Палач Немезиды

Ольга Сапфир

Палач Немезиды

Глава 1. Утраченное сердце

Дождь барабанил по окнам зала суда, словно пытался достучаться до справедливости, которая сегодня так и не пришла. Я сидела, вцепившись в серебряный медальон с фотографией Леры, чувствуя, как металл впивается в ладонь. Боль была почти приятной – она напоминала, что я все еще жива, хотя большая часть меня умерла в том подвале вместе с дочерью. Моя маленькая девочка с непослушными светлыми кудрями и глазами цвета летнего неба. Глазами, которые больше никогда не откроются.

– Встать, суд идет! – голос судебного пристава прорезал гул в моей голове.

Я поднялась механически, как марионетка. Мое тело выполняло необходимые действия, пока разум оставался где-то далеко, рядом с Лерой. Судья – грузный мужчина с двойным подбородком и безразличным взглядом – занял свое место. Его черная мантия казалась пятном расползающейся тьмы. Я подняла глаза на человека в клетке подсудимых. Михаил Корнев, тридцать два года, без определенного места жительства. Человек, который забрал у меня все. Он выглядел почти обыденно – среднего роста, с русыми волосами и невыразительным лицом. Только глаза выдавали его сущность – пустые, как у акулы. Он поймал мой взгляд и слегка улыбнулся. Улыбнулся мне – матери ребенка, которого он… Я сжала медальон так сильно, что почувствовала, как треснуло стекло, защищающее фотографию. Острый осколок впился в палец, и капля крови упала на светлую блузку. Красное на белом – как тогда, в подвале. Я зажмурилась, пытаясь отогнать воспоминание, но оно нахлынуло с новой силой. Запах сырости и плесени. Тусклый свет единственной лампочки. Маленькое тело на бетонном полу. Светлые волосы, слипшиеся от крови. Розовое платье, которое я сама выбирала на ее пятый день рождения, теперь изорванное и испачканное. И тишина – оглушительная тишина там, где должен был звучать смех моей девочки.

– В связи с недостаточностью улик и отсутствием прямых доказательств причастности обвиняемого к совершению преступления, суд постановляет…

Слова судьи превратились в неразборчивый гул. Я видела только ухмылку на лице Корнева, когда прозвучало:

– …оправдать в связи с недоказанностью обвинения.

Мир вокруг рухнул во второй раз. Первый – когда я нашла Леру в том подвале. Сейчас – когда поняла, что справедливости не существует.

Я не помню, как вышла из зала суда. Не помню, как добралась до дома. Помню только, что дождь усилился, и холодные капли смешивались с моими слезами, пока я брела по улицам. Люди обходили меня стороной – возможно, что-то в моем взгляде пугало их. Я бы тоже себя испугалась, если бы могла увидеть со стороны.

Мой путь пролегал через парк, где мы с Лерой часто гуляли. Каждая скамейка, каждая детская площадка хранили воспоминания о ней. Вот здесь она впервые сама скатилась с горки, здесь научилась качаться на качелях, а там, у фонтана, мы кормили голубей и загадывали желания, бросая монетки в воду. Теперь эти места казались декорациями из чужой жизни. Яркие краски поблекли, звуки детского смеха превратились в насмешку. Я остановилась у того самого фонтана, глядя на свое искаженное отражение в воде. Женщина с потухшими глазами и осунувшимся лицом смотрела на меня. Я не узнавала себя. Пять месяцев назад я была счастливой матерью, детским психологом, помогающим другим семьям справляться с трудностями. Я верила в добро, в справедливость, в систему. Теперь от той женщины не осталось ничего, кроме оболочки. Дома я механически сняла промокшую одежду, приняла душ, не чувствуя температуры воды. Надела старую футболку Марка – моего мужа, погибшего в автокатастрофе за год до смерти Леры. Его запах давно выветрился из ткани, но мне все равно казалось, что я чувствую его – смесь одеколона и кофе. Я прошла в комнату Леры, которую не трогала с того дня. Розовые стены, украшенные бабочками, которых мы вместе вырезали из цветной бумаги. Кровать с балдахином – "как у настоящей принцессы", говорила она. Полки с книгами и игрушками. Ее любимый плюшевый медведь Тедди сидел на подушке, словно ждал, когда хозяйка вернется и обнимет его перед сном. Я взяла медведя, прижала к груди и наконец позволила себе то, что сдерживала весь день – закричала. Кричала, пока не сорвала голос, пока горло не начало саднить, а легкие гореть от недостатка воздуха. Кричала, выплескивая боль, ярость, отчаяние. Когда крик иссяк, я опустилась на пол, все еще сжимая Тедди, и просто смотрела в пустоту. Не знаю, сколько времени прошло. За окном стемнело, дождь прекратился. Я поднялась, чувствуя странное спокойствие – не умиротворение, а скорее оцепенение, которое наступает, когда боль становится настолько сильной, что нервные окончания просто перестают ее регистрировать.

В гостиной я устроила импровизированный алтарь на журнальном столике – фотография Леры в рамке, окруженная свечами. Их мягкий свет отражался в стеклянных глазах Тедди, которого я посадила рядом. Я достала из бара бутылку виски, которую Марк хранил для особых случаев, и налила себе полный стакан. Алкоголь обжег горло, но я не поморщилась – физическая боль была почти желанной.

Я стояла на коленях перед этим алтарем, и слезы капали на мои дрожащие руки.

– Если есть кто-то, кто слышит меня, – шептала я в пустоту, – если есть сила, способная наказать тех, кто ускользает от земного правосудия… Я отдам все. Душу. Жизнь. Что угодно. Только пусть он заплатит. Пусть все они заплатят. Свечи вдруг вспыхнули ярче, пламя вытянулось вверх на добрых тридцать сантиметров, а затем все разом погасли, словно от невидимого дуновения. Я замерла в абсолютной темноте, чувствуя, как волоски на руках встают дыбом от статического электричества, внезапно наполнившего комнату. В углу появилось свечение – сначала слабое, как отблеск далекой звезды, затем все более интенсивное. Оно собиралось в силуэт женщины, чье лицо было одновременно прекрасным и ужасающим. Я не могла отвести взгляд, хотя инстинкт самосохранения кричал мне бежать.

– Я слышу тебя, Амалия, – голос, казалось, звучал отовсюду, проникая не через уши, а прямо в сознание. – Я – Немезида, богиня возмездия. Твоя боль взывала ко мне через миры и пространства. Я должна была испугаться или не поверить. Должна была решить, что сошла с ума от горя или что виски оказался крепче, чем я думала. Но вместо этого я почувствовала странное спокойствие. Словно часть меня всегда знала, что этот момент наступит. Фигура богини стала более отчетливой. Она была высокой, с идеальными пропорциями, облаченной в струящееся одеяние, которое, казалось, было соткано из самого света и тени. Ее волосы, длинные и темные, двигались, словно живые, хотя в комнате не было ни малейшего движения воздуха. Но самым поразительным было ее лицо – оно постоянно менялось, словно не могло решить, какую форму принять. В один момент я видела воплощение милосердия, в следующий – маску ярости и возмездия.

– Ты просишь справедливости? – продолжила богиня, приближаясь ко мне. Ее фигура была соткана из света, но не теплого и уютного, а холодного и беспощадного, как лезвие меча. – Я могу дать тебе силу вершить ее. Но знай – это изменит тебя навсегда. Ты станешь моей рукой в мире людей, карающей тех, кто действительно заслуживает наказания. Я смотрела на нее, не мигая. В голове проносились обрывки мыслей – о Лере, о Корневе, о системе правосудия, которая оказалась бессильна. О том, сколько еще таких, как он, избежали наказания и продолжают жить, пока их жертвы лежат в земле.

– Я согласна, – без колебаний ответила я. – Что мне терять? Моя жизнь закончилась в тот день, когда я потеряла Леру. Немезида приблизилась вплотную, и я увидела ее лицо – прекрасное и ужасное одновременно. Одна половина излучала свет и милосердие, другая была искажена гневом и жаждой возмездия. Ее глаза менялись, как калейдоскоп – от цвета расплавленного золота до глубокой черноты космоса.

– Ты понимаешь, на что соглашаешься, Амалия? – спросила она, и в ее голосе я услышала отголоски тысяч других голосов. – Ты будешь видеть истинную сущность людей, все их грехи и преступления. Ты станешь свидетелем самых темных сторон человеческой природы. Это может сломать тебя.

– Я уже сломлена, – ответила я, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Но если я смогу предотвратить хотя бы одну трагедию, подобную моей, если хотя бы одна мать не будет стоять над могилой своего ребенка – я готова заплатить любую цену.

Немезида изучала меня несколько долгих мгновений, словно заглядывая в самые потаенные уголки моей души. Затем она кивнула, и ее призрачная рука коснулась моего лба.

Боль пронзила все тело, словно раскаленное железо прожигало каждую клетку. Я хотела закричать, но не могла издать ни звука. Казалось, что меня разрывают на части, а затем собирают заново, но уже по-другому. Я видела образы – тысячи лиц, искаженных страданием, слышала крики боли и мольбы о пощаде. Видела темные деяния, совершаемые в тени, и тех, кто ускользал от правосудия, оставляя за собой след из крови и слез. Когда агония отступила, я почувствовала внутри себя нечто новое – силу, пульсирующую в венах вместе с кровью. Она была древней и мощной, как сама жизнь, но холодной и неумолимой, как смерть.

– Теперь ты моя, – произнесла Немезида. – Я буду указывать тебе на тех, кто заслуживает кары. А это, – в руке богини материализовался меч с клинком, пылающим лиловым пламенем, – твое оружие. Оно отмечает виновных моей печатью. Меч был прекрасен – с тонким, изящным клинком, который, казалось, был выкован из какого-то неземного металла. Рукоять, инкрустированная странными символами, идеально ложилась в мою ладонь, словно была создана специально для меня. Лиловое пламя, охватывающее клинок, не давало тепла, но я чувствовала его силу – древнюю и неумолимую.

Я приняла меч, ощутив, как он словно стал продолжением моей руки. Лиловое пламя не обжигало, но я чувствовала его силу – древнюю и неумолимую.

– Как я узнаю, кто заслуживает наказания? – спросила я, не отрывая взгляда от завораживающего танца пламени на клинке.

– Ты будешь видеть их грехи, – ответила Немезида. – Когда ты встретишь того, кто заслужил кару, меч укажет тебе. Ты увидишь все, что они совершили, почувствуешь боль их жертв. И тогда ты станешь моим правосудием. Она сделала паузу, и ее взгляд стал пронзительным.

– Но помни, Амалия – ты можешь карать только истинно виновных. Тех, чьи души запятнаны непростительными грехами. Если ты используешь мой дар против невиновного, цена будет ужасной.

– Я понимаю, – кивнула я, крепче сжимая рукоять меча.

– Начни с того, кто отнял у тебя дочь, – сказала Немезида, растворяясь в воздухе. – Покажи ему истинное лицо справедливости. Когда богиня исчезла, свечи снова зажглись сами собой. Я посмотрела на свое отражение в оконном стекле и не узнала себя. Мои светлые волосы теперь были прошиты лиловыми прядями, а в глазах мерцал тот же странный огонь, что охватывал клинок в моей руке. Я выглядела иначе – сильнее, опаснее, словно хищник, готовый к охоте.

Я знала, что должна делать.

Найти Корнева оказалось удивительно просто. Меч Немезиды словно сам вел меня, пульсируя в такт с моим сердцебиением, когда я приближалась к цели. Я чувствовала его присутствие, как охотничья собака чует дичь. Каждый шаг в его направлении усиливал пульсацию, и лиловые пряди в моих волосах начинали светиться ярче. Ночной город выглядел иначе через мои новые глаза. Я видела тени там, где раньше их не замечала, слышала шепот, недоступный обычному слуху. И я видела людей – действительно видела их. Сквозь маски и фасады, которые они носили днем. Некоторые светились мягким, теплым светом, другие были окутаны серой дымкой мелких грехов и слабостей. Но были и те, кто носил на себе печать настоящей тьмы – черные пятна на их аурах, словно гниющие раны. Дешевая съемная квартира на окраине города, обшарпанная дверь, запах алкоголя и сигарет. Я стояла перед дверью, чувствуя, как меч в моей руке вибрирует от нетерпения. Он жаждал крови – крови виновного. Я не стала стучать. Меч прошел сквозь замок, как через масло, не издав ни звука. Внутри было темно, но мне не нужен был свет – я видела силуэт на кровати так ясно, словно он светился изнутри. И не просто видела – я видела его душу, черную и изъеденную злом, как труп, пожираемый червями.

Михаил Корнев проснулся от странного ощущения. Он резко сел на кровати, нащупывая выключатель лампы.

– Кто здесь? – хрипло спросил он, щуря глаза от внезапного света.

– Правосудие, – ответила я, выступая из тени.

Корнев узнал меня и усмехнулся:

– Мамаша убитой девчонки? Что, решила сама меня наказать? Ничего не докажешь, суд уже…

Его слова оборвались, когда он увидел меч в моей руке – клинок, объятый неестественным лиловым пламенем. Страх мелькнул в его глазах, но быстро сменился насмешкой.

– Что за фокусы? Думаешь, я испугаюсь твоих спецэффектов?

Он потянулся к тумбочке, где, я знала, лежал нож. Но прежде чем его пальцы коснулись ручки ящика, я подняла свободную руку, и невидимая сила отбросила его обратно на кровать.

– Я не за доказательствами пришла, – тихо произнесла я, приближаясь. – Я пришла за твоей душой.

Теперь он действительно испугался. Я видела, как страх расползается по его ауре, словно чернильное пятно по бумаге.

– Ты сумасшедшая! – закричал он, пытаясь отползти к стене. – Помогите! Кто-нибудь!

– Никто не услышит, – сказала я, и мой голос звучал странно даже для меня самой – словно эхо в пустом соборе. – Только ты и я. И твои жертвы.

Я коснулась его лба кончиком меча, и комната исчезла. Мы оказались в пустоте, где не было ничего, кроме нас и призрачных фигур, окружавших нас. Дети – семеро детей, включая мою Леру. Все они смотрели на Корнева обвиняющими глазами.

– Видишь их? – спросила я. – Они пришли посмотреть на твой суд.

Корнев дрожал, его глаза расширились от ужаса. Он видел их – я знала это по выражению его лица, по тому, как он пытался отползти еще дальше, хотя уже прижимался к стене.

– Это не по-настоящему, – прошептал он. – Ты что-то подмешала мне в выпивку. Это галлюцинации.

– Нет, Михаил, – покачала я головой. – Это реальнее всего, что ты когда-либо знал. Это твои грехи пришли за тобой.

Призрачные дети приблизились, и я увидела, как они были одеты в момент смерти. Моя Лера в своем розовом платье, испачканном кровью. Мальчик лет шести в школьной форме. Девочка с рыжими косичками в синем комбинезоне. Все они несли на себе следы того, что сделал с ними этот монстр.

– Я не… я не делал этого, – пробормотал Корнев, но его аура выдавала его – черная, пульсирующая злом. – Это ошибка!

– Ты убил их, – сказала я, и мой голос был холоден, как лед. – Ты пытал их. Ты наслаждался их страхом и болью.

С каждым моим словом призрачные дети делали шаг вперед. Лера была впереди всех, ее маленькое лицо было серьезным и печальным.

– Ты забрал их будущее. Их мечты. Их жизни. – Я подняла меч, и лиловое пламя взметнулось выше. – И теперь ты ответишь за это.

– Пожалуйста, – взмолился Корнев, и по его лицу текли слезы. – Я сделаю что угодно. Я признаюсь. Я пойду в тюрьму. Только не убивай меня!

Я смотрела на него, и часть меня – та часть, что все еще была Амалией Северовой, детским психологом и матерью – колебалась. Но затем я посмотрела на Леру, на ее призрачную фигурку, и вспомнила, как нашла ее в том подвале. Как держала ее холодное тело на руках, баюкая и умоляя вернуться.

– Ты не заслуживаешь милосердия, – произнесла я. – Именем Немезиды, я вершу правосудие.

Лиловое пламя охватило клинок, когда он опустился. Корнев попытался закричать, но не смог издать ни звука. Меч прошел сквозь него, не оставив видимой раны, но я видела, как он пронзил его черную ауру. На его груди появился символ – крошечная молния, светящаяся тем же лиловым светом, что и мой меч. Призрачные дети приблизились еще больше, окружая Корнева. Он смотрел на них с ужасом, пытаясь отмахнуться, но его руки проходили сквозь них. Затем Лера протянула свою маленькую ручку и коснулась символа на его груди.

Корнев закричал – беззвучно, но я видела агонию на его лице. Его тело выгнулось дугой, а затем обмякло. Его глаза остекленели, а аура рассеялась, как дым на ветру.

Призрачные дети начали исчезать один за другим. Последней была Лера. Она посмотрела на меня своими голубыми глазами, и мне показалось, что в них мелькнула благодарность. Затем она улыбнулась – той самой улыбкой, которую я так любила, – и растаяла в воздухе. Я осталась одна с телом Корнева. Меч в моей руке больше не пылал – он стал обычным металлическим клинком. Но я знала, что это временно. Он снова загорится, когда придет время для следующего суда.

Я посмотрела на Корнева. Он выглядел так, словно просто умер во сне – никаких видимых ран или следов борьбы. Только маленький символ молнии на груди, который уже начал бледнеть.

– Это только начало, – прошептала я, обращаясь не столько к мертвецу, сколько к самой себе. – Я найду всех, кто заслуживает наказания. Всех, кто думает, что может избежать справедливости.

Я вышла из квартиры так же тихо, как и вошла. Меч исчез – я не знала, куда именно, но чувствовала, что смогу призвать его, когда он понадобится. Лиловые пряди в моих волосах потускнели, но не исчезли полностью – напоминание о том, кем я теперь стала. На улице начинался рассвет. Первые лучи солнца окрашивали небо в розовый и золотой – цвета, которые так любила Лера. Я смотрела на восходящее солнце и чувствовала странное спокойствие. Не счастье – я сомневалась, что когда-нибудь снова буду по-настоящему счастлива. Но удовлетворение – да. Справедливость была восстановлена, хотя бы частично. Я знала, что моя жизнь никогда не будет прежней. Я стала чем-то большим, чем просто Амалия Северова. Я стала орудием возмездия, рукой Немезиды в мире людей. И это было только начало.

Глава 2: Сделка с тьмой

Пять лет – это долгий срок, когда каждую ночь ты становишься судьей, присяжным и палачом. Пять лет двойной жизни, где днем я была Амалией Северовой, уважаемым детским психологом, а ночью – безымянным мстителем, несущим кару тем, кто ускользнул от правосудия. Я стояла на крыше небоскреба, глядя на город, раскинувшийся подо мной. Ночной Нью-Йорк сиял миллионами огней, словно звездное небо, опрокинутое на землю. Красиво, если не знать, что скрывается за этим сиянием – сколько боли, страданий и несправедливости таится в тени небоскребов.

Но я знала. Я видела истинную сущность этого города и людей, населяющих его. Видела их грехи и преступления, их темные секреты и невысказанные желания. Немезида наделила меня этим даром – или проклятием, в зависимости от того, как посмотреть. Ветер трепал мои волосы, в которых лиловые пряди светились ярче обычного. Сегодня была особенная ночь – пятая годовщина моей сделки с богиней возмездия. Пять лет с тех пор, как я впервые взяла в руки меч справедливости и отправила Михаила Корнева на суд, который он заслуживал. С тех пор было много других. Серийные убийцы, насильники, торговцы людьми – все те, кто причинял невыносимые страдания невинным и избегал наказания. Я находила их всех, одного за другим. Меч Немезиды вел меня к ним, показывал их преступления и отмечал их своей печатью. Я вытянула руку, и меч материализовался в моей ладони – изящный клинок с рукоятью, инкрустированной древними символами. Лиловое пламя охватило его, отражаясь в моих глазах. За пять лет я научилась контролировать его, призывать и отпускать по своей воле. Он стал частью меня, продолжением моей руки и моей воли.

– Сегодня особенная ночь, Амалия, – раздался голос за моей спиной.

Я не вздрогнула и не обернулась. Я знала этот голос – он звучал в моей голове каждый раз, когда я выносила приговор очередному преступнику.

– Пять лет верной службы, – продолжила Немезида, подходя ближе. – Ты превзошла мои ожидания.

Теперь я повернулась к ней. Богиня выглядела так же, как в нашу первую встречу – величественная фигура, сотканная из света и тени, с лицом, которое постоянно менялось, отражая двойственную природу справедливости.

– Я просто выполняла нашу сделку, – ответила я. – Ты дала мне силу вершить правосудие, и я использовала ее.

Немезида улыбнулась – если можно назвать улыбкой то выражение, которое появилось на ее лице.

– Ты сделала больше, чем просто выполняла сделку. Ты стала моим лучшим воплощением в этом мире. Моей истинной рукой.

Я не ответила. Что я могла сказать? Что иногда, просыпаясь по утрам, я с трудом узнавала себя в зеркале? Что часть меня все еще скорбела по той жизни, которую я потеряла вместе с Лерой? Что иногда, в самые темные часы ночи, я задавалась вопросом, не зашла ли слишком далеко?

– Я чувствую твои сомнения, Амалия, – сказала Немезида, словно читая мои мысли. – Но посмотри на то, что ты сделала. Сколько невинных жизней ты спасла, остановив этих монстров.

Она взмахнула рукой, и перед нами возникли призрачные образы – люди, которых я спасла, сама того не зная. Женщины, дети, мужчины – все те, кто мог бы стать жертвами преступников, которых я остановила.

– Они живут благодаря тебе, – продолжила богиня. – Они никогда не узнают твоего имени, никогда не поблагодарят тебя. Но они живут.

Я смотрела на эти лица, и что-то внутри меня смягчилось. Возможно, это и было ответом на мои сомнения. Не месть, не возмездие, а защита – защита тех, кто не мог защитить себя сам.

– У меня есть для тебя новое задание, – сказала Немезида, и призрачные образы исчезли. – Особенное.

Она протянула руку, и в воздухе материализовалась фотография мужчины средних лет с холодными глазами и тонкими губами, сжатыми в жесткую линию.

– Ричард Хоук, – произнесла богиня. – Внешне – уважаемый бизнесмен, филантроп, примерный семьянин. На самом деле – организатор сети торговли людьми, охватывающей три континента. Сотни жизней разрушены им. Сотни душ сломлены.

Я взяла фотографию, изучая лицо этого человека. Ничто в его внешности не выдавало монстра, скрывающегося внутри. Но я знала, что внешность обманчива. Самые страшные чудовища часто носят самые привлекательные маски.

– Он неприкасаем для обычного правосудия, – продолжила Немезида. – Слишком богат, слишком влиятелен, слишком хорошо защищен. Но не для тебя.

– Я найду его, – сказала я, и меч в моей руке вспыхнул ярче, словно в предвкушении.

– Это не просто очередное задание, Амалия, – голос Немезиды стал серьезнее. – Хоук – лишь верхушка айсберга. За ним стоит организация, древняя и могущественная. Они называют себя "Хранителями Порядка", но на самом деле они – служители хаоса и страдания.

Я нахмурилась. За пять лет я охотилась на многих преступников, но никогда не сталкивалась с организованной группой. Это усложняло задачу.

– Почему сейчас? – спросила я. – Почему ты не направила меня к ним раньше?

– Потому что ты не была готова, – ответила Немезида. – Потому что они опасны не только своими делами, но и своими знаниями. Они знают о таких, как ты. Они знают обо мне.

Это заставило меня насторожиться. За пять лет я привыкла считать себя охотником, а не добычей. Мысль о том, что кто-то может знать о моей связи с Немезидой, была тревожной.

– Они обладают древней магией, – продолжила богиня. – Магией, способной противостоять даже моей силе. Будь осторожна, Амалия. Это не просто охота – это война.

– Я справлюсь, – сказала я, хотя внутри зародилось беспокойство. – Я всегда справлялась.

Немезида смотрела на меня долгим, изучающим взглядом.

– Есть еще кое-что, что ты должна знать, – наконец произнесла она. – Эта миссия может стать для тебя последней в этом мире.

– Что это значит? – спросила я, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

– Это значит, что твой путь здесь подходит к концу, – ответила Немезида. – Но не бойся – это не конец твоей истории. Это начало новой главы.

Прежде чем я успела задать еще вопросы, богиня растворилась в воздухе, оставив меня одну на крыше с фотографией Ричарда Хоука в руке и тысячей вопросов в голове.

Найти логово Хоука оказалось сложнее, чем я ожидала. Он был осторожен – гораздо осторожнее обычных преступников, с которыми я имела дело раньше. Его официальная резиденция – роскошный пентхаус в центре Манхэттена – была всего лишь фасадом. Настоящие дела он вел в других местах, тщательно скрытых от посторонних глаз.

Три дня я следила за ним, изучала его привычки, его окружение, его связи. Днем я отменила все приемы в своей психологической практике, сославшись на болезнь. Ночи проводила в слежке, перемещаясь по городу как тень, невидимая для обычных глаз.

Меч Немезиды помогал мне – он всегда чувствовал присутствие истинного зла. Когда я приближалась к местам, связанным с деятельностью Хоука, клинок начинал пульсировать в моей руке, а лиловое пламя становилось ярче.

На четвертую ночь я наконец нашла то, что искала. Хоук покинул благотворительный вечер раньше обычного и направился не домой, а в промышленный район на окраине города. Его лимузин остановился перед неприметным складом, окруженным высоким забором с колючей проволокой.