Рециклон: книга I

Я с трудом поднялся на ноги и, ничего не видя перед собой, плохо понимая, что вообще случилось, поплёлся в комнату. Из разбитой губы капала кровь, а из глаз струились слёзы обиды. Дойдя до кровати, я повалился на неё и, уткнувшись в намокающую подушку, зарыдал во весь голос. Слёзы опустошили меня, и я незаметно для себя уснул беспокойным и нервным сном.

Утром я проснулся с опухшей губой и поселившимся внутри страхом. Выйдя из комнаты и озираясь по сторонам, я тенью проскочил в ванную и стал умываться. За шумом воды я не услышал, как в ванную комнату зашёл дядя, а когда увидел его, от неожиданности вскрикнул. Он просто смотрел на меня, и в его глазах сквозила ничем не передаваемая тоска и печаль. Сев на край ванны напротив меня, он поднял руку и положил мне на плечо. Я весь сжался и зажмурился, он убрал руку и тихо произнёс:

– Серёжа, прости меня. Я не хотел… Просто столько всего произошло. У меня похитили весь труд моей жизни и… – он облизнул губы, – уволили с работы. Теперь моими исследованиями занимается вор. Я сорвался, понимаешь? Ты ни в чём не виноват. Прости меня. Я обещаю, что такого больше не повторится. Я клянусь. – Он смотрел на меня чистыми и добрыми глазами.

– Ну что, мир? – спросил он, протягивая мне руку.

– Мир, – тихо ответил я и с некоторой опаской пожал его огромную крепкую ладонь.

Я был нескончаемо рад, как, впрочем, любой ребёнок на моём месте. Ведь в детстве обиды забываются быстро, даже такие. Но он не сдержал своего обещания. Два дня дядя не пил, но на третий день, когда я вернулся со школы, то застал его сидящим в коридоре.

– Дядя Саша, добрый вечер, – неуверенно поздоровался я, проходя в прихожую. Он поднял мутный от алкоголя взгляд и уставился на меня долгим взглядом. Потом поднялся на ноги и, растягивая слова, спросил:

– Зачем тебе нож, сопляк?

Я растеряно заморгал глазами, не понимая вообще ничего.

– Спрашиваю ещё раз: зачем тебе нож? Ты затеваешь что-то нехорошее, да? – дядя поднялся и стал надвигаться на меня.

– Какой нож? У меня нет никакого ножа! – взвизгнул я и прижался к стене.

– А это что тогда? – отчим порылся в кармане штанов и вытащил складной перочинный ножик. – Твой? А? У меня такого никогда не было!

– Купил на отложенные деньги, чтобы картошку чистить, – скороговоркой выпалил я, смещаясь по стенке ближе к входной двери, надеясь, если что, выскользнуть из квартиры.

– Куда собрался? – взревел дядя Саша и, выставив вперёд руку, схватил меня за край куртки, которую я не успел ещё снять. – Значит, картошку, да? А говоришь, что нет у тебя ножа. Соврал! Может, и насчёт картошки врёшь! Признавайся, щенок.

– Нет. Нет, нож для картошки, и он же на кухне лежал в ящике стола! – ситуация была абсурдна, а от этого – ещё страшнее.

– Я научу тебя говорить правду, раз твой смердящий папенька не удосужился рассказать тебе, как вести себя с людьми! – он ухмыльнулся и, протянув руку к штанам, расстегнул ремень, потом вытащил его из петелек пояса и, схватив грубо и сильно меня за руку, потащил в мою комнату. Я кричал и вырывался, как мог, но что мог ребёнок сделать против взрослого сильного мужчины? Доведя меня до комнаты, он повернул меня к себе спиной и пнул ногой в мягкое место. От этого удара меня пронесло через всю мою небольшую комнатушку и бросило на кровать. Дядя Саша медленно подошёл ко мне и сквозь зубы процедил…

– Если будешь лежать смирно, то всё кончится быстрее, а будешь вертеться и вырываться – будет очень больно. А теперь снимай футболку и штаны, – скомандовал он.

– Не надо! – попросил я. – Пожалуйста, не надо, дядя Саша. Я не сделал ничего плохого.

– Ты обманул своего любимого дядюшку, – его лица я не видел, но был уверен, что он улыбается.

– Пожалуйста, не надо. Ты обещал. Мир!?

– А я не собираюсь тебя бить, – серьёзным голосом сказал вдруг дядя.

– Правда? – в моей испуганной душе появилась надежда.

– Я не буду тебя бить, – повторил дядя Саша вновь и тихо, но очень отчётливо добавил: – Я буду тебя наказывать за совершённое тобой нарушение. А теперь снимай футболку и штаны, – заорал он. – Сними сам, а то хуже будет, – добавил он зловещим голосом, видя, что я не тороплюсь исполнять его приказ. Я повиновался, что мне ещё оставалось делать? И как только одежда была стянута, мою спину обожгло. Я закричал.

– Тихо, свинья! Молчи! Морду в подушку! – проревел дядя и, схватив меня за волосы, с силой ткнул моё лицо в кровать. Снова обожгло спину, но в другом месте. Я попробовал закричать, но ничего не вышло. Мне было трудно дышать, не то что издать какой-либо звук. Ещё один ожог рассек мне спину. И ещё один – чуть ниже. И ещё. А потом я потерял ощущение времени, всё слилось в единый ком зудящей боли в теле. Я уже ничего не понимал, мне даже стало казаться, что вовсе не на кровати нахожусь, а на улице, и сверху капает дождь, и разливается по спине, затекает в подмышки, проливается через промежность, течёт по ногам. Такое странное, странное ощущение. А потом наступила ночь.

В школу на следующий день я не пошёл. Дядя же неделю крутился у моей постели с потерянным и виноватым видом, правда, ничего не говорил. Мазал спину какими-то мазями, менял бинты, подсовывал ведро, кормил с ложки. Он был бесконечно добрым и заботливым дядей, словно это вовсе не он исполосовал ребёнка в кровь тонким кожаным ремнём. Но стоило мне поправиться и встать на ноги, он вновь взялся за бутылку, и моя жизнь превратилась в нескончаемый кошмар боли и унижения. Правда, пороть он меня больше не стал, поняв, сколько проблем это несёт после. Он начал бить. Основным проступком стали плохие оценки в школе, а следовательно, вызовы дяди Саши в школу, которые от такой жизни росли в геометрической прогрессии. Если же по каким-то причинам классная руководительница его не беспокоила, то он придумывал мне другие проступки, а следом и наказания. Например, если он считал, что я недостаточно вытер ноги перед входом в квартиру, то удар приходился шваброй по икрам, плохо помыл руки – по запястьям, посуда не блестела чистотой – и в живот летел кулак, предварительно завернутый в полотенце. Дядя Саша не хотел оставлять заметных следов, а чтобы я никому ничего не сказал в школе или ещё где, он провёл со мной долгую разъяснительную беседу на тему того, что случится, если я "навру про него кому-нибудь", и самое меньшее из того списка было – отрезание мне языка.

Измученный, побитый, запуганный, я ложился каждую ночь в постель, вздрагивая от любого шороха и вскрикивая от любого звука. Я закутывался в одеяло и вглядывался в стену напротив. В моём мире кошмаров только эта стена с пожелтевшими узорами на обоях олицетворяла собой какую-то надежду. При выключенном свете её неприхотливые узоры под моим пристальным взглядом видоизменялись, являя перед моим измученным сознанием различные образы. Линии и завитушки выпячивались, тянулись, извивались, складываясь чаще в жуткие оскалённые морды, реже – в облака или цветы. Морды пугали меня, но одновременно и манили. Хотя я и видел их оскалы, чувствовал их ярость и жажду крови, обонял смердящее дыхание. Они были со мной, они были рядом, и только они могли услышать меня, помочь. И я каждый раз, поддаваясь какому-то неясному чувству, просил их о помощи: "Убейте его! Пусть он сдохнет, пусть дядя Саша сдохнет! Прошу, убейте его!"И после такой молитвы мне становилось легче, и я мог забыться сном.

Если чего-то навязшего желаешь, если все мысли зациклены на единственной мечте, фантазии, то это рано или поздно сбудется.

Я мыл пол на кухне, залитый пивом. Дядя Саша, походя, пнул меня ногой по рёбрам и, задорно рассмеявшись, бросил:

– Я пойду приму душ, а ты, как домоешь тут, надрай коридор, – и, не дожидаясь моего ответа, скрылся за дверью ванной комнаты. Через несколько минут зажурчала вода, потом послышался скрип ванны под весом забирающегося в неё дяди Саши, и шум воды из крана сменился на шершавый стрекот душа. Я же, домыв кухню, с трудом поднялся на ноги и, держа руку на ушибленных рёбрах, побрёл в коридор. Вдруг из ванной комнаты послышался удар, а следом стон. От неожиданности я вздрогнул и замер на месте, крепко сжимая в руке мокрую тряпку. Несколько десятков секунд ничего не происходило. Отдалённый и приглушённый шум душа, мокрая тряпка, капающая грязной водой на босые ноги, боль в груди, грязный коридор с единственной лампочкой, торчащей из стены – и всё. Потом стон повторился, а следом очень тихо, сдавленно прозвучало моё имя. Я сделал несколько шагов в сторону ванной и опять замер, прислушиваясь.

– Серёжа… – опять тихий голос. – Серёжа, помоги.

Я бросил тряпку на пол и в несколько шагов, почти бегом, сократил расстояние до двери. Чуть помедлил и распахнул её настежь. В ванной, в неестественной позе на боку, лежал дядя Саша. Правая рука плетью висела за краем бортика, левая нога подогнулась под его тело. Лицо было разбито, из головы текла тонкой струйкой кровь.

– Помоги, – сплевывая кровь и хватая ртом воздух, – вновь прошипел он. – Помоги, пожалуйста, я… больно… темнеет, помоги! – он тяжело вздохнул, и его тело обмякло, ниже сползая в ванную. Дядя Саша потерял сознание.

Лёт моргнул сигнальными лампами панели и издал привлекающий внимания сигнал. Я открыл глаза и бросил взгляд в окно. На горизонте вырисовывались высотки Санкт-Петербурга, и с каждой секундой они проступали всё чётче.

– Наташа! – не поворачиваясь, позвал я. – Мы скоро будем.

Жена завозилась на заднем сиденье и, потянувшись сонно, ответила:

– Ну и хорошо. Где думаешь садиться?

– На общей парковке, – немного подумав, ответил я. – А оттуда махнём на времянку.

– Не хочется, – честно ответила жена.

– Я тоже не в восторге, но мы ж не надолго, тем более сама понимаешь, что больше некуда, не в лете же ночевать.

– А что, тут удобно и… – начала жена, но под моим взглядом осеклась, а потом, принуждённо рассмеявшись, замахала руками. – Ладно, ладно. Знаю, что ты скажешь. Душа нет, нормальных кроватей тоже. ОК. Поехали на временное жильё. Дай мне только переодеться, – она бросила взгляд на прозрачную кабину лета. – Затемни машину, а то как голые на виду у всех.

– Прости, забыл совсем, – спохватился я и перевёл позицию прозрачности в положение "ноль".

– Конечно, забыл, – фыркнула жена. – За Городом быстро привыкаешь к отсутствию любопытных глаз.

– Не ворчи, – миролюбиво сказал я. – Переодевайся, я пока соберу вещи и вызову нам такси.

Ответа я не ждал, поэтому просто открыл дверцу и выскочил на улицу. Ноги тут же коснулись идеально ровного покрытия. Чего-чего, а ровности в деревне мне всегда не хватало, наверное, это единственное, по чему я скучал. Обойдя лет сзади, я открыл багажный отсек и стал вытаскивать сумки с нашими немногочисленными пожитками. Совершив это неутруждающее действо, я вернулся в кабину и, открыв меню быстрых услуг, стал выбирать такси. Когда-то давно, когда мы ещё жили в Городе, я отдавал предпочтение всего одной транспортной компании. Нравилась она мне за быструю скорость подачи и уровень обслуживания. Но сейчас, сколько бы я ни листал меню услуг, отыскать мне её так и не удалось. Поэтому, не тратя более времени, я ткнул в фирму, указал наше местоположение и конечную точку приезда и подтвердил заказ.

– Так, такси я вызвал, так что скоро будет. Ты успеешь переодеться к её приезду? – улыбнулся я, переваливаясь через сиденье пилота и заглядывая на второй ряд сидений.

– Наверное, – пробурчала Наташа, в попыхах натягивая платье.

Машина приехала через десять минут, и, разместившись на пассажирских сиденьях, отдали приказ трогаться. Автосистема автомобиля уверенно повела такси по сформированному маршруту с соблюдением всех правил дорожного движения – иного быть не могло. Когда-то давно мой отец рассказывал, что в его детстве автомобилями в Городах управляли люди. Звучало это фантастически, и я папе тогда не поверил по-настоящему. Что говорить про нынешнее время? Как может человек отследить постоянно меняющийся трафик, светофоры, людей, переходящих дорогу, ориентироваться в огромном мегаполисе? Нонсенс. Лёты тоже были автоматизированы, как частные, так и общественные. Моя летающая машина была скорее исключением из правил и позволяла переключать себя в ручной режим, но это было обусловлено жёсткой необходимостью, корни которой лежали в моём загородном проживании и отсутствии на маршруте к дому электронных маяков летов. Так что отдел сервиса специально, по моей просьбе, внес эту дополнительную опцию. Конечно, предварительно мне пришлось конкретно пободаться с их юридическим отделом и сертификационным сервисом. Компания сильно заботилась о безопасности своих клиентов и не хотела давать в их руки управление машиной. Но, как любая организация, не желающая терять клиента, даже такого странного, как я, они вошли в моё положение, приняв причину достаточно аргументированной. Хотя даже после получения одобрения, мне пришлось подписать кучу бумаг, в которых я брал полную ответственность за свою жизнь и жизнь своей семьи в то время, когда я перевожу управление летом в ручной режим. Плюс сервисный центр обязал пройти месячные курсы по ручному управлению машиной. И только после сдачи квалификационного экзамена, такого же, впрочем, какой сдают все полицейские и спасательные ведомства, я наконец добился своего. Затраченных нервов и времени я абсолютно не жалел. Лёт с ручным управлением стоил всех усилий, так как позволял мне не только с комфортом добираться до своего загородного дома, но и удобно перемещаться по Санкт-Петербургу, пользуясь спецстоянками, куда автолетам посадка была заказана.

Но при всех очевидных достоинствах ручного управления минусы у летов всё же имелись. Например, нельзя было летать над пешеходными зонами и центром Города. Это распоряжение появилось лет пятнадцать назад, когда один из аппаратов дал сбой и рухнул на купол музейного центра. Переполох и резонанс были невообразимые. С той поры все леты стали размещаться на общественных и спецпарковках на окраинах города, а оттуда жители и туристы добирались на многочисленном транспорте. К услугам пассажиров были электробусы, лёгкие трамваи, метро и, конечно, такси. Центральная часть города была исключительно пешеходной зоной, и перемещение по ней допускалось лишь на мускульных средствах передвижения.

Конечно, Город не сразу пришёл к этому. Это был грандиозный проект шестидесятилетней давности, который до сих пор поражает воображение гостей города. Да, он был вызван необходимостью и финансовой выгодой, но это не умаляет его значимости. Я родился и вырос в Санкт-Петербурге, и каждый раз моё сердце радуется, когда я иду по центру нашего Города или лечу мимо на лете. Огромный блестящий купол из стекла и стали накрывает всю историческую часть города, оберегая от разрушительных осадков и влажности великолепие имперских дворцов, музейных комплексов, палисадников, огромных зелёных проспектов или скромных пахнущих стариной улочек. Воздух на территории купола свежий, постоянно вентилируемый и насыщенный кислородом, с едва уловимым ароматом весеннего берёзового леса, искусственное освещение, не дающее ночи ни шанса, поддерживаемая комфортная температура. И всё это с высококлассным сервисом обслуживания. Многочисленные гостиницы, готовые принять и удивить самого искушённого гостя, подземные аквапарки, скрытые от глаз и не портящие исторический ансамбль и дух Города, рестораны, ночные клубы на любой самый притязательный вкус и многое, многое другое. Всё и не опишешь. Этот технический и инженерный шедевр обеспечивает постоянный приток туристов со всей планеты, а для жителей давно стал местом прогулки с детьми или романтического времяпрепровождения влюблённых.

Но, как бы мне не хотелось прогуляться по родным с детства местам, наш с Наташей путь лежал не туда. Я не располагал достаточным количеством свободных средств, чтобы заселиться в гостиницу в центре, даже эконом-класса, да и времени, откровенно говоря, у нас было недостаточно. Поэтому такси несло нас к "времянкам"Московского района. "Времянки"или временное жильё было своего рода общежитием. Простые, недорогие, но чистые квартирки в огромных, похожих на муравейники, жилых комплексах. Они были разбросаны по всему городу, кроме центра, конечно. Мой выбор Московского района был достаточно прозаичен. Дом Кристины и её мужа находился недалеко оттуда. Поэтому выбор был очевиден.

Пока мы ехали, я связался с администрацией "времянки"и забронировал двухкомнатные апартаменты на тридцать седьмом этаже. Нам с женой повезло: по четвергам у них проходила еженедельная акция, так что в довесок к приличному номеру мы получили бесплатный ужин и неограниченное посещение сауны с бассейном. Наташа, не любившая проживание вне нашего дома, была явно рада приятным бонусам, о чём не преминула сообщить, задорно чмокнув меня в, начавшую покрываться щетиной, щеку. Сморщив свой милый курносый носик, она чуть отстранилась и с хитрой улыбкой сказала:

– Ты опять колючий. Как ты умудряешься зарастать щетиной так быстро? Ты же брился перед вылетом, а это было всего несколько часов назад.

Я развел руками. Не зная почему, но мое лицо действительно очень быстро покрывалось волосами, какие бы средства я ни использовал. Разница была лишь в том, что если я брился станком, то к обеду щеки и подбородок синели жесткой щетиной, а если удалял волосяной покров кремом, покрывались мягким ворсом. Такая оказия начала твориться со мной, как только я перешагнул двадцатилетие. Я даже ходил на прием к дерматологу. Но врач, взяв анализы, не нашел никакой патологии, сообщив, что это просто особенность моего организма и беспокоиться тут не о чем.

– Ну нечего, сейчас разместимся, сходим в сауну, разогреем тебя и побреем, – жена засмеялась, я улыбнулся в ответ.

– Борт 24739 прибыл в пункт назначения. Спасибо, что выбрали такси "АвтоГород", – раздался вдруг механический голос откуда-то сверху.

Я перевел взгляд с все еще хихикающей жены на окно и увидел, что машина стоит аккурат напротив входа во "времянку".

– Мы приехали, давай выбираться, – обратился я к жене, подхватывая сумку и открывая дверь.

– Слушай, а почему у автотакси таким странным голосом разговаривает, у них что, мужские и женские закончились? – спросила жена, когда мы покинули салон такси и шли к дверям Временного комплекса.

– Я точно не знаю, но, по-моему, это новая гендерная политика всех автотакси в Городе. Где-то читал, что голос выбирается в зависимости от клиента. Если клиент мужчина-натурал, то голос женский, если гей – то мужской, если женщина-натурал – то мужской и так далее, – задумчиво ответил я, перехватывая сумку другой рукой, чтобы открыть перед женой дверь.

– А если пара натуралов, то бесполый механический? – продолжила мою мысль жена, проходя в здание.

– Скорее всего, – подтвердил я.

– Ох, эти борцы за равенство, – вздохнула она, автоматически поправляя прическу.

Мы проследовали по достаточно широкому коридору и вышли в зал, где за стойкой нас приветствовали юноша с девушкой.

– Здравствуйте, рады, что вы выбрали "ВЖ водопад", – оба неискренне улыбнулись. – У вас забронирован номер?

– Да, – я протянул руку ладонью вверх, подставляя запястье для считывания брони. Девушка ловко приложила терминал и заулыбалась еще шире.

– Ага, действительно, бронь 1567, апартаменты, тридцать седьмой этаж, – она щелкнула терминалом и сообщила. – Все правильно. Оплачивать дэкредами будете? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она.

– Нет, наличными, – поспешил сообщить я.

– Эм, что? – переспросил молчавший все это время юноша.

– Наличными, – устало повторил я. Их удивление мне было понятно. Основной денежный оборот давным-давно осуществлялся дэкредами. Наличные также были в обращении, но это было редкостью и говорило, за частую, о том, что гражданин не состоит в государственной субсидиарной программе или, того хуже, является гиком.

– Какие-то проблемы? – раздраженно осведомилась моя жена, подпирая бока руками.

– Нет, нет. Что вы! – поспешила разрешить накаляющую обстановку девушка-администратор. – Наличными так, наличными. Андрей, пересчитай, – просила она все еще пялящемуся на нас парню. Тот тут же отвел взгляд, засуетился, взглянул за чем-то в потолок. Потом перевел взгляд на терминал, нажал несколько кнопок и тихим, явно волнующимся голосом произнес: – С вас сорок пять рублей восемьдесят копеек.

Я вытащил свой старый потрепанный бумажник, отсчитал требуемую сумму и положил ее на стойку. Парень взял в руки бумажные деньги с каким-то трепетом, складывалось впечатление, что он их видит впервые. Хотя, возможно, так и было. Неумело пересчитал и, безуспешно поискав, куда положить, оставил держать в руках.

– Хорошо, – после паузы сказала девушка. – Вот ваш ключ, – она протянула терминал к моему запястью и нажала кнопку подтверждения. Терминал издал тоненький писк, мое запястье вспыхнуло на секунду зеленым светом и тут же погасло.– Проходите, устраивайтесь. Спасибо, что выбрали нас, – напутствовала нас девушка, и как только мы сделали несколько шагов в сторону лифта, тут же зашушукалась со своим коллегой. О чем они шептались – было и так ясно. Но я не предал этому никакого значения – привык. И, подхватив Наташу под руку, повел ее к лифту.

Номер нам достался действительно очень неплохой. Светлая большая комната с вместительной гардеробной, балконом, на котором уютно были расставлены небольшие пуфики и столик между ними. Длинный холл, откуда был вход в ванную и туалет. Дальше по коридору располагалась кухня, обставленная со вкусом. На многочисленных полочках ждали использования современные агрегаты для готовки. Наташа, оценивающе оглядев все это, хмыкнула под нос и, сообщив, что ей нужно принять душ, усвистала в ванную. Я же, не разбирая, поставил наши вещи в гардеробную, завалился на большую двуспальную кровать и взмахнул рукой, включив телевизор. Техника была не самой новой, но экран соответствовал нужным размерам и качеству картинки, а большего во "времянке"и желать не надо. Пощелкав каналы, я остановился на новостном канале, где симпатичная ведущая приятным голосом рассказывала о событиях в Городе. Ничего принципиально нового или безумно интересного я не услышал. Все как всегда сводилось к двум основным проблемам: увеличению количества бесплодных пар "рубежного"возраста и, как следствие, нехорошим прогнозам в перспективе десятилетия на тему снижения уровня обеспечения биомобами городских служб обслуживания. Хотя слепо верить таким прогнозам все же не стоило. Администрация орала, сколько я себя помню, а Город до сих пор не испытывал нехватки с бесплатной рабочей силой. Так что, скорее всего, все эти компетентные прогнозы и искусственно созданные паники были ничем иным, как политикой государства и рекламной акцией, направленной на постоянное напоминание жителям, кому они обязаны своим уровнем жизни и сколько должны еще отдать.

Конечно, проблемы в Санкт-Петербурге, да и в других Д-городах существовали, но говорить в открытую, да еще и с экрана государственных каналов было как-то не принято. На многие неудобные темы закрывали глаза. Ну кто хочет вспоминать непутевого родственника или ныне потерянного друга, который не смог создать семью и получить хотя бы первую категорию ЕДС до тридцати лет? Конечно, никто. Ведь следом за этой мыслью потянутся другие: несоответствие проживания в Городе, экстрадиция за зону комфорта, стыд перед соседями, не говоря уже о необходимости каждый год получать уведомление из бюро контроля. Так что такие темы не поднимались или поднимались очень редко, в основном косвенно и если случившееся событие нельзя было осветить иначе. На моей памяти таких "неприятных"новостей было две: первая – когда в пятьдесят втором вскрылась преступная схема переправки органов из недо-Д-городов в Д-города, а второй раз – о пропаже пятерых туристов за чертой комфортной зоны. Потом их, конечно, отыскали в одном из запрещенных биопритонов, и огласка была большая. Но подобные события были скорее исключением, так что новостные каналы предпочитали освещать все что угодно, от открытия новых памятников до реставрации купала, но только не больные для жителей темы. Я выключил телевизор.

Со стороны ванной послышалась возня, и, прошлепав босыми ногами в комнату, вошла обнаженная Наташа. Ее свежевымытое тело дышало энергией, волосы струились по плечам и доносили до меня приятный морской аромат, а взгляд хитрых глаз сулил многообещающее наслаждение. Я сел на кровати и развел руки в приглашающем жесте. Жена, покачивая бедрами, медленно приблизилась ко мне, и руки мои обхватили ее сзади, чуть толкнули, и, слившись в поцелуе, повалились на кровать.

Глава 6. Праздник.

Погода выдалась просто отличная. Поднимающееся солнце согревало, а легкий ветерок дарил прохладу. Мы с Наташей неторопливо шагали по улице в сторону дома Кристины и Александра, которые получили новое жилье, воспользовавшись КД. Конечно, ребята очень рисковали, но понять их было можно. Фактически это был их последний шанс получить категорию. И у них получилось. Сегодня, как сказала мне жена, исполнялось пять лет их дочери, а значит, уже на следующей недели, после регистрации в управлении их мечта сбудется, и жизнь потечет совсем иная: веселая и в достатке. Я, правда, их и им подобным концепцию жизни не одобрял, но, откровенно говоря, это не моё дело, и в гости иду только как сопровождающий жену. А вот Наташу, наоборот, переполняла радость за старую подругу, о чем она не преминула сообщить мне, рассуждая о счастливом будущем Кристины и её мужа в Городе. Конечно, мне были ясны её намёки. Напрямую осуждать меня она не могла, так как отлично понимала, что фактически я тогда спас не только её, но и детей, но выказать свое недовольство, видимо, требовала её натура, пусть и в такой завуалированной форме.