Убегать непросто

– Погряз тут в некоторых вопросах, – торопливо ответил Денис.

Илья, не стесняясь, хмыкнул. Марина намазывала масло на хлеб, сбривая волны ножом. Это помогало отвлечься

– Ты бы пришел поскорее, а то с мамой что-то… Неладное. – Папа понизил голос. – Сама не своя эти дни, с Лекой поругалась, в больнице, может, что. Мне не говорит! Уж приходи…

– Приду, приду. Пап, извини, вторая линия.

Он не солгал, вторая линия настойчиво пробивалась в звонок. Денис нажал кнопку и уже спокойнее сказал:

– Да.

Голос в трубке спросил неожиданно громко:

– Выяснил, кто сидит у нас в магазетах?

– Гдееее? – спросил Илья, поперхнувшись соком.

Марина отложила нож и хлеб и, сложив руки на стол, стала внимательно слушать.

– В темнице. Тюрьме. Как еще тебе пояснить? Понял ты, кого я забрал?

Денис отметил, как побледнела девушка. Взглядом он умолял ее молчать. Илья подвинул к ней стакан с соком, но она не пошевелилась.

– Чел, я не знаю, кто ты, но ты глубоко попутал. Алиса – не близкий мне человек. Мы и виделись-то с ней раз, столкнулись случайно на фестивале.

– Тогда получается еще веселее. Одно дело – умереть за близкого, а другое дело – случайно оказаться не в том месте. Как думаешь, какие чувства ты будешь испытывать? Расскажешь потом?

Похмелье как рукой сняло. Теперь Денис чувствовал себя так, будто ему бьют молотком по пальцам.

– Знаешь, я давно был уверен, что все разговоры прослушиваются, сейчас и проверим! Позвоню в полицию, пусть они тебя поймают. Ты думаешь, что всесильный, что ли? Думаешь, все можно?

– Я не думаю, я знаю. Видишь ли, Денис. Алиса решила отправить Марине письмо, в котором сообщает, что со своим другом перебирается в Москву, позвонит, как только найдет работу. Кому при таких обстоятельствах нужно будет брать на себя ответственность и заводить дело? Человек взрослый, строит свою жизнь. Так что в полицию можете обращаться сколько угодно. Соцсетям Алиса о переезде тоже сообщила. Ну, бывай, Денис.

– Постой! Ты же сказал, что я могу извиниться, и тогда ты отпустишь ее. Извини! Я извиняюсь! Извини!

Трубка помолчала и ответила:

– Я передам.

Это была катастрофа. Если хмырь не шутит, он и вправду вознамерился убить Алису. Сначала речь шла всего-навсего о похищении, а сейчас – убийство. Снова захотелось к Ветрову, но теперь уже не уйдешь. Не уйдешь от этих перепуганных кошачьих глаз, которые, слава яйцам, по крайней мере, еще не налились слезами. Не уйдешь от ответственности за ту девушку, которая стала жертвой шутки, безобиднейшей шутки. Не уйдешь от моря собственных мыслей. Что делать?

Шэнь всматривался в огонь, распоясавшийся и танцующий безумный танец в камине, словно искал ответ на вопрос: что делать? Мальчик напуган, цель достигнута, он добился своей цели и отстоял честь Востока. Однако удовлетворение не наступало. Ему казалось, он упустил важное, не закончил дело и теперь оно противным шмемлем вьется у уха, не давая успокоиться. Сзади послышались шаги. Роман вернулся и, не глядя на Шэня, стал подниматься по лестнице.

– Не хочешь, поговорить о вчерашнем?

Мальчик упрямо поднимался вверх, и Шэнь вдруг заметил, как он вытянулся за лето. Скоро будут одного роста, наверное. И в плечах раздался. Растет… На последней ступени он остановился и, не оглядываясь, сказал:

– Я Ване передал записку. Там все, что я думаю. Если ты считаешь меня слишком нервным для разговоров, тогда буду писать.

Сцена, разыгравшаяся вчера, была жуткой. Одной из тех, что оставляют в душе человека незашитую дыру, сквозь которую быстро выдувает отношения между людьми. Иван, как всегда, забрал Романа из школы. Вечером должен был прийти тренер по боксу, но Роман домой не спешил – заезжали в магазин техники. Ваня и Рома обсуждали дела дневные: почему учительница не разрешает выбрасывать засохшие кактусы с окон, стоит ли приглашать Матвееву на «Фантастических тварей», брать ли оригинальные джойстики на PS.

– Представляешь, меня на хостинге майнкрафта забанили сегодня, – сказал Иван.

– Да гонишь! – тут же забыл о Матвеевой Роман.

Это был их общая от отца тайна – сетевые видеоигры. Роман знал, что его хобби вряд ли будет оценено, ведь оно не несет в себе ничего полезного для будущего. Поэтому он скрывался, как мог, рассказывая отцу о своих разных увлечениях, а поездку на чемпионат в прошлом году Иван придумал спрятать за восьминедельными языковыми курсами в США. Отец ни о чем не догадался, и Рома был безмерно благодарен Ивану за это.

– Спалился на мультиаккаунте. Так что я теперь временно забаненный. Думал от скуки на нашем с тобой любимом паблике посидеть, а там цирк такой.

– В смысле? – насторожился Рома и тут же попросил водителя, – дядь Юра, сделайте погромче, песня хорошая.

Стриженый под ежика мужчина коротко кивнул, и по салону разошелся тягучий голос Лагутенко с его невестой.

– Ну, короче… – понизил голос Иван, – тот пост, что хозяину не понравился, удален. Вместо него простая картинка про китайский новый год. Я в комментариях посидел, пишут, что пост несколько раз возвращался и пропадал. Но даже не это главное.

– Не тяни, – придвинулся к нему ближе Рома.

– Там тоже было в комментах, потом стерли, что новые посты пишет не этот парень, на его место другого поставили. Официальной информации нет, но по стилю шутки реально отличаются.

Иван отвернулся к окну, изучая плиты на еврейском кладбище. Что ни говори, а покойникам среди города шумно. Но зато и вид у них – что надо. На самую протоку! Если Ромка сегодня с учителем будет, а хозяин дома, можно отпроситься и с Настюхой в кино на «тварей» рвануть. А то она обижается, что он столько времени тратит на работу без шансов на карьерный рост. Эх, Настюха, не понять тебе, единственной у родителей, что такое большая семья и в другом городе. Ромка сильно напоминал ему младшего из братьев, Олежку. Тому было пять, когда Ивану пришлось уехать. А сейчас уже небось усы пробиваются первые. Ладно, это все мелочи. Он подергал себя за колечко в ухе и ощутил, как Ромка к нему прижался.

Шэнь оказался дома. Он сидел в своем кабинете, за столом из красного дерева, расписанным вручную старым мастером из Сычуаня. На нем была надета классическая китайская рубашка, а сверху повязана ажурная белоснежная салфетка. Разряжался Шэнь только по особым случаям – как сейчас, заключив отличную сделку или отмечая семейные торжества. Перед ним стояло несколько тарелок с различными блюдами: виднелись конвертики с креветками и конвертики с угрем, кусочки утки с соевым соусом, лапша в красном соусе, капуста в устричном соусе. Отдельно высилась приличная горка чуть влажного от свежей зелени риса. Блестел белесым салатовый торт из тысячелистника. Виднелись два глиняных чайника – один с престарелым пуэром, второй –с тегуаньинем, последним криком моды среди молодежи на Востоке. И, конечно, бутылка с мятной соленой газировкой, без которой Шэнь не начинал обед. Он накладывал себе понемногу из каждой тарелки, медленно прожевывая каждый кусок. Ромка влетел прямо с улицы, не сняв даже кроссовок.

– Папа, это ты настучал на паблик про шутки?

Отложив вилку (к палочкам, увы, он так и не привык), Шэнь внимательно посмотрел на сына. Взбудоражен, глаза метают молнии, в руках смартфон. Где, где то спокойствие, которому он обучает дом?

– Перестань, пожалуйста, использовать жаргонизмы. Ты знаешь, мне это не нравится, – ответил он. – Это был я.

Рома широко раскрыл рот. То, что он услышал, явилось для него неожиданностью. Да, он подумал в первую очередь на отца, но всерьез не верил. Думал, сейчас услышит ответ, ухватит кусок тысячелистного торта и ноут включать побежит.

– А ты понял, что благодаря твоему упрямству человек остался без работы? Твой каприз. Ну что твоим китайцам, интересно, что ли, че там про них русские шутят?

– МНЕ важно было, – глаза Шэня блеснули нехорошим огнем, – религия не является поводом для шуток. И я об этом заявил честно, но меня не послушались. Ты знаешь, я привык идти до конца, если считаю себя правым.

– Знаю. Ты поэтому Кристину выгнал в прошлом году, хотя она тебя любила. Просто ты слушаешь только себя и только ты прав. Но ты не прав, папа! Не прав, слышишь!

– А ну-ка помолчи, – сквозь зубы, но все еще спокойно сказал Шэнь. – Кристина хотела слишком многого. Замуж хотела, детей. Родить мне наследника. Твоей матерью и ее требованиями я пресытился и не собирался влезать в еще одну историю. Поэтому мы и расстались.

– Ха, расстались. Да ты ее усадил в машину с одним чемоданом, и все. Выгнал! И Дениса также, как собаку, не подчинился тебе, понимаешь. Меня, наверное, тоже когда-нибудь выселишь, да?

– Иван, – нимало не интересуясь, слышал ли он их и был ли в комнате, бесстрастно сказал Шэнь. – У Романа нервный срыв, он чересчур возбужден. Отмени бокс, заставь его принять ванну и выпить лекарственный настой. Пусть поспит. Возможно, потом буря уляжется.

«Пардонь, Насть, опять вечер не сложился», – подумал Иван, уводя беснующегося мальчика.

Не сложился он и у Дениса. Опустим момент объяснений, шок Марины, психи Дениса. Скажу только, что Илье потребовалось немало сил и почти целый чайник каркаде, чтобы успокоить обоих, примирить и посадить за стол. Сам он был восхищен Мариной. Женщина сильная, ничего не скажешь. Слезы удержала, торшером не врезала никому, восклицаний не было. Только замерла минут на пять в памятник. Спросила у Дениса, зачем он уперся рогом. И тут уж понеслась… Денис развел целый театр на тему «моя жизнь, что хочу, то и делаю». Упертый насмерть, хоть бы кого послушал!

– Что вы предлагаете? – спросил Денис, устав спорить.

Несмотря на пиво и порцию горячего борща, похмелье продолжало молоточками стучать по вискам, противно поднывая в позвоночнике.

– Ты должен поговорить с главредом, он наверняка знает, кто этот человек, если так его испугался, – сказал Леня.

– Да, поговори с главредом, – согласился Рафаэль со стены.

– Может, хотя бы ты помолчишь? – спросил Денис у портрета.

– Я считаю, ты должен пойти со мной в полицию, – решительно заявила Марина. – Расскажешь про звонки с угрозами, объяснишь про Алиску.

– С ума сошла. Довериться полиции? В маленьком городе? Если чувак настолько силен, что может запугать редактора известного, то уж полиция явно с ним заодно. Я уверен, он бы не похитил твою сестру, если бы чего-то боялся.

– Что за бред? – возмутилась Марина, – мы же не в девяностых живем!

– Интересно, если исправнику не доверять, кому доверять? Ты болтай, а на законы не скалься, – поддакнул Илья.

Посмотрев на них, как на маленьких детишек, Денис сказал:

– Да полно примеров, щас че-нибудь вспомню.

Эта история произошла уже давненько, но в городе она до сих пор на слуху. Она стала одной из тех легенд, что плавают по городу из года в год, обрастая все большими придуманными подробностями. Две молодые девчонки возвращались с подготовительных курсов домой. Обе получили отличные оценки за рефераты и отдельную похвалу руководителя, который входил в приемную комиссию института. Остановившись на светофоре, заспорили, стоит ли покупать чертежную бумагу для выпускной работы. Магазин как раз находился, через улицу, но не суждено им было перейти дорогу. Конец проспекта оглушило ревом двигателя, на который, кажется, давили со всей молодой дури. Двое лихачей играли со смертью наперегонки, но она всегда окажется победителем, даже если придется забрать кого-то другого. Поскользнувшись на мокрой дороге, безумец дернулся на тротуар и снес девчушек. Колеса протащили еще живых девушек метров двести. Выбегая, круглолицый парень с носом-картошкой, бросил сквозь зубы вслед унессшемуся красному джипу: «проиграл». Спустя два часа потрясенный отец толстяка раздавал интервью, в которых клялся покарать безалаберного сына, имевшего в загашнике, восемнадцать штрафов за год. И все ему поверили, ведь не может же врать людям главный врач одной из самых известных больниц города! И случился спектакль, лицемерный, растянувшийся на пару лет, протащивший за собой несчастных родителей. Отец исправно давал интервью, заседания за закрытой дверью длились часами, а сам малец с лицом Антошки пытался не скалиться прямо в камеры. Итогом стал приговор в четыре года в колонии поселения. Толпа негодовала, родители смирились. Главврач на своем посту, а был ли мальчик в колонии – доподлинно неизвестно.

– Вот и не верь потом в силу денег и репутацию, – заключил Денис. – Знаешь, какая огласка была у дела? Сколько петиций? Сколько людей ему рожу хотели разбить? И все равно сделать ничего не смогли. Вот и вся история.

– Судьба-то у мальчишки сломана. Уверена, он мучается совестью. Бог его накажет, – сказала Марина.

– Если с Алисой что-то случится, тоже так смиренно ответишь или будешь требовать наказания убийце?

Денис спросил, и испугался своей глупости. Но в нем засел какой-то червячок противоречия и, несмотря на то, что глаза Марины, все это время остававшиеся сухими, наконец налились слезами, он не спешил исправить ситуацию. Встал и достал из холодильника ледяной фанты.

– На Бога надейся, а сам не плошай, – снова вмешался Илья. – У меня есть предложение и, если Денис его не поддержит, то я сам все сделаю.

Он развернул ноутбук, стоявший до этого экраном к нему. В открытом вордовском файле светился текст.

«Уважаемые товарищи! Обращаюсь к вам, потому что случилась беда. Нашу подругу похитили. Вы подумаете, что это шутка или обман, но это правда. Я, Денис den781, вы знаете меня по паблику «шутки – радио». Если заметили, то после поста про китайский новый год я исчез. Кому-то, я не знаю кому, не понравилась шутка про Иисуса, и мне начали угрожать. Когда я не поддался врагу, меня уволили, а мою девушку похитили. В отделении полиции заявление примут только к вечеру, но мы уже сейчас можем сделать многое. Распространите объявление, посмотрите на фото. Может, ваш товарищ видел девушку, может, вы что-то знаете. Не проходите мимо беды, соединение спасет жизнь!»

– Алиса не моя девушка! – возмутился Денис.

Рафаэль закатил глаза:

– Ты все время споришь. Прими уже мир таким, какой он есть.

– Да-да, – поддакнул Илья, – ну приврал малеху, народ же любит страсти.

– Где ты научился писать вообще? Нашелся умный тут, – бурчал Денис, меряя комнату шагами. Тошнило по-прежнему, но после «Фанты» голова перестала болеть.

– Не все вилами махали да коров пасли. Бывали и другие, – ответил с достоинством Илья.

Несмотря на панику, сдавливавшую глотку, Марина не переставала исподтишка разглядывать Илью. Женским чутьем она угадывала, что сразила его наповал, но в то же время чувствовалось, что манера говорить и держаться – не бравада и не актерская игра, а настоящее. Странный он какой-то. Чудной. Как не сегодняшний. И живут они в однушке с Денисом. И диван тут только один….

– Я предлагаю отправить прямо сейчас. У тебя в подписчиках двадцать тыщ, каждый посмотрит, переотправит, уже будет шумок!

Наконец вступила Марина. Солнце заглянуло в комнату, и высветило ее каштановые волосы. Лицо выглядело решительным, словно, не у нее, а у Дениса случилось несчастье.

– Согласна с Ильей. Денис, послушайте. Я понимаю, что у вас в жизни случился коллапс, от которого вам плохо. Но подумайте. Алиса – единственный близкий мне человек. Родителей у нас нет, родственники далеко. Если ее не будет, то я… Я… – Марина умоляюще посмотрела в сторону булькающего чаем Дениса и сглотнула, не продолжив мысль.

– Я тоже сирота, – неизвестно к чему вставил Илья.

Денис допил «фанту», громко вздохнул, закрыл глаза и откинулся на стул. Комната в напряжении уставилась на него. Окно было закрыто, и с улицы не раздавалось ни звука, будто весь мир замер вместе с этой комнатой. Где-то там, в другой реальности Шэнь читал любимую прозу.

«Седой старик –

Варю вино из проса.

Стучится дождь

У моего окна.

Я на судьбу

Не взглядываю косо:

В уединенье

Слава не нужна».14

– Отправляй, – сказал Денис.

Глава 9

Был очень теплый для марта вечер, когда Шэнь вышел из машины. Здесь мало что изменилось с лета: те же пятиэтажки вдоль дороги – развалюхи хрущевского периода, в которых бурлила жизнь. Новоиспеченные фонари высвечивали куски земли, торчащие из асфальта во двориках. Детских площадок, правда, поприбавилось, цвет их радовал глаз, и, несмотря на поздний час, кое-где были слышны детские голоса. От остановки осталась лишь лавка, с перевернутой мусоркой. Обогнув дома, он оказался у ларька. Надпись «Людмила» и остальные плакаты на нем давно выцвели, а сам он словно бы сузился. Внутри все было, как и раньше – холодильник с мороженым и бумажными котлетами, ряды «марсов» и «обыкновенных чуд» вперемежку со сладкими часами и чупсами. Разноцветным фейерверком свисала неизменная чурчхелла, за которой прятались крабовые чипсы и сухарики. Когда-то Шэнь брал по вечерам здесь теплый батон, который привозили обычно часам к пяти, бутылку спрайта и банку морской капусты.

– Бутылку минералки в стекле. Любую.

Прошло много лет. Вкусы Шэня порядочно изменились, и сладкой газировкой его не заманить. Но было видно, как выходя из ларька, он утрамбовывал в кармане глазированные сырки. Человек не человек, если у него нет маленькой тайны….

Теперь можно и вывернуть к тому месту, ради которого он отпустил водителя и сел за руль. Асфальт заканчивался у древней таблички «Променад» с небольшой припиской об осторожности со змеями, которых тут никогда не водилось. Тонкая подошва туфель легко пропускала уколы острых камней, и он невольно поморщился, но шаг не убавил. Всего через минуту перед ним расстелилась река. Она смотрел с высоты гор на Енисеевы черные воды, широкую ленту, неизвестно куда бегущую веками, и ощущал, как к нему возвращается детская беспомощность. Он прибегал сюда в минуты нечаянных обид и жестоких слов, часами следя за утекающими водами. Туда выбрасывал он все свои горести, отправляя их в дальний путь, омывающий все. Послышался глухой стон колоколов. Он повернул голову на звук и увидел, что на соседней горе выстроили златоглавую. Хорошее место. место силы.

Шэнь стоял на краю высокой-высокой горы. Одной из тех, что поясуют город, баюкают мягкой колыбелью, материнской песнью таежных деревьев, совиным писком, медвежьими бурями. Гора опасная, обманчивая, иному шепчущая, будто он покоритель природы, ее известный повелитель. Но стоит сделать шаг, и ты летишь в пропасть, по острым, гордым камням, вспоминая о том, что ты лишь субстанция среди непоколебимых, тысячелетних преград. А можно преклонить голову, опустить глаза. И увидеть бесконечно длинную, затянутую в многовековой философский спор, реку, к которой припадает по обе стороны пояс горный, дабы утолить жажду. Он слушает и слышит зов ее, мольбы о том, что одиночество ей не по силам, и теснее, теснее становится горная гряда, все ближе и ближе к речке.

В субботний вечер здесь обычно много народу, но к приходу Шэня от них остался лишь мусор у скамьи да едва тлеющее пепелище с заплывающим далеко привкусом шашлыка. Он присел в надежде, что тепло человеческих тел еще осталось на скамейке, придвинув мусор ближе к себе, чтобы забрать после и задумался, внимая вечернему шепоту уставшего от февраля ветра. Всего несколько дней прошло со дня этой истории, а жизнь сильно изменилась. Ему, Шэню, не впервые поступать по своему разумению, сметая все на пути, но никогда еще он сын не вмешивался в его дела.

Он вырос здесь, в маленьком сибирском городке, на склоне великой реки, где так любили они играть в детстве. Уступив родительской воле, Шэнь поступил на факультет иностранных языков, хотя мечтал о математических науках. Интерес пришел постепенно, вслед за бессонными ночами, за расшифрованными иероглифами, за первыми выученными словами. В институте его хвалили. Он был послушным и прилежным студентом, к тому же, неплохо разбирался в кино. Первым из курса он прочел без перевода Конфуция, первым посмотрел «Подними красный фонарь» без субтитров, а им болели тогда все на курсе, но преподаватель нашел вариант без сабов. Отличные оценки и поручительство декана позволили ему отправиться по обмену в Китай, где он и встретился со своим будущим.

Семья, где он проживал, занималась пошивом свадебных платьев. Искусно вышитые кружевом, нежно-кремовые, с тончайшей фатой, при этом, продавались дешевле тех, что привозили в Россию, это Шэнь знал точно, объездив перед Китаем все магазины для свадьбы сестры. Челночники были никому не в новинку, но Шэню пришла в голову другая идея. За эксклюзивно сшитые свадебные платья невесты выложат сколько угодно, а уж если они будут «оттуда»…

Заручившись поддержкой отца, он привез несколько платьев в город и продал и в два раза дороже. Сарафанное радио сработало быстро, Интернет-покупки и свадебные салоны тогда еще не имели массового распространения, и дело пошло ладно. Шэнь сейчас имел три салона в Сибири, и вел дела в Китае с хозяином той семьи, где жил.

Для Шэня он был богом. Звали его Деминг15, и он соответствовал своему имени. Невысокий, с вечной сигаретой в руках, он шитья он не касался, но умел организовать трех дочерей и жену так, чтобы не страдали ни производство, ни домашние дела. Когда Шэнь появился в семье, у них было собственное ателье, где они прошивали по нескольку платьев в неделю.

Сын Деминга учился в России, считая, что русский зык для Китая – будущее, так, собственно Шэнь и оказался у него. Лицо у него было неестественно длинное для китайца, как и его брови, словно с самых гор Кавказа спустившееся на лоб. Почти всегда он улыбался, обнажая округлые скулы. Правда, улыбка эта скорее наводила ужас, нежели располагала к себе – слишком уж недобро смотрели глаза..Он будил Шэня тем, что сам рубил дрова для бани, которую выстроил в русском стиле. Два утренних часа он посвящал парилке, утверждая, что согретое нутро дает силы для работы. Помимо ателье он имел бизнес – экспорт табака и кофе. Счеты всегда вел сам и никому не доверял.

Долгое время он не замечал Шэня. Едва кивал, если оказывались за столом, а встретив во дворе, и вовсе мог пройти мимо. Часто приходил, когда в квартале гасли последние фонари, разогревал еду и долго курил едкие папиросы. Заметив однажды свет в кухне, Шэнь стал заваривать чайник и оставлять на столе. Сам он тоже не рано оказывался в постели, то досветла дописывая рефераты, то подрабатывал переводами на русский для мелких компаний.

Присутствие твердой руки хозяина ощущалось во всем: и в белоснежных, пахнущих речной водой простынях, в точнейшем до минуты распорядке дня семьи, в трех парах чистых тапочек, всегда выжидающих у входа, и много другом. Именно таким и должен быть глава дома. Он сравнивал Деминга и своего отца – и не в пользу последнего. В доме у него царил матриархат. Отец предпочитал существовать под пяткой сначала у своей матери, потом – у жены. Мама главенствовала абсолютно, пользуясь одним правилом – «никаких споров». До десяти раз за день могли услышать эти слова Шэнь с отцом, хотя и не пытались спорить. До поездки Шэню не приходило в голову того, что можно не подчиниться, во многом потому, что он считал нормой то, что было в их семье. Сестра рано сбежала замуж, сейчас уже, правда, во втором браке, потому как первый, как сейчас думал Шэнь, был просто побегом. И, глядя, как жена приносит чай распаренному Демингу, выслушивая список дел на день, он чувствовал, что прозревает.

В очередной раз думая о том, что по возвращению он женится на Ирке вопреки матери, он заливал кипяток в заварник. По правилам, первый кипяток лишь ошпаривает лисит, и его надо слить. Лишь во второй раз можно почувствовать вкус листа, раскрыть чай. Сегодня, как назло, ему не повезло. Мало того, что он задержался с переводом статьи про ортоматрасы, так еще и кипятка в чайнике не оказалось. Пришлось ставить воду заново.

– Ты хорошо, Игорь.

Шэнь вздрогнул и пролил немного кипятка на стол. За столом сидел хозяин дома. Устало снял шляпу и снова закурил. Когда только вошел, ведь секунду, как отвернулся от стола? Голос у него был низкий, с подрагиванием. Вместо Игоря у него вышло «Игааал».

– Я-то все думал, жена мне так подсластить решила поздние возвращения. Крутил все, думал, спросил. Она-то и сказала, что это гость наш такую услугу предоставляет. Правду говорят, рожденный в год собаки найдет себе работу.

Шэнь смущенно промолчал, лишь потом сообразив, что забыл ответить на приветствие. Глядя прямо в глаза, он поставил на стол чайник и стакан.

– Сянь-шэн16, разогреть еду? Сегодня нюй-ши17 готовила вонтоны18.

– Окажи услугу.

Хозяин по-прежнему смотрел на него внимательно, пронзая взглядом, как угольком папироски, дымящейся у него во рту. В присутствии этого человека Шэнь ощутил себя мальчишкой на линейке первоклассников. Быстро, но не мельтеша, он достал из холодильника вонтоны и, разогрев фритюр, бросил несколько штук. Запахло маслом и рыбой. Взбил соевый соус с яйцом и парой капель жидкого кайенского перца, присыпал вонтоны зеленью и поставил перед Демингом. Тот одобрительно хмыкнул, бросил папиросу в банку и принялся за еду. Шэнь пристроился справа от хозяина, в углу стола, налив себе кружку свежего пуэра. Ему нравилось наблюдать за тем, как ест этот усталый человек: властным движением сжимает вонтон и топит его в соусе, затем целиком отправляет в рот, умудрившись не испачкаться и с хрустом прожевывает, уже потянув следующий. Одно удовольствие! Видно было, что еда доставляет ему истинное удовольствие. Отец всегда жевал медленно, словно лошадь в стойле, при этом выражение лица у него было равнодушное, чуть ли не жалобное. Управившись с вонтонами, он снова закурил, глядя на глядя на картину с синьгой в пруду. Где-то в глубине квартала ругались соседи, верно снова обнаружив, что дочь сбежала к любовнику. Молчание прервал хозяин.