Кровь на камнях

– Воды. Воды дайте.

Те не обратили на меня внимания. Первый продолжал восхищенно рассматривать спрей, а второй пытался долезть до содержимого сумки, при этом до сих пор не догадался потянуть за «молнию». В разум неволей стали закрадываться подозрения об их адекватности.

«Чет не похожи они на представителей наркокартеля».

– Дайте воды, пор фавор.

Опять ноль реакции.

– Петухи, сука…

Раздался тихий смешок.

Я обернулся и увидел детей. Да, они тоже были здесь, сидели на противоположном конце каноэ и с интересом таращились на меня. Теперь ребята уже не выглядели такими испуганными. Ну, еще бы. Ведь рядом находились их папаши с копьями. А два вооруженных дебила – это сила…

Со стоном, кое-как, мне удалось приподняться и облокотиться о борт. Спина сказала мне «спасибо», а вот глаза чуть не ослепли из-за бликов на воде.

– Ну, ахренеть…

Пришлось щуриться, ибо я не мог прикрыть лицо ладонью. По понятным причинам. Но даже отражения с океанской глади не смогли помешать рассмотреть ту самую огромную пирамиду, возвышавшуюся над джунглями. Отсюда она выглядела еще более грозно и таинственно, нежели с берега.

– Что… что же это такое?

Я стал лихорадочно рыться в памяти, пытаясь вспомнить, где именно в Мексике находятся подобные постройки, на которые так любят пялиться туристы. Вроде, самая крупная располагалась к юго-западу от Ривьеры Майя…

«Как ее там… что-то похожее на название еды… чечевица… Чичен-Ица! Или как ее? Она что ли?!».

Мой ошеломленный взор переходил с огромной пирамиды на индейцев, потом опять на пирамиду и обратно. Крашеные продолжали внимательно обшаривать вещи и издавать удивленные возгласы. В душу закралось нехорошее предчувствие…

«Так-так-так… спокойно, этому должно быть разумное объяснение. Мало ли сколько придурков шляется по лесу, особенно в Мексике. Насосались каких-нибудь веществ, вот крыша и поехала. Сколько тут всякой дряни растет».

И если странное поведение местных еще можно было натянуть на логику, как сову на глобус, то вот как я очутился неподалеку от той самой Чичен-Ицы, что находится на противоположной стороне Юкатана… оставалось загадкой.

«Я что, столько километров по джунглям пробежал? Бред какой-то. Или это другая пирамида? Или здесь все же фильм снимают?».

Но чем больше я задавался вопросами, тем сильнее крепло ощущение, что здесь что-то не так. Совсем не так.

«Надо как-то выбираться…».

Правда, будучи связанным по рукам и ногам, это легче сказать, чем сделать. К тому же лодка достаточно отплыла от берега и теперь покачивалась на вялых волнах. Блики не позволяли оценить глубину, но в одном я был уверен наверняка – плаваю как топор.

– О!

Раздался скрип «молнии». Кажется, туземец догадался-таки потянуть за нее и раскрыл сумку. Так и было. Крашеный едва ли не всем носом залез внутрь и шарил руками. Первой появилась на свет бутылка Топо-Чико. Стекло ярко сверкнуло на солнце.

– О! – повторил индеец.

Он с изумлением разглядывал газировку и мелкие пузырьки углекислого газа. Второй тоже присоединился к созерцанию «чуда».

«Точно дебилы…».

С вожделением, будто в руках была неимоверно хрупкая, но дорогая и сакральная вещица, туземец опустил бутылку на дно и продолжил шарить в сумке. Выудил остатки гамбургера. С подозрением принюхался и сморщил нос. Кажется, фастфуд индейцам не понравился.

«Да, это дрянь, хоть и вкусная».

Еще раз оглядев размокшее тесто с мясом, абориген фыркнул и выбросил его в океан.

«Говно… я теперь совсем без еды остался».

Тем временем индеец вернулся к осмотру содержимого сумки.

Вот показался паспорт, мятый и отсыревший. Он вызвал не меньший интерес у моих пленителей, нежели бутылка, пусть и не такой вожделенный. Туземцы листали документ и пытались разглядеть едва ли не каждую строчку. Судя по их непонимающим физиономиям, страницы настолько промокли, что стали нечитабельны. Индейцы переглянулись. Один разочарованно вздохнул и покачал головой. Второй пожал плечами и… выбросил паспорт за борт.

– Э! – громко прохрипел я. – Ахренеть, вы че творите?!

– Майнг, – сухо бросил тот, что сидел на дне.

– Да пошли вы в жопу со своим майнгом! Я теперь как домой вернусь?!

На мою гневную тираду никто не обратил внимания. Аборигены продолжили рыться в вещах и достали пачку песо. Деньги выглядели еще более жалко, нежели паспорт, поэтому неудивительно, что они полетели в море вслед за документом.

«Теперь подкупить их точно не получится» – нервно подумал я и закашлялся. Пить хотелось невыносимо. Сверкающая на дне лодки бутылка лишь усиливала жажду.

Однако я напрочь забыл обо всем, когда индеец выудил из сумки телефон и с интересом уставился на матовый экран.

– О!

– Э! Э, э, э! Положи на место! Не трогай, идиот!

– Майнг, – вяло отмахнулся второй.

– Не вздумай утопить, дурак!

Меня по-прежнему не замечали. С замиранием сердца я следил, что туземец будет делать с мобильником.

«Если он его утопит, то все, финита ля комедия».

Внезапно лицо индейца расплылось в довольной улыбке. Он посмотрел на товарища и воскликнул:

– Ниино!

Ткнул ему сотовым под нос. Тот ухватил его длинными и тонкими пальцами, начал пялиться в экран, не удосужившись снять блокировку. Что-то мне подсказывало, он и не знал, как это сделать.

– Ниино, – задумчиво повторил туземец.

Первый, продолжая держать сумку на коленях, повернулся к товарищу в пол-оборота, подставляя затылок и длинный «конский хвост» волос, свисавший кончиком до лопаток. Не медля, второй начал делать то, от чего мои глаза выскочили из орбит. Ловкими движениями, туземец за минуту вплел в волосы товарища мобильник экраном наружу, и теперь средство связи тускло блестело в лучах солнца, будто матовое зеркало.

– Ниино! – вновь воскликнул новый обладатель предмета и рассмеялся.

– Чего ты ржешь?! Отдай телефон, он не для этого!

Я дернулся, но куда там. Путы стягивали так крепко, что и пальцем пошевелить нельзя. К тому же, конечности уже изрядно затекли. Я застонал и с досады стукнулся затылком о борт.

Индейцы же, угомонившись, продолжили «досмотр», достав ключи от номера отеля и солнцезащитные очки.

Вертя связку в руке, туземец провел пальцем по заточенной части ключа и одобрительно крякнул:

– Хач.

– Хачиков тут нет, – буркнул я, – ключей никогда не видели?

Вопрос был риторическим. Мой мозг отказывался воспринимать действительность, но та безжалостно била по голове бейсбольной битой, вдребезги разнося стекла розовых очков.

Кстати о них…

Передав ключи товарищу на дне лодки, туземец полностью сосредоточился на их изучении. Продлилось то недолго, и индеец, довольный, бросил:

– Ниино! Ик ниино!

Второй, будто услышав нечто радостное, тут же развернулся и в свою очередь подставил волосы. Пара минут – и мои очки уже украшали прическу другого аборигена.

«Ниино… интересно, что это? И очки, и телефон ниино… а я майнг… жаль, не полиглот».

– Это мои вещи, – хрипло попытался поспорить, – мои ниино.

Оба обернулись и оглядели меня с ног до головы. Взгляды их стали хмурыми, однако теперь хотя бы в них не сквозило желание зарезать меня на месте.

– Майнг, – молвил тот, что держал сумку на коленях.

– Майнг-майнг, – выдохнул я, – согласен, только бутылку подай. И телефон верни.

– Майнг.

Я простонал и снова ударился затылком о борт:

– Да понял я! Дайте попить, подыхаю уже! – и демонстративно провел языком по пересохшим губам. – Вам сурдопереводчик нужен, что ли?!

Кажется, они не поняли ни единого слова, но жест был красноречивее всяких фраз. Однако вместо того, чтобы передать мне желанную бутылочку Топо-Чико, сидевший на дне индеец, волосы которого украсили мои очки, отцепил от пояса какой-то грязный бурдюк или что-то вроде того, подсел ко мне и поднес к губам.

Я скривился. Вонь шла знатная.

– Ахренеть, что это?

– Га, – коротко бросил абориген.

– Гавно? Да, воняет именно так.

Туземец не ответил. Он не сводил с меня пристального взгляда, в котором мелькал огонек любопытства. Жажда становилась нестерпимой. Кто знает, сколько еще я проторчу связанным на солнцепеке на дне каноэ? В конце концов, решился.

– Ладно. Надеюсь, ты туда не нассал…

Припал губами к бурдюку и сделал маленький, осторожный глоток. На вкус – самая обычная вода, только нагретая из-за жары. Но не в моем положении нос воротить. Глотнул еще. Потом еще пару раз, уже побольше. Живительная влага разлилась по организму, сухость отступила. С облегчением выдохнул и уже собирался выпить снова, но туземец спешно убрал бурдюк обратно на пояс и отстранился.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил я.

– Майнг.

– Что это значит? Зачем я вам сдался? Между прочим, в Мексике есть русское консульство, я гражданин иной страны, меня искать будут…

Мой несвязный бред, вызванный нервами и стрессом, разбился о полное непонимание на раскрашенной физиономии. Как волны о скалы.

– Да хрен с вами, просто отпустите меня! – и демонстративно заерзал на месте.

Индеец с очками покачал головой и произнес все то же:

– Майнг.

– О-о-о, за что мне все это… – я опять ударился затылком о борт.

Второй туземец передал первому ключи, тот убрал их в сумку, а следом уложил бутылку газировки. Осторожно и бережно, будто сакральную ценность. Затем взялся за «молнию» и, неловким движением, с трудом, но закрыл.

«Какое счастье… до аптечки не долез…».

«Очкарик» поднялся и, аккуратно перешагнув через меня, направился к противоположному концу каноэ. Тихо шуганул детей. Те со сдержанными смешками отстранились и уселись на дно. Папашка же достал два весла. Рядом я заметил парочку больших и плетеных корзин, в которых лежали тушки каких-то животных, очень похожих на кроликов, но разобрать отсюда не удалось.

– Куда мы плывем?

Мой голос снова стал хриплым. Воды, что дал индеец, оказалось недостаточно. В последние дни я пил только сладкую газировку, а солнце продолжало неистово печь. Ощущал себя котлетой на сковородке.

– Биш.

Туземец протянул одно весло товарищу, и оба принялись грести. Каноэ слегка подпрыгивало на волнах, вызывая неприятную качку. Снова начало мутить. Вялый прибой замедлял ход лодки, но она неотвратимо отдалялась от берега. Я посмотрел на Ривьеру Майя с нескрываемой тоской.

«А Ривьера Майя ли? Что вообще происходит? Где я, и как тут оказался? Куда меня вообще везут и что им всем от меня надо?».

Вопросы… вопросы… они жалили мозг подобно диким осам, гнездо которых сбили палкой.

Если за мной гнались по всему побережью, ударили копьем по голове так, что затылок до сих пор раскалывается, то ждать чего-то хорошего от этих крашеных субчиков точно не стоит. Еще и связали по рукам и ногам, куда-то везут.

«В открытое море? Утопить хотят?».

От одной только мысли об этом, по спине пробежал холодок, несмотря на зной и жару. Я бросил беглый взгляд на восток и увидел остров. Так был занят происходящим, что заметил его только сейчас. Довольно приличных размеров и не так далеко от материка. Кажется, каноэ направлялось именно туда. Берег густо порос джунглями, словно там не ступала нога человека, а океан блистал чистой синевой вперемешку с яркими бликами солнца. Да, в курортных зонах обычно чисто и ухожено… но здешние воды какие-то уж слишком… незамусоренные.

Мой мозг все еще отказывался воспринимать действительность и искал разумное объяснение происходящему… Пока на глаза не попалась очередная пирамида. Она возвышалась над джунглями на том самом острове, и ее силуэт, размытый молочной дымкой, вызывал необъяснимое чувство тревоги…

Волны океана тихо ударялись о борт каноэ…

«Я не хочу туда… не знаю почему, но я не хочу туда!».

Однако мои пленители спрашивать мнения чужака не собирались. Они вообще перестали говорить и монотонно, как роботы, гребли в сторону острова. Дети притихли на другом конце лодки и подозрительно косились на меня.

«Надо выбираться. Но как? И куда я пойду, если… если… если я вдруг оказался… неважно! Сначала надо сбежать! Эти петухи меня связали и избили явно не из лучших побуждений! Надо как-то освободиться… и вернуть вещи».

Попробовал ослабить путы, но куда там. Связали на совесть, а рук теперь совсем не чувствовал.

– Говно… – тихо простонал я.

Ответом мне был блеск телефона и очков в волосах молчаливых туземцев, сосредоточенных на гребле. Улучив момент, когда на меня не смотрели дети, дернулся изо всех сил, предприняв отчаянную попытку. Вновь безрезультатно. Со стоном, я сполз на дно лодки, глубоко вдохнул, выдохнул. Шевелиться больше не хотелось, а марево и зной вызывали сонливость. От качки мутило.

«Освободиться сейчас не сумею, только зря силы потрачу. А они мне еще понадобятся. Подожду, пока причалим к берегу. В лодке посреди океана с двумя петухами на борту я вряд ли что смогу сделать».

Хоть какая-то определенность помогла немного успокоиться, правда страх и нервозность никуда не ушли. Усталый, сморенный жарой и убаюканный волнами, я провалился в тревожную дрему.

***

– Мутит немного, – поморщился я, но подцепил еще один кружочек ананаса.

Ира с беспокойством посмотрела на меня:

– Господи, надеюсь, консервы свежие и…

– Все норм, – заверил я и отставил банку, – а что ты там говорила про кукурузу и дырявые корзинки?

– Это пословица индейцев майя, – вяло улыбнулась девушка.

– Понятно, – чмокнул я, – если продолжим прохлаждаться, то наш бюджет будет таким же дырявым, как их корзинки.

Она в отчаянии развела руками:

– Макс, ты опять… подумай хоть минуту о чем-нибудь, кроме себя и работы! Что ты как фанатик?!

– Я уже подумал, – и постучал вилкой по банке, – даже больше минуты. Пора возвращаться к делам. Тебя тоже касается.

– Но…

– Обеденный перерыв я не вводил.

Внезапно лицо Иры исказилось гримасой сожаления, а в глазах полыхнул нехороший блеск. Она облокотилась руками о стол и изрекла.

– Ты предан своему делу, Макс, но предан фанатично. А фанатизм это зло! Он протрет дырки не только в твоем бюджете, но и в твоей душе! Ты станешь такой же дырявой корзинкой. Никому не нужной дырявой корзинкой!

Я вскинул брови от удивления:

– Вот, значит, как?

– Да, именно так! Ты никого не любишь, кроме своей работы. Замечаешь в других только недостатки и не даешь продохнуть! Стремишься к идеалу, совершенству, но они недостижимы! Эта дорога ведет в пропасть – и ты упадешь в нее. Рано или поздно.

– Все сказала? – я откинулся в кресле.

Щеки девушки раскраснелись, она нервно провела пальцами по волосам:

– Да, теперь все, Макс. Поступай, как знаешь, я высказала то, что думаю обо всем этом.

– Отлично. Ты уволена.

Ира вздрогнула:

– Что?

– Раз я тебе так ненавистен, не стану держать на рабочем месте. Можешь идти.

Глаза девушки увлажнились. Гнев стремительно сменился шоком, а затем и обреченностью.

– Ты… то есть…

– То бишь.

Глава 5

– Биш! – крикнули прямо над ухом.

Я вздрогнул и поднял веки. Секунду ярко слепило солнце, потом увидел силуэт туземца, склонившегося надо мной. Я не мог разглядеть выражение лица, слишком сильно бил по глазам дневной свет.

– Биш, – чуть тише повторил он.

– Что надо?.. – простонал я, чувствуя, как возвращается головная боль.

Индеец выудил откуда-то нож с каменной рукояткой и каким-то черным лезвием. То угрожающе блеснуло, ударив бликами по взору. Таких ножей я раньше не видел.

– Что это? Ты зачем достал его?

– Биш.

– Не подходи ко мне с этой хренью!

Но туземец не послушал. Он склонился над моими ногами и… перерезал путы, сцеплявшие стопы.

Пленитель выпрямился и снова произнес:

– Биш.

Застонав, я сел. Кровь еще не потекла по венам, потому ног по-прежнему не чувствовал. А вот что чувствовал остро, так это вернувшуюся жажду. Вид океанских просторов лишь усиливал ее, словно дразнящий и запретный плод. Я закашлялся, облизал губы, сглотнул слюну и сразу ощутил сильную боль в горле.

– О, нет, только не это, – простонал, – не хватало еще схватить простуду.

Что было вполне ожидаемо после ночи, проведенной в лесу под холодным дождем. Некое предчувствие подсказывало – анальгетиков у этих петухов точно не найдется, если меня вдруг заколбасит от жара.

«Буду надеяться, что все-таки нет. И каким-то сапом надо добраться до аптечки…».

– Биш, – нетерпеливо повторил туземец и убрал нож за пояс.

– Да погоди ты, – скривился я, – дай отпыхнуть.

Только сейчас заметил, что качка прекратилась, а каноэ достигло суши и уперлось носом в белый песок. Дети с корзинами, полными тушек кроликов, ждали нас на берегу и с любопытством окидывали взглядами. Второй индеец с копьем высился рядом. За их спинами виднелась тропа, посыпанная песком. Она вела вглубь острова сквозь джунгли. Листья пальм и лиан низко свисали над ней, ветер вяло поигрывал зеленью.

– Биш.

– Сейчас-сейчас.

Кровь начала пульсировать. В ноги будто вонзили тысячи иголок. Я снова застонал и поморщился.

– Руки не освободишь?

Конечно, он меня не понял. Пришлось демонстративно поводить плечами. Туземец покачал головой.

– Петух.

Подождав еще с минуту, пока кровь не запульсирует как надо, и нарвавшись на очередной нетерпеливый взгляд индейца, я встал сначала на колени, а потом попробовал подняться. Делать это со связанными за спиной руками на дне лодки и с затекшими ногами оказалось не так просто. Во время подъема меня пошатнуло и повело в сторону, голова закружилась, я чуть не рухнул обратно, но сильные руки аборигена вовремя подхватили. Еще миг – и я бы расквасил затылок о борт каноэ.

– Спасибо.

Туземец не ответил. Подхватил копье и мою сумку с вещами, затем выжидательно уставился на меня. Я вздохнул и неуверенно переступил через борт, ступив на песок. Он оказался столь горячим, что кожу жгло даже сквозь бинты и пластыри.

Местные продолжали сверлить меня подозрительными взглядами, а листья шелестели над их головами. Все это заставляло ощущать себя неуютно.

Я подернул плечами:

– Ну, и что теперь?

Позади раздался всплеск. Второй туземец покинул каноэ.

– Майнг биш.

Я огляделся.

Пустынный пляж уходил на юг и восток. Джунгли, растущие у самого берега, были густыми. Со связанными руками о побеге не стоит даже думать. Тем более на ногах я стоял по-прежнему неуверенно. Вздохнув, сделал несколько шагов и остановился рядом с детьми. Те не шарахнулись, наоборот, с любопытством рассматривали меня, особенно шорты.

– Майнг, – шепнул один из них.

– Если че, меня Макс зовут, – угрюмо бросил я.

– Майнг… Макс… – протянул парнишка и улыбнулся.

Я кисло ухмыльнулся в ответ. Горло саднило, больно было глотать.

Туземец передал копье и вещи товарищу, сам же выволок каноэ на сушу и спрятал под сенью деревьев, набросав поверх пальмовых листьев. Затем вернулся к нам, забрал копье и кивнул на песчаную тропинку, вьющуюся меж джунглей.

– Майнг биш.

Кажется, мне дали честь идти первым.

«Чтобы проще было, в случае чего, вновь треснуть палкой по башке».

Тихо простонав, я шагнул на неизведанный путь и вскоре очутился в тени леса. Облегчения это не дало. Скорее наоборот. Дышать стало труднее, а над головой взвился рой комаров. И под рукой не оказалось спрея от насекомых, а сами руки были связаны за спиной. Все, что оставалось, так это сдувать противный гнус с носа.

– Дайте прыскалку, – бросил через плечо.

Туземцы оставались невозмутимы, а как объяснить, что мне надо, я понятия не имел.

– Ахренеть, отпуск, сука…

Да, сейчас я ощущал себя настоящей развалиной, а кровососущие гады, остававшиеся безнаказанными, вызывали невольные мысли о том, что если мне прямо сейчас воткнут нож в спину, я не шибко расстроюсь. К тому же вновь усилилась жажда и боль в горле. Но, видимо, я зачем-то понадобился этим размалеванным петухам. Иначе давно бы прирезали да в море выбросили вслед за паспортом.

Полный тяжких дум, в скверном самочувствии, я осторожно вышагивал по песчаной тропе, то и дело уворачиваясь от лиан и острых веток. Дорога терялась в джунглях, листья трепыхались над головой, а в кронах деревьев заливались пением птицы. Индейцы же хранили молчание. И оно действовало на нервы, и без того натянутые до предела.

Снова начало мутить, к горлу, все также противно болевшему, подступала тошнота. Приходилось сглатывать, и от этого становилось только хуже.

«Скорее бы уж пришли… пусть хоть куда-нибудь… задолбало все…».

Спустя примерно полчаса изнурительной ходьбы, судьба сжалилась-таки надо мной, и песчаная тропа вывела нас на относительно небольшую поляну посреди джунглей. Вдоль окраины выстроились аккуратные домики из глины, стоявшие на каменном фундаменте. Крыши были сложены из пальмовых листьев, и у меня невольно промелькнула мысль, как их только не унесло вчерашней бурей? Жилищ оказалось немного, всего штук восемь или десять. Песчаная тропа проходила через поляну и вела куда-то дальше вглубь острова, теряясь среди леса. Если не считать пения птиц и криков обезьян, селение стояло в полной тишине и казалось покинутым. Неприятное ощущение, оно заставило поежиться.

Звякнул колокольчик, чуть ли не над ухом. От неожиданности я вздрогнул и обернулся на звук. Из ближайшей слева хижины на свет вышла девушка. Несмотря на мерзкое самочувствие, близкое к полуобморочному, я с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть.

Прямые темные волосы спадали едва ли не до пояса. В черных зрачках искрился огонек жизнерадостности и легкого смущения. Незнакомка с интересом разглядывала меня, при этом явно была рада видеть моих «спутников». Я заметил у нее легкое косоглазие, но блин, ахренеть, как ей шел этот недостаток. Точеную фигурку прикрывали зеленая накидка и белая облегающая юбка. Стройные ножки оставались открытыми ниже колен и босыми.

Не сказать, что я высокого роста, скорее наоборот. Но девица оказалась еще ниже. Про подобных говорят «метр с кепкой». Такая вся милая и миниатюрная…

Я бы и дальше любовался ликом прекрасной индианки, если бы один из туземцев не нарушил идиллию.

– Майнг.

В глазах девушки что-то вспыхнуло. Она едва заметно поклонилась и сцепила изящные ручки перед собой.

– Узнать бы еще, что за майнг, – пробормотал я и чуть пошатнулся.

«Очкарик» забрал у детей одну корзинку с кроликами. Второй, в сопровождении пацанов, зашагал ко входу хижины напротив. Проследив за ними, я увидел, как из сумрака дома оттуда на меня таращится какой-то старик… или старуха. Не смог разобрать. Слишком все плыло перед взором, а у человека была чересчур непонятная прическа из копны седых волос, разлетевшихся во все стороны. Когда туземец с детьми вошел в хижину, неизвестный наблюдатель поспешно скрылся, и я остался на улице наедине со вторым воином и милой незнакомкой.

– Майнг, – сдержанно бросил он и ткнул пальцем, указывая на вход в жилище слева.

– Надеюсь, у вас есть хотя бы кровати.

Девушка посторонилась, освобождая проход, и я неуверенно шагнул в сумрак. Над головой звякнули колокольчики. Негромко, но все равно неприятно отдалось в ушах. Я постоял немного, давая глазам привыкнуть к полутьме. Внутри оказалось чуточку прохладнее, нежели снаружи, но все равно душно. Тем не менее я выдохнул с небольшим облегчением. Окон не заметил, зато увидел прямо посредине парочку соломенных циновок, они аккуратно лежали на полу друг напротив друга. Слева у стены вырисовывались очертания очага, похожего на кирпичный мангал. А справа – некое подобие кровати, вид которой доверия отнюдь не вызывал.

– Майнг, – услышал нетерпеливое за спиной.

– Да вхожу, вхожу, – проворчал я и сделал пару шагов, остановившись в центре комнаты, стараясь не наступить на циновки, а то мало ли, какие у этих чудиков обычаи. Порежут еще тем страшным черным ножом.

Только сейчас заметил, что из комнаты влево ведет еще один проход. Наверное, там спальня или типа того. Хрен разберешь этих туземцев.

«Очкарик» зашел в дом. Следом, скромно потупив взор и держа корзинку, показалась девушка.

– Майнг, – ткнул туземец в угол, где стояла кровать.

Я выпучил глаза:

– Я? На нее?! Она же развалится нахрен!

Индеец сдвинул брови и крепче сжал копье, ясно давая понять, что сюсюкаться не намерен. Похоже, выбора не оставалось. Простонав, я подошел к ложу. С виду оно было скреплено из каких-то тонких прутиков, то ли ива, то ли тростник.

«Лягу и сломаю себе хребет».

– Майнг!

Я вздохнул и осторожно присел на краешек. Кровать сразу прогнулась, словно старый матрас. На лбу выступил пот, сердце подскочило. Однако ложе, на удивление выдержало. Было жестковато, но выбирать не приходилось. К тому же я устал и чувствовал себя просто омерзительно. Осмелев, лег целиком и закинул ноги. Туземец тут же подскочил и начал крепко опутывать мне стопы. Пикнуть не успел, как вновь был связан по рукам и ногам.