Младшая сестра

– Мне чрезвычайно жаль, однако я рад, что вы не сочли нужным ждать меня.

(«Прах его побери, этого молокососа: неужто он воображает, что мы едим суп уже целый час?»)

– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Я как‑нибудь сумею насытиться тем, что передо мною. Баранина, без сомнения, хороша и в холодном виде.

(«Во всяком случае, для вас сойдет и так».)

– Умоляю, не надо снова подавать суп! В этом нет ни малейшей необходимости.

– Что ж, как вам будет угодно, раз уж вы столь любезны, – простодушно ответила Элизабет. – Полагаю, суп все равно уже остыл. Симсон подаст вам стул. Пожалуйста, садитесь! – В это мгновение лакей, в роли которого выступал не кто иной, как приходский служка, нанятый на один вечер, с таким усердием подставил гостю стул, что едва не сбил с ног. Пошатнувшись, мистер Мазгроув толкнул под локоть миссис Стеди, подносившую к губам бокал, причинив тем самым немалый ущерб ее респектабельному серому шелковому платью.

«Когда дела хуже некуда, скоро все наладится», – гласит пословица, и в данном случае собравшиеся убедились в ее справедливости, ибо шум и суматоха, вызванные появлением Тома, мало-помалу улеглись. Однако самому Тому так не казалось: продрогший и голодный, он получил лишь половину обеда, да и то заметно остывшего, к тому же тщеславие вынуждало несчастного по большей части воздерживаться даже от того, что ему досталось, дабы его не заподозрили в вульгарном наличии хорошего аппетита. Узнай Эмма о тайных муках мистера Мазгроува, она могла бы даже пожалеть его – или, по крайней мере, восхититься самоотверженным постоянством, с которым сей джентльмен приносил жертвы на алтарь модного безразличия ко всему. Однако его героическое самоотречение осталось безвестным и незамеченным и, как любое скромное достоинство или безымянный гений, единственную отраду являло во внутреннем душевном удовлетворении. Впрочем, поскольку мистер Мазгроув по призванию был болтун и всегда стремился поддержать беседу, благодаря его присутствию общество заметно оживилось. Том льстил мистеру Уотсону, шутил с Элизабет, расспрашивал миссис Стеди и с достойной похвалы бойкостью и упорством бросал восхищенные взгляды на Эмму. Он сумел утешить миссис Робинсон, умиротворить Роберта Уотсона и развеять своими комичными замечаниями дремоту мистера Мартина. Теперь даже бедняжка миссис Робинсон смогла в относительном спокойствии насладиться обедом, ибо грозное чело супруга, так ее тревожившее, прояснело.

Втайне скучавшая Эмма ждала сигнала к выходу из-за стола, но Элизабет была слишком увлечена разговором и не спешила вставать, так что в конце концов ее младшую сестру спасла миссис Роберт Уотсон. На сей раз Эмма почти простила ей самоуправство, принимая во внимание его благотворные последствия. Впрочем, напрасно было надеяться, что, выйдя из-за обеденного стола, Эмма тотчас избавится от скуки: все вокруг казалось невыносимо пресным, и девушка сердилась на собственную глупость, убежденная в том, что отсутствие интереса к окружающим наверняка происходит от чрезмерной погруженности в себя. Она изо всех сил понуждала себя с внимательным видом выслушивать банальности миссис Стеди и похвальбы невестки, однако все старания были тщетны: мыслями она постоянно уносилась вдаль или же обращалась к самым насущным предметам, высчитывая, сколько минут осталось до того времени, когда гости начнут разъезжаться. Эмма не сомневалась, что все они милые, чудесные люди, но в них определенно не было ничего занимательного. Так, например, миссис Стеди, сидевшая рядом, казалось, куда больше годится для вязания чулок или варки варенья, чем для ведения интересных бесед.

Впрочем, даже самые утомительные вечера когда‑ нибудь завершаются; завершился в конце концов и этот. Было покончено с игрой в вист и «мушку» – и даже с ужином. Когда мистер Мартин, умудрившись по ошибке натянуть пальто Роберта, а вместо своей взять шляпу старого служки, предусмотрительно спрятанную за дверью, наконец откланялся последним из гостей, Эмма тихонько удалилась к себе, не дожидаясь, пока брат разнесет этот званый обед в пух и прах.

Следующий день выдался дождливым и ненастным, не позволив дамам насладиться переменой обстановки, но Эмма под защитой стен отцовской комнаты чувствовала себя безмятежнее, чем можно было ожидать. За окном бушевала буря, но и в доме не знали тишины и покоя. Миссис Уотсон, оскорбленная мужем, мстила за обиду, превознося Тома Мазгроува и сурово бичуя тех, кому происхождение и воспитание не позволяют верно судить о манерах и модах. Ее утонченные и элегантные намеки оказали воздействие, коего миссис Роберт и добивалась: супруг разозлился еще сильнее, поскольку, приняв шпильки жены на свой счет, тем самым признал бы свое невысокое положение в обществе, а также недостаток возможностей для просвещения и совершенствования. В итоге мистер Уотсон мог проявлять свое крайнее неудовольствие лишь раздражительностью в отношении всех окружающих, заговаривая с ними только в тех случаях, когда представлялась возможность сказать что‑нибудь неприятное. Подобные семейные сцены были Эмме в новинку, что, впрочем, отнюдь не придавало им очарования в ее глазах. Девушка не могла не задуматься о том, что, если Джейн досадует на мужнин брюзгливый нрав, было бы куда разумнее постараться смягчить и исправить его, вместо того чтобы еще сильнее распалять злобу Роберта, усугубляя таким образом и собственное раздражение. Удовольствие от подстрекательства и подзуживания близких было выше понимания Эммы; видимо, чтобы по достоинству оценить его, требовались способности наподобие тех, что имелись у ее невестки.

В отличие от семейных раздоров Роберта и его супруги, общество отца внушало Эмме полнейшую безмятежность, и она с радостью забывала о любых огорчениях за томиком Шекспира или чудесными воспоминаниями Босуэлла о своем кумире [8].

А вот Элизабет, кажется, искренне сожалела о том, что визит брата и невестки оказался столь краток, и пыталась, хоть и безуспешно, убедить их задержаться подольше. Роберт твердо решил уехать в субботу, и Джейн, зная, что возражать мужу бесполезно, благоразумно поддержала его, притворившись, будто это отвечает и ее желанию.

– Давить на меня бесполезно, Элизабет, – категорично заявила она. – Ты знаешь, что я могу быть очень твердой, когда захочу. Льщу себя надеждой, что обладаю столь же непреклонной и решительной волей, как любая англичанка. Если уж я приняла решение, назад пути нет.

– Но зачем принимать такое решение, Джейн? Если Роберта призывают домой дела, почему бы тебе не остаться здесь и не позволить нам еще немного насладиться твоим обществом?

– Как странно! – с деланым смешком воскликнула Джейн, обращаясь к Эмме. – Мне всегда очень трудно отделаться от твоей сестрицы. То же самое я могу сказать и о большинстве своих приятельниц. «Милая миссис Уотсон, приезжайте!» – пишет одна. «Голубушка, вы должны остаться!» – кричит другая. Меня просто рвут на части. Моя близкая подруга леди Браунинг вела себя точно так же, когда я гостила у нее в Клифтоне. Честное слово, это так утомительно!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Бальный танец, где танцующие располагаются напротив друг друга. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Промах, неверный шаг (фр.).

3

Разновидность глинтвейна, которую готовят из вина (обычно портвейна) с добавлением горячей воды, лимонов или апельсинов, специй и сахара.

4

Как положено (фр.).

5

Деталь женского гардероба в виде легкой полупрозрачной манишки, накидки на платье или блузки.

6

Глубокое кресло с высокой спинкой и на низких ножках.

7

Двадцать одно (фр.) – карточная игра.

8

Имеется в виду «Жизнь Сэмюэла Джонсона» – биография знаменитого английского лексикографа, литературного критика и писателя С. Джонсона (1709–1784), написанная в 1791 году шотландцем Джеймсом Босуэллом (1740–1795).