Закон подлецов

Ни о каком дополнительном расследовании, понятное дело, он и мысли не допускал, а подготовил документ, где в свирепых и яростных выражениях высказал недоверие не только судье Ашерову, но и всему составу Фоминского городского суда, в связи с чем дело передавалось для рассмотрения в суд города Молотов. Валерий Ефимович не сомневался, что в этом суде к «делу Лисиной» проявят должное отношение.

Глава тридцать шестая

Проявить «должное отношение» было поручено судье Алле Виленовне Дерюгиной. Поддерживал ее в этом, направлял, а когда надо – и руководил полковник генпрокуратуры Руслан Вадимович Медведев.

Алла Виленовна судьей работала много лет, а потому полагала, что из обычного судейского кабинета ей давно уже пора перебраться в апартаменты председателя суда, причем отнюдь не заштатного городка Молотова, а выше, значительно выше. Изучив дело и без труда поняв, на кого направлен главный удар, Дерюгина вздохнула: «или грудь в крестах, или голова в кустах» – это теперь про нее, иначе не скажешь. Впрочем, выбора у нее не было, даже такой «малости», как еще раз отправить дело на доследование, ее и то лишили. Ну а поскольку своя мантия ближе к телу, то оставалось одно – выполнить и доложить.

Старая морская поговорка гласит: «Собаке снится кость, а море – моряку». Прокурорскому полковнику Медведеву снились генеральские звезды. На пути к заветной цели Медведев споткнулся лишь один раз. Но его величество случай помог, он даже ушибся не больно. Такого громкого, резонансного дела он ждал, был к нему готов, как спортсмен к решающему забегу; пребывал в спокойной уверенности, что справится.

Среди тех подлецов, что на протяжении четырех лет ломали, корежили жизнь Александры Лисиной, Дерюгина и Медведев были не подлее других, поскольку подлее уж некуда. Жребий судьбы выпал так, что именно они должны были нанести последний, решающий удар. Оба – специалисты отменные, грамотные, а когда зло творит человек умелый, это опасно вдвойне. Они понимали, что приговор должен быть, а, следовательно, будет, – только обвинительным. Средства, как им и положено, в данном случае лишь оправдывали цель.

***

Практически в первый же день суда Алла Виленовна отчетливо поняла, что средства ей достались абсолютно негодные. Шестьдесят свидетелей, вызванных в суд, все, как один, заявили, что с Лисиной не знакомы, в глаза никогда не видели.

Следаки снабдили прокурора протоколом допроса дочери Аникеева, этой законченой наркоманки, которая утверждала, да и не утверждала даже, а так – полагала, что ее отец Николай Архипович Аникеев знаком с отцом Лисиной Сергеем Анатольевичем Михеевым. Из чего Медведев сделал глубокомысленный вывод, что и сама Лисина с главарем ОПГ Аникеевым, несомненно, была связана преступным сговором.

Адвокаты потребовали, чтобы дочь Аникеева была вызвана и допрошена в суде, но выяснилось, что она исчезла в неизвестном направлении, бросив при этом двух своих детей. Пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, прокурор заявил, что достаточно протокола допроса во время следствия. И если свидетеля найти и вызвать в суд не удалось, то нечего на это время тратить.

– Даже если учесть, что предприниматель Михеев был знаком с предпринимателем Аникеевым, это вовсе не означает, что с ним была знакома Александра Лисина, – говорила адвокат Тамара Геннадьевна Быстрова. – Разве дети любого из нас знают всех наших знакомых? Утверждать подобное абсурдно. К тому же неоднократно допрошенный по этому поводу господин Аникеев отрицает знакомство с Лисиной. И здесь, в зале судебного заседания, я еще раз спрашиваю Николая Архиповича: вы были знакомы с Александрой Лисиной?

Поднявшийся Аникеев ответил:

– С Александрой Лисиной знаком не был, впервые увидел ее здесь, в зале суда.

***

С первого дня суда и до последнего, а длился он больше года, прокурор Медведев ни разу не приехал в Молотов вовремя. Как правило, он опаздывал на два часа, не дав себе труда хоть раз свое опоздание хоть чем-нибудь объяснить или паче чаяния извиниться. Ждали адвокаты, в подвальной камере томились не спавшие всю ночь подсудимые – Медведеву на это было наплевать. Он должен был показать, кто здесь главный. И показывал.

Судья Дерюгина хотела, что называется, проявить характер, но сама же себя и урезонила: а может, оно и к лучшему, хочет командовать, пусть командует, всегда будет на кого сослаться. И все же, после эпизода с дочерью Аникеева, Алла Виленовна не сдержалась.

– С такими доказательствами, Руслан Вадимович, мы далеко не уедем, – упрекнула судья прокурора, когда в перерыве они зашли в ее кабинет.

Были времена, не такие даже и далекие, когда участники процесса – будь то прокурор или адвокат – и помыслить не могли, чтобы зайти в кабинет к судье в перерыве между заседаниями. Сегодня и в этом никто, даже сами судьи, ничего дурного не видит.

Проходя мимо кабинета Дерюгиной, адвокаты увидели в открытую дверь, как, развалясь в кресле, безмятежно потягивает кофе Медведев. Один из самых старших по возрасту адвокатов, когда-то он сам много лет проработал судьей, заметил глубокомысленно:

– До тех пор, пока прокурор будет заходить в зал судебного заседания, выходя из кабинета судьи, в России правосудия не будет.

***

Замечание судьи по поводу недостаточных доказательств было вызвано не более чем минутным раздражением. И Дерюгина, и Медведев понимали, что вдаваться в мельчайшие детали попросту опасно. Адвокаты в процессе участвовали въедливые, вступать с ними в полемику было рискованно. Они и так уже с первых дней вцепились в тех свидетелей, которые приобретали земельные участки. Именно приобретали, а не так, как Саша Лисина – лишь намеревалась их приобрести. По логике событий это Лисина должна была выступать сейчас в суде в качестве свидетеля, а обладатели земельных участков – в качестве подсудимых. Но у подлецов свои законы, логическому осмыслению они не поддаются.

Одним из самых ключевых вопросов оставался статус проданных земельных участков. Техническое заключение, которое предъявили адвокаты, не оставляло сомнений, что земля давно находится в частном ведении. Прокурор доказывал обратное – земля принадлежит государству. В судебном заседании раз за разом объявлялись длительные перерывы, иногда они затягивались больше, чем на месяц. Попытки защитников узнать, чем вызвано такое откровенное затягивание процесса, ни к чему не привели. Вот тут судья Дерюгина была непреклонной и свои действия комментировать не собиралась.

Во время многочисленных перерывов прокурор Медведев гонял и в хвост и в гриву следователей, требуя, чтобы они где угодно, как угодно раздобыли доказательства принадлежности земельных участков к Лесхозу, то бишь к государству.

Там, где ничего не положено, нечего взять. Вытряхнуть из рукава доказательства не получалось, вновь и вновь приходилось стряпать многочисленные фальшивки, подтасовывать документы. Как только в суде оглашалась подобная «липа», адвокаты немедленно заявляли протест, писали жалобы. «Возражаю», – мгновенно реагировал прокурор на любой выпад защиты. «Жалобу отклонить», – вторила ему судья.

После очередного перерыва в суд была представлена так называемая землеустроительная экспертиза, проведенная следствием. Следователи не нашли ничего лучшего, как заказать экспертизу частной лавочке, какому-то безвестному унитарному предприятию. По сути дела на «месте преступления» побывали посторонние люди, которых туда и пускать-то было нельзя. Вредные адвокаты докопались, что эту с позволения сказать экспертизу санкционировала Ганибалова, а назначила бывший руководитель следственной группы Сорокина, хотя дело из следственного управления давно ушло и никаких полномочий у обеих уже не было. Адвокаты в свою очередь потребовали, чтобы суд еще раз рассмотрел фотографии, сделанные специалистами в лесном массиве. Нетронутом массиве леса, куда по-прежнему не ступала нога человека. Судья не отказала, фотографии еще раз рассмотрела, ушла на перерыв. Разумеется, в сопровождении прокурора. Через часик, торопиться-то некуда, вернулись. Дерюгина огласила решение: принять за основу выводы землеустроительной экспертизы, сделанные специалистами унитарного предприятия.

Выяснять досконально, кому принадлежат земли – Лесхозу или населенным пунктам, –кому и в каком размере был причинен ущерб, если он вообще кому-то был причинен, суд не стал. Тем более, что иск Лессхоза как отсутствовал раньше, так и в ходе судебного заседания не появился.

Александру Лисину обвинили в том, что она, в составе организованной преступной группы, совершила преступление, завладев государственной землей, чем нанесла государству значительный ущерб.

Ни с кем из обвиняемых по этому делу Лисина знакома не была, никто из обвиняемых по данному делу с Лисиной знаком не был. Этот факт сомнений вызывать не должен, поэтому судья и прокурор предпочли его просто игнорировать и обходить молчанием. Государственная структура себя потерпевший стороной не признавала, исков никаких не предъявляла. Стоимость земель, а стало быть, и размер ущерба, установить не удалось. По закону, по справедливости, по совести Лисину следовало освобождать. И совесть в данном случае была бы категорией не моральной, а сугубо законодательной. Ибо в российском законодательстве записано, а стало быть, неукоснительно должно выполняться:

«СУДЬИ ОЦЕНИВАЮТ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, РУКОВОДСТВУЯСЬ ПРИ ЭТОМ ЗАКОНОМ И СОВЕСТЬЮ».

Но это по закону, по тому самому, по которому вершится правосудие. А по закону подлецов – закону кривосудия – суд, неправедный, лживый и жестокий, продолжался. Да даже не суд – судилище.

Глава тридцать седьмая

Прокурор Медведев особо упирал на то обстоятельство, что в ноутбуке Лисиной были обнаружены неопровержимые свидетельства ее причастности к преступной группе и незаконному приобретению земельных участков. Ту экспертизу проводил прикомандированный к следственной группе полковник Чистяков. Выйдя из здания ФСБ, где под бутылочку коньяка проводилась «экспертиза», Роман Алексеевич сразу же сказался больным и, под предлогом срочного обследования, так стремительно улепетнул в родной город, что только пятки сверкнули. Как кошмарный сон хотелось ему забыть о том, что происходило с ним в Москве. Эти помыкания бабищи по прозвищу «Канибалова», идиотские поручения, что давала ему, полковнику, девчонка в погонах капитана. Чистякова корежили эти воспоминания вовсе не от того, что жизнь свою он посвятил борьбе за справедливость и готов был жертвовать собой за правое дело. Ну уж нет! Ему хотелось спокойной жизни, простой и понятной – с рыбалкой по выходным, преферансом с друзьями, отпуском на берегу теплого моря. И поэтому, когда ему позвонил из Москвы прокурор Медведев и категорически заявил: «Не вздумайте в Москву приезжать, а лучше всего возьмите отпуск и куда-нибудь на месяцок скройтесь», – Роман Алексеевич мгновенно упаковал дорожный чемодан.

Лишь два месяца спустя, под напором адвокатов, Дерюгина вынуждена была дать согласие на допрос свидетеля Чистякова. Но поскольку приехать в Молотов по «объективным» причинам свидетель так и не смог, допрос пришлось проводить по аудиосвзи. Адвокаты Саши – Тамара Быстрова, Наталья Смирницкая и Шота Гогсадзе понимали, что допрос по телефону – это совсем не то, что им нужно, но – за неимением гербовой пишут на простой. Научившиеся ориентироваться и в темных коридорах кривосудия, они понимали: Чистякова им в Молотов, в зал судебного заседания, не вытащить ни под каким предлогом.

Накануне заочного допроса полковник Чистяков получил короткий, но предельно ясный инструктаж:

– На все вопросы адвокатов у вас должен быть один ответ: «Времени прошло много, не помню», – наставлял его прокурор Медведев. – Мои вопросы будут поставлены так, что вам останется только отвечать «да». Надеюсь, никаких сюрпризов не будет.

– Никаких, – заверил Чистяков. – А как с моей просьбой? – в свою очередь поинтересовался Роман Алексеевич.

–– Приказ о вашем повышении в должности уже подписан. Так что через три месяца можете уходить на заслуженный отдых. Хорошая пенсия вам обеспечена.

– Почему все основные экспертизы проводились техническими службами МВД, а экспертизу ноутбука передали в ФСБ? – спрашивал свидетеля адвокат Гогсадзе.

– Прошло много времени, я не помню, – в соответствии с инструкцией прозвучал глупейший ответ.

– Чего вы не помните: почему экспертиза проводилась в ФСБ или кто вам дал поручение провести данную экспертизу в Федеральной службе безопасности?

– Не помню, – упрямо и тупо настаивал Чистяков.

– На каком оборудовании проводилась проверка ноутбука Александры Лисиной?

– Не помню.

– Но вы в протокол обязаны были занести используемые при экспертизе технические данные, характеристики. Однако вы этого не сделали. Почему?

– Не помню.

– Но вы хотя бы помните, по какому адресу находится лаборатория ФСБ, на каком этаже, сколько было лаборантов, какой квалификации?

– Не помню.

После многочисленных адвокатских вопросов амнезия внезапно закончилась. К тому моменту, когда к допросу свидетеля приступил прокурор, память к Чистякову волшебным образом вернулась. Он подтвердил, что в ноутбуке Лисиной оказалось несколько ключевых слов и фамилий, имеющих непосредственное отношение к делу. Однако когда адвокаты Александры хотели уточнить, какие же это именно слова, связь с городом, где находился важный свидетель, прервалась. Ну что тут поделаешь, бывает…

С вещественными доказательствами вообще творилась полная неразбериха. Их должны были хранить в опечатанных коробках в специальной комнате, куда доступ имели только члены следственной группы. Ничего этого не было. Важнейшие документы свалены грудой, взять их мог кто угодно, что, собственно, и происходило. Несколько раз документы изымали сотрудники ФСБ, папки с бумагами по делу то расшивались, то сшивались снова. В кляссеры можно было подложить, и подкладывались, любые подделки, так же как без труда и малейшего риска можно было какой угодно документ изъять, унести, уничтожить. Очередная жалоба защиты по этому поводу судом, как и все иные, была проигнорирована, признанная несущественной.

Количество ходатайств и жалоб, поданных адвокатами и отклоненных судом, в итоге зашкалило за всякое разумное количество. Тенденциозность была настолько очевидной, что перешла уже все границы дозволенного. Адвокаты решились на крайнюю меру – заявить отвод судье. Крайнюю и достаточно рискованную. Подобный демарш несомненно вызовет ответную реакцию Дерюгиной, уж в этом-то теперь никто не сомневался. Но и взирать дальше бессловесно на то, как глумятся над подсудимой и адвокатами судья и прокурор, тоже было невозможно. В суде творилось беспардонное попрание самых элементарных прав участников процесса. Выражаясь языком официальным, в данном случае – процессуальным, от имени защитников подсудимой Александры Сергеевны Лисиной адвокат Тамара Геннадьевна Быстрова обратилась с ходатайством, в котором выразила недоверие судье Молотовского городского суда Дерюгиной Алле Виленовне. Адвокат Быстрова утверждала, что у нее есть все основания полагать, что судья Дерюгина прямо или косвенно заинтересована в исходе дела. Да и как иначе рассматривать действия судьи, если она уклоняется от рассмотрения и удовлетворения любых ходатайств защиты, тогда как ходатайства прокурора удовлетворяются мгновенно, что само по себе уже противозаконно. Судьей нарушается основной принцип равноправия и состязательности сторон – обвинения и защиты. Кроме этого судом принимаются доказательства, полученные незаконным путем, считала адвокат Быстрова.

Само собой, государственный обвинитель Медведев высказал категорические возражения против заявленного адвокатом отвода судьи, полагая, что оснований для этого нет.

По существующему закону ходатайство об отводе судьи рассматривает сам судья. Это, кстати сказать, обычная практика для многих стран. С небольшой, но существенной поправкой. Для большинства стран, где предусмотрен отвод судьи, подобное ходатайство является предметом самого тщательного разбирательства. И если в ходе изучения выявится, что адвокат был недостаточно аргументирован, то ему грозит лишение адвокатской лицензии. Но под таким же прессом ответственности находится и сам судья, которому заявляют отвод. Либо он докажет, что все обвинения в его адрес не существенны, либо вынужден будет признать свои ошибки и согласиться на отвод. В том же случае, если судья посмеет опровергать неопровержимое и доказанное, ему также грозит отставка.

Но поскольку «умом Россию не понять», то и ходатайство об отставке носит характер скорее демонстративный, нежели практически осуществимый. Поэтому вскоре адвокат Быстрова получила документ, который гласил:

«Российская Федерация.

г. Молотов.

СУД ПОСТАНОВИЛ:

Заявленный защитником Быстровой Тамарой отвод председательствующему по делу судье Дерюгиной Алле Виленовне в рамках уголовного дела по обвинению… Лисиной Александры Сергеевны в совершении преступлений

ОСТАВИТЬ БЕЗ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ.

Рассмотрение уголовного дела продолжить в том же составе.

Председательствующий

А. В. Дерюгина.

г. Молотов».

В одном только Тамара Геннадьевна, подавая отвод судье, ошиблась. Никакой резкой реакции не последовало. Не сказать, конечно, что подобное ходатайство Аллу Виленовну порадовало, но особо и не задело. Настроение у нее от этого не испортилось и аппетит не ухудшился. Так мать, без особой радости наблюдая, как капризничает ребенок, требующий ее внимания, продолжает заниматься домашними делами. Напротив, Алла Виленовна Дерюгина предпочла сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Защита подала ходатайство – имеет полное право в соответствии с процессуальными нормами. Государственный обвинитель высказал свое мнение. Суд, оценив позиции обеих сторон, принял соответствующее постановление. Вот вам и состязательность сторон. Кто посмеет бросить камень? Бумага о несостоявшемся отводе судьи легла в материалы уголовного дела, все честь по чести, придраться не к чему. А на самом деле…

Как сказал непопулярный нынче политтехнолог Ульянов-Ленин: «Формально правильно, а по существу – издевательство».

***

Землеустроительная экспертиза, проведенная частной организацией, вызывала у защиты серьезные сомнения. Чем яростнее отстаивали свою позицию адвокаты, тем спокойнее становился Медведев. Прокурор избрал тактику эдакого равнодушного недопонимания: «А что вас, дескать, беспокоит? Замеры как замеры, производились в присутствии лесничего». Но тут как раз лесничий и подкузьмил. Вызванный в суд в качестве свидетеля, лесничий Петр Петрович Новожилов подтвердил, что на место выезжала, по его выражению, «целая толпа».

– Между двумя лесными массивами проходит дорога. По данным технического заключения, которое провела, по заказу защиты, землеустроительная фирма, расстояние между участками не менее шести метров, так что между этими двумя участками наложений быть никак не может. А по данным ваших замеров получаются совсем иные цифры. Как вы это объясните? – спрашивала Тамара Геннадьевна лесничего.

Ответ Новожилова был подобен эффекту разорвавшейся бомбы:

– Так «Лейка» разве даст точные данные? – пожал плечами Петр Петрович.

– Позвольте, какая «Лейка»? – возмутилась Быстрова. – В подписанных вами документах четко сказано, что замеры лесных участков проводились измерительным прибором «Гармин».

Адвокаты нашли в деле документы, касающиеся измерений участков. В них значилось, что по поручению подполковника Ганибаловой следователю Умань поручается провести измерение прибором «Гармин». Эльза Умань, допрошенная по этому поводу в суде на следующий день, и вовсе заявила, что она в этих измерительных приборах ничего не понимает и название прибора ей продиктовал лесничий, а она, доверяясь его профессиональному опыту, лишь записала название в протокол.

Снова вызвали в суд свидетеля Новожилова.

– Какой еще «Гармин»? У нас в лесничестве «Гармина» сроду не было, – упорно стоял на своем Петр Петрович и резонно добавил: – Как же я мог диктовать название «Гармин», когда я его и в руках никогда не держал?

– В таком случае, прежде чем ставить свою подпись, вы должны были отразить, что замеры неточные, – резонно заметила адвокат.

Разорвалась вторая бомба.

– Не помню, чтобы я там чего-то подписывал. Девушка, ну та, которая всем командовала, следователь, она какие-то бумажки писала, а чтобы я подписывал, не помню, давно уже это было, – засомневался лесничий.

По настоянию защиты судья ознакомила лесничего с протоколами, составленными следователем Умань. Иван Петрович долго вглядывался в неясную закорючку, после чего заявил твердо: – Нет, не моя это подпись.

– Вот здесь написано: «лесничий» и стоит подпись с расшифровкой «Новожилов», – взялся за дело прокурор. – Должность ваша, фамилия написана ваша, а подпись, вы говорите, не ваша. Как такое может быть?

– Я не знаю, – под напором Медведева лесничий явно сник, но все же стоял на своем, – «лесничий» – правильно, «Новожилов» – моя фамилия, а подпись не моя.

– Мне кажется, ситуация вполне ясная, – высказала свое мнение Быстрова. – Вместо свидетеля Новожилова расписался кто-то другой. Но поскольку обвинение продолжает настаивать на своей версии, мы заявим ходатайство о проведении почерковедческой экспертизы. Она даст точный, научно обоснованный ответ, чья подпись значится в протоколе осмотра земельных участков – лесничего Новожилова или нет.

Казалось бы, предложение провести экспертизу для установления объективной картины разумно и не должно вызывать никакого возражения. Но это в суде правом. Суд неправый ходатайство о проведении почерковедческой экспертизы, выражаясь языком юридическим, «оставил без удовлетворения». Говоря же попросту, проигнорировал законное требование защиты. А чему тут удивляться, когда на протяжении нескольких лет вся система упорно игнорировала все аргументы о невиновности и полной непричастности к этому делу Александры Лисиной.

Глава тридцать восьмая

Даже не зная об истинной роли следователя Ганибаловой, ее контактах с доверенным лицом Чингисхана – подполковником Прутковым, с сотрудниками ФСБ, защитники Саши Лисиной понимали, что «Канибалова» неспроста постоянно вмешивается в дело. Казалось, с чего вдруг следователю, не входящему в состав группы, назначать какие-то проверки, экспертизы, давать самые различные поручения сотрудникам – опять-таки, не входящим в состав группы по этому делу. Многолетний опыт подсказывал защитникам, что все это неспроста. Но эмоции эмоциями, догадки догадками, однако помимо всего прочего, а вернее – в первую очередь существовали правовые нормы. И именно эти правовые нормы четко ограничивали действия по делу, в котором могут участвовать только члены следственной группы.

Но когда адвокаты заявили об этом в суде, прокурор лишь отмахнулся:

– При всем уважении к защите, вынужден констатировать, что адвокаты цепляются к мелочам, – снисходительно произнес Медведев. – Посудите сами, зачем подполковнику Ганибаловой взваливать на себя чужие проблемы. Полина Андреевна опытный работник. И если она подписала постановление о произведении каких-то следственных действий, значит, этого требовала конкретная ситуация. Возможно, в следственном управлении в этот момент она была старшей по должности, или по званию, а документ нужно было подписывать срочно. Такое бывает…

– Может, в отдельно взятом управлении такое и бывает, но такого быть не должно, – резонно возразила Быстрова. – Лица, не входящие в состав следственной группы, считаются по закону посторонними. Мне жаль, что столь прописные истины я вынуждена напоминать здесь.

Полковник Медведев опустился на свое место с видом человека, глубоко разочаровавшегося в попытках найти понимание. Что и говорить, маска достойная государственного обвинителя. Особенно когда нет аргументов.

***

В следственной группе с самого начала то и дело менялись руководители, в ее состав включались все новые и новые прикомандированные. И это тоже была тактика, совместно продуманная Прутковым и Ганибаловой.

– Дала следователю поручение и, как только он его выполнит, отправляй восвояси, – наставлял подполковник «Канибалову». – Как говорится, меньше знаешь – ничего не узнаешь. Общей картины видеть никому не надо. Догадываться – это на здоровье, а знать доподлинно – уволь.

– Я все-таки не понимаю, почему ты велел, чтобы я вышла из состава следственной группы. Если бы я руководила группой, мне было бы действовать гораздо проще. Сейчас все распоряжения, которые я подписываю, по большому счету противозаконны.

– Как ты заговорила! – фальшиво восхитился Прутик. – Про закон вспомнила. А тебя не смущает, что за «премии», которые ты от меня получаешь, ты в ведомостях не расписываешься? Вот то-то. Послушай, Поля, – завершил Андрей Михайлович уже вполне миролюбиво. – Не ломай себе голову над тем, чего не понимаешь. Шеф велел тебе контролировать ситуацию со стороны и в следственную группу не лезть. Вот и не лезь. Там этих бумаг уже тонны собрались, сам черт ногу сломит. Никто не будет разбираться, ты подписала отдельное поручение или не ты, так что беспокоиться не о чем. И потом – что значит «проще»? Не надо, как проще, надо, как лучше. Для нас лучше.