Младшая сестра

Впрочем, миссис Эдвардс отнюдь нельзя было обвинить в том, что к бравому военному она относится с большей благосклонностью, чем к помощнику доктора: будь перед нею Сэм, едва ли он удостоился бы более холодного приветствия, чем натянутый, нелюбезный кивок в сторону капитана, свидетельницей которого стала Эмма. Однако молодой офицер, нисколько не смутившись, продолжил негромкую, но оживленную беседу с Мэри, из которой спутницы мисс Эдвардс сумели разобрать лишь приглашение на первые два танца, ибо продолжалась эпоха контрдансов [1] и кадрили, вальсы и польки еще не успели изменить облик бальных зал. Нет никаких сомнений в том, что между фасонами одежды и танцами, преобладающими в том или ином поколении, существует определенная связь. Жесткие плоеные воротники, уродливая удлиненная талия и жесткие корсажи эпохи королевы Елизаветы вполне соответствовали величественной паване; фривольные открытые наряды, которые носили придворные красавицы при Карле Втором, хорошо сочетались с изящными, пусть и малопристойными танцами тех времен. Менуэт гармонировал с оттопыренными полами кафтанов, узорчатой парчой и высокими прическами, характерными для эпохи первых Георгов, а пудра и фижмы исчезли под влиянием веселых контрдансов и котильонов. Пожалуй, ныне наряды и танцы – грациозные и завораживающие – напоминают моды при последних Стюартах: пышные, струящиеся одеяния и живые, стремительные едва ли не до безудержности фигуры, грозящие неожиданным faux-pas [2] или даже опасным падением. Однако я отклонилась от темы, и все эти рассуждения никак не могли прийти в голову моей героине, ибо шестьдесят лет назад самое живое воображение не могло представить английский бал таким, каким мы видим его сегодня.

Общество поначалу пополнялось медленно, через большие промежутки, так что у Эммы хватало времени изучить наряд, манеры и наружность каждого новоприбывшего, но постепенно собрание настолько разрослось, что теперь она могла рассмотреть не более половины новых гостей. Танцы, однако, решили отложить, поскольку обитатели замка Осборн еще не прибыли, и распорядители, разумеется, ожидали мисс Осборн, которой предстояло открывать бал. Наконец в ассамблейном зале поднялась суматоха, отвлекшая Эммино внимание от весьма примечательного платья, которое она разглядывала уже несколько минут. Как оказалось, в дверях появились долгожданные важные особы: Мэри указала своей юной спутнице на леди Осборн в великолепном бриллиантовом ожерелье, ее сына с дочерью, подругу дочери мисс Карр, а также бывшего наставника сына Осборнов мистера Говарда и его сестру с мальчиком лет шести на вид. Последняя из упомянутых дам, вдова с располагающими манерами и весьма приятной внешностью, случайно села подле Эммы, и внимание девушки тотчас привлек ее маленький сын, в чрезвычайном нетерпении ожидавший начала танцев. Мать ребенка, обращаясь к стоявшей рядом приятельнице, заметила:

– Вы не удивитесь, что Чарльз так ждет свой первый танец, когда узнаете, какая честь ему оказана. С ним сговорилась танцевать сама мисс Осборн, что весьма любезно с ее стороны.

– О да, – воскликнул Чарльз, – мисс Осборн еще в субботу, как только я узнал, что еду на бал, обещала быть моей дамой!

В эту самую минуту сама мисс Осборн быстро подошла к мальчугану и торопливо проговорила:

– Чарльз, мне очень жаль, но, как выяснилось, сейчас я не смогу исполнить свое обещание. Мне придется открывать бал с полковником Миллером, но для тебе я, пожалуй, тоже оставлю танец – быть может, следующий.

И она поспешно упорхнула, не увидев, какое впечатление произвели ее слова на мальчика, в один миг лишившегося предвкушаемого развлечения. Разочарование читалось в каждой черточке его лица, и чудилось, будто страдающее сердечко Чарльза вот-вот вызовет потоки слез, с которыми вело безуспешную борьбу гордое желание казаться мужественным. Его мать, явно огорченная не меньше, попыталась успокоить сына, выразив робкую надежду, что в другой раз ему повезет. И тут Эмма, искренне пожалевшая бедного ребенка и тронутая обескураженным видом матери и сына, с самым любезным выражением произнесла:

– Ежели вы согласитесь, юный сэр, я буду счастлива заменить мисс Осборн и пройти с вами два следующих танца.

Трудно сказать, чье лицо, матери или сына, засияло ярче и в чьих глазах отразилось большее ликование. Оба танцора с равной готовностью заняли свои места. Эмма была вполне довольна юным кавалером, а тот изо всех сил стремился оправдать ее доверие и отчаянно старался потуже натянуть на свои пальчики новые перчатки, которые, строжайше наказав не снимать их, подала ему мать, когда он отходил от нее.

Еще при появлении Осборнов в зале Эмму весьма позабавило, что их сопровождает Том Мазгроув. Ей‑то было точно известно, что молодой человек находился здесь уже очень давно и дожидался за дверью возможности войти одновременно с Осборнами, прикинувшись, будто он принадлежит к их обществу. Теперь же Эмма обнаружила, что Том стоит напротив нее, возле лорда Осборна, который, как она узнала из замечаний окружающих дам, сам никогда не танцевал и теперь отговаривал от этого и Мазгроува. Лорд Осборн, на редкость невзрачный молодой человек, едва ли походил на джентльмена, и стороннему наблюдателю могло показаться, что часы, проведенные в бальной зале, являются для него сущим наказанием. Похоже, главное его занятие состояло в том, чтобы преследовать Эмму пристальным сверлящим взглядом, который сильно смущал ее и заставлял напрягать все силы, чтобы при разговоре с Чарльзом делать вид, будто она не замечает назойливого внимания. Эмме было нелегко уразуметь, чту вызвало подобный интерес; она решила, что лорд дивится самонадеянности девицы, посмевшей приблизиться к одному из его спутников, или осуждает ее наряд и манеру танцевать. Она от всего сердца желала, чтобы лорд Осборн поскорее нашел другой объект для наблюдений, и испытала огромное облегчение, когда по ходу танца переместилась подальше. Чарльз между тем был вне себя от счастья и выразил свои чувства посредством довольно громкого шепота, когда, обращаясь к проходившему мимо мистеру Говарду, произнес:

– Ах, дядя Эдвард, взгляните на мою прелестную даму! Верно, это самая красивая девушка в зале!

У мистера Говарда, судя по всему, не возникло желания оспаривать это суждение, хотя ответ его был более сдержан и дипломатичен.

– Честное слово, Чарльз, – сказала мисс Осборн, очутившись в танце напротив мальчика и помахав ему рукой, – тебе невероятно повезло. Уверена, ты только выиграл от этой замены!

И будь Чарльз несколькими летами старше, он придумал бы более уклончивый ответ, чем поспешное: «О да!», которое у него вырвалось.

Теперь, сообщил мальчик Эмме, его только радует, что мисс Осборн нарушила слово, однако, не удержавшись, он с беспокойством спросил у своей дамы, сдержит ли вышеназванная особа обещание станцевать с ним следующий танец. Эмма ответила утвердительно, хотя у нее не было веских причин ожидать, что на сей раз мисс Осборн останется верна слову, которое однажды уже нарушила. Когда танец закончился и Эмма вернулась на место, миссис Уиллис, мать Чарльза, выразила мисс Уотсон горячую признательность за милостивое внимание к ее маленькому сыну. Эмма искренне заверила ее, что была счастлива доставить Чарльзу удовольствие и танец ей очень понравился.

Меж ними завязалась приятная беседа, и Эмма только порадовалась, когда вскоре к ним присоединился мистер Говард, который попросил свою сестру представить его и пригласил мисс Уотсон танцевать. Внешний облик и манеры мистера Говарда не могли не расположить к нему любого собеседника, а Эмма и до того успела составить о нем благоприятное мнение, ибо маленький Чарльз с большой нежностью отзывался о дядюшке, приютившем их с матерью у себя. Похоже, проявленная Эммой чуткость к ребенку не осталась без награды, и она с немалым удовольствием предвкушала предстоящие танцы, но прежде того миссис Уиллис предложила отправиться на поиски чая. Они двинулись в буфет все вместе: Чарльз, с гордостью сопровождающий свою даму, и следующие за ними по пятам мистер Говард с сестрой. Однако на пороге буфетной им встретилась целая толпа гостей, возвращавшихся в бальную залу; пришлось посторониться, и Эмму почти насильно вытеснили за полураспахнутую дверь. Ожидая, когда появится возможность войти, девушка услыхала, как лорд Осборн, стоявший вместе с мистером Томом Мазгроувом перед той самой дверью, за которой она укрылась, обращается к последнему:

– В самом деле, Мазгроув, почему бы вам не ангажировать эту красавицу, Эмму Уотсон, чтобы я мог хорошенько ее разглядеть?

– Как раз собирался пригласить ее, милорд, – заверил Том.

– Тогда ступайте, – продолжал лорд Осборн, – а я буду рядом. Богом клянусь, она совершенно прелестна! Если бы я и согласился танцевать с девицей, то только с нею!

Эмма не преминула поздравить себя с тем, что уже ангажирована мистером Говардом, который спасет ее от непрошеных заигрываний мистера Мазгроува и навязчивого любопытства лорда Осборна. На лице мистера Говарда мелькнуло выражение сдержанного веселья и иронии, убедившее Эмму в том, что и он слышал этот короткий диалог. Чарльз также выказал осведомленность, прошептав:

– Они не заметили, что мы их слышим, и я ни за что на свете им не признаюсь, а вы?

Эмма, хоть и промолчала, полностью разделяла намерение своего маленького кавалера.

Когда они наконец вышли из буфета и Эмма присоединилась к миссис Эдвардс, Том Мазгроув снова очутился поблизости. Он без промедления попросил миссис Эдвардс представить его, и та была вынуждена исполнить просьбу, однако сделала это с самым холодным и неприветливым видом. Впрочем, молодой человек явно не придал значения ее недовольству, ибо при достижении желаемой цели не гнушался никакими средствами, к тому же давно знал, что в семействе Эдвардсов его не любят. Том тотчас выразил уверенность в том, что удостоится великой чести быть кавалером мисс Уотсон в течение двух следующих танцев, однако та не без удовольствия сообщила, что уже ангажирована.

– Ну в самом деле, – горячо возразил мистер Мазгроув, – нельзя же позволить моему маленькому другу Чарльзу всецело завладеть вами, мисс Эмма!

На это она с невозмутимым лицом, но втайне ликуя, возразила, что пригласил ее вовсе не юный мастер Уиллис.

Том, судя по его виду, был обескуражен и задет, однако продолжал увиваться возле Эммы, покуда не подошел ее кавалер и не предложил ей руку. Только тогда мистер Мазгроув с недоуменным выражением на лице отправился известить лорда Осборна о своей неудаче.

Молодой аристократ отнесся к новым обстоятельствам весьма философски.

– А, ее ангажировал Говард, – заметил он. – Что ж, меня и это устроит.

И, расположившись прямо за спиной у бывшего наставника, он, к возмущению Эммы, вновь принялся буравить ее взглядом. Она всей душой желала, чтобы лорд Осборн нашел более приятный способ выразить свое восхищение, ибо даже мысль о том, что он считает ее красавицей, не могла примирить Эмму с его манерой демонстрировать интерес. Зато мистер Говард, как она и ожидала, оказался весьма мил, и танец с ним доставил ей огромное удовольствие. Когда контрданс закончился, Эмма все еще была увлечена приятной беседой со своим кавалером, но тут их внезапно прервали, ибо выяснилось, что обитатели замка Осборн собрались уезжать. Эмма услыхала, как лорд Осборн говорит Тому Мазгроуву, что дамы заскучали и его матушка решила вернуться домой, хотя лично он считает этот бал лучшим за очень долгое время. Миссис Уиллис и ее брат, разумеется, присоединились к своим покровителям. Эмма пожелала доброй ночи новым знакомым и с сожалением, которое они, судя по всему, разделяли, проводила их взглядом. Лорд Осборн, уже покинувший залу, через одну-две минуты возвратился, словно не желая уезжать. Он подошел к Эмме, отдыхавшей в уголке, и, невнятно извинившись, пробормотал, что вынужден потревожить ее, ибо оставил на подоконном сиденье позади нее перчатки; однако все это время упомянутые перчатки были крепко зажаты у него в руке: очевидно, у лорда Осборна имелась иная цель, заключавшаяся, вероятно, в том, чтобы еще раз усладить свой взор красотой мисс Уотсон.

Одновременно из бальной залы исчез и Том Мазгроув, который не мог задерживаться здесь в отсутствие лучших представителей местного общества, дабы не навлечь на себя обвинения в вульгарности. Эмма так и не узнала, как он провел остаток вечера: помогал ли миссис Ньюленд готовить негус [3] в гостиничном буфете или же утешился тем, что заказал к себе в номер бочонок устриц и пунш из виски, однако ее кавалер мистер Говард, откровенно потешавшийся над показной элегантностью Тома Мазгроува, заверил мисс Уотсон, что напускное безразличие этого джентльмена, без сомнения, стоит ему немалых усилий. Это не могло не вызвать у Эммы тайного удовлетворения, ибо она успела проникнуться большой неприязнью к мистеру Мазгроуву.

Остальных участников бала отъезд Осборнов нисколько не обескуражил, и они, казалось, по-прежнему были полны решимости веселиться, пусть даже мисс Осборн объявила вечер скучным, а ее подруга мисс Карр, осмотрев залу через лорнет, во всеуслышанье заметила, что ассамблея кажется ей весьма вульгарной.

Следующим кавалером Эммы стал молодой офицер, хотя поступило и несколько других настойчивых приглашений, ибо она являлась лицом совсем новым в здешних краях, была хороша собой и вызвала откровенное восхищение лорда Осборна, что едва ли могли оставить без внимания на деревенской ассамблее, и остаток вечера Эмму называли не иначе как «прелестной мисс Уотсон».

Поскольку правила бала не дозволяли объявлять танцы после часа ночи, на сем веселье Эммы закончилось, и, когда мистер Эдвардс позвал ее, она была уже не прочь возвратиться домой, хоть и уверяла, что провела самый восхитительный вечер в жизни. Ей не терпелось узнать, проиграл мистер Эдвардс в карты или выиграл, и, входя в столовую, где был накрыт ужин, она с тревогой вглядывалась в лицо хозяина дома, чтобы понять, в каком он настроении. После того как мистер Эдвардс, на миг ослепленный блеском свечей, перестал хмуриться, на губах у него заиграла легкая улыбка, а вид сделался самодовольный, и Эммой овладела приятная уверенность в том, что фортуна была благосклонна к этому джентльмену. Он объявил, что суп, призванный подкрепить семейство перед сном, как и предсказывала Элизабет, чрезвычайно вкусен, и пошутил в адрес Эммы, которая при первом же появлении в здешних краях, надо думать, покорила множество сердец.

– Ну, Мэри, – добавил мистер Эдвардс, повернувшись к дочери и потрепав ее за подбородок, – а с кем танцевала ты? Кто был первым твоим кавалером?

– Капитан Хантер, сэр, – сдержанно ответила Мэри, однако слегка покраснела.

– А следующим? – продолжал ее отец.

– Мистер Эдвард Хантер, сэр.

– Кто он такой?

– Кузен капитана Хантера.

– Вот как? Отлично. Кто был дальше?

– Капитан Скотт, сэр.

– Еще один кузен капитана Хантера, а?

– Нет, сэр, всего лишь его друг.

– Я так и думал, – усмехнулся мистер Эдвардс.

– Мэри весь вечер была окружена красными мундирами, – проворчала миссис Эдвардс. – Должна признаться, мне было бы отраднее видеть, как она танцует с кем‑то из наших старых друзей и соседей, а не с этими солдафонами.

Мэри повезло, что отец выигрывал в карты, иначе, узнав о ее поведении, он, скорее всего, возмущался бы не меньше супруги. Однако сейчас мистер Эдвардс милостиво занял сторону дочери, заметив лишь:

– Ну-ну, дорогая, вполне естественно, что Мэри, как и всем юным барышням, нравятся офицеры, а кроме того, раз уж эти молодцы успевают ангажировать ее раньше других, может ли она отказывать?

Миссис Эдвардс, явно недовольная сим наблюдением, слишком справедливым, чтобы его можно было опровергнуть, заметила между прочим, что, ежели девица хочет угодить родителям, она всегда изыщет способ.

– Надеюсь, мисс Эмма, офицеры и вас не обделили вниманием, – проговорил почтенный джентльмен.

– Благодарю вас, сэр, так и было, – сдержанно сказала Эмма.

– О, мисс Эмма почти не общалась с военными: она свела знакомство с компанией из замка Осборн, и ее кавалером стал не кто иной, как мистер Говард, – доложила хозяйка дома. – А лорд Осборн вас приглашал?

– Нет, мэм, – ответила девушка.

– Его милость частенько поглядывал в вашу сторону, – продолжала миссис Эдвардс. – Мне даже показалось, что он не прочь вас проглотить.

– Это вряд ли, – улыбнулась Эмма, – но, признаюсь, мне несколько досаждало его внимание.

– Мистер Мазгроув, по-моему, был как никогда несносен, – рассуждала миссис Эдвардс. – Я рада, что вы не пошли с ним танцевать, мисс Эмма. Право, дерзость этого молодого человека переходит всякие границы.

– Пожалуй, не следует хулить Тома Мазгроува при мисс Эмме, – заметил мистер Эдвардс. – Осмелюсь сказать, ее сестрицы отзываются о нем совсем иначе; он у них в большом фаворе.

– Не слыхала о нем ничего такого, что расположило бы меня к нему, – холодно возразила Эмма. – Элизабет упоминала мистера Мазгроува, и, судя по моим сегодняшним наблюдениям, ее описание оказалось весьма похожим на правду.

Больше ничего особенно интересного сказано не было, и хозяева, вдоволь назевавшись, разошлись по спальням, к великому облегчению юной гостьи, которая ужасно хотела спать и мечтала о темноте и тишине.

Глава III

На следующее утро, когда дамы в молчании сидели вместе и Эмма уже ожидала появления старшей сестры, которая должна была приехать за ней, раздался громкий стук в дверь, произведенный рукой гораздо более мужественной, чем ручка Элизабет Уотсон. Впрочем, у Эммы не было времени гадать о персоне прибывшего, ибо через мгновение доложили о приходе мистера Мазгроува. Ледяной прием миссис Эдвардс и холодная невозмутимость Мэри как будто не произвели на гостя никакого впечатления – во всяком случае, так заключила Эмма, ибо у молодого человека ничуть не поубавилось самодовольства, явно ему присущего и поразившего ее еще при первой встрече.

Отпустив для начала несколько комплиментов дамам, Том Мазгроув повернулся к Эмме и вручил ей записку, заметив, что послание отчасти объясняет и извиняет его вторжение. Записка оказалась от Элизабет, которая сообщала, что отец почувствовал себя лучше обычного и неожиданно решил присутствовать при епископской инспекции, назначенной как раз на этот день, а поскольку мистер Уотсон воспользовался для этих целей коляской, Элизабет не сможет приехать за сестрой, как обещала. Она добавляла, что совершенно не представляет, как поступить, разве только Эдвардсы пригласят Эмму погостить у них еще немного, ибо так, пожалуй, будет лучше всего.

Поразмыслив несколько минут над досадным известием, Эмма уже собиралась объявить о своем затруднительном положении миссис Эдвардс, но Том ее опередил:

– Я преследовал собственный интерес, мисс Эмма, когда условился передать вам эту записку вкупе с устным сообщением от вашей сестры, которое вы должны позволить мне теперь изложить. Я встретил мисс Уотсон в деревне, когда она искала посыльного, и предложил выполнить ее поручение, о коем она сама мне поведала, однако выдвинул условие, что мне разрешат отвезти вас домой в моей двуколке. Поверьте, я с величайшим восторгом доставлю вас в Уинстон, экипаж уже подан к дверям и ожидает, когда вы окажете мне честь своим согласием.

Эмма слегка встревожилась.

– Элизабет в самом деле хотела, чтобы я вернулась домой с вами? – с сомнением уточнила она.

– Уверяю вас, услыхав о моем предложении, мисс Уотсон выразила полное и безоговорочное согласие. Одно ваше слово – и я прямо сейчас, через полчаса, через час или в любое другое время буду к вашим услугам!

– Я вам очень признательна, – ответила Эмма, колеблясь между опасением показаться Эдвардсам навязчивой и крайним нежеланием поддерживать даже видимость близости с мистером Мазгроувом, – однако, полагаю, нет ни малейшей необходимости доставлять вам подобное беспокойство. Я с удовольствием пройдусь пешком и, без сомнения, легко найду кого‑нибудь, кто согласится донести мои немногочисленные вещи.

– Какое там беспокойство, мисс Эмма! – воскликнул Том. – А вот прогулка пешком – совсем иное дело: три или четыре мили… да что там, едва ли не все пять, вдобавок по грязи и слякоти, да еще после танцев всю ночь напролет! Прямо‑таки немыслимо, когда наготове уже стоят мои праздные лошади, которым некого возить, ежели не считать моей ничтожной особы. Вы просто обязаны принять мое предложение.

Эмма не уступала. Она была готова терпеть любые неудобства, лишь бы не занимать предложенное место в двуколке; и чем упорнее настаивал мистер Мазгроув, тем тверже она отказывалась.

Миссис Эдвардс, молча слушая их переговоры, быстро убедилась, что ее юная гостья решительно настроена против поездки с Томом Мазгроувом, которую сама почтенная дама считала в высшей степени неприличной. С необычной для нее участливостью матрона вмешалась в спор и, к великой радости Эммы, заявила:

– Если мисс Уотсон подождет до конца ланча, я с большим удовольствием отвезу ее домой в нашей карете.

Это своевременное предложение было принято с огромной признательностью, однако Том громко возразил:

– Но вы ведь понимаете, миссис Эдвардс, что нарушите ваше неизменное правило давать лошадям отдых после ночной езды. Вы, разумеется, говорили не всерьез. Моя двуколка уже здесь, чтобы вам не пришлось утруждать себя.

– Я говорю серьезно, – твердо ответила миссис Эдвардс. – Наш экипаж и лошади к услугам мисс Уотсон, и я буду счастлива избавить ее от угрозы, коей она, бесспорно, подвергнется с лихим возницей вроде вас. В нашей карете она, без сомнения, будет чувствовать себя в большей безопасности.

Джентльмен закусил губу, однако был вынужден уступить и, обращаясь к Эмме, осведомился:

– Как так вышло, мисс Уотсон, что ваших сестер не было на балу? Кажется, я за весь вечер ни одной из них не видел.

– Сейчас дома лишь моя старшая сестра, – сухо проговорила Эмма, – которая не могла оставить отца одного.

– Вот как! А почему остальные так долго в отъезде? – И, не дожидаясь ответа, мистер Мазгроув продолжал: – Понравился ли вам вчерашний бал? Полагаю, после моего ухода вы недолго там оставались?

– А когда вы ушли? – осведомилась Эмма, радуясь возможности поквитаться за его притворное неведение относительно ее сестер.

– Видите ли, после отбытия Осборнов я ощутил скуку и утомление, поэтому сразу же удалился.

– А мы веселились еще почти два часа, – с удовольствием сообщила девушка, – и, поскольку в зале поубавилось праздношатающихся, которые не желали танцевать, стало гораздо веселее.

– Честное слово, жаль, что я этого не знал: у меня наверняка возникло бы искушение вернуться, после того как я проводил до кареты мисс Карр. Однако согласитесь, миссис Эдвардс, что порой после ухода хороших знакомых остаток вечера представляется скучным, потому‑то я и удалился к себе в апартаменты.

– Возможно, вы и правы, – отозвалась миссис Эдвардс, – однако я привыкла веселиться самостоятельно, а посему едва ли мне знакомы сожаления, подобные вашим.

Задержавшись, насколько позволяли приличия, но так и не получив приглашения остаться на ланч, мистер Мазгроув отбыл восвояси в своей двуколке, изумленный столь решительным отпором Эммы.

Он столкнулся с совершенно новой для себя ситуацией, ибо привык считать, что любая мисс Уотсон всегда к его услугам, и едва ли мог вообразить, что у одной из представительниц семейства могут иметься мысли и чувства, столь несхожие со взглядами прочих сестер.

Днем карета миссис Эдвардс, как и обещала достойная дама, благополучно доставила мисс Уотсон в отцовский дом. Эмму сопровождала Мэри Эдвардс, хотя прогостила она недолго, ибо отлично знала, что приближается время ужина, и не хотела мешать Уотсонам.

Как только Мэри уехала, Элизабет выразила крайнее изумление по поводу того, что Эдвардсы решились одолжить свою карету, кучера и лошадей на следующий день после бала, ведь после ночных выездов экипажу всегда давали отдых.

– Подумать только, Эдвардсы сами доставили тебя домой, дорогая Эмма! Не передать, насколько я поражена! Прежде они никогда не предлагали подобного.

– К тому же предложение было сделано самым любезным тоном. Мало того что мне предоставили экипаж, вдобавок и сама миссис Эдвардс сделалась куда приветливее.

– Однако я удивлена, что ты отказалась от услуг Тома Мазгроува. Или он их не предлагал? Ты получила мою записку?

– Да, он принес записку, но, право же, милая Элизабет, и твой совет, и помощь, предложенная мистером Мазгроувом, меня совершенно огорошили. Я даже решила, что тебе, вероятно, ничего не известно и все подстроено им самим. И ты вообразила, что после твоих рассказов я позволю такому человеку отвезти меня домой? Ни за что!

– Откровенно говоря, у меня имелись некоторые сомнения, и мысль о том, что ты поедешь вдвоем с Томом, была мне не по душе, но я не видела другого способа доставить тебя домой, чего мне очень хотелось. Кто мог подумать, что Эдвардсы согласятся одолжить свою карету? Но я совсем не ожидала, что ты откажешь Тому. Сама бы я, пожалуй, не осмелилась, хотя, надо сказать, ты поступила совершенно правильно. Однако мне не хватило бы твердости устоять перед подобным искушением.