
Полная версия:
Источник света
Жена погибла от передозировки обезболивающих препаратов, муж – от отравления газом, пущенным в тесную и душную оранжерею явно добровольно. Записки не было, однако и на постороннее присутствие ничто не указывало: ценности остались на своих местах, на телах погибших не было следов борьбы. Судя по позам, они даже держались за руки перед смертью. Вроде как тихий уход, трагедия, но без криминала…
Форсов и не заинтересовался бы таким делом, однако его попросили. Какая-то знакомая погибшей пары сумела выйти на Веру. Она доказывала, что Валентина и Анатолий Шевис не могли покончить с собой ни при каких обстоятельствах. Да, Валентина была неизлечимо больна. Она не рассказывала подробностей, но и не скрывала этот факт. Однако люди, которые хорошо ее знали, не сомневались: она будет бороться. А даже если бы силы начали ее покидать, муж бы ее поддержал, он бы не стал сдаваться вместе с ней!
Впрочем, дети погибших версию с самоубийством все-таки приняли, они как раз на расследовании не настаивали. Матвей допускал, что и неугомонную подругу можно не слушать: она не была по-настоящему близка с супругами Шевис. Но то, что его все-таки отправили проводить проверку, Матвея не раздражало, работа есть работа.
Встретиться с ним согласилась та самая дочь, которая первой заметила неладное – Лина. Именно она теснее всего общалась с родителями в последние годы их жизни, старшие дети обзавелись своими семьями и жили в других городах.
Они должны были пересечься здесь, чтобы Матвей заодно осмотрел дом. И вот теперь Лина опаздывала, то ли случайно, то ли хотела так наказать профайлера, который влез не в свое дело. И снова он не собирался беситься, он ушел вглубь сада, чтобы хоть ненадолго отстраниться от привычного ритма – небольшая медитация, от которой хуже точно не будет.
Довести сеанс до конца ему не удалось, отвлек звонок телефона. На экране высветился номер Таисы, и это было несколько необычно: она получила задание раньше Матвея… Хотя там и задание было простое, возможно, она уже закончила. Так или иначе, трудностей не предвиделось, и если они все-таки появились, ситуация сложнее, чем они предполагали. А если не появились, зачем вообще звонить?
Гадать Матвей не собирался, он просто принял вызов.
– Слушаю.
– Привет, это я… Ты ведь сейчас, вроде бы, не занят? Вера говорила, что тебе не подобрали задание…
Три странности сразу. Первое – она представилась, хотя ей наверняка известно, что номер у него сохранен. Второе – Таиса многословна, почему-то не переходит сразу к сути. Третье – голос звучит отвлеченно, пусть и не испуганно. Похоже, даже в момент разговора с Матвеем размышляет Таиса о чем-то другом.
Матвей как раз светские беседы вести не собирался:
– Что случилось?
– Так ты в городе или нет? Я думала: может, заеду…
– Я не в городе, сегодня получил задание, но, как видишь, я на связи.
– Да тут не срочно… Не хочу тебя отвлекать, это вообще не по работе, так, кое о чем личном посоветоваться хотела… Не важно, извини, что побеспокоила…
Такой расклад Матвея не устраивал, настороженность уже кольнула и отпускать не собиралась. Он готов был настаивать на продолжении разговора, но тут на дорожке появилась Лина Шевис, махавшая ему с таким усердием, будто они сейчас находились на восточном базаре и рисковали потерять друг друга в толпе.
Поэтому разговор с Таисой все-таки пришлось свернуть, и ее голос затих, а беспокойство, принесенное им, осталось. Это не означало, что Матвей готов был метаться, он умел отстраняться от собственных проблем и сосредотачиваться только на работе. Пока все шло к тому, что с делом Шевисов удастся покончить быстро, тогда можно и Таисой заняться.
Лина оказалась невысокой, полной, хоть и не страдающей от явного лишнего веса. Ей эта полнота даже шла – в сочетании с круглыми голубыми глазами и заплетенными в косу русыми волосами она создавала образ классической русской красавицы прошлых лет. Хотя рядом с Матвеем из-за разницы в росте Лина казалась ребенком, и он уже смирился с тем, что после долгого разговора с такой собеседницей боль в шее вряд ли отступит до конца дня.
Лина улыбалась ему, она подготовилась к встрече, выглядела опрятно, накрасилась, и все равно Матвей без труда распознал, что до этого она долго плакала – даже теперь, когда после смерти ее родителей прошло немало времени. Она не изображала горе, она действительно проживала его.
– Это ведь вы тот консультант полиции, с которым меня просили встретиться? – уточнила Лина. – Или так, или я оказалась в дальней части сада с двухметровым маньяком, а мне бы не хотелось…
Гарик на его месте ляпнул бы что-нибудь вроде «И никому бы не хотелось, кроме маньяка!», Матвей же предпочитал не острить рядом с местом смерти, он подтвердил:
– Да, я из полиции. Спасибо, что так быстро согласились на встречу.
– Выбор у меня был скорее символический, – развела руками Лина.
– Что вы имеете в виду?
– Ой, да перестаньте… Если полиция рассматривает это дело, значит, допускает, что это было убийство. А при убийстве кто единственная заинтересованная сторона? Мы, их дети, только мы получили от этого выгоду – мы же наследники!
Лина изо всех старалась казаться циничной, но у нее просто не получилось: она сорвалась, слезы снова хлынули из глаз, она поспешила достать из сумки бумажный платок. Матвей не стал ни утешать ее, ни упрекать, он просто дал ей время успокоиться, пока они неспешно направлялись к дому.
Как он и ожидал, стратегия сработала: Лина взяла себя в руки, уже отпирая входную дверь, она смущенно улыбалась своему спутнику:
– Простите, неловко вышло… Как будто я вас в чем-то обвиняю, чтобы вы не обвинили меня!
– Вы верите, что это было самоубийство?
– Я не хочу верить! И сначала я не верила, но… Я много думала об этом. Никто не мог убить маму и папу… Никто не хотел этого! Они со всеми дружили… И опять же, выгоды нет… Да, с вашей точки зрения это выгодно мне, брату и сестре. Но мы ведь и так хорошо жили! А больше от их смерти никто не выиграл…
– Не нужно придумывать мою точку зрения, – попросил Матвей. – Просто расскажите о своих родителях.
Просьба была непростой в любом контексте, а с учетом того, что он уже знал о семье Шевис все, что нужно, еще и жестокой. Но Матвею требовалось снова спровоцировать Лину на эмоции, убедиться, что он истолковал ее отношение к смерти родителей верно.
Супруги и правда были примечательны. Большую часть жизни они прожили в пределах среднего класса: Валентина работала коммерческим директором маленькой фирмы, ее муж как устроился после армии на завод, так и пробыл там до пенсии с предсказуемыми повышениями и наградными часами за выслугу лет. Казалось, что Шевисов ожидает печальная участь многих людей, столкнувшихся с такими переменами: потеря привычных ориентиров, смена графика, чувство ненужности, психологическое принятие «доживания»… все то, о чем психологи мира регулярно предупреждают, но слушать их мало кто готов.
Однако Валентина Шевис неожиданно решила пойти другим путем. Добравшись до пенсии, она избавилась от многих ограничений – бывает и такое, просто реже. Она подумала: чего уже ждать, чего бояться? Можно наконец позволить себе то, чего давно хотелось, а неудача не так уж страшна – ее всего лишь назовут «чудаковатой старушкой».
Только вот неудачи не было. Началось все с крошечной службы доставки домашней еды, которая стремительно обретала популярность. Очень скоро Валентина начала привлекать к этому подруг, скучавших на пенсии, занялась организацией кулинарных мастер-классов, на которых старинные рецепты с удовольствием перенимало молодое поколение.
Муж сначала относился к увлечению Валентины с иронией, потом – с сомнением. Но он видел, как растет доход, а для практичного Анатолия это было важнее всего. Да и потом, он тоже быстро устал от бездействия на пенсии. Участие в бизнесе жены позволяло ему снова чувствовать себя нужным. Прежний ритм жизни вернулся неожиданно легко, а старость будто отступила от деятельных супругов, предпочитая жертв попроще.
– В какой-то момент доход стал куда больше, чем ожидала мама, – улыбнулась Лина, на миг заслонившаяся воспоминаниями от собственной боли. – Нужно было или остановиться, или привлекать новых сотрудников. Кто-то сказал бы: зачем какой-то пенсионерской компании расти, всех денег не заработаешь! Но это была история не про деньги. Мама и папа снова получили вызов, в их жизни появилась цель – не заработок, просто работа, которая приносила удовольствие… Когда я поняла это, я присоединилась к ним. Уволилась из офиса и ни разу не пожалела! Я занялась маркетинговой частью, плюс мы наняли программиста, чтобы он довел наш сайт, сделанный на коленке, до ума… Пока нас четверых было достаточно, дальше мама подумывала нанять еще сотрудников… Но не успела. У нее диагностировали аутоиммунное заболевание.
Пока Лина говорила, Матвей изучал дом, и дом этот был безупречен. Дело было даже не в дизайнерском подходе, хотя и здесь явно поработал профессионал. Чувствовалось, что это дом для жизни: место, куда хочется возвращаться, где всегда уютно и безопасно. Активно развивая собственную компанию, супруги Шевис не забывали наслаждаться жизнью, их личная территория была полна фотографий близких людей, произведений искусства, сувениров из стран, которые они посещали. На журнальном столике Матвей заметил стопку свежих туристических буклетов, похоже, эти двое собирались в путешествие… Нетипично для тех, кто планирует самоубийство, но и ничего не опровергает.
– Они не сказали нам… своим детям, – продолжила Лина. – Не факт, что мама сразу сообщила папе. Она всегда была очень самостоятельной, все проблемы решала сама… Но он бы вычислил. Мы узнали через несколько месяцев…
– Как она отреагировала на новости?
– Понятно, что это стало для нее очень большим ударом. Но она собиралась бороться… Она никак не могла поверить, что сейчас, когда ее жизнь стала по-настоящему классной, она вынуждена замедлиться из-за какой-то там болезни… Это очень давило на нее. Там еще и заболевание редкое… Она хотела бороться, я знаю. И она боролась! Она старалась жить так, как раньше, просто теперь это стало сложнее. Особенно со всеми дополнительными обстоятельствами…
– Какими? – уточнил Матвей.
– Ей долго не могли поставить диагноз, потом – назначить лечение. Лекарства то не помогали, то помогали от основных симптомов, но вызывали жуткую побочку. Наконец ей удалось найти хорошего доктора, но… было уже поздно. Я не знаю всех подробностей: мама очень строго запретила лезть в это дело, до скандалов доходило, она стала нервной… под конец. Она знала, что ей осталось недолго. Но я надеялась, что она решит прожить эти годы по максимуму, и, когда она предпочла другой вариант, я долго не могла поверить… Хотя, может, и не предпочла, она в последний год стала очень рассеянной, говорю же, болезнь развивалась… В любом случае, она это сделала, ну а папа сразу понял, что не сможет без нее, и решил уйти в тот же день…
История получалась пусть и печальная, но логичная. Испытание неизлечимой болезнью никому не дается легко. А когда над тобой постоянно висит мысль, что будущее у тебя украли, все лучшее уже позади, дальше – только смерть, можно сорваться и попытаться вернуть хоть какой-то контроль над своей судьбой.
Это не значит, что заказчица, добравшаяся до профайлеров, ошиблась. В иных обстоятельствах Валентина Шевис вела бы себя по-другому, всю ее жизнь самоубийство было для нее противоестественным поведением, но болезнь изменила правила игры.
Матвей не знал, чем именно была больна Валентина, в личном деле ограничились тем же обобщенным определением «аутоиммунное заболевание». Да и не имело это значения, но ему было любопытно, он предпочитал представлять полную картину случившегося.
– Какой диагноз поставили вашей матери?
– Сейчас, я… Там что-то японское, – нахмурилась Лина. – Знаю, я кажусь вам ужасной дочерью, но и вы меня поймите: нам было запрещено упоминать при маме болезнь.
– Вас не интересовало, от чего умирала ваша мать?
– Да что вы такое говорите?! Это было важно, я знала название! Я искала по нему информацию, убедилась, что оно реальное, редкое… Я все равно ничего не могла сделать! А, вспомнила! Болезнь Хашимото – кажется, так…
Матвей, уже направлявшийся к двери, замер в движении, недоверчиво покосился на Лину, пытаясь понять, издевается она над ним или нет. Не похоже, что издевается, снова плачет… Либо что-то перепутала, либо не понимает, что говорит.
Собственно, и другие профайлеры на месте Матвея бы не поняли, в лучшем случае полезли бы в интернет. А вот Матвей сейчас был особенно благодарен Форсову, который настоял на получении своим старшим учеником медицинского образования.
– Болезнь Хашимото? – переспросил профайлер. – Аутоиммунный тиреоидит?
– Не знаю… Кажется, что-то такое…
– Болезнь щитовидной железы? – нетерпеливо перефразировал Матвей.
– Да, это точно щитовидки болезнь!
– Тогда у нас с вами проблема.
– Что? – растерялась Лина. – Я не понимаю…
– Я тоже. Я только знаю, что тиреоидит Хашимото – заболевание контролируемое, легко корректирующееся лечением и не вызывающее тех осложнений, которые вы упомянули. Ах да, и на продолжительность жизни оно при правильном лечении никак не влияет, так что метафорический призрак смерти над вашей матерью не довлел. А теперь давайте обсудим ее последние месяцы еще раз, потому что я подозреваю: ее знакомая, настоявшая на моей консультации, была куда ближе к истине, чем мне показалось изначально.
* * *Прибывшие на место преступления полицейские действовали по привычной схеме: первым делом они арестовали Гарика. Даже участковый настолько растерялся от подобного напора, что мямлил в стороне, повлиять на ситуацию он не пытался. Гарик, в отличие от него, никакой растерянности не испытывал, телефон Форсова давно был забит у него в список быстрого дозвона. Наставник же, выяснив, что банальное примирение семьи вмиг стало историей убийства, за полчаса освободил младшего профайлера, убедив полицию, что Гарик – явление шумное и суетливое, но в целом полезное. Так что его не только избавили от наручников, его еще и пустили обратно в залитый кровью дом.
Иногда Гарика тревожило то, что он без труда отстраняется от событий, способных шокировать нормальных людей. Однако сегодня это шло ему на пользу: пока эксперты, не видевшие ничего подобного, пытались прийти в себя, то и дело выбегая на лужайку, попрощаться с завтраком, он осматривал комнаты и коридоры.
Все указывало на то, что Виталий Чарушин жил именно так, как рассказывал его сын: не богато, не бедно, тихо и мирно. В его доме не чувствовалось роскоши, да она и не требовалась, здесь все было обустроено так, как удобно хозяину. Порядок царил идеальный – до того, как это место стало ареной кровавой расправы. Виталий внес все необходимые изменения, которые облегчают существование рядом с больным человеком: на дверях и окнах были установлены замки, в ванной обнаружились дополнительные поручни и специальная скамейка для мытья пожилой женщины. Чарушин и правда настроился на то, чтобы провести последние годы в заботе о матери… Причем заботе самостоятельной: ни Гарик, ни эксперты пока не нашли указаний на постороннее присутствие.
Полицейские сначала игнорировали Гарика, не понимая, кто он такой, и на всякий случай подозревая. Но когда профайлер устроился в коридоре и начал примеряться к удару веником по воздуху, следователь все-таки соизволил к нему подойти.
– Вот и что вы делаете? – укоризненно поинтересовался он.
– У вас есть арбуз? – деловито поинтересовался Гарик.
– Какой еще арбуз?..
– Среднего размера, примерно с голову взрослого мужчины.
– Вас все это веселит?
– Там под плинтусом коллекция раздробленных зубов, кому-то от этого смешно? – удивился Гарик. – Нет, я пытаюсь воспроизвести то, что здесь случилось.
– Зачем?
– Чтобы понять, кто мог это сделать.
Эксперты все еще надеялись найти в доме труп Чарушина, но Гарик даже не сомневался: тела тут нет. Пятна крови и уровень загрязнения некоторых кухонных инструментов намекают, что хозяина дома, скорее всего, расчленили и вынесли. А вот убили его в прихожей… Или, по крайней мере, начали убивать.
Тот, кто это сделал, обладал внушительной мускулатурой. Судя по брызгам и фрагментам костей, били бейсбольной битой или чем-то вроде того, причем с огромной силой и быстро. Вряд ли немолодой, тяжело больной мужчина мог оказать сопротивление. Так к чему подобная жестокость? Это или что-то личное, или убийца агрессивный идиот. Но во втором варианте ему не хватило бы мозгов на то, чтобы избавиться от тела и хотя бы плохонько, а замести следы. Что-то тут не сходится…
От размышлений об этом Гарика отвлек вызов на видеочат – Григорию Чарушину не терпелось поговорить. Отказываться профайлер не стал и скоро увидел блудного сына, обустроившегося в просторном, дорого обставленном кабинете.
– Ну что? – нетерпеливо поинтересовался Григорий. – Вы нашли моего отца?
– Нашли. Вот он.
Гарик развернул смартфон так, чтобы камера запечатлела кровавые разводы и узнаваемый человеческий зуб на полу. Из динамика донесся крик и звук глухого падения. Надо же, нервный какой, в обморок грохнулся… Значит, через час-другой перезвонит, а пока не будет мешать.
Особого сочувствия к нему Гарик не испытывал. Григорий не хотел смерти отца и теперь наверняка будет скорбеть. Но, сокрушаясь из-за океана, он за эти годы ничего не сделал для воссоединения с семьей. Он и сейчас пытался просто откупиться от отца, однако бывают ситуации, когда денег недостаточно.
Профайлер понимал, что теперь отступать нельзя. Да, это явно дело полиции, и расследование точно будет. Но и умение составлять психологический профиль преступника пригодится…
Все ведь непросто, и это вряд ли было вторжение маньяка с битой. Дверь была заперта, когда пришел Гарик, он ее лично вскрывал. Замок не был поврежден. Нужно еще осмотреть вторую дверь, она в таких домах обычно есть, но пока все указывает на то, что Чарушин сам впустил своего убийцу. Люди, обладающие такой значительной физической силой, обычно и внешне не похожи на пушистых зайчиков. Получается, Виталий доверял тому, кто в итоге лишил его жизни. Ну и с чего бы ему заводить среди друзей такого бугая? И не удивляться тому, что бугай вдруг пришел с битой?
Вопрос мотива преступления остается открытым. Личная месть? Возможно, но тоже любопытно – чем обычный человек с обычной жизнью мог заслужить такое. Ограбление? Вариант, эксперты только приступили к осмотру дома, сохранность ценных вещей и денег под вопросом. Но очевидного погрома нет… Погрома предметов, а не человеческого тела, что даже иронично. Так что если убийца и забрал что-то с собой, он это не искал, он знал, где лежит нужный ему предмет.
Ну и остается фактор старушки. Травмы она получила, но несущественные – похоже, тот, кто убил ее сына, просто отшвырнул Надежду Геннадьевну в сторону, когда она начала путаться под ногами. Хотел бы убить – убил бы, но он не хотел. Еще один важный вопрос: почему? Знал, что она в силу болезни не сможет стать свидетельницей, и пощадил? Или хотел, чтобы она мучалась, медленно умирая от голода и жажды? Для всего этого ему нужно было знать, в каком она состоянии, кто общается с семьей, когда хватятся Виталия… Это кто-то из близкого круга, без вариантов. В маленькой, тихой, уютной деревне, где все друг друга знают. Получается, это или человек из прошлого Виталия, который его отследил, или кто-то из местных…
К этому моменту в себя пришел Григорий – чуть быстрее, чем ожидал профайлер. Но в остальном его поведение оставалось предсказуемым: следующий сеанс видеосвязи он начал с громогласных обвинений, доказывавших, что русский мат он за годы на чужбине как раз не забыл.
Его гневную тираду Гарик пропустил мимо ушей, заговорил он, лишь когда Чарушин-младший выдохся.
– Выпустил пар? – с показательной заботой осведомился профайлер. – Хорошо, потому что это была одноразовая акция «Дитя в истерике», больше я на такое тратить время не собираюсь. Ты мне в дальнейшем будешь нужен только для получения информации.
– Я вам плачу!
– Не за то, чтобы я твои визги слушал.
– Тогда я платить перестану! – процедил сквозь сжатые зубы Григорий.
– Ну, в этом случае мне придется расконсервировать последнего ежа, а ты так и не узнаешь, что произошло с твоей семьей.
– Так же… Нельзя… Это мой отец!
– С которым ты дофига общался в последние годы и теперь жить без него не можешь, – усмехнулся Гарик. – Девушка у тебя есть?
– Есть… А при чем здесь это?
– Вот у нее на груди и порыдаешь, у меня не надо. Я-то знаю, что ты в итоге установишь отцу самый дорогой памятник, какой сможешь заказать через интернет, но на похороны снова не приедешь. И если убийцу не найдут, ты всхлипнешь и утрешься. А я таким не занимаюсь, мне нужно знать, кто убил твоего отца. Любознательный я. Поэтому в темпе вспоминай, кто ненавидел его настолько, что перед смертью долго и мучительно пытал.
– Его… пытали?..
– Вспоминай давай!
Правдой это не было, однако и солгал Гарик не из мстительности, а по той же причине, которая заставила его умолчать о других вариантах. Ему нужно было, чтобы Григорий полностью сосредоточился на поиске врагов, а не строил из себя детектива, анализируя иные версии.
Григорий действительно задумался, он долго молчал, но ничего путного так и не выдал.
– У моего отца не было настоящих врагов, никогда. Он был настолько добрым, что это ему даже вредило – лишало денег, возможности повышения… Если можно было помочь бесплатно – он помогал. Если думал, что кому-то другому нужно больше, – уступал. Мама, когда была жива, страшно злилась на него за это, а я… Я презирал. Мне стыдно так говорить, но если вам нужна правда…
– Да ничего тебе не стыдно, просто так принято говорить, когда кто-то умирает, – поморщился Гарик. – Мне это можешь не продвигать. Ты нашел оправдание его поступкам на уровне не разума даже, а типично американской ментальности, под которую переформатировался: никого нельзя осуждать ни за что. Но в глубине души ты все тот же пацан, который вырос при мягкотелом папаше-неудачнике. Вот это всё выучи и в посильном переводе перескажи своему психологу. Звони, если что-то еще вспомнишь по делу, а если не вспомнишь – не звони, ты мне даже не нравишься. Гонорар, кстати, удваивается, счет ты знаешь.
– Да по какому праву…
Дослушивать Гарик не собирался, он просто отключил видеочат. В том, что Григорий заплатит все до последней копейки, а вернее, последнего цента, он даже не сомневался. Этот тип уже привык откупаться от собственной совести, откупится и сейчас. Гарик же не планировал бросать это дело в любом случае, деньги ему были не нужны – а вот новой протеже Форсова они пригодятся, хоть что-то хорошее из этой трагедии получится.
Но это так, обстоятельства, которые не имели для Гарика такого уж большого значения. Пока что он все силы хотел сосредоточить на главном: в ком же добряк Чарушин ошибся настолько сильно, что это закончилось мучительной смертью?
* * *– Просила ведь не называть меня так, – вздохнула Таиса. – Особенно при том, что ни ты, ни я в это не верим.
Она опомнилась быстро – и тут же разозлилась на себя за то, что малявка сумела застать ее врасплох. С другой стороны, ну а как к такому подготовишься? Они с Олей не должны были встречаться… Да и не встретились бы, если бы девочка сама не пришла сюда.
Еще большой вопрос, как Оля добыла ее новый адрес! Хотя, если задуматься, ничего мистического тут нет. У нее остались контакты некоторых подруг Таисы, а главное, ее сестры. Женя сдала бы адрес как нечего делать, она наверняка до сих пор спит и видит примирение своей младшей сестры и отца Оли…
Все-таки они были женаты несколько лет, такое из жизни не выкинешь.
Семья Таисы кандидатуру Дениса Покровского одобрила сразу – хотя бы потому, что семья эту кандидатуру и предложила. Их познакомил отец Таисы, который не любил ограничиваться намеками и сразу заявил, что из такого человека получится замечательный муж. Таиса поддаваться агрессивной рекламной кампании не спешила, но все-таки согласилась встретиться с Денисом.
Она до сих пор не понимала, как решилась на тот брак. Могла бы провести психоанализ собственного поведения и выявить точные причины, но не хотела, подозревала, что результат ей не понравится. Она еще тогда, в день, когда сказала ему «да», чувствовала, что совершает ошибку… Причем ошибку глупую, способную ранить сразу трех человек. Но в ту пору ей не хватило опыта и силы воли, чтобы отказаться – кое-что действительно приходит с возрастом, тут молва не врет.
А вот то, что они протянули вместе так долго, как раз не удивляло. Таису удерживало от развода чувство вины и то самое пресловутое «вдруг удастся все исправить!». Денис был хорош по всем пунктам, которые обычно добавляют в свой список профессиональные свахи, разыскивающие идеального жениха. Молодой, красивый, богатый и успешный. Что тебе еще нужно, женщина?! Не бьет, не пьет… что там еще полагается не делать мужчине, чтобы считаться идеальным? Таиса оставалась с ним в первую очередь потому, что не находила причин уйти.