Меч Кощея Бессмертного

Он оставил коня, наточил из мизинца в стакан крови, подает братьям и говорит. – Ежели в стакане кровь почернеет, не ладите меня: значит, я умру!

Простился и пошел. Зашел на гору; чего только он не насмотрелся! Всяки тут леса, всяки ягоды, всяки птицы! Долго шел Иван-царевич, дошел до дому: огромный дом! В нем жила царска дочь, котора была утащена Кощеем Бессмертным.

Иван-царевич кругом ограды ходит, а дверей не видит. Царская дочь увидела человека, вышла на балкон, кричит ему. – Тут, смотри, у ограды есть щель, потронь ее мизинцем, и будут тебе двери.

Так и сделалось. Иван-царевич вошел в дом. Девица его приняла, напоила-накормила и расспросила. Он ей рассказал, что пошел доставать мать от Кощея Бессмертного.

Девица говорит ему на это. – Трудно доставать мать, Иван-царевич! Он ведь бессмертный – убьет тебя. Ко мне он часто ездит… Вон у него меч в пятьсот пудов, поднимешь ли его? Тогда ступай!

Иван-царевич не только поднял меч, а еще и бросил кверху. Сам пошел дальше. Приходит к другому дому, двери знает, как искать. Вошел в дом, а тут его мать! Обнялись, поплакали. Он и здесь испытал свои силы: бросил какой-то шарик в полторы тысячи пудов.

Время приходит быть Кощею Бессмертному. Вот мать и спрятала его.

Вдруг входит Кощей Бессмертный в дом и говорит. – Фу, фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не видать, а русская коска сама на двор пришла! Кто у тебя был? Не сын ли?

– Что ты, бог с тобой! Сам летал по Руси, нахватался русского духу, тебе и мерещится. – ответила мать Ивана-царевича.

А сама поближе с ласковыми словами к Кощею Бессмертному, выспрашивает то или другое и говорит. – Где же у тебя смерть, Кощей Бессмертный?

– У меня смерть в таком-то месте. – говорит он. – Там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть.

Сказал это Кощей Бессмертный, побыл немного и улетел.

Пришло время – Иван-царевич благословился у матери, отправился по смерть Кощея Бессмертного.

Идет дорогой много время. Не пивал, не едал, хочет есть до смерти и думает. – Хоть кто бы на это время попался!

Вдруг – волчонок. Он прицелился, хочет его убить. Выскакивает из норы волчиха и говорит. – Не тронь моего волчонка, я тебе пригожусь.

– Быть так! – и Иван-царевич отпустил волка. Идет дальше, видит ворону.

– Постой. – думает.– Здесь я закушу!

Зарядил стрелу, хочет стрелять. А ворона ему и говорит.

– Не тронь меня, я тебе пригожусь.

Иван-царевич подумал-подумал и отпустил ворону. Идет дальше, доходит до моря, остановился на берегу. В это время вдруг взметался щучонок и выпал на берег. Он его схватил, есть хочет смертно.

– Вот теперь поем! – думает.

Ниоткуда взялась щука, и говорит. – Не тронь, Иван-царевич, моего детища, я тебе пригожусь!

Он и щучонка этого отпустил.

– Как пройти море? – сидит на берегу да думает. Щука ровно знала его думу, легла поперек моря. Иван-царевич прошел по ней, как по мосту. Доходит до дуба, где была смерть Кощея Бессмертного, достал ящик, отворил – заяц выскочил и побежал. Где тут удержать зайца!

Испугался Иван-царевич, что отпустил зайца, призадумался, а волк, которого не убил он, кинулся за зайцем, поймал и несет к Ивану-царевичу.

Он обрадовался, схватил зайца, распорол его и как-то оробел: утка спорхнула и полетела. Он пострелял, пострелял – всё мимо!

Задумался опять. Ниоткуда взялась ворона с воронятами и ступай за уткой, поймала утку, принесла Ивану-царевичу. Царевич обрадел, достал яйцо, пошел, доходит до моря, стал мыть яичко, да и выронил в воду.

– Как достать из моря? Безмерна глубь! – закручинился опять Иван-царевич.

Вдруг море встрепенулось. Это щука принесла ему яйцо, потом легла поперек моря. Иван-царевич прошел по ней и отправился к матери.

Приходит, поздоровались, и она его опять спрятала. В это время прилетел Кощей Бессмертный и говорит. – Фу, фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не видать, а здесь Русью несет!

– Что ты, Кощей? У меня никого нет! – отвечала мать Ивана-царевича.

А Кощей опять и говорит. – Я что-то не могу!

Иван-царевич пожимал яичко: Кощея Бессмертного от того и коробило.

Наконец Иван-царевич вышел, кажет ему яйцо и говорит. – Вот, Кощей Бессмертный, твоя смерть!

Тот на коленки против него упал и говорит. – Не бей меня, Иван-царевич, станем жить дружно! Нам весь мир будет покорен!

Иван-царевич не обольстился его словами, раздавил яичко! Кощей-то Бессмертный и умер!

Взяли они, Иван-царевич с матерью, что было нужно, пошли на родимую сторонку. По пути зашли за царской дочерью, к которой Иван-царевич заходил вперед, взяли и ее с собой. Пошли дальше, доходят до горы, где братья Ивана-царевича все ждут и ждут.

Девица и говорит. – Иван-царевич! Воротись ко мне в дом: я забыла подвенечное платье, брильянтовый перстень и нешитые башмаки!

Между тем он уже спустил мать и царскую дочь, с коей они условились дома обвенчаться. Братья приняли их, да взяли спуск и перерезали, чтобы Ивану-царевичу нельзя было спуститься. Мать и девицу как-то угрозами уговорили, чтобы дома про Ивана-царевича не сказывали.

Прибыли в свое царство; отец обрадовался детям и жене, но только опечалился об одном Иване-царевиче.

А Иван-царевич воротился в дом своей невесты, взял обручальный перстень, подвенечное платье и нешитые башмаки; приходит на гору, метнул с руки на руку перстень.

Явилось двенадцать молодцов и спрашивают. – Что прикажете?

– Перенесите меня вот с этой горы на землю.

Молодцы тотчас его спустили. Иван-царевич надел перстень – их не стало. Пошел он в свое царство, приходит в тот город, где жил его отец и братья, остановился у одной старушки и спрашивает. – Что, бабушка, нового в вашем царстве?

– Да чего, дитятко! Вот наша царица была в плену у Кощея Бессмертного. Ее искали три сына, двое нашли и воротились, а третьего, Ивана-царевича, нет, и не знают, где! Царь кручинится об нем. А эти царевичи с матерью привезли какую-то царскую дочь. Большак жениться на ней хочет, да она посылает наперед куда-то за обручальным перстнем или велит сделать такое же кольцо, какое ей надо. Уж кличут клич, да никто не выискивается.

– Ступай, баушка, скажи царю, что ты сделаешь, а я пособлю.– говорит Иван-царевич.

Старуха в кою пору скрутилась, побежала к царю и говорит. – Ваше царское величество! Обручальный перстень я сделаю.

– Сделай, сделай, баушка! Мы таким людям всегда рады. – говорит царь. – А если не сделаешь, то голову на плаху!

Старуха перепугалась, пришла домой, заставляет Ивана-царевича делать перстень, а Иван-царевич спит, мало думает, перстень готов. Он шутит над старухой, а старуха трясется вся, плачет, ругает его.

– Вот ты сам-от в стороне остался. – говорит. – А меня, дуру старую, подвел под смерть!

Плакала, плакала старуха и уснула. Иван-царевич встал поутру рано, будит старуху. – Вставай, баушка, да ступай понеси перстень, да смотри: больше одного червонца за него не бери. Если спросят, кто сделал перстень, скажи: сама! На меня не сказывай!

Старуха обрадовалась, снесла перстень. Невесте он понравился.

– Такой, – говорит, – мне и надо!

Вынесла ей полно блюдо золота; она взяла один только червонец.

Царь говорит. – Что, баушка, мало берешь?

– На что мне много-то, ваше царско величество! После понадобятся – ты же мне дашь!

Пробаяла это старуха и ушла. Прошло там сколько время – вести носятся, что невеста посылает жениха за подвенечным платьем или велит сшить такое же, какое ей надо. Старуха и тут успела (Иван-царевич помог), снесла подвенечное платье.

После снесла нешитые башмаки, а червонцев брала по одному и сказывала. – Эти вещи сама делаю!

Слышат люди, что у царя в такой-то день свадьба; дождались и того дня. А Иван-царевич старухе заказал. – Смотри, баушка, как невесту привезут под венец, ты скажи мне.

Старуха время не пропустила. Иван-царевич тотчас оделся в царское платье, выходит. – Вот, баушка, я какой!

Старуха в ноги ему. – Батюшка, прости, я тебя ругала!

А он. – Бог простит!

Приходит в церковь. Брата его еще не было. Он стал в ряд с невестой: их обвенчали и повели во дворец.

На дороге попадается навстречу жених – большой брат. Увидал, что невесту ведут с Иваном-царевичем, побежал со стыдом обратно.

Отец обрадовался Ивану-царевичу, узнал о лукавстве братьев и, как отпировали свадьбу, больших сыновей разослал в ссылку, а Ивана-царевича сделал наследником царства…

– А ты знаешь, жрец, о ком эта сказка? – вдруг спросил Гермнарих.

– О ком, батюшка… Да о тебе! – ответил жрец. – Ты, ведь, у нас Кощей Бессмертный. Шестьдесят пять тебе годков, а ты всё воюешь! Может, хватит?

– За то, что ты сказку мне рассказал, пожалею тебя! – произнёс Гермонарих. – А за то, что рассказал, где ждёт меня смерть, помилую тебя! Иди…

Так Гермонарих узнал, что в народе его кличут Кощеем Бессмертным.

3.

А тут и новость пришла: умер король готов Эдиульф. И Гермонарих занял его место, сразу же начав расширять свою державу…

Постепенно Германариху подчинились языги, карпы, вандалы, тайфалы. Были окончательно покорены и «росомоны» – «люди рос». И была повержена Русколань.

В подданство Германариха перешел и Боспор. Получив от этого огромную выгоду, теперь люди Гермонариха сбывали сюда рабов, захваченных в походах. Долго сопротивлялись приазовские герулы, племя воинственное и высокомерное. В большей части они были перебиты, но все равно не хотели подчиниться.

С 360 года у готов начались их столкновения с аланами. Причиной войны стала откуда-то взявшаяся агрессия Германариха. Аланы являлись сильным противником, у них были мощные крепости, великолепная панцирная конница…

Но около 370 гола разыгралась трагедия, приведшая к конфликту с росомонами, вероломным народом и виновниками всех готских несчастий. У Гермонариха было много жён: так было принято для скрепления союза побеждённого с победителем.

Но этот случай оказался не обычным: росомонка, являющаяся такой женой Гермонариху, изменила ему с его сыном. Ее братья находились при дворе императора и знали об измене. Ведь Германарих был язычником-многоженцем. И можно вспомнить обычай подобных ему завоевателей – собирать гарем их знатных представительниц всех покоренных народов, чтобы одновременно служили и заложницами. И Сунильде по понятным причинам отнюдь не нравилось быть в числе жен поработителя. Тем более старика, с перспективой в скором будущем быть отправленной вместе с ним на тот свет. В ситуации надвигающейся войны с гуннами она решилась бежать, но неудачно.

Казнь он назначил жесточайшую, считавшуюся у германцев самой страшной и позорной для женщин. Жертву, раздетую догола, вывели перед сборищем всего народа, привязали к диким лошадям и пустили их вскачь, волоча приговоренную по кочкам и камням и раздирая на части. Братья Сунильды Сар и Аммий возмутились и решили отомстить – на ближайшем приеме у императора ударили его в бок мечом Турфингом. Одного из них – Аммия – убила стража, а второй, Сар, оказавшись легко раненным, притворился убитым. Германарих остался жив, но от полученной раны начал тяжело болеть, выпустив из рук управление. Ночью, зная, где запрятан Турфинг, Сар снова выкрал его и ускакал к перешейку Таврики. Но и там ему не очень повезло – он нарвался на разъезд готов, которых убил, но и сам оказался тяжело раненным.

Вот тогда-то и встретил он команду Белавы. Ведане, которая оказала ему помощь, им и был передан Турфинг, потому что Сар прекрасно понимал, что готы когда-нибудь его поймают и отберут меч Победы. Так волшебный меч оказался в команде Белавы и был доставлен в места, о которых никогда бы не догадался Гермонарих…

Вот и сейчас, изнемогая от боли, Германарих решал для себя только один вопрос, обращаясь к мечу Турфингу, которого разыскивали готы. ─ Скажи, Турфинг, ты угробил всех своих врагов-хозяев? Осталась ли в тебе волшебная сила, чтобы быть мечом Победы?

И начал вспоминать.

─ Перым ты убил Свафрлами, твоего первого хозяина, с помощью Арнгрима, бескерка… ─ Гермонарих загнул палец на руке.

─ Ангатюр Первый, внук Свафрлами, который вынул меч из ножен, был убит Оддом Стрелой с твоей помощью… ─ и Гермонарих загнул второй палец на своей руке.

─ Хервер, дочь Ангатюра, дева – воительница, выкопавшая тебя из кургана отца… ─ Гермонарих замер, вспоминая и морщась от боли в боку. ─ Была убита… Но вынимала ли она тебя из ножен? Это большой вопрос! Не понятно… Ко мне ты перешёл, но я тебя ни разу не вынимал из ножен… Уж очень хотелось быть Кощеем Бессмертным!

Гермонарих так и не успел принять окончательное решение. Вбежал придворный слуга с криком. ─ Баламбер напал на аланов и скоро будет здесь!

─ Так был или нет третий убитый Турфингом из нашего рода? ─ рассуждать на эту тему времени больше не оставалось. Понимая, что расстаётся с Турфингом навсегда, он махнул рукой и побежал искать коня.

И Гермонариху пришлось срочно бежать из дворца, несмотря на большую боль в боку.

Через некоторое время Кощей Бессмертный умрёт смертью обычного человека в старой деревянной хижине на берегу моря…

Глава 5. Червлёный яр. 1241 год. Попытка найти меч для победы в Ледовом побоище

1.

Европейский крестьянин, согнувшийся под грузом повинностей перед своим хозяином, отважился вторгнуться в непокорные леса. Он вырубал деревья, расчищал землю от кустарника и осушал болота, добывая дополнительные пашни.

Вдохновляемые высокой идеей освобождения гроба Господня и себя от повинностей перед хозяином, обуреваемые жаждой богатств и земель новые хозяева шагнули на восток…

Так начинался новый европейский «натиск на восток», в котором селяне, и в первую очередь искусные городские мастера, опытные торговцы, а так же рыцари начали появляться в славянских странах, стали расселяться и обживаться там.

С одной стороны, это способствовало подъему хозяйства, общественной и культурной жизни восточно-европейских стран, но, с другой стороны, порождало проблемы, создавая соперничество и противостояние пришлого и коренного населения.

Особенно большая волна переселенцев хлынула из германских земель, где правители Германской империи поддерживали «натиск на Восток».

Вскоре взгляд европейцев упал на Прибалтику. Ее уже давно воспринимали, как лесную пустыню, слегка заселенную дикими литовскими и угро-финскими языческими племенами, не признающих государственную власть. Здесь еще издревле сохранилось влияние Руси и скандинавских стран. Так постепенно европейцы колонизировали пограничные к себе районы и обложили местные племена данью.

Между тем, Русь еще во времена Ярослава Мудрого построила за Чудским озером в земле угро-финнов-эстов свою крепость, назвав её Юрьев по крещённому имени Ярослава Мудрого.

Шведы, в свою очередь, в это время продвигались во владения финнов, и пока не достигли рубежей земли карельской, контролируемой Новгородом.

Как обычно, первыми на лакомый кусок приходили монахи, стараясь местных жителей обратить в христианство. При этом методы их не отличались разнообразием: если простыми уговорами местные аборигены не понимали важности принятия христианства, то на их место приходили рыцари – крестоносцы, чтобы добиваться убеждения с помощью меча, а затем обосноваться на новом месте.

Так, монах Бертольд, убеждая непокорных славян в необходимости принятия христианства, всякий раз используя своих друзей рыцарей, помог создать в Риге в 1201 году Орден меченосцев. Этот орден в качестве своего символа веры использовал меч в форме длинного креста. Но это был не меч! И это очень сильно не нравилось рыцарям, поэтому количественно Орден разрастался очень медленно. Так в голове у монаха Бертольда появилась заноза. И заноза эта была не простая…

Когда-то, ещё в четвёртом веке, родные монаха Бертольда жили на реке Великая Ворона, там, где степь встречается с лесом и рекой. Единственное, что осталось в памяти монаха, было то, что его предок, которого звали БЕРмята, сбежал от своего дикого народа в просвещённую Европу на БЕРег Германского моря. Там он и стал основателем германских БЕР-мужиков…

И ещё в памяти БЕРтольда сохранилось то, что от его предка осталась какая-то карта. А вот чего? Занимаясь своей «просветительской миссией» Бертольд совсем забыл наставления своего лесостепного предка.

Однако, появившаяся в его мозгу заноза помогла вспомнить своего предка. Поэтому, забросив свою миссионерскую деятельность, монах отправился на поиски карты, предварительно испросив на это разрешение своего папы.

Поиски были недолгими и, благодаря помощи своих родственников, вскоре у него на руках была карта из бересты, где жирным крестиком было помечено место захоронения медного зеркала жрицы Амаги. Как сказали памятливые родственники, это зеркало может показать место захоронения меча Кощея Бессмертного.

Естественно, одно только название «меч Кощея Бессмертного», о котором он заговорил перед своим папой Ордена, было способно выдать ему из казны Ордена достаточно денег для закупки водки в большом количестве, чтобы в тех краях стать торговцем и путешествовать в ту странную местность, в которой живёт дикий народ, не знающий о том, что у него под боком находится меч Победы…

2.

Так, в июле 1241 года на земле, где сходится степь с лесом, а границей является река Великая Ворона, появился странный мужичок в казачьем зипуне и штанах, заправленных в сапоги по имени БЕРмятка… Никто из местных не знал, когда и откуда он появился здесь, поэтому большинство из них стало относиться к нему с большой осторожностью до тех пор, пока не поняли. ─ Да это ж торговец хмельным питиём!

И ему быстро простили проблемы в говоре, одежде и поведении. Бермятка скоро нашёл общие темы с простыми казачками, среди которых у него появились двое пьянчужек – Утка и Бочка, готовых на всё, лишь бы получить от него хотя бы маленькую порцию хмельной водички.

Бермятка смотрел на приходящих к нему казачков-чигов и незаметно качал головой, так ненавистен ему казался этот народ! Собственно, ему было с чем сравнивать: западное его родное рыцарство, прославившееся грабежами, насилием и угнетением мирного земледельческого люда, ничего общего с идеей казачества не имело.

Следует отметить, что такое пьяное казачество стояло за свою свободу, за права обиженных и угнетенных, за свои земли и за свою веру, никому не навязывая ее и насильно не обращая в нее неверных, в то время как его родное рыцарство, наоборот, имело цель совсем другую, а именно – порабощение мирных и беззащитных граждан и распространение католицизма мечом не только среди славян и литовцев, но и среди диких славян-русичей!

Ему было не понятно, почему здесь, в самом непригодном для красивой жизни месте – сухой степи с одной стороны и непроходимыми болотами – с другой, при постоянном нападении то половцев, то татар, то ещё кого-нибудь, живут и радуются люди, бежавшие от таких, как он угнетателей, и зовущие себя казаками или просто – чигами или бродниками.

И он иногда (пусть сдохнет эта зараза!) добавлял в хмельные напитки местную травку под названием конопля. А они пили и не дохли! А наоборот, завидев банду половцев, прыгали на своих коней и с дикими криками неслись с саблями на них!

Правда, не все казаки были с ним в хороших отношениях. Особенно ему не нравились казаки хутора «Раздолье» атаман Белой и его команда: две казачки Белавка и Веданка, да три казака – Славка, Камайка и Дарька, с самого начала почему-то слишком подозрительно относящиеся к его занятиям.

─ Может это потому, что я часто хожу по берегу Великой Вороны? А они – бродники, охраняющие брод на другую сторону у Змеиной горки? ─ думал он, ища тот самый изгиб буквой М, чтобы можно было, встав лицом на север, отшагать семьдесят шагов и откопать нужное ему зеркало.

Бермятка ошибался: бродники свободно разгуливали в придонских степях и по найму служили то тем, то другим владельцам, в сущности, никому не подчиняясь и управляясь избранными из своей среды головами или воеводами (атаманами). Следовательно, под словом «бродники» все местные люди разумели «свободных, вольных людей», «бродивших» в придонских степях, а не карауливших броды реки.

Эти закаленные в боях воины – казаки, затерявшиеся среди чуждых им иноплеменников, все необходимое для себя добывали войной, охотой и рыбной ловлей. Неблагоприятные условия жизни не позволяли им возводить дорогих построек и иметь большие многолюдные города: почти полукочевой образ жизни требовал от них возможно меньше уделять времени на подобные сооружения.

Да они их и строили лишь для защиты от холода и непогоды в виде полуземлянок и кухни из плетней и камыша. Зато, они не отказывали своим женам и дочерям в изысканных нарядах: их жены украшали голову, подобно француженкам, и опушивали низ своего платья белками, выдрами (поречной живностью) и горностаями. Мужчины одевались скромнее; летом и зимой они носили высокие, черные бараньи шапки и кафтаны. При этом следует отметить, что они исповедовали старую веру.

Бермятка же, будучи орденским агентом и располагавший денежными средствами Ордена меченосцев, готов был обещать местным жителям, которые ему будут помогать, всякие льготы, но из-за этой их ненормальной жизни никак не мог найти себе других сторонников, кроме Утки и Бочки.

Как это ни странно, но именно Белавку и Веданку он сразу же выделил почему-то из всех остальных.

Возможно, это из-за того, что обе они, будучи подругами, одевались в белое платье, вышитое красными узорами на груди и плечах, а также по краю низа, так, что их безупречные фигуры были видны даже издали.

Возможно, из-за их беспредельной весёлости и голосистости при исполнении песен при каждой возможности и движении. Возможно и из-за того, что на них обращали внимание абсолютно все мужики. Некоторые даже пытались приставать, но тут же получали отпор. Говорят, был даже случай, когда Белавка вступила в драку с каким-то казаком, решившим, что её можно полапать без разрешения хозяйки, и даже вышла победителем из этой драки. Так что, облизываясь на сладкий фрукт, не всякий решался его попробовать!

3.

Между тем, сама Белавка тоже внимательно наблюдала за приезжим мужиком-торговцем и многое в нём ей не нравилось.

─ Скажи, батька-атаман, ты как атносишься к Бермятке? ─ неожиданно спросила она отца своей подруги, акая при каждом удобном случае, как это делали все на их хуторе.

─ Да никак! ─ ответил батька-атаман Белой. ─ Таргует себе хмелем, ну и пушшай таргует!

─ А тебе не кажется, что он кем-то падослан? ─ прищурив глаза, высказала свою мысль Белавка. ─ Ходит, что-то высматривает, примеривает, прикидывает…

─ Ну, вот вам с Веданкой щаз делать нечего, ват и присматрите за ним… ─ ухмыльнулся батька-атаман. ─ Да и выведать можно!

Так две казачки получили прямое указание своего батьки-атамана на слежку за тограшом хмельными напитками…

Звон сторожевого колокола всех поднял на ноги: несмотря на раннее утро через несколько минут на площади хутора Раздолье стояли три колонны конников в боевом снаряжении по сто человек. Есаулы каждой колонны докладывали о своей готовности батьке-атаману.

─ Хлопцы – казачки, братья маи радные! ─ обратился к ним батька-атаман. ─ Апять полавцы прискакали нас пашшупать… Так вы уж там дайте-ка им как следавает! А то ишь павадилися… Жить нашим жёнам и детям не дають… Пните-ка их под зад, да харашенько! Любо?

─ Любо, батька-атаман! Любо! ─ закричали в ответ ему конники.

И, понимая, что это самый подходящий момент для того, чтобы дать нужный отпор половцам, вынув саблю из ножен, есаулы крикнули. ─ Вперёд!

И все построившиеся колонны одна за другой, быстро направились к броду…

─ Обормоты! ─ прошипел Бермятка, говоря о половцах и выглядывая из окна полуземлянки, даже покрутил головой по сторонам, как бы кто не услышал его возмущение. ─ Целых три дня где-то моталися… Так я весь хмель быстро распродам! А мне ишшо надоть енто чудно зеркало найтить!

─ Это про какое такое чудное зеркало он говорит? ─ подумала Белавка, подслушивая Бермятку за углом полуземлянки. Вихрь возмущения пронёсся в её молодой головушке. ─ Что он задумал? И как он знает, когда должны были напасть половцы?

И тут ей в голову влетела шальная мысль. ─ Да он сам с ними связан!

Довольная тем, что её подозрение оправдалось, тихонько подалась назад и быстро исчезла в леске на берегу реки, не теряя полуземлянку Бермятки из виду. Получив указание от батьки-атамана следить за Бермяткой, она сегодня даже одёжку подобрала соответствующую – серовато-зелёный кафтан и такого же цвета шаровары, которые когда-то носил отец. В ней она всегда ходила в лес за грибами. Даже обувь сменила: вместо красивых сапожек намотала на ноги портянки и нацепила лапти.

Ждать пришлось недолго: Бермятка выбрался из своей полуземлянки, держа в руках какую-то бересту.

─ Что это у него такое? ─ подумала Белавка, внимательно следя за ним из-за куста. ─ Похоже, это береста! Так – так… Берёстами уже давно никто не пользуется… Ежели надо, на тряпке пишут! А тут береста… Когда это наши люди берестой пользовались?