скачать книгу бесплатно
КМБ подходил к концу, два месяца мы прожили в тайге. Самых старательных сержанты обещали направить в сержантскую школу. Уже был составлен список претендентов. Я в этот список не входил, и не горевал из-за этого. Я не мечтал о лычках. Тем более было известно, что те, кто попадут в учебный батальон, снова приедут сюда же ещё на полтора месяца. Ну, спасибо. Такая перспектива меня вообще никак не прельщала. У меня было одно желание– быстрее бы убраться отсюда в город, в посёлок, но поближе к людям, и забыть на всегда про карантин.
Наступил день распределения. Из полка приехала специальная комиссия во главе с подполковником Зотовым. Командиры взводов уже держали наготове списки: кого – куда. Но то, что произошло дальше, удивило многих.
Нас выстроили в две шеренги, вдоль которых Зотов с двумя офицерами стал делать обход, останавливаясь возле тех воинов, которые ему были интересны чем-либо. Подойдя к солдату, он сначала рассматривал его, потом начинал беседу. После чего объявлял: в школу радистов, в роту инструкторов СРС, на командира автомобильного отделения и так далее.
Очередь дошла и до меня:
-Фамилия?
-Рядовой Белов.
-Место рождения? Откуда призван?
– Город Целиноград. Призван из Оренбургской области.
-Образование?
-Среднее.
-После школы что делал?
-Работал электрослесарем.
-В сержантскую школу,– сказал и пошёл дальше.
Я немного опешил. Как в сержантскую школу? Опять сюда, в тайгу? То же самое подполковник сказал и Стародубцеву. Затем нас построили группами в зависимости от назначения и отправили в санчасть снова проходить комиссию, там уже ждали специально приехавшие медики.
Некоторые стали перебегать из одной группы в другую. Я предложил Николаю перебежать к шоферам. Он отказался:
-Мне брат сказал, чтобы шёл в сержантскую, пол года будут гонять, зато потом полтора года служба – чистый мёд.
-Хорошо, идём в учебку, – я хотел служить вместе со своим одноклассником.
В наш вновь сформированный взвод уже в учебном батальоне попал один интересный солдат. Он удивил всех невероятностью своего появления в армии вообще. Один глаз у него ничего не видел, на глазу было бельмо. Он взирал на красоты окружающей жизни лишь одним зрачком.
Чтобы попасть в армию, надо было пройти множество медкомиссий… Мы проходили их лет с четырнадцати каждый год. Как он их все прошёл? Кто его пропустил на службу? Фантастика! Увидеть такого солдата в войсках было всё равно, что встретить монахиню в хоккейной команде. Через две недели его комиссовали. Но он служил. Очевидно, судьба решила сыграть с ним весёлую шутку. Нетрудно представить, какова была реакция его знакомых, когда они увидели его в военной форме. А причина появления его в армии, вероятнее всего, была самая простая: военкомату нужно было выполнить план по призыву согласно разнорядке, но здоровых призывников не хватало. Всё равно, редкий и мутный случай.
Через несколько дней после того, как я с ещё несколькими солдатами из нашего взвода был зачислен в сержантскую школу, мы, наконец-то, на уже знакомых ЗИЛах покинули летний учебный лагерь, скрывшийся за величавыми, гордо красующимися кедрами, елями, и берёзами, чтобы вскоре снова вернуться сюда, но уже с другими людьми , в составе нового, ещё незнакомого подразделения.
Настроение у нас было приподнятое. Мы весело переговаривались, перешучивались о прошедшей и предстоящей службе, о дороге, хорошей погоде и о гражданке, которая всё ещё не выходила из головы. Я сидел возле заднего борта и любовался пейзажем.
Когда подъезжали к учебному батальону, мы приумолкли, с интересом и волнением стали ждать, что увидим там, где придётся дальше служить.
И вот, когда машины проехали по длинному высокому мосту через широкую ярко-голубую ленту красавца Енисея, гордо разрезающего старый сибирский город, и свернули направо, проехав строящееся здание цементного завода, то остановились перед зелёными железными воротами с двумя красными звёздами.
Воин в ХБ и фуражке с краповым околышем открыл ворота, и нас ввезли на территорию части, огороженную добротным, сплошным и высоким забором.
Посреди батальона находился огромный асфальтированный плац, с двух сторон которого расположились кирпичные четырёхэтажные казармы и все остальное, что необходимо для воинской части. Строгое расположение строений дополняла абсолютная чистота на всей территории. В общую гармонию немного не вписывались три БТРа, стоявшие недалеко от плаца за проволочным ограждением.
Нас разместили на втором этаже в здании напротив столовой в кубриках с двухъярусными кроватями и закрывающимися дверями. Первые два дня мы по большей части ничего не делали, кроме уборки в помещениях, чистки картофеля в столовой да редких построений, не было даже зарядки по утрам. Ждали остальных курсантов. Сержанты почти не обращали на нас внимание. За порядком следили "молодые" сержанты, те, что прослужили побольше, попивали водку, крепкий чай(купец), бегали в самоволки. Отдыхали после предыдущего выпуска. На нас смотрели, как ещё не проголодавшиеся волки. Офицеров в эти дни я вообще не видел ни одного в роте.
На третий день нас построили на плацу. К строю подошёл незнакомый сержант, почти не приглядываясь, выбрал десять человек, построил в одну шеренгу. Я попал в их число.
-Пойдёте со мной. Дальше вам всё объяснят.
Оказалось, что в первой роте получился недокомплект, который пополнили нами. Первое, на что я обратил внимание, оказавшись на четвёртом этаже в новой казарме – отсутствие кубриков и двухъярусных кроватей. Мне это очень понравилось: просторно и светло. Это немного подсластило горечь того, что меня забрали от земляков.
Однажды, перед тем, как идти в баню, нам выдали чистые спальные принадлежности. Когда солдат раскладывал их, я заметил, что он сначала положил мне один комплект, потом заменил на другой. Я, взяв в руки наволочку, увидел, что она рваная. Не раздумывая, я поменял её на другую, с соседней кровати. Я даже не обратил внимание на то, чья это кровать. Друзей у меня здесь не было.
-Ах ты сволочь, – услышал я со стороны. – Ты зачем взял чужую наволочку? Повернувшись, я увидел долговязого воина из соседнего взвода:
-А почему я должен брать дырявую? И, вообще, тебе какое дело?
Его глаза вспыхнули, он подошёл и ударил меня кулаком в лицо. Я не был ошарашен и быстро ответил ему несколькими точными ударами. Я уже смирился с тем, что надо подчиняться сержантам, даже терпеть от них побои– от этого никуда не денешься, если хочешь закончить учебку, ведь командир всегда прав, в противном случае будешь ещё более бит, не будешь вылазить из нарядов, физподготовок, одним словом, жизни не дадут. Жаловаться, то есть стучать, считалось самым позорным поступком. Но я не терпел претеснений от солдат своего призыва. Долговязый с перекошенным лицом вновь кинулся на меня. Я, отскочив в сторону, зацепил кулаком его подбородок. На этом всё не кончилось. Неожиданно из коридора прибежали ещё несколько человек. Они всей гурьбой набросились на меня.
Трудно бы мне пришлось. Но к моему счастью, в казарме ещё находились люди. Они подбежали и нас разняли. Долго я потом думал об этом. Будь она неладна, эта наволочка. Я осознавал, что этот парень был прав, а не я. Чужое не тронь! Даже если оно ещё ничьё, но лежит не на твоей кровати. Этот урок я усвоил с первого раза.
Я затосковал. Из всех сослуживцев я более или менее общался с одним соседом по кровати. Земляков не было вообще. Все были чужие, приехали из других батальонов, в лесу с нами их не было. Успокаивало лишь одно: командир отделения был добрый парень, по уставу гонял, но курсантов не унижал. А это очень ценное качество для младшего командира.
Через некоторое время произошёл ещё один случай, после которого стало ясно, что служить в этой роте одному без поддержки будет очень нелегко. Произошло это в комнате для стирки обмундирования. В этой роте стирали по – божески. Даже были горячая вода и стиральные машины. Ребятки, с которыми я подрался, решили продолжить неоконченную войнушку. Во время стирки один из них подошёл ко мне сбоку и неожиданно ударил по голове. В комнате было сыро и скользко, я потеряв равновесие, упал, но зная, что лежать нельзя, быстро вскочил и начал обороняться. Вновь пришлось защищаться от нескольких человек, и вновь спасло то, что расправиться со мной не позволили другие солдаты.
А доконал меня третий случай, произошедший в этом чужом для меня подразделении. На этот раз пришлось иметь дело с самим заместителем командира взвода, старшим сержантом Харитоновым. Я был дежурным в спальном помещении, убрался и зашёл в туалет помыться. Окно было открыто, и свежий летний ветерок с улицы манил своей свободой и лёгкостью. Я подошёл к окну и стал смотреть вдаль через забор на город. С четвёртого этажа он был хорошо виден, его многоэтажные здания напоминали о том, что существует другая, вольная, весёлая жизнь. Где молодые парни дружат с девчонками, снуют суетливые прохожие, гудят автомобили, где можно сходить, куда захочется и с кем хочется, купить, чего хочется, купаться, отдыхать. Одним словом, где живут и не зависят, как здесь, от людей часто глупее и скуднее тебя умом. Я вспомнил дом, родителей, уже начинавшую забываться, уже далёкую гражданскую жизнь
-Белов! Ты что здесь делаешь? Куришь?
За спиной стоял Харитонов. Я вздрогнул и вернулся в реальность бытия.
-Не курил я, товарищ старший сержант.
-Как не курил? Что стоишь у окна?
-Я же сказал, что не курил.
-Ты ещё , отказываешься? Я видел, как ты выкинул окурок.
-Не курил я.
Мне было очень обидно из-за несправедливых претензий.
Харитонову надоело настаивать. Наказание он ещё не придумал, руки распускал редко.
-Подойдёшь ко мне вечером после вечерней поверки.
С тяжёлым сердцем отстояв на поверке, когда рота улеглась по кроватям, я направился к замку. Я отслужил уже около двух с половиной месяцев и уже хорошо освоил армейские порядки. Но один из приёмов обращения никак не мог применять из-за его, как мне казалось, бестолковости. Чтобы подойти к старшему по званию, должности, нужно было сделать два огромных строевых шага, причём это относилось только к нам, духам, и сказать:
-Товарищ сержант, старшина, лейтенант, курсант такой-то по вашему приказанию прибыл. Вот эту-то процедуру я и не мог преодолеть. Я делал два обыкновенных полу строевых шага, но такое не дозволялось. На этот раз и на свою беду я выбрал ещё более глупый вариант, я просто подошёл к кучке сержантов и встал возле них. Сержанты в это время пили крепкий чай из одной кружки по кругу и сначала не заметили меня.
Харитонов, наверное, уже и забыл про наш спор и про своё приказание, но повернув голову, увидел меня:
-А-а, Белов. Ты что не знаешь, как обращаться к старшему? Тебя не учили? Забыл? Вон, видишь выключатель? Подойди к нему и громко обратись: Товарищ выключатель, разрешите обратиться? Десять раз. Шагом марш!
Я подошёл к выключателю и десять раз сказал, что мне было велено.
-Почему тихо? Ещё десять раз.
Я молчал.
-Говори! – крикнул зам.
Вся рота наблюдала за происходящим. Я молчал.
-Говори! Говори! – глаза его загорелись. Он подошёл ко мне, взял табурет и медленно стал поднимать.
-Говори, – заорал он. Я молчал. Размахнувшись сверху, он из всей силы с размаху ударил меня табуретом. Больно обожгло грудь и руку, меня кинуло в сторону, но я устоял.
Сержант плюнул и, развернувшись, молча ушёл допивать купец. Я лёг на кровать, закрылся одеялом. Мене было плохо. Не от боли, от унижения и досады. Ко мне подошёл мой командир отделения:
– Белов. Ты ведь сам виноват,– сочувствующим тоном сказал он.
После этого случая я начисто потерял интерес к службе, хотя до этого в отделении считался одним из лучших и способных: на хорошо и отлично выполнял нормативы, быстро схватывал теорию. Несколько раз я встречался с Николаем Стародубцевым, он попал в специальный взвод второй роты. Взвод этот отличался тем, что там была более насыщенная программа обучения: готовили не только для обычной охраны, но и для конвоирования на транспорте, изучали рукопашный бой, больше бегали, стреляли не только из автомата, но и из пистолета. Были в этом взводе и занятия по устранению массовых беспорядков, для этого им выдавались дубинки, изучались разные виды построений и перестроений в боевой порядок.
Взвод был самым престижным в батальоне, но из-за больших нагрузок были те, кто хотели из него сбежать в другие взвода, роты. Вторя рота вообще была прозвана «фашистской ротой», потому что в ней были самые злые сержанты. Особенно помозки и деды, те, кто прослужили по году и по полтора: все были очень спортивные, с накаченными мышцами.
Но оптимист Стародубцев и здесь был спокоен:
-Вовчик, как у тебя служба? – спросил он однажды при встрече.
Я рассказал ему о своей проблеме.
-Жалко, что ты от нас ушёл. Ты слышал, нас к чему готовят? Служба в городе обеспечена, прокатаемся на поездах, в самолётах, не заметим, как дембель подойдёт.
Я завидовал ему, тем более, что помимо Николая, в этом взводе был ещё один земляк из нашего посёлка. И случай предоставился мне. В спецвзводе служил один воин, Кцзеури, которому там не нравилось. Ему хотелось более спокойной службы, а таковая как раз была в первой роте, где я служил, да и земляков его там было много. Он мечтал о первой роте, я – о второй. Как раз в первую роту потребовался барабанщик, за которым пришли во вторую. Короче, видимо, это была судьба. Во второй роте нашлось сразу несколько барабанщиков, к стати сказать, ни один из них ни разу не бил по настоящему барабану, разве что по кастрюле. Барабана с собой у выбирающих не было, поверили на слово всем, но повезло лишь Кцзеури, он приглянулся больше других. Его-то и привели в первую роту для обмена. Нас построили и сообщили, что в третий взвод второй роты требуется воин. Кто желает? Среди желающих оказался только я. В душе я прыгал от радости. Командир спецвзвода, лейтенант, подошёл ко мне, осмотрел, спросил:
– Подъём с переворотом умеешь делать?
-Умею.
-Покажи.
Турник стоял прямо у нас на этаже, рядом со спальным помещением. Я несколько раз перевернулся на перекладине без труда.
-Достаточно, пойдёшь со мной, – сказал лейтенант, довольный, что нашёл стоящую замену. Я потом пару раз видел, как Кцзеури стучал в барабан во время строевых занятий в такт вышагивающей роте. Надо ещё сказать, что я долго удивлялся потом, зачем первой роте был нужен барабанщик из второй роты. Всё – таки, что – то здесь было не так. Может, этого солдата специально таким образом перетащили в первую роту.
-Белов, ты зачем во вторую роту напросился? – интересовались удивлённые мои сослуживцы, – в спецводе гоняют их, как скаковых жеребцов.
– Там у меня друзья служат, – ответил я, довольный, что ухожу из этой неполюбившейся мне роты
-Мужчина,– заметили стоявшие рядом дагестанцы из нашего взвода. Они распрощались со мной, как с настоящим другом, тепло пожали руку.
Но трудности, без которых не обходится жизнь в учебном подразделении были ещё впереди.
Командование задумало построить новое здание КПП, большое, в два этажа. Для этого уже начали рыть экскаватором котлован. Но когда ковш экскаватора углубился на несколько метров, оказалось, что внизу – твёрдые каменные породы больших размеров. Сразу же туда были отправлены мы. Нас вооружили ломами, лопатами и носилками. Работать приходилось подолгу, с короткими перерывами. Камень очень плохо поддавался ударам лома, да и выносить каменные обломки на носилках было нелегко. Во время работы стоять без дела никому не разрешалось, можно было получить ногой по животу или рукой по лицу. Измождённые, со стёртыми до крови от шершавого лома руками, приходили мы с работы, после чего всё шло согласно распорядку дня. Через две недели котлован был уже готов для закладки фундамента. Вряд ли кто – нибудь из работавших на этом объекте забудет, как прошли эти две недели его службы.
Вторая рота не случайно считалась лучшей в батальоне. Это было видно во всём: в занятиях, в дисциплине, в чистоте помещений и даже в движении строем. Сержантский состав делал всё для того, чтобы рота ходила лучше других. Часто прежде, чем войти в столовую, как говорят в армии, для приёма пищи, мы делали несколько кругов по плацу, чеканя шаг до тех пор, пока не надоест командиру. В результате нога при подъёме поднималась чуть ли не до пояса. Со стороны было смешно смотреть на таких солдат-роботов, но звук от удара сапог об асфальт был внушительным и был слышен далеко за пределами части.
Не менее своеобразно мы ходили в баню, которая находилась в двух километрах от батальона. Всю дорогу по улицам города мы шли полным строевым, чеканящим шагом, не забывая и про песни. Эффект был поразительный. Прохожие останавливались, с интересом наблюдали за нами, марширующими по городу, как на параде. Больше всех любил водить роту в баню прапорщик Гнедко, старшина роты. Как только ворота КПП оставались позади, он давал команду:
-Рота, стой! Равняйсь! Смирно! Шаго-ом Марш! Раз, два, раз, два. Выше ногу.
Так задавался темп и ритм.
-Песню запе-вай!
Один из командиров отделения, молодой по призыву, сержант Крюков, любитель пения с сильным и звонким голосом, запевал:
-Ты с любовью сшитая, пулями пробитая, на кострах прожжённая серая шинель…
Затем те же слова хором подхватывал строй. Зеваки из гражданских были в восторге.
Как только, уставая, мы постепенно начинали уменьшать угол подъёма ноги, прапорщик давал команду:
-Стой! Кру-гом! Назад бего-ом марш!
Несколько десятков метров рота бежала назад, затем снова чеканила шаг. Помывка в бане много времени не занимала. Каждой партии моющихся давали не более десяти минут. Некоторые из-за своей нерасторопности по началу успевали только облиться водой.
Но, несмотря на трудную дорогу, непродолжительное мытьё, мы любили ходить в баню, потому что это был выход в город. Кто-то, у кого были деньги, успевал купить конфеты, печенье, не такие, как в военторге, доставалось и другим, кто-то успевал стрельнуть у прохожих сигареты. Одним словом – глоток свободы, общения, окунания в гражданку. Обратная дорога была спокойнее, без бега назад, подъём ноги уже не был таким высоким, хотя, иногда это зависело от настроения командира.
Занятия по тактике чаще всего проводил командир взвода, лейтенант Слепнёв, маленького роста, с самолюбивым и гордым видом, большой любитель каратэ. Однажды он вывел взвод на поле для отработки норматива. Взвод должен был разворачиваться из походного строя в боевой и обратно.
Перед этим прошёл хороший летний дождь. Погода была тёплая и влажная, светило предобеденное солнце. Поле отливало ярко-зелёным цветом, усиливающимся от каплей дождя, оставшихся на траве. Оно находилось в черте города, недалеко от батальона, его пересекали две дороги, покрытые большими грязными лужами.
По команде взводного отделения разбегались в разные стороны и выстраивались в цепь, норматив отрабатывался много раз. В один из разбегов по команде: «Ложись!» я оказался перед лужей и грязью, когда все резко залегли, промедлил, выбирая место посуше, затем упал.
-Взвод! Ко мне! – закричал взводный.
Мы выстроились в колонну по четыре, затем по команде повернулись налево.
-Курсант Белов! Вы почему не выполнили команду «ложись»?
Я растерялся:
– Товарищ лейтенант, там лужа помешала и грязь, мы вчера только постирались.
-Что-о? Лужа? Солдат боится лужи. Вы и в бою будете выбирать сухие места?
Лейтенант нашёл самую большую, глубокую и грязную лужу, подвёл меня к ней:
-Ложись!
