Палач

Тот нерешительно отвечал.

– Нет, товарищ командир. Но кажется, биологическое оружие…

– Джамал, Великий император наш и наш отец, наследника достойного кроил себе! – выкрикнул другой пленный и сделал шаг назад.

Схватив за шиворот первого смельчака, который явно пожалел, что вышел из строя, я подтащил его ко второму и заставил говорить.

– Что ты знаешь об этом? О каком наследнике речь? Говори, иначе увидишь, как твой друг выглядит изнутри!

Солдат застопорился.

Так я и знал. Заднюю даст.

Но уже узрел, что от него возможно добиться правды.

– Тогда смотри.

Схватив первого солдата за голову, я сыграл, что планирую разорвать ему челюсть голыми руками. Когда начал растягивать бедняге рот, и тот заорал больше от испуга, чем от боли, второй солдат не выдержал.

– Клянусь, не знаю точно, товарищ командир! Это всего лишь слухи…

– Слухи? Слухи?! Ах, слухи!!! – преисполненный яростью, я отшвырнул от себя подопытного, а после выпрямился и с разворота ударил солдата в живот. – Ты баба базарная или боец? Где проверенные факты? Где доказательства? Почему мелешь языком и пускаешь слухи?!

Солдат упал на землю, скрючился и больше ничего, кроме стонов с хрипами, не воспроизвел. Скажи он чуточку больше, на одного покойника в их рядах стало бы больше.

– А ты? Что знаешь ты? – обратился уже к товарищу побитого солдата, за которого тот впрягся.

– Джамал, наш предводитель, искусственно создавал вирус, которым заражал женщин, а после продавал их за бугор. Это всё, товарищ командир…

Этот знает чуть больше. Но всё равно недостаточно.

– Хорошо! – я оставил солдата в покое. Вернулся на свое место и обратился ко всем. – Остальным нечего сказать по поводу лабораторий и детских смертей?! Ваши боги сейчас смотрят на вас! И провалитесь вы на этом самом месте, если вздумаете солгать! Не мне вы лжете сейчас, а богам своим!

В рядах пленных стояла гробовая тишина.

Вот уже две минуты ни слова внятного, ни шепота мой слух не уловил.

– Отпустить пленных! Сейчас же! – недолго думая, я отдал последний приказ.

Не за что их ненавидеть.

Да, я не получил нужных сведений от них, равно как и признания меня как их главнокомандующего. По крайней мере, я узнал истинную причину их ненависти ко мне. И она оказалась обоснована.

Никто, к сожалению, не был в курсе, что творилось в лабораториях.

– Всех отпустить, Шах? Вы, что, спятили? – переспросил мой солдат, бывший «Алиевец», по старой привычке прозвав меня так, как звал предыдущего вожака. – Вы точно уверены, что всех?

– Повторяю свой приказ! – громогласно и четко проговорил я. – Всех пленных отпустить! Не преследовать! Раненых отвезти в госпиталь и вылечить, чтобы они стали на ноги в кратчайшие сроки!

Закончив, я обратился к тому пленному, который стоял ко мне ближе всех остальных.

– Передай своему ГЛАВАрю, что я не посягну на то, что причиталось Джамалу. Но я пойду против «Амирхановских» и уничтожу всех лишь за то, что они имели доступ к лабораторным исследованиям. При любом раскладе они трупы. Каждый из них. Если ваши армии объединятся, и "Иллюзия" с прежними догмами возродится, я объявлю войну «Иллюзии». Надеюсь, у вашего вожака не хватит ума допустить эту ошибку.

Солдат, выпучив глаза, неуверенно качнул головой.

– Так точно. Передам. Товарищ командир.

Бывший «Алиевец» всё не унимался. Для него мой приказ показался из ряда вон опрометчивым.

– Шах… А если они не пожелают мира, и в следующий раз откроют по нам огонь?

Я враждебно покосился на рандомных солдат.

– Тогда – стрелять на поражение. Предателями перед лицом высшего трибунала кланов выступим не мы, а они. Не называй меня Шах. Никогда больше.

Я развернулся и, сунув руки в карманы черной дубленки, которая много повидала вместе со мной, покинул поляну.

Зайдя за палатку незаметно для всех, я присел на корточки, чувствуя грандиозную усталость и резкую слабость.

В голове стало муторно.

В полном отчаянии взглянув на небо, я вздохнул и опустив голову.

Погода нелётная, домой не попаду. Дай Аллах, к утру метель утихнет. Но придётся ночевать здесь.

Обратив внимание на заснеженный рукав дублёнки, я вспомнил о Кате и о том, как она куталась в неё когда-то.

Катя мечтает о снеге.

Мог бы, привез хоть маленькую горсточку, чтобы её порадовать. Но это невозможно. Снег растает.

Как там Катя? Не подумывает ли оставить меня, неисправимого монстра и убийцу, которому привычно лишать людей жизни?

Прав был один из солдат. Прежний я, которого родила мама, погиб юнцом в Сирийской пустыне. А нынешний я – результат сборки не Аллаха вовсе. И не шайтана.

А Джамала.

Вот что осознал я после того, как заново родился после неравной схватки с пулями Алиева. Страшнее человека никого быть не может. Ни один чёрт, даже самый могущественный, ни один джинн и даже сам шайтан не сможет превзойти человека в жестокости.

Я верил, что Аллах подарил мне вторую жизнь для того, чтобы я искупил грехи. Был уверен, что когда это случится, я стану свободным и больше не вернусь на поле боя. Я надеялся познать, что такое «мирное небо над головой» и «рай вместе с любимой женщиной».

Но судьба распорядилась иначе, издевательски подло отдалив от меня заветную мечту снова.

ГЛАВА 9. Фархад

Вернулся в палатку после недолгой прогулки под бушевавшей вовсю стихией. К тому моменту в моем логове успели прибраться и вынести трупы. О пытках напоминал только стул с окровавленными верёвками и топор, подпертый к его ножке.

Обмывшись по пояс, я подошёл к столу и, вместо того, чтобы накинуть что-то на себя, чтобы не замерзнуть, устало опустил голову и поглядел на карту.

Но вместо ландшафтов и чёрточек я увидел очертания любимой женщины. Её глаза цвета любимой стали, длинные пышные волосы, чувственными волнами раскиданные по плечам, ложбинка греха, аккуратная и волнующая моё воображение всякий раз, точеный изгиб тонкой талии и пышные, округлые бёдра.

Как же я ее люблю, Катю мою. Безумно просто…

Не помню, чтоб кого-либо так сильно любил, как её.

Но любит ли она меня? Не остыли ли её чувства?

– Командир, к тебе пленный пожаловал.

Азамат, ворвавшись в шатер как всегда без предупреждения и стука, потревожил меня так кстати, чем отвлёк от тоски. Еще б немного, и я бы пустил слезу, что Катины прелести не удастся потискать этой ночью.

– Вернее, пленная.

Я молча перевёл внимание с карты на Азамата, не понимая, разыгрывает он меня, либо же нет.

– Боевая, смелая. – сообщил Азамат с каменным лицом. – Ловкая, плясать умеет, и в работе первая…

– Баба ко мне пожаловала? – мои брови от удивления поползли вверх.

– Ты всё правильно расслышал. Баба. Рвется к тебе на аудиенцию. Сказала, не уйдет, пока ты её не примешь. Со мной говорить отказалась. Настаивает, что именно тебя ей надо.

Да она еще и настаивает?

– Заводи её сюда, коли настаивает.

Удивленный тому, что кто-то из противников, да ещё и женщина, желает говорить со мной, я развернулся, скрестил руки на груди и уставился на вход.

Не прошло и минуты, как в шатёр зашла воинственная мулатка в камуфляже, спортивного телосложения и немного ниже меня ростом. С гордо поднятой головой, она статно проделала несколько шагов вперёд и остановилась.

Взгляд её колкий и бесстрашный, обращённый на меня, в котором я, как ни странно, не узрел ни намека на презрение, показался до боли знакомым.

Сильные изменения в её внешности не помешали мне узнать в пленнице частицу своего далёкого прошлого.

Того прошлого, которое старался забыть, как страшный сон, но он всё никак не забывался.

– Марджана? – спросил я вовсе не наугад.

Марджана холодно поприветствовала меня кивком.

– Удивлена, что ты до сих пор помнишь меня.

Джасмина Ибрагимова, но все в приюте звали её Марджаной, как служанку Али-Бабы – моя гостья на сегодняшний вечер. Полная сирота, носит фамилию Джамала. Тотемное оружие, как и у меня, холодное. Она профессиональный метатель ножей. Доказала на спор, что попадет в центр мишени с завязанными глазами.

Мы с Марджаной провели детские годы на Ближнем Востоке, в закрытом учебном заведении посреди пустыни. Учились в одной группе, числились студентами обучающего комплекса "Мактуб", если так можно назвать фабрику по производству убийц, носящей статус и исправительного интерната для детей постарше, и приюта, и секретного военного объекта. Мы дружили с ней очень тесно и вместе бежали оттуда однажды. Вместе подписали контракт с Джамалом, став наёмными убийцами в тогда уже неприлично раздутом штате "Иллюзии".

Марджана, в отличие от меня, из-за вечных склок с Амирханом, тогда еще не употреблявшим кокаин так злостно, практически сразу была сослана на Ближний Восток, в тот же приют, откуда мы с ней дали деру. Но уже не в качестве студента. Поначалу в церберы её определили, после продвинулась по карьерной лестнице и стала мастером боевых искусств. Обучала новых кадров для "Иллюзии" и не только.

Чего Марджана добилась в дальнейшем, я не имел понятия, так как перестал спрашивать о ней уже очень много лет назад.

А я же, дабы не возвращаться в "Мактуб" никогда в жизни, предпочел остаться в "Иллюзии" и по приказу кромсать неугодных Амирхану людей.

– Ну и махиной ты стал, Механик. – улыбнувшись, завела Марджана на дружеской ноте, сновая взглядом по моему торсу. – Чем тебя кормили, позволь поинтересоваться? На каких чудо-стероидах ты так вымахал?

Механик…

Я невольно улыбнулся в ответ. Так тепло и душевно было услышать из её уст своё позабытое детское прозвище. Меня давно Механиком не называли.

– Я не потребляю стероиды. И впрочем, не меняюсь лет с двадцати. Но спасибо. Сочту твои наблюдения за комплимент.

Не смог скрыть улыбку.

Марджана успела меня к себе умело расположить.

– Не скромничай, Механик. – Марджана, подойдя немного ближе, продолжила изучать меня более внимательно. – Изменился ты очень сильно. Раньше ты был длинным и сутулым, как вопросительный знак. Прыщавым и несносным занудой. Вечно нудил и ходил угрюмый, недовольный жизнью. А сейчас ты прям… Очень даже. Очень даже ты сейчас, Механик.

Марджана, на пару секунд опустив взгляд ниже моего торса, облизала губы, и вновь поглядела в глаза.

– В принципе, выражение лица осталось прежним. Такое же угрюмое и задумчивое. Но зато чистое, лицо твоё. Не в мазуте. – сообщила она с оттенком досады в голосе.

– Ну я ж был автослесарем, а не белоручкой. – пожав плечами, я взялся оправдываться, почему в юности не особо заботился о том, как выгляжу в глазах окружающих. – Оттого и замазурой ходил, работа была всегда.

Я замолчал, ожидая от Марджаны предсказуемой реплики в ответ. Но Марджана почему-то зависла.

– Чего так смотришь? Без мазуты не признала?

Спросил в шутку, чтоб расшевелить Марджану, потому что её как будто заклинило в один момент.

Та, резко подняв на меня глаза, воспроизвела спустя несколько секунд.

– Не признала, Механик.

Наши взгляды встретились, и мне стало не по себе от нахлынувших воспоминаний, связывающих нас с ней.

– Прости, что поздно… – воспроизвела она спустя секунды молчания, после того как разглядела во мне всё, что хотела. – поняла, что дурой была.

Марджана, видать, от встречи со мной и переохладилась, и перенервничала одновременно. Как и я. Либо она что-то замышляет, меня пытается сбить с толку, а я как дурак, ведусь на уловки.

Мне совсем не хотелось признавать очевидное, что Марджана не на моей стороне, а потому способна на всё, лишь бы меня ликвидировать.

Родная она мне, столько лет с ней бок о бок провели.

Не спорю, когда-то у меня имелись грандиозные планы на Марджану, на наше с ней совместное будущее. Я, как наивный романтик, полагал, что мы не просто так преодолеваем трудности вместе, постепенно подводя наши чувства к границе между дружбой и близкими отношениями.

Однажды мы с ней переступили эту границу, став друг другу больше, чем друзья. Это случилось после побега из "Мактуба". Чего там говорить, гормоны в нас вовсю бушевали, плюс юношеский максимализм, свобода, тщеславие, вот и еб***ись как кролики до тех пор, пока не разлучили нас.

Меня впоследствии ожидала тюрьма, а её – "Иллюзия".

– Ты тоже изменилась. Очень даже в лучшую сторону.– ради приличия я сделал ей комплимент в ответ.

– В чём же ты видишь изменения, Механик?

Сканируя формы Марджаны, у меня самого чуть слюни не побежали, но я их старательно удерживал, равно как и истинные мысли.

За те двадцать лет, сколько мы с Марджаной не поддерживали связи, высокие чувства к ней исчезли подчистую. Зато низменные чувства были непрочь пробудиться.

Марджана тоже не прочь трахнуться со мной. Либо по старой памяти, или от того, что тело моё ей приглянулось, или от скуки. Или чтобы подобраться поближе и прирезать, когда засну.

Не могу разгадать ее настоящих намерений, но то, что ей хотелось мужика, было слишком заметно по её взгляду и поведению.

– Взбитая стала, рельефная.

– Пресс как бетон. Гордость моя. Можно ногу сломать, если ударить по нему.

Марджана вполне серьезно говорила об этом, но я, к моему сожалению, не смог сдержать издевательского смешка. Уж больно комичным мне виделся новый образ Марджаны, потому что запомнил её совершенно другой. Когда-то она, как и я, была плоскодонкой. Но времена меняются, Марджана стала культуристкой с бетонным прессом, и я от нее не отстаю.

Оказалось, что у нас много общих интересов. И у обоих пресс как бетон.

– Думаешь, я преувеличиваю? А ну ударь!

Марджана безо всякого стеснения закатила офицерскую рубаху, обнажив живот и немного показав грудь без бюста.

Я бегло оглядел ее тело и опустил глаза.

Не пристало мне, женатому мужчине, хоть и оголодавшему по плотским страстям, пялиться на прелести других женщин.

Не пристало.

Нет, нет и нет.

Я женат на Кате, остальные мимо.

– Пожалуй, не буду. Поверю на слово. Мне рука еще пригодится. Она у меня одна рабочая, если помнишь.

Не мешало бы и мне что-то на себя набросить.

Чтобы не смущать Марджану и не склонять ее на интимный лад. Так будет правильно. А то стою перед ней полуголый, и она теперь раздеваться стала. Не порядок.

Я подошел к стулу возле рукомойника, на котором оставил толстовку как раз перед тем, как смыть с себя этот день, и быстро оделся.

– Гляжу, твое тотемное оружие осталось неизменным. Как выиграл его лет кучу назад, так и не расстаешься с ним до сих пор…

Марджана, пока я отходил, осмотрела шатёр и обратила внимание на топор возле стула для допроса. Указав на него кивком, разглядывала на расстоянии.

– Все тот же громоздкий набалдашник с кривыми зазубринами. Истерлось лезвие изрядно…

– Топор как топор. Ничего в нём нет примечательного. Он не спас меня ни разу. Зато им бриться удобно.

– Видимо, сильно дорог тебе, раз не отправляешь его на помойку.

Марджана попала в точку.

Это не просто топор для меня. Это часть моей жизни, сознательной и беспроигрышной. В какой-то степени, этот топор мое наказание, ибо от него погиб мой отец и дядя. И именно этот топор лишил меня возможности ощущать правую руку.

– А ты? Неужели продала свою коллекцию ножей?

– Нет. Не продала. Лежат без надобности. В шкафу пылятся. Обстоятельства вынудили променять их на оружие с более дальним спектром поражения. А так я верная. Сердце моё навсегда принадлежит ножам. Как и твое сердце, Механик. Ты всегда был преданным и верным…

Вспомнив, что у меня есть чем угостить нежданного гостя, я предложил выпить вина.

– Будешь?

Я налил себе немного в кружку. Вообще я непьющий, но этот день был просто ужасным. Кроме того, вторые сутки не сплю. И сна ни в одном глазу. Надо хоть чем-то себя расслабить.

Марджана отказалась от вина, сославшись на то, что её время поджимает. Она не может оставаться здесь надолго, так как отряд вот-вот двинется в путь.

– Ответь на один вопрос. Зачем? – с укором начала Марджана, резко изменившись в лице. – Джамал дал тебе жизнь. Дал тебе богатство и власть. Он подарил тебе часть империи ещё при жизни. Завещал тебе всю империю после своей смерти. Верил в тебя Джамал. Зачем ты предал его? Зачем убил нашего с тобой отца, брат мой дорогой? Механик…

Я понимал душевное состояние Марджаны и её напирание на святое и незыблемое, которым я пренебрёг. Но я не испытывал угрызений совести за то, что сделал. Ни малейших.

– Ты всего не знаешь, Марджана. Ты там не была. Видишь в Джамале бога, но он отнюдь не являлся тем, за кого себя выдавал. – надменно запрокинув голову, я упокоил в себе кружку вина залпом, а после, прихватив бутылку с собой, двинулся к столу с картой местности. – Слышала, какие опыты Джамал ставил на людях? В особенности, на альбиносах? Какую цель он преследовал, давая вам указания свозить ему их со всего мира?

Я пытался говорить спокойно и холодно, будто эта правда не задела меня за живое, но истинные эмоции вырывались неудержимым потоком сквозь мою речь, которая становилась громче и отрывистее.

Это было невероятно трудно воспроизводить вслух.

Моя душа вновь переживала весь этот кошмар, как и в тот день, когда я узнал правду.

– Скольких младенцев Джамал сжёг в печах крематория, пока не получил идеальный по его критериям экземпляр? Знаешь, Марджана? Видела эти страшные цифры?

Остановив себя очередным глотком вина, я мысленно сжал в кулак собственную боль, не давая ей распространиться дальше по венам.

Марджана молча ждала продолжение моей исповеди.

– А я видел, Марджана. – я повернулся к ней спиной. Несознательно повышая голос, говорил то, что знал, и сам того не заметил, что стал всё чаще разбавлять монолог вином. – Не поступил бы иначе, даже если…

Хотел добавить, "если б на тот момент был не женат на Кате." Но удержался от пояснений о своём семейном положении. Вовремя сообразив, что не стоило показывать перед Марджаной свою слабость.

Я не знаю о ней абсолютно ничего, чем живет и зачем пришла ко мне. Я не должен подвергать опасности свою семью. На себя мне плевать, но на Катю и детей – нет.

– Мой долг был – остановить это безумие с пробирками. Знал бы раньше, для чего Джамалу нужен я, сделал бы это раньше. Вот и всё. Тут не о чём больше говорить.

– Понятия не имею, о каких опытах ты говоришь. – Марджана, как я и полагал, встала в позу, рьяно защищая честь Джамала. – Я знаю, что ты повелся на рабыню, и именно из-за рабыни казнил Амирхана, а после и самого Джамала. Того, кто заменил тебе отца. И я требую знать причину твоего поступка. Когда ты успел потерять голову из-за рабыни, Палач? Я не узнаю тебя. Ты же отвешивал всем подзатыльники, требуя не забывать моральные устои и отцов своих почитать. А сам-то…

– Это не так. – я вновь закинулся вином из горлышка. – Всё не так. Слушай из первых уст, как было. И развей эти слухи. Тошно их слушать.

Выпив напоследок, я принялся расхаживать по шатру, готовый посвятить Марджану в тайну, о которой мало кто знал.

– Джамал не отец мне. Он старый психопат, который выжил из ума. Он видел в людях лишь пробирки. Детьми моими он печь топил. Новорожденными детьми, Марджана. Он избавлялся от них стопками. Использовал меня, использовал моё ДНК без ведома и согласия. Мне он улыбался и говорил о честности, сплочённости семейной традиции, правоверного строил из себя, а за спиной моей, в лабораториях, создавались дети, но недостаточно совершенные по его меркам!

Шаг мой становился всё более необдуманным и неосторожным. Вино, испитое до дна быстрыми глотками, дало о себе знать общей слабостью.

Я переместил бутылку в другую руку во избежание неприятностей. На всякий случай. Ведь когда я выпиваю, то перестаю контролировать себя.

– Джамал планировал скрещивать родных брата и сестру, чтобы те продолжали род. Я не мог допустить, чтобы это продолжалось. Я не мог…

Легкое прикосновение к телу остановило меня.

Марджана притронулась к моей спине.

Некоторое время она молчала, не могла подобрать нужных слов, чтобы охарактеризовать то, в чём признался ей. Лишь поглаживала меня, тем самым успокаивая.

– Мне жаль, Механик. Очень жаль, воистину. Не представляю, как это… Можно… вообще… было пережить. Это твоих детей… он… в печь бросал?

– Это нельзя пережить, Марджана. – я развернулся к ней лицом, и, отойдя к столу, присел на его край. – Это впечатлительное зрелище будет стоять перед глазами вечно. Тебе никогда этого не понять.

Бутылка вина, чего я и боялся, лопнула в руке. На сей раз в левой. Я снова не рассчитал силы, но на сей раз было больно.

Разжав руку, я взглянул на свою ладонь, куда воткнулись осколки зеленого стекла. Порезы достаточно глубокие. Но мне было всё равно. Эта боль ничто по сравнению с тем, что испытали невинные ангелы, которые заживо сгорели в огне.

Марджана приблизилась и, взяв мою руку в свою, взялась выбирать оттуда осколки.

– Крепись, брат. Потерять детей… Чудовищно… Ты прав, я не пойму никогда, так как не способна воспроизводить потомство, но… – оторвав от своей рубахи кусок ткани, она плотно наложила повязку на мою руку, а потом крепко сжала. – Мужайся. Ты всегда был сильным, Механик. Ты не имеешь права сдаться. Никогда.

Марджана, прежде невозмутимая защитница Джамала, опустила взгляд и, недолго думая, стоит ли это делать, всё же дотянулась до моего правого запястья.

Осторожно коснулась. Погладила по направлению к пальцам.

Она явно ощущала свою вину за то, каким образом я лишился возможности чувствовать эту руку.

Марджана крепко сжала мою ладонь и поднесла её к своему лицу.

– Я до сих пор не могу простить себе этого, из-за меня ты мог остаться инвалидом.

– Не из-за тебя. Ты просто стояла рядом.

– Стояла и всё видела. Видела, что ты пережил. Как ты вышел оттуда с достоинством, после всего. Никогда не забуду этого момента. Я бы не задумываясь отдала тебе свою руку взамен, что помог мне. За то, что вытащил меня, не дав Ильясову и его церберам сделать со мной то, что он намеревался.

– Ты не виновата. Ты стала бы еще одной его жертвой. Но я не допустил этого.

– Не допустил? Да ты безоружный на них пошел. Ты головы им оторвал этими вот руками своими… У тебя не было даже ножичка при себе. Ты дрался, а я стояла и смотрела на то, как Ильясов со всей братией тебя калечит…

– Всё, хорош. Не было такого. Нечего выдумывать.

– Я отдам тебе и руку свою, и что угодно. Только ответь мне… Списки сохранились? Это важно, Фархад.

– Сомневаюсь… – я едва сдерживал эмоции, которые перли через край, вызывая приступы непривычной паники. – Возможно, на каких-то носителях и сохранились. Бумага сгорела точно.

Марджана продолжала сжимать мою руку. Но теперь поднесла её ко рту и слегка коснулась губами моих пальцев.

Она умоляет меня принять помощь?

– Разыщи списки, Фархад. Это единственный шанс обелить тебя перед двумя ханствами…

– Обелить меня?! – переспросил я свирепо и отдернул руку. – Перед кем? Перед ханствами? Как пафосно звучит! С ханством из-под хвоста Амирхана я знаться не стану. А теперь пошла вон. Время твоё вышло.

Марджана, нахмурившись, покачала головой.

– Дурак ты, Механик. Полный дурак. И хам. Вот этого в тебе не отнять. Каким был, таким и остался. Помни, что я на твоей стороне. И спасибо, что прекратил войну с нами. Мы, большая часть нас, не враги тебе. Мы твоя семья. Помни об этом. Мы тебя любим, брат.

Она холодно обняла меня на прощание, замерев на две секунды в этой позе, затем развернулась и покинула шатёр, оставив меня, выжатого как лимон, на грани нервного срыва.

Я отвернулся, сгорбился, сжался весь и, задержав дыхание, со всей силы вцепился в стол. Под пальцами заскрипели его деревянные края. Сдерживался как мог, чтобы не ненавидеть себя за непривычную слабость, но предательские слёзы самопроизвольно закапали на карту.

Как хорошо, что этого позора не застала Марджана.

Как ни странно, после мне стало существенно легче. То ли от того, что выговорился близкому человеку. То ли от того, что наревелся на всю оставшуюся жизнь.

ГЛАВА 10. Катерина

– Не поднимает. От же… Чем он занят так долго, блин…

В который раз попытавшись дозвониться до Фархада и снова услышав протяжные гудки, я отбросила телефон подальше и залила неудачу очередной порцией вина.

Так и знала, что Фархад со мной нечестен.

Вот как три дня назад в голове моей бедовой поселилась мысль о его неверности, так и до сих пор свербела, выкручивая наизнанку от неизвестности и неполноты информации.

Мне нужно было знать точно, есть у Фархада баба или нет, чтобы уже можно было начинать страдать на полную катушку.

Закупившись в том самом магазине еще три дня назад, в день злосчастной аварии, мы с Таней, по пути нашли место, где быстро отремонтировали джип, и отправились ко мне.