Источник света

– Нечего было разглядывать! Значительно моложе отца, из бывшей Советской республики… Понятно, что за деньгами явилась!

– У него было так много денег?

– Нормально, и наверняка он рассказал ей про мои!

Григорий был до сих пор убежден, что рука Оксаны дотянулась бы до его кармана даже с другого континента. Ну а в ту пору он и вовсе сразу поставил себе цель: убрать из жизни отца предполагаемую мошенницу. Казалось, что такая идея обречена на провал, но это если не учитывать особенности личности обоих Чарушиных. Отец в этой семье привык плыть по течению, а сын направлял это течение плотинами туда, куда ему нужно.

В итоге Оксану из жизни отца он все-таки вытравил. Примерно в тот же период у Виталия диагностировали рак, однако его сын эти события между собой никак не связал.

– Я тогда предлагал ему переехать в нормальную страну с нормальной медициной! – заявил Григорий.

– Еще один такой выпад, и будешь своего отца сам разыскивать, с растерянной мордочкой ежика в тумане, – предупредил Гарик.

– Да я не в том смысле…

– Есть слова, у которых много смыслов и не бывает. Давай по делу.

– Он меня послал, – вздохнул Григорий. – Не сказал, почему, но, скорее всего, из-за бабки.

Гарик предполагал, что Чарушин-старший послал бы сына в любом случае, но старушка и правда оказалась весомым аргументом. О том, чтобы везти мать Виталия и, что логично, бабушку Григория на другой континент, и речи не шло. Дело было даже не в возрасте, а в том, что женщина страдала от тяжелой формы деменции и нуждалась в постоянном уходе.

– Я не знаю, зачем папе это нужно, – гневно хмыкнул Григорий. – Она давно уже ни черта не понимает! Овощ – и тот живет более насыщенной жизнью. Я предлагал сдать ее в больницу, а папа пусть бы ехал ко мне… Но он уперся, а я никак не мог на него повлиять.

Виталий заявил, что хочет провести последние годы с матерью – свои или ее, это уж как пойдет, при таком наборе диагнозов всякое возможно. Чарушин-старший продал свою городскую квартиру и переехал в дом Надежды Геннадьевны. От лечения он не отказывался, но здраво относился к прогнозам врачей, которые, отводя взгляд, признавали, что выздороветь уже не получится.

И все же Виталию обещали не месяцы, а годы. Этим его сын успокоил свою совесть, убедил себя, что время все исправить еще есть. Особенно при том, что отец никогда ни в чем его не винил, ничего не требовал. Они общались раз в неделю, обменивались новостями, и Виталий неизменно заверял сына, что все хорошо.

Так продолжалось годами, перемен Григорий не ожидал, однако все равно получил их.

– Примерно шесть месяцев назад многое изменилось, – признал он. – Не могу сказать, что папа стал меньше со мной общаться, но характер общения точно сделался другим! Мы теперь переписывались каждый день, он мне слал текст, фото… А вот звонков больше не было, ни видео, ни голосовых. Он не хотел, ну а я… Я даже не сразу заметил эту новую манеру. Потом все-таки спросил, он сказал, что занят, у него новое лечение, бабушка ведет себя шумно… Это теперь я понимаю, что оправдания какие-то… не очень. Тогда, в моменте, все казалось мне вполне естественным.

– Переписку с ним мне скинешь, когда договорим, – велел Гарик. – Когда начались перемены не по форме, а по сути?

– Да где-то с неделю назад… Сначала папа написал, что устал так жить, что ему нужна свобода… Его собственная жизнь заканчивается, он ничего толком не видел, хочет попутешествовать напоследок…

– Старушку он куда деть при этом собирался?

– Я так и не понял… Хотел уточнить у него, но он от звонка снова отказался. Я психанул, признаюсь, пару дней молчал… И он молчал. Когда я написал ему снова, он уже не ответил.

Тогда до Григория и дошел крайне неприятный факт: у него не было никакой возможности проверить, как дела у отца. Контакты со старыми друзьями он растерял, с соседями бабушки знаком не был. Ему только и оставалось, что нанять кого-то – откупиться от собственной совести, хотя сам он вряд ли признал бы, что дела обстоят именно так.

Вариантов было не так уж мало: социальный работник, частный детектив, даже полицейский. Григорий предлагал деньги, в которые многие вцепились бы мертвой хваткой. Но сам он, помня Оксану, допускал, что отец мог снова попасть под чье-то влияние. Григорию требовался тот, кто хорошо разбирается и в психологии, и в делах преступных. Он, уже привыкший к жизни в Америке, почти сразу подумал о профайлерах и с удивлением обнаружил, что в России их не так много.

Однако ему все-таки удалось выйти на Форсова. В другое время тот наверняка бы послал Григория подальше… хотя куда уж дальше? Но тут Чарушину-младшему повезло в том, что у Форсова наметился новый источник расходов, и задание профайлер все-таки принял.

Теперь от Гарика требовалось наведаться к Виталию, выяснить, почему он не общается с сыном, успокоить сына, вразумить Виталия и забыть про всю эту историю на веки вечные. В то, что Чарушин-старший попал под преступное влияние, Гарик не верил, слишком сложная схема, чтобы охотиться за дедом со средним уровнем благосостояния. Скорее всего, Виталий решил проявить твердость и прекратить потакать всем капризам сына. Давно пора.

Но доказать все это Григорию на расстоянии было проблематично, и отправиться за город все-таки пришлось. Этому Гарик особо и не противился: погода баловала теплом, за пределами каменных джунглей мир давно налился зеленью и зацвел. Это можно было рассматривать как отдых от городской суеты, что Гарик и делал до последнего.

Он ожидал, что этим «последним», финальной чертой дурацкого задания, будет разговор с Виталием. Но неладное профайлер все-таки почувствовал еще до того, как шагнул на территорию двора.

Со слов всех, кто знал Виталия Чарушина, человек этот был на редкость аккуратным и внимательным к деталям. Россказням сына Гарик не особо доверял, а вот характеристика с бывшего места работы казалась правдоподобной. Чарушин был из тех, кто и в субботу в офис явится, если там больше окна помыть некому.

Теперь же двор выглядел не лучшим образом: на дорожке валяется перевернутый горшок, земля рассыпалась, и судя по тому, как засохли цветы, произошло это не сегодня и не вчера. На то, чтобы такое исправить, нужно от силы полчаса, однако Виталий этим так и не занялся. Да и траву не мешало бы скосить… Объяснения может быть два: либо он на все махнул рукой, либо по дорожке уже несколько дней никто не ходил. А с учетом того, что люди во второй половине жизни редко меняют свои привычки, Гарик делал ставку на более тревожный сценарий.

Соваться за калитку в одиночестве он теперь даже не собирался. Он припарковал машину возле дома Чарушина, но сам остался внутри, из салона он позвонил Форсову.

– Мне тут участковый нужен, – отчитался Гарик, когда учитель взял трубку.

– Насколько срочно?

– Ну… срочновато.

– Нормально объяснить можешь?

– Нет, потому что и сам пока не знаю, что увижу. Возможно, тревога ложная, тогда я готов извиниться перед уважаемым законником. Но желание входить туда без свидетелей меня резко покинуло.

Может, кто-то другой на месте Форсова начал бы задавать дополнительные вопросы, сомневаться, размышлять, а стоит ли беспокоить участкового из-за такой ерунды. Но Николай прекрасно знал, что Гарик, при всех шуточках, не попросил бы его о том, что не считал необходимым. Так что участковый появился возле дома через полчаса, взъерошенный и настороженный, явно не понимающий, зачем его сюда швырнули, но получивший приказ от достаточно высокого начальства, чтобы разговаривать с Гариком вежливо.

– Вы вызывали? – поинтересовался он, когда Гарик шагнул ему навстречу. – Родственник же, да?

– Официальный представитель родственника, – отчитался Гарик. – У меня возникло необъяснимое ощущение, что внутри дома немножко труп… или два.

– Так, стоп! – забеспокоился участковый. – Какой еще труп или два?!

– Мертвый, – невозмутимо пояснил Гарик. – И его может не быть. Это труп Шредингера.

– Кто такой этот Шредин… как там его? Тут Чарушины прописаны, не дурите мне голову!

– Так, проехали, – отмахнулся профайлер. – Будем считать, что я не люблю одиночество. Мне обязательно нужно держать кого-то за руку, когда я вскрываю дверь.

– Вы… чего?!

Объясняться с ним и дальше Гарик не собирался. Он знал, что участковый в любом случае пойдет за ним – и в любом случае не поймет простые слова. Им обоим нужно было посмотреть, что находится внутри.

Для начала Гарик попытался заглянуть в окно, но ничего толкового не добился. Он увидел чистую гостиную, где не было людей, однако не было и указаний, что этих людей увели оттуда насильно. Впрочем, дом большой, и беда могла произойти где угодно. Если бы Гарик был здесь один, он бы, может, и подстраховался, но присутствие участкового позволяло действовать решительней.

Замки в двери оказались простенькие, Гарик с довольным видом кивнул, доставая отмычки.

– Вы реально дверь вскрывать вздумали?! – полыхнул участковый. – Не допущу!

– Допустишь, – отозвался Гарик, не глядя на него. – Раз по-прежнему обращаешься ко мне на «вы», ты не веришь, что я какой-то не в меру наглый урка. А если так, мне дали такую рекомендацию, что я могу хоть голый на обеденном столе в твоем доме сплясать, а ты в это время будешь доказывать жене, что «дорогая, это же по работе!». И – да, меня всем хочется пристрелить при первой же встрече, нет, никто еще не решился.

Болтать Гарик продолжал не просто так. С одной стороны, это еще больше сбивало с толку участкового, избавляя от ненужного стремления проявить профессиональную бдительность и предотвратить взлом. С другой, если бы кто-то находился внутри, он бы уже наверняка услышал разглагольствования под своей дверью и хоть как-то отреагировал. Однако с той стороны по-прежнему не доносилось ни звука, и это лишь усиливало опасения Гарика. Либо тот, кто внутри, затаился, либо некому больше отвечать.

Дверь наконец поддалась, и Гарик понял, что его худшие опасения вот-вот подтвердятся, сразу, еще не переступив порог. Ему и не нужно было заходить внутрь, зловоние само ударило в лицо, атаковало, как зверь, вырвавшийся из клетки. Смесь запаха нечистот, грязного тела и чего-то гниющего… Такое сочетание ни к чему хорошему не ведет, никогда.

До участкового волна вони дошла секундой позже, он растерялся, явно не зная, что делать. Но Гарику он был особо и не нужен, главное, чтобы потом показания дал. Не оборачиваясь на него, профайлер двинулся вперед.

– Э, куда! – опомнился его спутник. – Нужно ж вызвать наших…

– Вызывай.

– И дождаться снаружи!

– А если там кто живой есть? Если он за это время живым быть перестанет, одной объяснительной не отделаешься!

Гарику было нужно, чтобы участковый перестал его отвлекать, в то, что в доме действительно остались живые, он не верил. Тут не только в запахе дело, достаточно взглянуть на прихожую: кровавые потеки встречали их везде, пятна успели засохнуть и теперь зловеще темнели на полу, стенах и даже потолке. Причем на полу кто-то пытался их затереть, но быстро понял, что это нелепая затея, да так и оставил на светлых досках жуткие разводы.

Кровавый след тянулся в ближайшую комнату, Гарик пошел по нему, готовясь к тому, что увидит тело… Но тела не было, только новая кровь. На кухне ее осталось куда больше, чем в прихожей, здесь же сохранились элементы других выделений, волосы и даже осколки костей…

– Меня сейчас вырвет, – тихо произнес участковый, державшийся у Гарика за спиной.

– Не здесь. Тут уже кто-то таким развлекался, и не нужно, чтобы их следы смешались с твоими.

Особо зловещая лужа скопилась под деревянным стулом, приставленным к столу. На столе лежала газета, выпущенная неделю назад и сохранившаяся лишь частично. Гарик не сразу понял, что именно с ней произошло, а когда наконец разобрался, почувствовал, как мороз идет по коже – даже после всего, что он уже увидел.

А вот участковый не понял ничего, он с удивлением посмотрел на неровные страницы:

– Они что… газеты тут рвали? Зачем?

– Не рвали, – коротко отозвался Гарик. Здесь и сейчас шутить не хотелось даже ему. – Ели.

– Что? Кому понадобилось есть газету? Да еще и на кухне!

– Тому, кто не в состоянии понять, что на кухне можно найти другую еду.

Гарик уже начал догадываться, что это значит, и вскоре получил подтверждение: из прихожей донесся странный шорох, их голоса наконец привлекли внимание. Участковый, стоявший ближе к двери, выглянул первым, вскрикнул, потянулся к оружию, но профайлер быстро перехватил его руку.

– Не смей, она жертва.

Участковый ответил ему ошалелым взглядом, он, похоже, еще не поверил до конца, что к ним ползет человек. Да и Надежда Геннадьевна на себя прежнюю пока не тянула: пожилая женщина очень сильно похудела, она напоминала скелет, который обтянули нездоровой серой кожей, покрытой кровью и нечистотами, она ослабла настолько, что больше не могла подняться на ноги. Скорее всего, до этого она спала или была без сознания, а теперь вот двинулась на голос. При этом ее взгляд оставался мутным, лишенным малейшего понимания, кто она такая и где находится. Рот пожилой женщины бессмысленно открывался и закрывался, заговорить она не пыталась, да и вряд ли могла.

Участковый наконец справился с шоком и все-таки реабилитировал себя в глазах Гарика: он схватил с ближайшей вешалки ветровку и поспешил накрыть женщину, ее собственный халат пропитался грязью и порвался. Где-то совсем близко слышался шум машин – судя по количеству, вызванных участковым, на этой тихой улочке такого трафика просто так быть не могло. Гарику оставалось лишь надеяться, что и «скорую» тоже прислали, чудо уже то, что Надежда Геннадьевна протянула так долго…

– Что он с ней сделал? – спросил участковый, с ужасом разглядывая изможденную женщину. – Ну, устал ты смотреть за бабкой, так сдай в дом престарелых, зачем же так издеваться!

– Похвальная попытка сыграть в благородство, только ее сын тут ни при чем, – мрачно отозвался Гарик, изучая прихожую.

– Да он же ее избил!

– Это не ее кровь.

– Вот раны! Чего это не ее?

– Во-первых, у нее не раны, а так, порезы и мелкие ссадины, из них столько не натечет. Во-вторых, череп ее видишь? А ты видишь, волос у нее немного.

– Ну, вижу, – еще больше смутился участковый. – И что?

– То, что ты его видишь, подтверждает, что он целый. А теперь глянь на это светлое пятнышко среди крови, – Гарик указал на одно из пятен, засохших на потолке. – Это чертовски похоже на кусочек головного мозга, так что рискну предположить: с Виталием Чарушиным нам поговорить уже не удастся.

* * *

Распознать в груде почерневшего металлолома элитный автомобиль было сложно. Таиса даже сомневалась, что справилась бы с первой попытки, если бы не получила подсказку. Капот разворотило так, что он теперь напоминал небрежно смятый лист бумаги – и это при добротном металле! Подушки безопасности повисли на руле грязными лоскутами. Салон частично разорвало посередине, хотя на две части он так и не разлетелся, новая иномарка выдержала чудовищное испытание достойно.

Только из трех людей, находившихся в момент аварии внутри, спасло это лишь одного. Причину долго искать не нужно: лишь один человек и был пристегнут, так что система безопасности, продуманная немецкими инженерами, сработала как надо. Остальные двое от ремней безопасности отказались. То, что от них осталось, собирали среди обломков автомобиля очень долго, хоронили потом в закрытых гробах, да и то семьи вряд ли до конца были уверены, чьи фрагменты они предали земле.

Таисе казалось, что металл до сих пор залит кровью, хотя вряд ли… Просто ржавчина, кровь давно замыли. Не из уважения к погибшим, клиент пошел на дезинфекцию скорее потому, что там была и кровь его дочери, сумевшей остаться в живых.

– Зачем вы храните эту могилу? – не выдержала Таиса. – Нашли, что в саду ставить! Лучше бы садового гнома купили, ей-Богу…

Остатки автомобиля и правда хранились на частной территории, но за пределами сада, тут Таиса несколько утрировала. Для остова соорудили специальный навес, оберегавший его и от воздействия стихии, и от посторонних глаз. Но уже от того, что автомобиль, невольно ставший орудием убийства двух парней, постоянно находится рядом с жильем, Таисе становилось не по себе.

А вот владелец и сада, и автомобиля от сомнений явно не терзался.

– Это доказательство, – заявил Роман Росто́в, сопровождавший Таису в шатре.

– Доказательство чего? Машину чистили столько раз, что она стерильнее скальпеля в операционной!

– Доказательство того, что моя дочь ни в чем не виновата.

– Но когда вы решили сохранить эту машину, вы еще не знали, что Дашу будут в чем-то обвинять, – заметила профайлер.

– Верно, тогда я сохранил автомобиль, чтобы напоминать Даше и другим моим детям о том, как важно водить аккуратно. Но потом начались угрозы, преследование… Теперь я рад, что принял такое решение. Хотя бы вы будете уверены, что мою дочь обвиняют без причины!

Ростов, надо отдать ему должное, ни разу не высказал недовольства по поводу того, что к нему не явился Николай Сергеевич Форсов собственной персоной. Видно, хватило ума понять, что его могли послать подальше даже с его деньгами. Но и при таком уме он позволял себе определенную наивность: он искренне верил, что машина что-то доказывает.

А она не доказывала ничего, и если бы на месте Таисы оказался Форсов, он бы подумал то же самое.

Трагедия произошла больше трех месяцев назад. Автомобиль принадлежал Роману, но за рулем находился не он – он как раз оказался далековато от собственного имущества, на другом континенте. На суде Ростов заявил, что не знал о намерении дочери взять его машину. Ничего другого он сказать и не мог, не признаваться же, что он разрешал несовершеннолетней девушке гонять на спортивной иномарке! Однако от профайлеров он правду не скрывал, сразу признался: он вообще купил эту машину для старшей дочери, Даши, сам предпочитал массивный внедорожник. Дарья же водила машину с шестнадцати лет и просто дожидалась, когда ей выдадут права. Таиса не стала уточнять, кому Ростов приплачивал за то, что на покатушки его наследницы закрывали глаза, тут уж пусть полиция разбирается.

Водила Даша уверенно, даже нагло – как это часто бывает с подростками, не заплатившими за машину ни копейки. Но, надо отдать ей должное, справлялась она неплохо и ни разу не попала в аварию. О том, что у нее есть машина, знали все ее друзья, и она с удовольствием их катала, если было настроение.

Так что трагедии действительно никто не ждал… Но она любит приходить без приглашения.

Даша задержалась на вечеринке в клубе – конечно же, только для совершеннолетних, и конечно же, полной молодняка разных возрастов, от четырнадцати до двадцати. Родители не возражали против того, чтобы дочь бывала на таких тусовках, однако с единственным условием: если она берет машину, то пить не должна. Даша прекрасно знала, что с отцом шутить куда опасней, чем с законом, и подчинялась безукоризненно.

Только вот это ей не помогло. Она была трезва той ночью – и все равно попала в жуткую аварию. Март в этом плане опасен: тепло весны заставляет забыть о скользких дорогах. Днем все было неплохо, и Даша расслабилась, а вот в пять утра, когда она возвращалась с вечеринки домой, ударили морозы, машину повело. Девушка пыталась удержать управление, но напрасно, все произошло за секунду, автомобиль сначала налетел на стену какого-то склада, отскочил в сторону, снес фонарь и только там остановился, почти разорванный пополам.

Даша выжила, а вот ее спутники нет. Той ночью погибли бойфренд девушки и его друг, напросившийся на то, чтобы его отвезли домой – хотел сэкономить на такси… Парни умерли мгновенно, Дашу защитила круговая система подушек безопасности и крепкий корпус автомобиля. Девушка все равно не осталась невредимой: она получила перелом позвоночника, рваные раны по всему телу и настолько раздробленную кость правой ноги, что хирурги всерьез подумывали об ампутации, но обошлось.

Уже это стало для семьи грандиозной бедой, однако, как выяснилось, не последней. Даша провела в больнице несколько месяцев, а когда она вышла, оказалось, что многие винят ее в случившемся. Причем кто-то ограничивался отказом от общения с девушкой, а кто-то переходил на откровенные угрозы и оскорбления.

– Мой ребенок едва не погиб, – жестко произнес Руслан. – Она потеряла человека, которого действительно любила, ей и так тяжело. А теперь ей еще и не дают покоя, хотя реабилитация не завершена!

– Я вам очень сочувствую и все же не могу не спросить: почему вы обратились именно к профайлерам? Не самый банальный выбор, многие просто отправили бы дочь к психологу.

– Она ходит к психологу, конечно, и ваша задача не в том, чтобы помочь ей! Даша сильная, она и так справится. Мне нужно, чтобы вы разобрались со взрослыми. К сожалению, глупости подростков повлияли и на старшее поколение: родители погибших парней открыто обвиняют мою дочь, грозят судами… Эта история должна закончиться, а она затягивается.

– Мы все равно говорим о работе полиции, – настаивала Таиса.

– Так полиция пусть работает, кто ж ей мешает! Мне нужен человек с авторитетом, разбирающийся в криминальной психологии… Способный объяснить этим людям, что моя дочь – не убийца! Она тоже жертва… Я стал искать такого специалиста, мне рассказали о Николае Форсове.

О, вот и первый намек на то, кого Ростову действительно хотелось бы здесь видеть. Однако намек осторожный, который Таиса без труда проигнорировала.

– Значит, вы считаете эти обвинения абсолютно необоснованными?

– Дело даже не в том, что я считаю… Понятно, что мнение отца никто учитывать не будет! Но есть факты, и они как раз на стороне Даши.

– Что же это за факты?

Роман демонстративно указал на изломанный автомобиль:

– Да вот же! Моя дочь могла умереть там! Заметьте, я не говорю, что она по определению не может быть убийцей. Я в это верю, но понимаю, что любой отец скажет о своей дочери такое. Я стараюсь смотреть на ситуацию объективно: если бы Даша действительно хотела убить Ваню, она бы сделала это, не рискуя собой.

Тут Таиса могла бы указать на то, что подростки как раз бесстрашны – и не лишены веры в собственное бессмертие, такое обычно приходит позже. Она просто не видела смысла спорить с Ростовым, спросила она о другом:

– А у Даши были причины убить Ваню?

– Вы что, намерены в чем-то обвинить ее?!

– Я знаю, с чем мне предстоит столкнуться, – осадила его Таиса. – Или вы думаете, что я приду к родителям тех парней, скажу: «Здравствуйте, я психолог, Даша ни в чем не виновата»? А они ответят «А, ну ясно, тогда расходимся» и ничего другого? Я хочу знать, за что держатся они.

– Да за глупость, которую можно придумать на ровном месте… Якобы Ваня собирался бросить мою дочь, а она этого допустить не могла. Как вам причина для убийства?

– А он собирался? Что говорит Даша?

– У них все было нормально, – отрезал Роман. – Я в подробности такого никогда не вдавался, но… Если он сел к ней в машину, они все еще были парой.

– Не обязательно. Второй юноша ее партнером никогда не был, а в машину все равно сел.

– Напросился – это важно. Есть подтвержденные показания других подростков с той вечеринки, Даша не хотела его брать, но он очень настаивал, и Ваня его поддержал.

– Но в итоге пристегнулась только Даша.

– А когда подростки вообще добровольно пристегиваются? – хмыкнул Роман. – У Даши не было выбора: я настроил машину так, что она издавала звуковой сигнал, пока водитель не пристегнется, с каждой секундой все громче и громче. На пассажирские кресла эти настройки по понятным причинам не распространялись, вот и весь секрет. Даша плохо помнит тот день, да и мы на нее не давим… Но ей показалось, что парни заснули, в пять утра это вполне возможно. Она тоже начала клевать носом, а дальше все завершилось очень быстро.

– Ясно. Есть еще что-нибудь, о чем мне нужно знать?

Ответ Таиса получила до того, как ее собеседник заговорил. Взгляд Романа изменился, стал менее уверенным, да и пауза тоже много значила. Получается, кое-что есть, но это не в интересах Даши, вот ее отец и сомневается.

Впрочем, сомнения эти были недолгими, молчать он все-таки не стал:

– Некоторые ребята говорили, что Даша угрожала Ване – при личных встречах и в соцсетях. Она не раз утверждала, что убьет его, если он что-то сделает не так, там они уточняли, что ей не нравилось… Какая разница? Мы с вами взрослые люди, мы понимаем, что слова – это просто слова!

Таиса как взрослый человек понимала как раз то, что со слов многое начинается, ну а Ростов сейчас пытается манипулировать ею через это дружеское «мы», даже если не понимает, что манипулирует. Но он все равно остается в первую очередь отцом, что бы он там ни заявлял про объективность, его мотивы понятны.

Вопрос в том, какую теорию лучше считать рабочей. Понятно, что дыма без огня не бывает, раз на эту Дашу взъелись, она вряд ли добрый ответственный ангелочек. Вероятнее всего, капризная девица, собственница… но вот убийца ли? То, что она рисковала собой, мало что значило для Таисы: эта девочка явно привыкла получать все, что хочет, она была уверена, что избранных смерть не касается. Куда важнее то, что Ваня все-таки сел к ней в автомобиль – и что с ними был третий человек. Даша не рассчитывала на его присутствие, это понятно. Если бы она хотела убить бойфренда, ей куда выгодней было бы дождаться другого случая, когда рядом не будет посторонних, когда шансы на успех чуть выше. С чего ей торопиться? Нет, скорее всего, авария произошла незапланированно, это и нужно держать в уме… однако не зацикливаясь.