. Он медленно повернулся и замер, почувствовав, как сжалось сердце: в неярком свете уличных фонарей стоял Итан.

Гаррет моргнул раз, другой, но фигура не исчезла – напротив, он видел каждую ее деталь: друг был таким же, как и в детстве – худощавым, с растрепанными темными волосами и улыбкой, в которой было больше тепла, чем у кого-либо из знакомых… Не находя сил отвести от него взгляда, Гаррет почувствовал, как воспоминания подхватили его, словно горный поток. Он, не отрывая взгляда, смотрел на Итана, который воспринимался настоящим, живым… И вдруг ему показалось, что друг сделал к нему несколько шагов, будто собираясь что-то сказать. Гаррет от неожиданности тряхнул головой – и Итан исчез.

Всё внутри взбунтовалось, в глазах замелькали темные круги, но рассудок, несмотря ни на что, попытался успокоить его, убеждая: «Ты просто устал от постоянного недосыпания и внутреннего напряжения. Это обычная галлюцинация от стресса». Но внутри что-то противилось такому объяснению произошедшему. Он отчетливо видел друга, слышал звук шагов… И переубедить его в этом было невозможно.

Эта встреча стала для Гаррета началом конца его колебаний. Образ Итана стал приходить к нему все чаще. Он видел его каждое утро в дверях спальни, неподвижно и терпеливо наблюдавшим, когда он покинет кровать. И как только он вставал, сразу же исчезал. Каждый раз, выходя из ванной, замечал друга в конце коридора и ощущал на себе его внимательный взгляд. Лица Итана видно не было, но фигура, почти растворенная в полумраке, была отчетлива и до боли знакома. Куда бы он ни пошел, казалось, его друг следовал за ним. Иногда, находясь в квартире, он неожиданно оборачивался и видел, как Итан, небрежно опершись о косяк двери, спокойно и задумчиво смотрел на него, как много лет назад.

Теперь Гаррет ощущал его присутствие почти повсюду. Однажды ночью он проснулся от странного холода – из темного угла спальни, пристально глядя на него, стоял Итан. Но теперь его глаза, когда-то сиявшие жаждой жизни, потускнели и наполнились невыразимой тоской. Гаррет пытался отвести от них взгляд, но не мог: какая-то сила не позволяла ему оторвать его от призрачного лица, пропитанного безмолвным укором.

Его разум отказывался верить, что это мог быть Итан, но сильный холод в груди не исчезал, напоминая, что призрак друга был чем-то большим, чем плодом его усталого воображения. Он, без сомнения, пытался донести до него нечто забытое, похороненное в прошлом. И каждый раз Гаррет болезненно осознавал, что, даже находясь в другом мире, друг не хотел покидать его, поскольку не мог нарушить детскую клятву: «Я всегда буду рядом, если тебе станет страшно».

Однажды ночью, чувствуя, что снова не уснёт до самого утра, Гаррет направился в парк и стал прогуливаться по его аллеям. В какой-то миг его слуха достигли приглушенные звуки шагов. Ему показалось, что кто-то шел следом, мягко ступая по опавшим листьям. Сердце сжалось от волнения, когда он, оглянувшись, увидел на скамье Итана. Тот сидел, наклонившись вперед, положив локти на колени и подперев лицо ладонями. Поза была до боли знакомой и вызвала трепет в груди. Задумчивый взгляд друга был устремлен в пустоту перед собой.

Это была не иллюзия, а до странности живое видение: приглушенный свет фонарей озарял его лицо, такие дорогие черты. Гаррет привычно закрыл глаза, чтобы избавиться от наваждения, но, когда открыл их – Итан по-прежнему был там. Только теперь его взгляд был направлен прямо на него. В нём застыло напряжение, будто он пытался что-то сказать, но был обречён на молчание.

Гаррет попытался подойти ближе, чтобы снова услышать его голос, но ноги не двигались. На губах друга замерла тень улыбки, такая знакомая и одновременно чужая, и тело охватила зябкая дрожь. Не от ночного холода, а от мучительного осознания: Итан, сидевший перед ним, уже не принадлежал миру живых.

Мгновение спустя он медленно повернулся и исчез в темноте между стволами деревьев, оставив Гаррета в немом ужасе, поскольку в его голове прозвучал знакомый шёпот Итана: «Дом ждет тебя, Гарри… дом ждет…»