Ретрит для беглеца

Тем временем Виктор, сгибаясь под невидимым грузом тревоги, вкалывал до седьмого пота. Солнце уже припекало, превращая работу в сауну. Обойдя обширную, утопавшую в зелени территорию центра, он с мрачным удовлетворением отметил, что множество газонов выглядели запущенными, отчаянно требуя его внимания. Каждый некошеный участок был немым укором и одновременно – оправданием его присутствия здесь.

Он только что выкатил громоздкую, потрепанную газонокосилку из прохладной полутьмы подсобки. Воздух там пах маслом, бензином и сырой землей. Яркий солнечный свет ударил в глаза, и в этот момент его окликнул незнакомый мужской голос, звучавший слишком бодро для этого пекла:

– Эй, парень!

Виктор резко обернулся, сердце на мгновение замерло – нашли? Перед ним стоял подтянутый мужчина в легкой хлопковой одежде цвета капучино, с безмятежным выражением лица, которое сразу вызвало у Виктора глухое раздражение. На груди у незнакомца болтался бейдж с надписью "Инструктор Олег".

– Ты новенький? – спросил мужчина, оценивающе оглядывая Виктора с головы до ног.

Виктор коротко кивнул, стараясь не выдавать внутреннего напряжения. Его ладони, лежавшие на ручке газонокосилки, слегка вспотели.

– Меня зовут Олег. Я инструктор по йоге и медитации, – представился мужчина, улыбаясь. Улыбка казалась Виктору натянутой, профессиональной.

– Виктор, – отрывисто назвался он, машинально протягивая руку для приветствия. Рукопожатие Олега было крепким, уверенным. – Новый садовник.

– Ага, ты вместо Георгия, – догадался Олег, кивая, будто собирая пазл. Его взгляд скользнул по некошеным газонам. – Он каждый день, как часы, включал автополив газонов вечером. А ты вчера этого не сделал, – констатировал Олег, не как упрек, а как констатацию факта, но для Виктора это прозвучало именно как укор.

Глухое раздражение кольнуло Виктора под ложечкой. «Ещё один надзиратель?» – мелькнуло в голове. Этот самоуверенный тип в его безупречной одежде для медитаций ему явно не понравился с первой секунды.

– Не был в курсе, – процедил Виктор сквозь стиснутые зубы, стараясь смотреть куда-то мимо Олега, на буйные розы у ближайшей беседки.

– Теперь ты в курсе, – невозмутимо продолжил Олег, будто не замечая его тона. – Не забудь это сделать сегодня, ладно? А то утром нам приходится проводить занятия на жесткой, колючей траве. Не самое комфортное начало дня для наших гостей.

Виктор раздраженно передернул плечами, чувствуя, как натягивается рубашка на спине. «Указывать он мне будет! Вот ещё!» – возмущение и злоба бушевали у него внутри. Он ощутил, как напряглись челюстные мышцы, желваки заходили под кожей. Пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Весь его организм, и без того на взводе, среагировал на этот, казалось бы, мелкий диктат всплеском ярости.

– Хорошо, – с трудом выдавил он сквозь стиснутые зубы, едва кивнув.

– И ещё, – добавил Олег, указывая подбородком на беседку для медитаций, увитую пышными, но явно вышедшими из-под контроля розами. – Розы у беседок слишком сильно разрослись, ветки лезут прямо на дорожки. Мог бы ты сделать с ними что-нибудь? Подровнять, может? Ок?

Это "ок?" стало последней каплей. Горячая волна гнева накрыла Виктора с головой. Всё – постоянный страх, унизительное положение, эта проклятая жара, и теперь этот… йог!.. – вырвалось наружу.

– Ты что, мне фронт работ будешь указывать?! – резко, почти рыча, огрызнулся он, делая шаг вперед и невольно надвигаясь на Олега. Его тень накрыла инструктора.

Олег, явно не ожидавший такой реакции, инстинктивно отступил на шаг, а потом ещё на один. Его спокойное выражение лица сменилось настороженностью и недоумением.

– Послушай, друг, – начал он, поднимая ладони в умиротворяющем жесте, голос потерял прежнюю бодрость, – я ничего такого не собирался. Я просто…

– Какой я тебе друг?! – перебил его Виктор, его голос звучал хрипло и громко. Он остро осознал, что привлекает внимание, но остановиться уже не мог. – Я тебя первый раз вижу! Первый раз!

– Виктор, не кипятись, пожалуйста, – Олег говорил медленно, чётко, как с непослушным ребенком или опасным животным. – Просто я хотел, чтобы нашим клиенткам было комфортно и безопасно заниматься. Вот и всё. Никакого подвоха.

Но Виктор уже не слышал оправданий, в его ушах шумело и пульсировало от злости.

– Я САМ разберусь, что и когда мне делать! – рявкнул он так, что эхо отозвалось где-то в глубине сада. Птицы вспорхнули с ближайшего дерева.

Олег замер на мгновение, его взгляд скользнул по лицу Виктора, по сжатым кулакам, по напряженной позе. Что-то – может, чистая ярость, а может, отблеск той самой опасности, от которой Виктор бежал, – мелькнуло в глазах инструктора. Он резко кивнул, больше не пытаясь что-либо объяснить.

– Ладно. Ладно, – пробормотал он и, развернувшись, поспешно зашагал прочь по гравийной дорожке, оставив Виктора одного посреди сияющей зелени, дрожащего от нерастраченной злости и внезапно нахлынувшего стыда. Тишина, нарушенная только жужжанием насекомых и далекими звуками центра, снова сомкнулась вокруг него, но покоя не принесла. Только тяжелое, липкое одиночество и осознание: «Черт, я сорвался…»

Дверь в кабинет Александры с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Звон дребезжащего стекла в дверном полотне замер в тишине. Александра, склонившаяся над бумагами на рабочем столе, вздрогнула, и ручка оставила неровную чернильную змейку на документе.

На пороге, залитый ярким светом из коридора, стоял Виктор. Дышал он тяжело, неровно, грудная клетка ходила ходуном под запачканной землей рубахой. Глаза горели тёмным, неконтролируемым огнем. Весь его вид источал дикую, сжатую энергию.

– Что вы себе позволяете? – Голос Александры был спокоен, как гладь озера перед грозой, но в нем явственно читались холодная сталь и неоспоримая власть. Она медленно отложила ручку. – Вас не учили стучать перед тем, как входить в кабинет к руководителю?

Виктор буквально кипел от гнева. Казалось, пар вот-вот повалит из-под его всклокоченных волос. Мало того, что сегодня с самого рассвета каждый встречный в этом проклятом месте пытался учить его, как держать лопату и куда класть грабли, так ещё и эта женщина – его единственная союзница, казалось бы! – своим ледяным спокойствием выводила его из себя с невероятной силой. Он стоял, сжав кулаки, на пороге, не в силах справиться с ураганом эмоций, бушующим внутри. Капли пота стекали по вискам.

Александра мгновенно оценила его состояние – натянутые, как струны, плечи, трясущиеся руки, безумный блеск в глазах. Она не знала, что именно стало последней каплей, но видела: человек на грани.

– Присядьте, Виктор, – скомандовала она мягко, но так, что ослушаться было невозможно. Она встала из-за стола – прямая, в безупречном льняном костюме цвета капучино. Плавным, уверенным движением она подвела его к глубокому кожаному креслу, стоящему напротив её стола. Он шумно плюхнулся в него, будто у него подкосились ноги. Воздух вышел из сиденья с тихим стоном. Александра подошла к низкому столику с хрустальным графином и кувшином. Звонко налила стакан прохладной воды и протянула ему. Пальцы Виктора дрожали, когда он взял стакан.

– Выпейте. Спокойно. Глубоко дышите, – её голос был ровным, гипнотизирующим. – А потом, когда сможете говорить без крика, расскажите, что произошло. – Она сама сделала глубокий вдох и отвернулась к распахнутым стеклянным дверям, ведущим на задний двор, в буйство цветущего сада. Её взгляд, казалось, растворился в переплетении розовых и белых пионов, в зелени аккуратно подстриженных кустов. Она сосредоточилась на этом зрелище, давая ему время и пространство.

Когда она, наконец, обернулась обратно к Виктору, его дыхание стало ровнее. Гнев в глазах сменился тяжелым, усталым возмущением. Пустой стакан стоял на полированном столе, оставив мокрое кольцо.

– Хотите ещё воды? – спросила она.

– Нет, спасибо, – голос его был хриплым. – Я… я возмущён. Взбешён. Неужели здесь каждый встречный будет указывать мне, как дышать и куда ставить ногу во время работы?!

– Я не понимаю, – Александра слегка мотнула головой, и тяжелая русая коса, прежде уложенная сзади, рассыпалась по плечу, придавая её строгости внезапную мягкость. – Объясните.

– С самого утра! – Виктор с силой ткнул пальцем в стол. – Каждый! Работники кухни, горничные, эти… клиентки в шёлковых халатах! Все считают своим долгом сообщить мне, что я должен подрезать именно эту ветку, полить именно тот куст, убрать именно эти листья! Как будто я слепой идиот, не знающий своего дела!

Александра позволила себе легкую, почти снисходительную улыбку, тень которой скользнула по её губам.

– Простите, Виктор. Это полностью моё упущение, – признала она. – Мне следовало предупредить весь персонал и гостей, что вы сейчас осваиваетесь, знакомитесь с территорией и спецификой работы центра. Что им не стоит вас… перегружать советами. – Она внимательно посмотрела на него, её взгляд был проницательным, как рентген. – Вы… не привыкли, чтобы вам указывали, как работать. Я права? – Это был не вопрос, а констатация факта, произнесенная с мягкой уверенностью.

Он молча кивнул, опустив глаза. Чувство несправедливости горело в нём, но теперь смешивалось со стыдом за свой взрыв.

– Ещё… – добавил он, вспомнив, – мне утром заявили, что я обязан каждый вечер поливать газон. Будто бы я уже должен это знать!

– О, Виктор, – Александра мягко рассмеялась, легким звуком, похожим на звон хрусталя. – Там же установлена автоматическая система полива. Она включается сама, по таймеру, каждую ночь. Идеально рассчитано.

– Но меня сегодня… упрекнули, – еле выдавил из себя слово Виктор, – что я вчера этого не сделал! И что из-за меня бедные клиентки вынуждены были заниматься йогой на «жёсткой, колючей» траве!

Александра звонко рассмеялась на этот раз, звук был искренним и немного удивленным.

– Кто же сказал вам такую чепуху?

– Инструктор Олег. – Процедил Виктор, снова ощущая прилив раздражения при имени.

– Олег? – Брови Александры удивленно поползли вверх. – Раньше за ним такого не водилось. Он же прекрасно знает, как работает полив! Знает не хуже меня. Странно…

– Я не знаю! – Виктор с отчаянием взмахнул рукой. – Но создаётся ощущение, будто все сговорились! С самого утра! Каждый пытается меня «достать»!

– Виктор, – Александра снова повернулась к окну, к умиротворяющему саду. Солнечные блики играли на её столе. – Почему вы выбираете злиться?

Он нахмурился, будто не расслышал или не понял.

– Не понимаю, о чем вы. Это другие меня злят. Сам я не злюсь. Они провоцируют.

– Любую эмоцию, Виктор, мы выбираем сами, – её голос звучал тихо, но с невероятной убедительностью. Она всё ещё смотрела в сад. – Будь то злость, обида, раздражение… или что-то другое. Не люди обижают нас. Мы обижаемся на них. Не люди нас злят. Мы сами выбираем злиться в ответ.

Она сознательно не смотрела на него. Под её прямым, оценивающим взглядом он бы только зажался, ушел в глухую оборону. Так, глядя в сторону, она давала ему пространство для размышления, для внутренней реакции.

– Но… они же указывают! – вырвалось у него, но уже без прежней ярости, скорее с упрямым недоумением.

– Почему вы злитесь именно на это? – Она мягко повернулась, её взгляд был спокоен и глубок.

– Потому что… я не хочу действовать по чьей-то указке! – сказал он, и в голосе его снова зазвучала знакомая струнка протеста.

– Почему у вас такое сильное сопротивление? – спросила она, делая шаг ближе к креслу, но не нарушая его личного пространства. – Кто здесь пытается вас ограничить? Вас никто не заковывает в цепи, Виктор. Люди лишь… указывают на то, чего вы, возможно, не видите или о чем не знаете в новом для себя месте. Никто из них, уверяю вас, не думал покушаться на вашу свободу. – Она сделала паузу, давая словам проникнуть глубже. – Мне кажется, вы сами чувствуете себя как в тюрьме. Как будто мир сжался вокруг вас и давит. И любое замечание, любая просьба воспринимаются вами как попытка затянуть гайки ещё туже. Так ли это?

Виктор замер. Её слова, как холодная вода, обрушились на раскалённые угли его гнева. Он молчал, переваривая их, ощущая, как знакомое чувство заточения, которое он носил в себе задолго до этого центра, снова накрывает его с головой. Пальцы бессознательно сжали подлокотники кресла.

– Да, – наконец выдохнул он, голос его был глухим. – Наверное… вы правы. Я… я действительно не чувствую себя свободно. Совсем.

– И давно вы так живете, Виктор? – спросила Александра, её взгляд стал ещё более проницательным, почти врачующим.

– Так… со вчерашнего дня, – ответил он, искренне недоумевая.

– Я спрашиваю не про ваш нынешний… статус садовника, – она чуть подчеркнула слово. – Я спрашиваю про вашу жизнь. В целом. Давно вы чувствуете себя загнанным в угол? Как зверь, которому некуда бежать?

Не в бровь, а в глаз. Точнее некуда. Александра выпустила стрелу, которая нашла самую уязвимую точку. Виктор съёжился в кресле, будто пытаясь стать меньше, спрятаться. Его плечи сгорбились, взгляд упал на свои грубые, запачканные землей руки.

Александра наблюдала за ним, её лицо было серьёзным, испытующим, но без осуждения.

– Наверно… уже достаточно давно, – тихо, почти шепотом, проговорил он. Признание далось ему тяжело.

– А в эту историю… – Александра сделала паузу, выбирая слова. Голос её звучал тише, но каждое слово падало, как камень. – …с чужой женой… для чего вы себя вогнали, Виктор? Был ли это лишь способ сбежать? Способ загнать себя в угол ещё глубже, чтобы было оправдание не искать выхода? – Она подняла руку, увидев, как он напрягся, готовый что-то сказать. – Нет. Не отвечайте сейчас. Не мне. Подумайте. На досуге. Тем болеё, ваша нынешняя работа… работа в саду… – она кивнула в сторону цветущего великолепия за окном, – …сама по себе способствует тишине. Способствует саморефлексии. Я лишь задала вам вектор для ваших мыслей. Раскрутите эту нить. Проанализируйте. От чего вы бежите на самом деле? И так ли уж безвыходна ваша нынешняя ситуация… или выход всё-таки есть? Просто вы пока его не видите. Ищите.

Виктор вышел из кабинета Александры не просто удрученным – он чувствовал себя раздавленным тяжёлым, влажным одеялом апатии. Её слова, как раскалённые иглы, вонзились в самое сердце его возмущения и негодования. Внутри всё кричало, протестовало, рвалось наружу с яростным: «Нет! Неправда!». Он жаждал спорить, доказывать, опровергать каждую её фразу. Но постепенно, по мере того как он шёл по прохладному коридору, этот шумный внутренний бунт начал стихать. Ум, измученный борьбой, утих. И в образовавшейся тишине, к его досаде, начала пробиваться холодная, неприятная мысль: а что, если в чём-то… она все-таки права?

Направляясь в сад с секатором в руке, Виктор подошел к первому же разросшемуся кусту розмарина. Его резкий, пряный аромат ударил в нос. Он замер в нерешительности, орудие труда безвольно повисло. С какой стороны подступиться? Какой ветке дать жизнь, а какую обречь? Он зашагал вокруг куста, потом перешел к следующему, потом ещё к одному, как заколдованный. Мысли путались, сосредоточиться было невозможно. В отчаянии, с тихим стоном, он швырнул секатор в мягкую траву у дорожки. Металл глухо звякнул о камень. Не в силах смотреть на своё бессилие, он резко развернулся и зашагал обратно к дому. Вспомнилось: где-то на книжных полках у Георгия он мельком видел толстый том о стрижке декоративных кустарников.

Книга стояла на своем месте, среди других фолиантов по садоводству, пахнущих пылью и старой бумагой. Вытащив её, Виктор инстинктивно потянулся к тишине и пространству. Он направился к пляжу – почитать, отдышаться, переварить обед и мысли. Вдалеке, у самой кромки воды, прогуливались несколько женщин, клиенток центра. Их легкие, разноцветные одежды колыхались от легкого бриза. Они двигались медленно, неспешно, то погружаясь в беседу, то замирая, созерцая бескрайнюю синеву моря и неба. Картина умиротворения, столь контрастная его внутренней буре.

Виктор нашел сухое место на песке подальше от волн, сел, подтянув колени, и раскрыл книгу. Плотные страницы, схемы, фотографии идеально подстриженных живых изгородей. Он пытался вникнуть в текст, следить за стрелками на иллюстрациях, но слова расплывались. Его мысли, как намагниченные, снова и снова возвращались к Александре, к её кабинету, к её тихому, неумолимому голосу.

– Почему вы выбираете злиться? – эхом прозвучало у него в голове.

«Да, чёрт возьми, почему? – спросил он себя с новой силой, откидываясь на песок и глядя в небо. – Ведь я мог просто пропустить слова Олега мимо ушей. Кивнуть и забыть. Но нет… Я выбрал разозлиться. Я выбрал позволить этому ничтожеству испортить мне полдня, а то и больше».

Он обхватил голову руками, чувствуя, как песок осыпается с рук на шею. «Чёрт!» – вырвалось вслух. Эта проклятая эмоциональная импульсивность! Она была его проклятием, его тюрьмой. Как же он завидовал в такие моменты людям спокойным, уравновешенным, тем, кто не несётся по жизни, как ураган, сметая всё на своём пути. Как Александре… «Саша», – подумал он с горечью. В ней столько незыблемого самообладания, достоинства. Она несёт себя как королева, не опускаясь до уровня таких эмоциональных развалин, как он.

Виктор поднял глаза. Пока он предавался самобичеванию, небо изменилось. Исчезла безмятежная синева. Сначала появились редкие, рваные облака, похожие на грязную вату. Потом они сгущались, темнели, наливаясь свинцом. Небо начало затягивать грозовыми тучами, тяжелыми и зловещими. Он опомнился только тогда, когда над самой головой с оглушительным треском грянул гром, и ослепительная молния рассекла мрак. Гроза обрушилась внезапно. Виктор вскочил. Крупные, ледяные капли дождя хлестнули по лицу, по рукам, обжигая холодом. Он бросился к деревянным ступеням, ведущим вверх от пляжа. Навстречу ему налетел пронизывающий, свирепый ветер, рвущий одежду и сбивающий с ног. Дождь хлестал стеной. Виктор бежал, спотыкаясь, к своему домику – благо, он был недалеко. К тому моменту, как он влетел внутрь, захлопнув дверь за спиной, он промок до нитки, вода хлюпала в ботинках.

Войдя, он тут же сбросил промокшую одежду, оставив её мокрой кучей на полу, и шагнул под душ. Горячие струи смывали с него песок, липкую пыль сада и пот сегодняшнего дня – и физический, и душевный. Остаток дня он провёл взаперти, слушая, как дождь барабанит по крыше, заглушая все мысли. К вечеру ливень стих, оставив после себя пронизывающую сырость, но и Виктор чуть успокоился. Проголодавшись, он решил рискнуть и сходить на ужин.

Столовая встретила его теплым, жёлтым светом люстр и тихим гомоном. Официанты неслышно скользили между столиками. Клиентки в уютных кардиганах неспешно ужинали. Виктор вошёл, робко огляделся. Александры нигде не было видно. С облегчением он направился к свободному столику в углу, надеясь раствориться в тишине и поесть в одиночестве. Он уже с жадностью наложил себе вегетарианской лазаньи и вонзил вилку в первый кусок, когда возле его стола замерли две изящные ножки в тонких кожаных сандалиях на высоких каблуках.

– Простите, здесь свободно? – раздался над его головой мелодичный, чуть игривый женский голос.

– Свободно, – кивнул Виктор, с трудом проглатывая горячий кусок. Голод давал о себе знать.

Девушка плавно опустилась на стул напротив, словно делая ему одолжение. Яркое платье, густые белые волосы, тщательный макияж – она выглядела слишком нарядной для простого ужина.

– Маргарита, – представилась она, широко улыбаясь.

– Виктор, – ответил он, наконец прожевав.

– Вы новенький, я раньше вас здесь не видела. – Заявила она, изучая его взглядом с ног до головы.

– Да, я временно заменяю Георгия. Садовник.

– Ах, вы новый садовник! – протянула она с явным интересом. – Я инструктор по йоге.

– Ещё один? – не удержался Виктор, поднимая бровь.

– Да, нас здесь несколько человек, – весело подтвердила она. – А вы уже успели с кем-то познакомиться?

– С Олегом.

– О, Олежек! – воскликнула Маргарита, и её лицо озарилось теплой улыбкой. – Он такой душка, правда? Просто милашка!

Виктор поморщился, как от зубной боли, при одном воспоминании.

– Совсем наоборот. Мне он показался эталонным душнилой.

– Странно, – Маргарита надула губки. – Он всем обычно нравится. Очень душевный.

– Кроме меня, – сухо констатировал Виктор, снова обращаясь к своей лазанье.

Маргарита звонко рассмеялась. Её смех, легкий и серебристый, разнёсся по залу, заставив пару женщин за соседним столиком обернуться.

– Ну, как вам у нас? – продолжила она допрос, не обращая внимания на взгляды.

– Ничего, – буркнул Виктор, не отрываясь от тарелки.

– А сад? Он же просто шикарный, не правда ли? Настоящее чудо!

– Да, – кивнул он, заглатывая очередной кусок. – Что есть, то есть. Работа есть всегда.

Маргарита же, напротив, лишь вяло ковыряла вилкой в своей тарелке с каким-то салатом. Она едва притронулась к еде.

– А вы что, не едите? – спросил Виктор, покосившись на её нетронутую порцию.

– Что-то аппетита совсем нет, – вздохнула она театрально. – Так хочется чего-нибудь вредного, родного… Гамбургера! Или хот-дога с горчицей! А вам не хочется иногда? – Она заглянула ему прямо в глаза, ища сочувствия.

– Нет, – честно ответил Виктор, с аппетитом отправляя в рот ещё кусок вегетарианской лазаньи. – Мне здесь всё нравится. И, как оказалось, еда без мяса может быть очень даже вкусной.

– Здесь поначалу со всеми так, – Маргарита махнула рукой. – Но потом, когда привыкаешь к этой… полезности, начинает дико хотеться чего-то обычного, вредного, домашнего. Колбаски, например.

– Может, со временем и мне захочется, – пожал плечами Виктор, доедая последнее. – Но пока меня все устраивает.

Маргарита отодвинула тарелку. Её внимание, похоже, полностью занимал теперь Виктор, а не еда.

Насытившись, Виктор отодвинул стул, собираясь уйти.

– Уже уходите? – в голосе Маргариты прозвучало искреннее сожаление. – Жаль, а мне так хотелось ещё поболтать с вами. Может, прогуляемся? Воздух после дождя чудесный!

– Извините, – вежливо, но твердо ответил Виктор, вставая. – Я сегодня очень устал. Хочу лечь пораньше.

– Ну, тогда хотя бы позвольте проводить вас до вашего домика? – не сдавалась она, вставая следом.

– Я думаю, не стоит вам утруждаться, – отмахнулся он.

– Да что вы! Мне, наоборот, после ужина нужна прогулка! Для пищеварения! – настаивала она, уже подходя к выходу.

Виктор ещё раз взглянул на её тарелку – она съела от силы пару ложек салата. Усталость боролась с вежливостью. Вежливость победила.

– Ну… если хотите, – неохотно пожал он плечами.

Они направились к выходу. Проходя мимо дверей на кухню, Виктор краем глаза заметил стоявшего там Николя. Повар опирался о косяк, его темные глаза под густыми бровями провожали их долгим, задумчивым, неодобрительным взглядом.

Воздух после дождя был кристально чистым и пронзительно холодным. Маргарита в своём коротком, лёгком платье с открытыми плечами уже через пару минут начала заметно ёжиться. Её губы посинели, а по коже пробежала мелкая дрожь. Виктор, видя это, остановился. С неохотным вздохом он снял свою простую хлопковую рубашку поверх футболки и накинул её на плечи девушки.

– Ой! – ахнула Маргарита. Её тут же окутало блаженное тепло, оставшееся на ткани от его тела. Она инстинктивно глубже укуталась в рубашку, подняв воротник к лицу, и… вдохнула. Глубоко. Её глаза на мгновение прикрылись. Запах – чистого хлопка, мужского запаха, морского воздуха и чего-то ещё, сугубо викторовского – явно не остался незамеченным.

Виктор наблюдал за ней. Эта маленькая сцена – глубокий вдох, закрытые глаза – вызвала у него странное, неприятное чувство. «Они тут все как будто нюхачами работают», – промелькнула в голове глупая, раздраженная мысль. «Сначала Саша в огороде… теперь вот эта…» Маргарита ему определенно начинала действовать на нервы.

– Маргарита, идите к себе, – сказал он резковато. – А то совсем замерзнете. Простудитесь.

– Да… да, вы правы, – девушка встрепенулась, словно очнувшись. Она поёжилась. – Что-то совсем похолодало, а я, видимо, не по погоде оделась. – Она начала стягивать рубашку.

– Нет, нет, оставьте, – остановил он её. – Вернёте завтра. Доберётесь быстрее.

Маргарита кивнула, снова укутываясь в ткань.

– Спасибо. Спокойной ночи, Виктор.

– Спокойной ночи.

Они разошлись в разные стороны по влажным от дождя дорожкам, озарённым тусклым светом фонарей. Маргарита, кутаясь в чужую рубашку, быстро зашагала к корпусу для персонала. Виктор же направился к своему одинокому домику садовника, чувствуя лишь усталость и лёгкое, назойливое беспокойство.

[1] Доброе утро, моя дорогая!

[2] Душа моя!

[3] Никогда!

[4]Прекрати!

[5]Красавица

Глава 5

Виктор проснулся, резко зажмурившись от яркого луча, бившего прямо в глаза. Несколько секунд он лежал в оцепенении, не понимая, где находится. В воздухе пахло солью и сосной. Когда память наконец вернулась, он сел на кровати, скрипнув пружинами, и огляделся. Комната была залита холодным светом. Полная луна, огромная и бесстрастная, висела прямо в окне – именно она и вырвала его из сна.