Злые и Виновные

– Неловко, что подарок оказался бесполезным, да?

– Напротив, в теории она сможет стать полезной и нам.

– Каким же образом? – заинтригованная, Андрина чуть подалась вперёд.

– А таким, что эта мрайена стала костью в горле у Ивраза и его правителей не просто из-за парочки убийств на их стоянке. Она может стать нашим мостиком к налаживанию отношений с лидерами мрайенских кланов.

– С чего бы?

– Ну, трудно сказать. В основном потому, что именно это она мне сегодня и обещала, – королева фыркнула:

– Ты поверил?

– Нет, с чего бы, – вернул он сестре её вопрос, – Но я точно знаю, кто хочет, чтобы поверила ты, – при этих словах на стол между двумя родственниками аккуратно опустилось широкое кольцо с гербом дома Раскозо – красным маком на чёрном фоне.

***

Какое-либо определённое решение касательно мрайены так и не было принято. Королева решила, что этот вопрос вполне может подождать, пока не прибудут послы из Змеиной переправы. Настаивать Бастин не стал, Андрине сейчас и правда хватало работы – на пару с Клереком Войдежем они фактически перекраивали государство наново. И в первую очередь им нужно было позаботиться о «правильном» донесении опасных новостей вассалам Звёздного пика. По счастью большая часть работы была проделана, как ни странно, ещё до того, как Андрина покинула Сабую. Здесь, в городе упавшей звезды, она лишь наносила последние штрихи, лично приветствуя и очаровывая завербованных Фиррисом лордов и даже богатых горожан. Но сколько усилий было затрачено, чтобы ненужные вести не покинули стен города раньше срока… Бастин не помнил, когда в последний раз спал, не помнил, когда в последний раз нормально ел. Что помогало ему держаться на ногах, так это мысли о том, какое количество людей сейчас работает на износ, чтобы их переворот закончился безоговорочным успехом. Его сестра, Фиррис, Войдеж, Фикерт, капитан батальонов королевской гвардии Армон – и это только те, кого Бастин видел ежедневно по нескольку раз. Лорды и господа, назначенные на резко опустевшие государственные должности, тоже лезли из собственных шкур, лишь бы милость, внезапно обрушившаяся на них, также внезапно не закончилась.

Как, например, господин Штос, семенивший впереди Бастина и указывавший тому путь к нужному пленнику. Лишь три дня назад был самым обычным писарем при главном тюремщике. И вот, сегодня главный тюремщик уже он. Бастин предпочёл бы отгрызть себе руку, чем заниматься подобным, но у каждого своё счастье. Да и грязную работу кто-то же должен выполнять? Конечно, прибывших из Сабуи гостей никто не собирался пытать… пока. Но если вдруг придётся, руки Андрины должны оказаться чисты. Всю вину разделят Бастин, отдающий приказ и, собственно, господин Штос, исполняющий вместе с подручными этот самый приказ.

Достигнув нужной двери, мужчине пришлось немного потерпеть, пока тюремщик найдёт нужный ключ и отопрёт двери. После чего, оставив Штоса за порогом, он ступил внутрь и прикрыл дверь поплотнее. Царившая внутри атмосфера была удручающей, если подбирать выражение помягче. Если бы не факел, который Бастин принёс с собой, различить хоть что-либо было бы просто невозможно. К счастью, смотреть особо было и не на что – обычный каменный мешок без единого окошка, ни стола, ни кровати, лишь охапка прелого сена, ведро для нужд и очень выразительно свисающая со стены толстая цепь с кольцом на конце. Как напоминание, что всегда может стать хуже. Сам житель этого места попал на глаза в самую последнюю очередь. Прошло не так много времени, чтобы сам высокий лорд Гархар Клеристиа, практически тесть Золотой короны, позволил своим дорогим одеждам опуститься на грязное сено. Потому он и замер вытянутой струной в самом дальнем углу темницы, не облокачиваясь и практически не шевелясь.

– Какое унылое место, мой лорд. Я возмущён не меньше Вашего. Могу заверить, что сделаю всё возможное, чтобы убедить его величество улучшить Ваши условия.

Старик прикрывал ладонью слезящиеся глаза и потому трудно было понять, как именно он отнёсся к словам посетителя. Не дождавшись хоть сколько-нибудь внятного ответа, Бастин продолжил:

– Как Вы чувствуете себя? Я уже подготовил сообщение, совсем скоро наш король узнает об этой дерзости. Димеор ещё пожалеет, недальновидность монарха не приведёт его ни к чему кроме очередного скандала. Вытворять такое, когда отношения между двумя государствами ещё настолько хрупкие, – Бастин, при этих словах развернувшись полубоком к лорду Клеристиа, медленно скосил на него глаза, – и поведение нашей королевы меня всё больше настораживает. Я не знаю, как сказать об этом, но… её величество будто бы довольна. Нет, не слушайте, я несу какой-то бред… – визитёр прикрыл глаза и начал массировать веки в ожидании: клюнет или нет. Клюнул. Следующие слова лорда наполнили Бастина такой горечью, что казалось его вот-вот вырвет. Конечно, он клюнул. «Будь я проклят, когда, когда я перестану быть таким наивным?!»

Причина, по которой Бастин вообще решил посетить неприятного ему старика, была настолько неприятной, что он сам себе казался грязным. Низким и ничтожным. Таким он ощущал себя ещё когда приказывал Фикерту изъять все бумаги прибывших гостей и принести ему. Именно ему. И после завершения беседы с королевой тут же поспешил в собственные покои для того, чтобы всё изучить. Для того, чтобы успокоить собственную бушующую совесть. И всё шло так хорошо, так до зубного скрежета скучно, что он совсем уже было собрался лично отнести бумаги Андрине, как неожиданно обнаружил неприметное письмо, спрятанное среди страниц сборника молитв. Письмо от его короля. Письмо от его брата. Адресованное королю Димеору, что в общем-то было ожидаемо и понятно. Но попытка его скрыть заставила Бастина нахмуриться. Внезапно возникшая робость мешала ему вскрыть печать, почему-то останавливала от этого поступка. И всё же он пересилил себя. Ломающийся золотой воск напомнил хруст костей. Но при первом прочтении всё оказалось нормальным, совершенно, абсолютно нормальным. Светские расшаркивания, танцы словоблудия, всё, как и должно быть. Конечно же и обсуждение дальнейших политических решений, военные и стратегические вопросы, передвижение войск, доносы от шпионов среди наминов. Всё кратко и сухо, лишь предварительные рассуждения, планы в общих чертах, обещания, стоящие ровно столько, сколько и бумага, на которой они написаны. С лёгким сердцем, Бастин пробежался по тексту ещё раз, любуясь знакомыми завитками и наклоном букв. Резко подскочившее настроение вылилось в незамысловатый свист, пародирующий местную популярную песенку. Медленно обдумывая, что на подобные планы ответит Андрина, он покачивался на стуле и пробегался по тексту уже в третий раз…

Ножки стула резко ударили по полу. Зудящая в его голове, ещё не сформированная мысль заставила Бастина замереть, а его сердце понестись вскачь. Среди океана слов затерялись несколько строк, таких коротких, таких незаметных. В вежливом тоне Артаур вспоминал об их старой договорённости. Северные земли Таверрана, вне границы их гор, уже фактически передавались Звёздному пику… Нет, если исходить из контекста, они уже принадлежали Звёздному пику. Бумаги были подписаны и заверены Золотой короной. Но их брат не мог не знать, что Андрина ни за что на это не пойдёт. Не мог не знать, что без её подписи такой широкий жест ничего не значит. И ничего им не сказал, хотя, судя по всему, подобная передача произошла задолго до отъезда королевы. Это абсолютно не имело никакого смысла, ни малейшего. Если только…

Гархар Клеристиа, этот старик, с которого только недавно посбивали всю спесь, вдруг резко вздрогнул и выпрямился. Чуть грудную клетку не сломал, так старался её выпятить по старой памяти.

– Нет ничего, чего бы не предусмотрел твой брат, мой мальчик. За меня можешь не беспокоиться и не просить. Уверен, это всё интриги твоей сестры, она, как и её мать, просто не может без них. Хорошо, что твой брат уже давно раскусил, что из себя представляет Андрина Раскозо. Он всегда заботился о Таверране, о его жителях…

– И он позаботился, чтобы проклятые Раскозо ему не навредили? – очевидный удар, и слишком резкий, способный спугнуть. Но почти сутки в подобном месте, и лорд Клеристиа потерял бдительность. Широко растянув уголки губ, обнажая жёлтые и местами отсутствующие зубы, он согласно затряс головой.

– Его величество знает о нуждах своего народа. И уж точно не повторит ошибок собственного отца.

Бастин криво улыбнулся. Не повторит ошибок. Не доверится Раскозо. Не пустит к власти.

Артаур не мог не знать, что королева не даст одобрения и не поставит подпись на отказе от земель. А значит и не рассчитывал их когда-либо получить. Ведь согласия одной короны вполне достаточно, если второй просто нет. Хороший ход. Поступок короля, не брата.

Глава 41. Гермес 9. Mea culpa, mea maxima culpa

«2000 баксов за сигарету

И даже полжизни не жалко за это!

Чуть-чуть покурить и до рассвета будем летать

Чтобы снова отдать

2000 баксов!»

Алексей Марковников – «2000 баксов за сигарету».

Палящее солнце стало моим новым богом. Новым миром, кроме которого ничего не существует, даже меня. Я сама была сгустком обжигающего света, каждый мой шаг выжигал жизнь под стопой…

До конечной точки нашего путешествия оставалось не более суток. Мне, наравне со многими слугами, приходилось идти пешком вслед за гружёными повозками. Мужчины покрепче из «обслуживающего персонала» уже не раз предлагали мне разместиться на одной из этих телег, жалея то ли за болезненную худобу, то ли за небольшой рост, то ли за очевидные признаки приближающегося обморока. Хотя скорее всего за всё вместе. Но вновь и вновь я изумляла их собственным упрямством, отчётливо попахивающим идиотизмом, отказываясь от предложения и продолжая вышагивать в общей толпе. В целом, большую часть пути было вполне сносно, вполне… никак. Лишь ощущение чужих недоумённых и жалостливых взглядов послужило подсказкой, что со мной что-то не так. Потребовалось несколько заботливых вопросов о моих ногах, чтобы я ощутила, как они на самом деле горят. Как временами их сводит судорогой. Та же ситуация и с ноющей спиной, и покрасневшей кожей. Но даже тогда – отказывалась. Молча, никому ничего не объясняя и не оправдываясь.

Как вообще объяснить, что я только рада всё это чувствовать? Что я хочу чувствовать эту усталость, эти измождение и жажду, эту цветущую боль. Никакого желания вдаваться в пояснения я в себе не находила. Потому просто шла, слушая то бесполезную болтовню, то тяжёлое дыхание своих спутников.

Даже мысли, которые прежде были резкими, острыми, как брошенный нож, вдруг превратились в вязкую массу, липнущую к стенкам моей черепной коробки. Я пыталась думать об Ахае, о нашем «плане», а точнее пародии на него, но уцепиться за хоть сколько-нибудь логичную мысль и развить её не выходило. Снова и снова пластинка прокручивалась по одному мотиву: Ахай в Звёздном пике, он должен найти место, где можно на время осесть, собрать свежие новости в городе, я попробую прошерстить замок и… И снова сбивалась с мысли, снова распадалась на частицы света, вдыхая солнце и выдыхая жар.

Ещё был господин Ос, от которого я старалась держаться подальше. Ирония в том, что именно на него я вынуждена была работать. Каким образом он вычислил меня среди всей прислуги оставалось загадкой. «И это-то при его зоркости», – не сдержалась и фыркнула. На самом деле эта гнида успела подпортить мне немало крови, шантаж я готова была терпеть лишь в умеренных количествах, а этот уродец меры не знал совершенно. Чтобы он не разоблачил моё инкогнито, пришлось в урезанные сроки стать личным виночерпием местного лорда Страта – главы этого посольства и внимательно прислушиваться ко всему, что он с очень умным видом говорит. Несколько раз даже удавалось выкрадывать его переписку, доставлять Осу для ознакомления и незаметно возвращать обратно. Пробовала читать самой, но встроенный переводчик, увы и ах, работал лишь на аудио формат. Это всё выматывало, да и порядком бесило. Не раз думала о том, что проще было бы свернуть шею одному слишком умному засранцу. Но останавливала мысль, что он и вправду мог оказаться полезен. И даже оказывался. Как минимум трижды распорядитель слуг задавал мне вполне резонные вопросы касательно моей личности, но теперь, к счастью, ничего выдумывать не приходилось, и я с совершенно искренним выражением лица прикрывалась господином Осом. А господин Ос позднее всё подтверждал – лично подслушивала, стоя у его шатра.

Впрочем, и он сам вызывал у меня немалые вопросы, и дело даже было вовсе не в его внешности. Напротив, она была как раз первым, что я могла внутренне себе объяснить. Ну, предположим, воспалились глаза у человека, местная медицина то ещё чудо – замазали какой-нибудь гадостью, замотали грязными тряпками, да и забыли. Вот и ходит теперь такой… болезный. Нет, вопросы вызывала как раз таки его личность. Вопреки его положению, Ос не был здесь своим. И это охренеть как чувствовалось. Да, слуги выражали ему своё почтение, слушались и не задавали лишних вопросов. Да, аристократы, составляющие важный массив этой дипломатической группы, при встрече с ним разменивались на вежливые кивки. Но… как будто бы все они заставляли себя это делать. Вопрос – зачем? Что такого стояло за хилой спиной этого слепошарого, что вынуждало любого здесь его терпеть и привечать? Любая попытка это выяснить неизменно разворачивалась против меня же самой. Слуги при наводящих вопросах делились на два лагеря: кто-то пожимал плечами, выражая собственное недоумение, ну а кто-то резко умолкал и сворачивал любой разговор. Тем, перед кем и мне приходилось склонять спину, вопросов особо не позадаёшь, но слушать же никто не мешает? Вот только и там отмалчивались. Лишь пару раз на общих обедах, какой-то франт в богатых одеждах упоминал его имя, но тут же затыкался под напряжёнными взглядами своих «товарищей». Это всё не могло не напрягать и наводить на определённые мысли. Взять на заметку: начнётся настоящая жопа – от Оса держаться подальше, его первым топить будут.

Мысли, одни и те же, уже десять раз пережёванные мысли, снова и снова, по кругу. Гул в голове не смолкает, напротив становится всё громче. В какой-то момент мир сделал кувырок, и я очутилась на руках какого-то мужчины. С трогательной заботой он поддержал меня, помог вновь стать на ноги и напоил водой из собственной фляги. Мило. Почти сказала ему «спасибо», но всё испортили его слова, после которых я отмахнулась от его помощи и нетвёрдым шагом поспешила дальше. «Не перетруждай так себя. Ты еще столько должна сделать».

«Должна сделать» … Наверняка он имел ввиду что-то хорошее. Вроде, помочь родителям, создать семью, родить кучу детишек и бла-бла-бла. Наверняка он сам хороший человек, глаза уж больно участливые. Но, сука, как же не вовремя…

Именно в момент моего полнейшего физического и морального истощения, в момент, когда боль уже стала чем-то родным и естественным, в голову начали лезть непрошенные мысли. Воспоминания, которые, казалось, были навечно похоронены на задворках моего сознания.

На дворе стоял 1986 год. Почти 70 лет, как я «замерла». Это более удачное выражение, чем «я умерла, но осталась живой». Вообще, таких особенных нас было пятеро. Пятеро выживших после «атаки мертвецов». Смешно, но врачи и всякие учёные головы ломали пытаясь выяснить, почему именно мы. То есть, пережить те события дело-то нехитрое. А вот «не пережить»… Да, странная ситуация, с какой стороны ни посмотри. Пытались найти между нами что-то общее, но снова неудача: один командир, два солдата, две сестры милосердия. Двое на поле боя, трое в полевом госпитале. От сильно раненого, до абсолютно здоровой. Полагаю, они чувствовали себя обманутыми. Но куда больше обманутыми чувствовали себя мы. Я чувствовала. Одно событие перечеркнуло всю мою жизнь, забрало всё, что у меня было. Экспериментальная заморозка. Экспериментальное всё. Ощущать себя лабораторной крысой, жить лабораторной крысой… в подвалах, без солнечного света, без нормального общения. Пока из тебя выкачивают всё, что раньше тебя наполняло и делало тобой. И всё ради того, чтобы однажды тебе позволили выбраться на поверхность и узнать, что ничего от прежнего мира не осталось. Ни страны, ни веры, ни семьи. Единственным напоминанием о прошлом остались только мы пятеро, но и нас изменили так, как только смогли их шаловливые ручки. Даже имена у нас забрали, выдав новые. Даже не имена – клички, как собакам. Так я стала Гермесом, бывший командир Яровитом, или Яром, другой солдат стал Суртом. Раненый боец, с которым судьба меня свела ещё в госпитале, Мерген, получил имя Мор. И только Софья смогла отстоять собственное имя, за что, при в всей моей к ней антипатии, заслужила искреннее уважение. Впрочем, и к Мергену, нет-нет, да и обращалась по настоящему имени. Вопреки собственному предубеждению, я смогла его запомнить.

Нас тренировали, нас создавали. Ковали из нас очень особенный отряд. Зачем? Руководители и надсмотрщики очень быстро находили ответ, лежащий на руинах страны, пережившей две мировые войны. И все казалось таким правильным, таким логичным. На какие преступления не пойдёшь, какие грехи не совершишь, чтобы защитить то, что тебе дорого, да? И мы защищали. Ну или так мне шептала моя «замершая» вместе со мной наивность.

И вот настаёт восемьдесят шестой год. Случается та самая авария. А мы… узнаём обо всём спустя практически три недели. Мы. Те, кто могли бы войти туда и выйти, не задумываясь о последствиях лучевой болезни. Но, как объяснял нам наш куратор, о нас ещё не были готовы заявлять миру. Они слишком боялись, что о нас узнают! Помню, с каким серьёзным и скорбным лицом он об этом говорил. Помню, как приятно было превращать это лицо в кровавое месиво, вбивать белые зубы в красный фарш. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь я была в такой ярости, она настолько поглотила меня, что только Сурт и смог оттащить меня тогда. А дальше потекли недели и месяцы карцера, без света, общения и даже минимальных удобств. Только ведро, и редкие визиты солдат с пайками под прицелами автоматов. Но не карцер доломал меня, нет. Лишь момент осознания, что я просто инструмент, не лучше скальпеля. Даже хуже, инструмент, которым не решаются пользоваться. Этот слом прошёл где-то очень глубоко, настолько глубоко, что даже я не сразу его заметила. Просто продолжила быть, «работать», исполнять приказы. Мне даже выделили свой личный отряд, чтобы я могла почувствовать себя командиром. Чтобы давать мне более серьёзные и масштабные задания. Шестеро ребят, славных. Хорошо тренированные, но при этом весёлые, дружные. Прошли вместе не одну миссию, стали практически семьёй. Иногда я даже задумываюсь, как бы всё сложилось, если бы не те заложники. Если бы не случился тот день.

Очередная попытка угона самолёта, очередная попытка побега из страны. Только тут заложники. И мы, которые должны были решить всё тихо, без лишней шумихи. Опять тихо, опять всё под ковёр. В голове вращались эти мысли, пока я, чуть отстав от отряда, наблюдала за их перемещениями. Пока один урод в открытой двери самолёта прикладывал к виску девочки дуло пистолета и что-то угрожающе кричал.

По пути туда мне успели выдать краткую сводку по «ситуации». Обычный рейс, сел на дозаправку, точнее так экипаж сообщил своим захватчикам. Те позволили от чувства безысходности, но уже догадались о маленькой афере. Интересно, они уже застрелили пилота? Отстранённые мысли метались в моей голове, пока впереди разворачивалась неприятная сцена. Я смотрела на кричащего мужчину, на дуло, из-за нетвёрдой руки скачущее то вниз, то вверх и доводящее маленькую девочку до ещё большей истерики. На борту были дети? Ах да, помнится там было несколько семей …

Я растерянно оглянулась. Вокруг почти нет людей, только стены терминала, а впереди свободная площадка. Несколько машин с переговорщиками в отдалении. А прямо передо мной шесть фигур в тёмных костюмах. Они хотят спасти ту девочку, да? Они думают, что могут спасти хоть кого-нибудь? Тихий глухой смех начал вырываться из грудой клетки, сотрясая тело. В этих конвульсиях я потянулась к собственному оружию. Когда целилась, уже не тряслась. И когда стреляла тоже. Шесть раз. Больше не потребовалось.

Уйти далеко не смогла, добралась лишь до соседнего города. Той же ночью Мерген нашёл меня, как и всегда. Он всегда знал, где меня найти. Только в этот раз Мор не искал, а охотился. На предательницу. Но, что хуже, я предала не просто своих, я предала его. И он точно знал, что должен был сделать, точно знал, какая судьба ждала бы меня. Тот период моей жизни помнится смутно, но вот лицо Мергена, покрасневшее от ярости помню хорошо. Помню густые брови, сведённые к самой переносице, помню чёрные глаза, блестящие больше обычного. Он всё кричал, пока держал у моей шеи свой нож. Всё кричал и кричал, кажется что-то про то, что я «должна была…». Снова должна. Мы все друг другу что-то должны, как же это надоело. Но вот последний толчок, моё падение на жёсткий асфальт, и он почему-то отпустил меня. Мерген позволил мне уйти. А если он выпустил добычу, значит и остальным не даст меня нагнать. Почему он так поступил? Этим вопросом я буду задаваться ещё много лет, но уже стоя на совершенно другой, чужой мне земле, среди чужих людей и чужой речи. Чужая для всех.

Глава 42. Гермес 10. Услышанные молитвы

Звёздный пик был… красив. Полностью оправдывал своё звание центра мира, признаю. И, вопреки ожиданиям, был красочен и громок – никакого сравнения с унылой картиной условного средневековья. Никакой вполне справедливо ожидаемой вони. «Иномирный клининг – ставлю пять звёзд из пяти». К сожалению, вдоволь полюбоваться городом нам никто не дал: едва в поле видимости возникли башни города, как нас окружил конный отряд. Мужики, конечно, как с картинки, все серьёзные, да при параде. В смысле в доспехах, начищенных до рези в глазах. На штандартах гордо развевался герб местной правящей династии – Адиев, как я успела выяснить. Местный монарх – Димеор Адий. Дядька серьёзный, местными любимый, да и в целом второй после бога. Богов. Вечно забываю, что их тут как собак нерезаных.

И вот с таким чудным сопровождением нас и впустили за стены, провели через весь город, как дорогие экспонаты, и доставили прямо к замку. Правда, пока проходили через город, не могла отделаться от мысли, что вокруг уж слишком много неодобрительных взглядов. Ну да, а чего я хотела – слава наминов, представителями которых, по сути, и является костяк этой делегации, отдаёт ощутимым гнилостным душком. Сама видела, как они с детьми развлекаться любят. Я бы сказала – зажигательно.

Но никакого линчевания толпой так и не произошло, даже никаких поползновений не было. Ни выкриков, ни летящих помидоров. В общем, никакого веселья. Зашуганный тут народец, ничего не скажешь. Что, в общем-то странно, о монархе никаких подозрительных слухов не ходило, город особо кровавыми казнями не славился, скорее напротив. Весь путь сюда я только и слышала жалобы верхушки отряда (за бокалом-другим красного креплёного) на то, что Адий практически открыто саботирует любые решения и предложения своего советника Ярге, их ставленника, как поняла. И чуть ли не вешали на него ярлык укрывателя мрайенов. Насколько это приближено к действительности судить мне рано, но даже этого должно хватить, чтобы удивляться общей напряжённости, царившей вокруг. Всё ли дело в нас?

А между тем, делегатов повели куда-то внутрь дворца, через «главный» вход, а нас, то есть слуг (чернь, плебеев и т.д.) оттеснили куда-то на задний дворик, где и начался процесс разгрузки поклажи. Я, будучи преисполненной духом товарищества и взаимной поддержки, начала искать способы слинять. Долго искать не пришлось, схватив какую-то корзину, я опустила очи долу и направилась в маленькую дверцу, куда, собственно, и заносили вещи. Однако, не дойдя до цели каких-то десяток шагов, мой глаз зацепился за… даже трудно конкретизировать, за что именно. Два гвардейца, приставленные ко входу и внимательно наблюдающие за приезжими слугами, трудящимися, как им и положено. Конечно, среди нас затесалась и парочка дворцовых слуг, направляющих и раздающих указания. Было бы странно, если бы их вовсе не было. Было бы странно…да? Напряжение во взгляде гвардейцев, бледные лица приставленных слуг – этого оказалось достаточным, чтобы моя паранойя взвыла бешеным собакой. Всё так же, не суетясь и не поднимая головы, я немного скорректировала собственный маршрут. Справа от арки, через которую чуть ранее нас и привели на этот дворик, был небольшой проход. Куда? Не имею ни малейшего понятия. Но мне надо было выбираться и делать это срочно. Горящая шкура не может так меня обманывать, слишком многое мы вместе пережили.

Я повернула за угол. Мимолётное облегчение – не тупик, напротив уютная, а главное пустая, аллея, ограниченная по краям высокими розовыми кустами. Один шаг. Другой. Третий. Узел внутри моей груди постепенно слабел. Уже совсем собралась выбросить корзину в тот же куст с милыми цветочками, как за спиной раздался грубый голос: