скачать книгу бесплатно
После ужина в помещение, где мы располагались, подошли два солдата -чернопогонника. Подошли к одному призывнику, поговорили, после чего он вытащил из кармана деньги и отдал им.
-У тебя есть деньги? – спросили они у меня.
-Нет.
-Ну, пошли с нами.
Отошли в сторону от здания.
-Дай пять рублей.
-Откуда?
-Да ладно, из дома едешь.
-Я вам что касса?
– Ты что борзый такой?
-Я же сказал, нет денег.
– Ладно, пацан, – сказал второй. –Мы тут без денег сидим. Дай хоть три рубля.
-Ладно, три рубля.
" Да хрен с ними, – подумал, – через несколько дней сам солдатом стану".
Через сутки и за нами пришли покупатели. Построили в колонну по два, отвели в сторону. Развернули в две шеренги, начали опрашивать:
-Судимые есть?
-Нет.
-Родственники у кого есть судимые?
-У одного нашлись.
-Кто?– спросили.
-Отец, дважды судим.
-Хорошо, разберёмся.
-Служить будете во внутренних войсках, служба непростая, но интересная.
-Чем?
-Узнаете.
-А куда поедем?
-Увидите.
-Ну, скажите, товарищ капитан.
-В Красноярск. На пра-во. Шаго-ом марш.
Через пару часов нашу команду вместе с другими посадили в воинский эшелон, разместили в вагоне, назначили старших, дежурных, дневальных… Сначала поехали на Запад. Я уже обрадовался. Но доехали до Саратова, забрали там призывников и повернули назад. Опять Оренбург, уже проездом, и через Башкирию – в Сибирь.
На станциях выходить не разрешали. Выходили только солдаты, которые нас, похоже, охраняли. Они становились возле вагонов, где обычно стоят проводники. На ремнях у них висели штык-ножи. Письма передавали через окна проходившим мимо, просили, чтобы бросили в почтовый ящик.
Домашние продукты съели ещё на призывном. В поезде уже ели гороховое пюре, жиденькие супы, каши. Хотелось есть. Голод – постоянный спутник молодого солдата.
Снова выручили проводники. У них купили водку, дорога стала веселее.
По дороге я любовался пейзажем. Красивые хвойные леса сменялись голыми холмами, потом появлялись лесистые сопки, крутые зелёные склоны. После Кургана всё реже попадались города и сёла. А когда ехали уже по Сибири, те деревни, которые иногда появлялись, выглядели однообразно со своими некрашеными домами и заборами, кладками дров да колодцами-журавлями.
Когда осталось ехать совсем немного, мы почему-то, глядя на одного дурака, который выкинул что-то из вагона, стали выбрасывать в окно свои вещи, я выбросил фуражку, она мне не нравилась.
На железнодорожный вокзал Красноярска поезд прибыл в четвёртом часу утра. На перроне нас уже ожидали солдаты в бушлатах с краповыми погонами и в пилотках. Как только вышли из вагона, я сразу почувствовал резкий холод. Мы приехали 11 мая, но деревья стояли голые, было сыро и ветрено, снег, видимо, только что сошёл. Я пожалел, что выкинул фуражку.
Нас построили в колонну по четыре и повели к стоянке, где нас ждали выстроенные в ряд Зилы -131-е, защитного цвета, кузова были закрыты тентом. Мы залезли в кузов, расселись на трёх продольных скамьях. Было всё так же холодно, я дрожал.
Перед тем, как сесть в машину, я обратил внимание на солдат, которые за нами приехали. Мне они показались более взрослыми, чем я, некоторые были с густыми, чёрными усами. Потом я узнал, что с усами были кавказцы.
Ехали по городу на большой скорости. Нас привезли не в воинскую часть, а в какую – то баню, даже не баню, а общественную душевую с множеством душей, тоже сделанных рядами, видимо, специально для солдат.
Перед помывкой, офицер построил нас и объявил:
– Сейчас вы помоетесь, переоденетесь. Часы, деньги сдавать мне, потом получите обратно. Желающие сохранить свою одежду смогут отправить её домой, для этого надо будет написать адрес, заплатить нужную сумму денег. У меня к вам просьба: не рвать, не портить свои вещи– всё лучшее будет отобрано, по специфике службы нам бывает нужна гражданская одежда.
-Раздеваетесь здесь, подходите к парикмахеру, – он указал на одного из солдат,– проходите в душевую, быстро моетесь, потом подходите к прапорщику для получения обмундирования.
Некоторые хорошие вещи мы сразу отдали солдатам по их просьбе. Они уже готовились к демобилизации. Деньги многие взяли с собой в душ, засунув в целлофановые мешки.
После помывки была ещё одна интересная процедура. Надо было подойти к одному из воинов, который обмазывал пенящейся кисточкой пах, подмышки. При этом он ещё подшучивал над нами, у одного спросил:
-Знаешь, кто такой петух?
Тот не знал.
Прапорщик выдал форму. ХБ и бушлат были по размеру, а вот сапоги я выбрал маловатые.
После переодевания было интересно смотреть друг на друга. Некоторые вообще сильно изменились. Все были лысые, и все, казалось, были одного года рождения. Причём казались чуть ли не шестнадцатилетними. Смешнее всего выглядели нестандартные: очень маленькие и очень высокие. На одних всё висело, на других всё было короткое.
Потом нас снова посадили в машины и повезли опять не в часть, а за город, в лес. Повезли в летний учебный лагерь. Сначала ехали по шоссе. Потом свернули с трассы и поехали по жидкой грязи, медленно, колёса были до половины в жиже. Дорогой я поменялся сапогами. Мне сильно жали, а соседу по скамье были велики.
Нас высадили из машин и построили на плацу. Дежурный офицер объявил распорядок дня. Потом дал тридцать минут свободного времени. Мы поискали, где можно спрятаться от ветра, таких мест не нашлось.
Лагерь был обыкновенно прост. Прямо в тайге стояли три щитовых барака, напротив асфальтированный плац, за плацем деревянная стена и навес, под навесом длинные, деревянные, вкопанные в землю столы со скамейками – столовая; три небольших кирпичных здания – офицерская столовая, домик для офицеров и санчасть.
Несколько дальше летние классы для теоретических занятий в виде беседок со столами и скамьями, полосы препятствий: традиционная, с лабиринтом, рвом, бревном, стенкой и специальная, с трёхэтажным зданием, канатом, окопами и так далее. Дальше находился спортгородок, футбольное поле, ещё дальше – стрельбище. Вокруг лес, чуть в стороне – большое поле.
Место чудное… для отдыха на природе летом.
Мы не успели докурить, как приехали ещё три машины. Из кузовов повыпрыгивали воины. Потом заиграл аккордеон. Прибывшие новобранцы встали в круг, а в кругу начали плясать.
Мы были удивлены. Я такое впервые увидел. Удивился, что с аккордеоном приехали, приехали и сразу в пляс. Они плясали лезгинку. Это были кавказцы разных национальностей. Тоже – из воинского эшелона сразу в лес.
Кто-то заметил:
– Как будто не в армию, а на дембель приехали.
-А что им не радоваться, они вон, как одна семья, можно и повеселиться.
Мы были распределены по ротам, взводам, отделениям, всё, как положено. Каждому выдали по котелку, ложке, кружке. И когда в полевой кухне был приготовлен обед, нас по ротно покормили в столовой под навесом. Кухня состояла из трёх котлов на колёсах, которых явно не хватало на весь учебный батальон.
Сержанты нашего взвода, сами только что получившие звания, первый день разговаривали с нами вежливо, как с равными; объяснили как пришивать погоны, как подшивать подворотнички, разместили по кубрикам в летней казарме. Спать легли часа в два ночи. Солдатская кровать-это единственное место для солдата, которое является личным, маленьким домиком, а чтобы попасть в него, надо дождаться любимой команды: «Отбой!».
-Рота подъём! – пронзительным звуком пронеслось по казарме.
Я, услышав этот неожиданный голос, долетевший до спящего сознания из далёкой реальности, машинально спрыгнул со своей кровати, которая находилась на втором ярусе, задев плечо вскакивающего солдата снизу. Потеряв равновесие, мы оба упали на пол.
-Ты что, придурок, ослеп?
Я ничего не ответил, стал быстро одеваться, подчиняясь резким командам сержантов, стоящих у кроватей.
Их лица были напряжены, даже озлоблены.
-Быстро одеваемся, осталось десять секунд! Что, суки, не поняли ещё, куда попали? Бегом, строиться возле казармы! Форма три, без ремней и пилоток.
Ещё не проснувшиеся до конца, мы кое как одевшись, не умея наматывать портянки, с трудом затолкав ноги в сапоги, выбежали на улицу и попали под холодный весенний дождь, ливень и насквозь продувающий ветер.
-Равняйсь! Смирно! Вольно, заправиться. На праа-во, щаго-ом (не шагом) марш.
-Пять минут времени сходить в туалет.
После туалета– построение в колонну по четыре. Зам командира взвода, встав впереди, скомандовал:
-За мной бего-ом марш!
И побежал к огромному полю, видневшемуся впереди, увлекая нас за собой. Сначала было очень холодно, но потом стало даже приятно ощущать на разгорячённом теле капли холодного дождя.
С первой зарядки мы прибежали насквозь мокрые и возбуждённые.
Дальше всё пошло по распорядку: заправка кроватей, завтрак, занятия в классах, на плацу и так далее.
Сержанты, которым было поручено обучать нас, после нескольких месяцев зависимости, унижений, изнурительных занятий, впервые почувствовали свободу и власть и, не имея возможность отомстить тем, кто их гонял, как сидоровых коз, отыгрывались теперь на нас.
Отделению, в котором служили теперь я и мой одноклассник Николай Стародубцев, достался младший сержант Маликов, соответствующий своей фамилии: очень маленького роста, худенький, но в обращении с нами с постоянной ехидной улыбкой на лице. Когда он становился рядом со Стародубцевым, который располагался в строю первым, то было забавно на них смотреть: каланча и гном. Один имел сто девяносто восемь сантиметров, сутулясь, другой, даже вытянув шею, едва набирал сто пятьдесят пять.
На первом же занятии по физподготовке он стал откровенно издеваться, хотя и делал всё вроде по уставу:
-Упор лёжа принять. Отжимание. Раз…, два…, раз…, два…
Все упражнения делались до изнеможения, было ли это отжимание от земли, качание пресса, бег, прыжки, гусиный шаг – не важно.
Однажды, во время отжиманий к нам подошли солдаты из хозвзвода, уже отслужившие больше года:
-Смотри, как этот шкет духов воспитывает. Молодец, сержант! Гоняй их. Что, салаги, тяжело в армии? Волки. Разъелись на мамкиных пирожках.
Ну – ка не сачковать, спина прямая, я сказал!
Нам было тяжело не только от постоянных по поводу и без повода отжиманий, бега, строевой подготовки, но и от холода, постоянной сырости и грязи, постоянного чувства голода. Сапоги не успевали высохнуть за ночь, портянки –тоже, а утром –снова в грязь и слякоть. Сушить обувь было негде.
Каждое утро после завтрака выстраивалась специальная команда хромых, «кривых», больных, которая отправлялась в санчасть на перевязку болячек от мозолей и на лечение. Среди них были и симулянты, которых, как правило, быстро выявляли. На этот строй остальные посматривали не без завести, у нас в помещениях было сыро и холодно, мы постоянно мёрзли, а в санчасти всегда было тепло, сухо и чисто, там стоял большой электрический обогреватель.
Сержанты, как я уже сказал, несли основное бремя по нашему обучению и воспитанию. Офицеры проводили теоретические занятия, руководили стрельбами. Был у нас и командир взвода. Но мы его редко видели.
Ночью и в выходные дни офицеров в казарме практически не бывало.
Нам всем казалось, что с нами жестоко обращаются, унижают, и только позже, когда после курса молодого бойца я попал в сержантскую школу, понял, что это были цветочки на самом деле.
Я и Николай познакомились с солдатами из хозвзвода. Среди них и земляк очень близкий оказался. Однажды он увидел, как маленький сержант очень уж рьяно гоняет нас на физподготовке, заставляет делать упражнения до изнеможения. Подошёл к нему, взял за шиворот гимнастёрки, спокойно объяснил:
– Ты что, дедушкой стал, салажонок? Или думаешь, что две лычки ставят тебя выше этих пацанов?
Сержант стоял обескураженный.
– Не забывай, тебе с кем-то из них ещё полтора года служить.
После этого случая Маликов никогда больше не позволял себе переходить грань дозволенного.
Через три недели жизни в полевых условиях служить стало на много легче. Установилась хорошая солнечная погода, исчезла грязь, деревья покрылись листочками, от них исходил приятный запах свежего русского леса. Дневальным теперь не нужно было по много раз выскрёбывать из казармы слой грязи. А-то было просто невыносимо: только помыли пол, зашли взводы, притащили грязь на сапогах, опять мыть. И так до отбоя.
Мы уже попривыкли друг к другу, да и сержантам надоело ставить из себя суперкомандиров. Хотя на занятиях приходилось по-прежнему выкладываться полностью: тактика, строевая, огневая, физическая подготовка, ЗОМП, кроссы, марш-броски. Зато время летело: всё на бегу, наскоро, только встал – уже отбой.
Баня была в большой специальной палатке, где стояли баки с водой, рядом с палаткой вода подогревалась на огне.
Раньше я мечтал об армии и, когда мне дали отсрочку, уговорил военкома, чтобы призвали сразу, со своим годом. Он ещё сказал тогда:
– Не хочу я тебя отправлять в стройбат, подождём что-нибудь подходящее.
Ушёл со своим годом, в восемнадцать лет, но вместо удовлетворения испытал разочарование. Мечтал увидеть себя стройным, подтянутым, героем-афганцем обязательно. Рисовал разные героические моменты, дерзкие поступки, медали.
Но, что получил? Красноярский край, тайга, глушь, вместо уважения – чуть ли не презрение, даже со стороны медсестёр. Дух – недоделка, полусолдат. Между своим призывом отношения тоже не ахти какие: все озлобленные, измученные, голодные. А внешний вид? Форма висит мешком, брюки-галифе напоминают шаровары, сапоги стоптанные, уродливые. А как не хватает сладостей? Сигарет не хватает. Морально я был подавлен.
Глядя на отношение к себе со стороны командиров, я совсем не проявлял к службе должного старания. Не заискивал перед сержантами, а наоборот, смотрел на них с таким же презрением, плохо бегал, хотя до армии бегал отлично, нехотя выполнял распоряжения. Как говорится: всё делал из-под палки. До армии подтягивался легко пятнадцать раз. Здесь не мог уже подтянуться и пяти раз.
