Злые и Виновные

Реакция последовала незамедлительно. Отстранив королеву от своего тела, он поспешно, но со всей серьёзностью, выпалил:

– Что от меня потребуется? – подойдя к столику, она взяла в руки конверт с ястребом, не дававший покоя всё это время.

– Ты отправишься в Таверран, к нему. И передашь моё послание. Но, боюсь, клочок бумаги значит немного, именно поэтому так важен ты и твои слова, тебя Артаур послушает. У нас обоих ещё остались враги в этом мире. Они разнеслись повсюду, засеяли своими семенами не землю, но умы. Мне понадобится его помощь, как и ему потребуется моя, чтобы очистить этот мир и построить его по нашему видению. И… по видению нашего бога. Объясни ему, что я последняя, кого ему стоит называть врагом.

Конверт был небольшим и Бастин очень неловко перехватил его, стараясь не помять. Подняв взгляд на сестру, он спросил:

– Артаур обсуждал с Димеором план войны против власти наминов. Он готовил войска и обсуждал их передвижение. И сейчас Артаур будет задавать те же вопросы, если… если решит меня послушать. Как ты планируешь вести войну, с чего начнёшь? Созванных знамён недостаточно, нужна будет стратегия, нужны будут… – Бастин осёкся, как только Андрина вскинула ладонь, прерывая его.

– Чтобы нарезать курицу, мечи не нужны. Всё что необходимо, я уже изложила в письме, прошу отправляйся, не медли.

Бастин растерянно кивнул и побрёл к выходу. Но, не сделав и пяти шагов, развернулся и упал на колени. Андрина хотела было броситься к нему, но выражение лица брата заставило её замереть на месте. Там было столько боли и отчаяния, столько неясной вины и жажды. Казалось, что Бастин умирал, готовился к смерти и хотел умереть.

– Что с тобой, брат? Встань, прошу встань, ты пугаешь меня, – но слова произвели противоположный эффект. Вместо того, чтобы подняться на ноги, Бастин осел ещё сильнее. Он уже не стоял на коленях, он сидел, сгорбившись, придавленный неведомым грузом.

– Ты веришь мне, полагаешься на меня. Кто я, Андрина, скажи мне? Что могло бы изменить твоё мнение обо мне, что заставило бы тебя возненавидеть меня, приказать запереть, казнить, назвать не братом, а уродом, извращением природы… – голос, что сперва был громким и чётким, превратился в какой-то сумбур из мыслей. Можно было подумать, что он в бреду, и по потоку сознания, и по лихорадочному блеску глаз. Андрина нашла в себе силы сойти с места и подойти к Бастину. Опустившись рядом с ним, она сперва положила ладонь ему на голову, потом притянула к себе. Он не сопротивлялся, напротив, прижался к ней и обхватил руками, не давая отстраниться. «Прости меня», глухо прозвучало над самым ухом Андрины.

– Что тебя терзает? Бастин, нет ничего, что заставило бы меня тебя ненавидеть. Я люблю тебя, братец, люблю и верю тебе. Если ты что-то сделал… если совершил какую-то глупость, то просто признайся. Мы решим, что делать, как всё исправить. Я всё исправлю, слышишь?

– Это я убил твою мать, – Андрина замерла. Ладонь, перебирающая гладкие каштановые волосы на голове мужчины, замерла. Грудь, поднимающаяся во вдохе, замерла.

– Её жизнь забрала чёрная гниль. Все об этом знают. Даже лучшие лекари из храма Ори-Тиная ничего не смогли сделать. О чём ты говоришь?

– Помнишь последний вечер перед твоим отъездом во Флеко-Ностро? – Андрина слабо кивнула, – А я вот не помню. Я вообще мало что помню из того отрезка времени. Возможно, и к лучшему, ведь это так же был и вечер смерти моей матери. Семь ударов, так мне потом сказал меен, проводивший подготовку тела к погребению. Потребовалось семь ударов ножом, чтобы забрать жизнь самой доброй, самой ласковой и заботливой женщины. Ей нанесли семь ударов, пока я валялся в беспамятстве на кровати в соседней комнате, подыхая от чёрной гнили. Мой организм справился, я переборол болезнь, не ведающей пощады, но ради чего? Я вернулся в мир, где никого не осталось. За одну ночь заговорщики отняли у нас отца и… у меня маму. Потребовалось время, чтобы понять кто стоит за всем этим, потребовались долгие годы. Но для нас с Артауром всё стало ясно. Вот только, хоть он и ненавидел Марэю за смерть отца и узурпацию власти, она всё ещё оставалась его матерью. Он бы ничего не сделал. Даже когда само его существование стало угрозой для единоличной власти Марэи. Над ним висел занесённый меч, но он не делал ничего! А я… я не мог, понимаешь, не мог позволить ей отнять ещё хоть кого-нибудь из моей жизни. Я решил сделать всё сам, вина должна была быть только моей. Но, да проклянёт меня Мея, если я не наслаждался, когда принимал на себя эту вину. Я дождался, когда Артаур покинет Сабую, отправится в Снежен, кажется, с инспекцией. Затем облачился в одеяния послушника Ори-Тиная, спустился в самые нищие, самые грязные трущобы города. Их двери помечают чёрными крестами, тех, кто болеет гнилью. Такого как я, «настоящего» лекаря там не ждут, никому его услуги не по карману. А потому меня приняли с распростёртыми объятиями, лишних вопросов никто не задавал и к методам не придирался. Не помню уже, что именно я говорил несчастным, какие манипуляция проводил, какие надежды давал – всё это меня тогда нисколько не волновало. Главное я добыл: вымочил в тех самых выделениях кусок ткани. Сам я не боялся, ведь всем известно, что повторно гнилью не заболеть. Именно поэтому королева держала при себе лишь таких служанок, переболевших ранее. Я вымочил ту ткань в воде для умывания королевы, подкупив служанку. А после… впрочем ты и сама знаешь. Когда болезнь разгорелась, Артаур вынужденно остался в Снежене, дожидаясь снятия запрета на возвращение. А запрет был снят лишь с её смертью.

Бастин замолчал, выдохшись. Но не отстранился, не перестал вжиматься в неё, будто тонул, а в ней находил единственную поддержку. Возможно, так и было. Андрина возобновила поглаживания по голове, но её взор был устремлён к огромному витражному окну. Так они и просидели в тишине, прерываемой лишь тяжёлым дыханием мужчины. Сколько прошло времени никто бы сказать не смог, но Бастин стал первым, кто нашёл в себе силы и желание прервать молчание. Выпустив девушку из своих рук, он отстранился и вытер лицо. Затем поднялся на ноги и помог встать девушке. Отряхнув подол её платья, он отступил и посмотрел ей в глаза, прямо, не тушуясь.

– Я – вероятная причина, по которой ваша семья была окончательно уничтожена. Так что же сейчас, королева? Сейчас мы тоже можем что-то решить, что-то исправить? – не зная, что на это ответить, Андрина просто кивнула. Но даже этого было достаточно для мужчины. Что он углядел для себя в том кивке, кто знает, но лицо Бастина просияло, плечи расправились и даже глаза… О, сколько признательности и любви крылось в тех глазах! Отвесив королеве низкий поклон, он развернулся и направился к выходу.

Как только по залу пронёсся глухой звук затворённой двери, по лицу Андрины начала расползаться странная, немного болезненная улыбка. Картина и правда выходила пугающая – стройная и изящная, но совершенно неподвижная фигура, фарфоровое личико с отстранённым, мёртвым взглядом и трещина, внезапно сломавшая нежную кожу.

«Прочти его. Не подведи меня, братец, не смей меня подводить! Просто прочти…».

Примечания

1

Мадемуазель?! Вам плохо? (фр.)