Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга четвёртая

– А внутреннее убранство?! Глаз не отвести – дух захватывает! – восторженно подхватил Филипп, сверкая восхищённым взглядом. – Все украшения из чистого золота, собранные на пожертвования всего народа Исраэйля – от мала до велика. Даже царь Ирод – и тот передал в дар огромную золотую гроздь винограда, ставшую настоящим украшением святилища. Ведь каждая её кисть – размером с человека! Не говоря уже о восточной части Храма, где тяжёлые золотые плиты каждое утро приветствуют восходящие лучи солнца, заставляя всё блистать, словно в огне небесном. Все – все иудеи принесли свои дары А-Шему. От простолюдина до царя.

– Здание действительно огромно и прекрасно, – поддержал беседу Андрей, чьё лицо светилось от гордости. – Крепкое, массивное, прочное – и простоит целую вечность. Ведь так, равви?

– Не украшения определяют святость места, – вздохнув, грустно посмотрел на учеников Йешуа. – Не размеры стен, не особое положение и не величина зданий. Не мрамор, золото или дерево – а чистота человеческого сердца. Разве пророки слышали глас Элохим только в определённом месте или же в каком-то отдельном сооружении, созданном руками человеческими? Или вы думаете, что Отец Небесный ограничен какими-либо сводами?

«Так сказал Йегова: небо – престол Мой, а земля – подножие ног Моих. Что это за дом, который вы можете построить Мне, и где место покоя Моего?

И всё это рука Моя сотворила, и стало всё это – слово Йеговы! И на этого смотреть буду: на смиренного, и сокрушённого духом, и дрожащего над словом Моим», – процитировал он строки из Священного Писания.

– Здания нужны не Элохим, а человеку – дабы собираться вместе для чтения закона и наставления в нём.

Он сделал небольшую паузу, давая словам проникнуть в их души, и продолжил:

– Поймите: для Отца важны не бесчисленные жертвоприношения из агнцев и тельцов, не материальные богатства – а принесение Ему искренней веры, милосердной любви и праведного сердца. Близость к Элохим определяется не внешней пышностью фасада, а внутренней красотой души.

Вспомните Писание:

«А ты, Шеломо, сын мой, знай Элохим отца твоего и служи Ему с полным сердцем и с честной душой, ибо все сердца испытывает Йегова и всякое порождение мыслей знает. Если будешь искать Его, Он будет найден тобой, а если оставишь Его, Он оставит тебя навсегда».

Учитель остановился так внезапно, что ученики чуть не столкнулись с ним. Он обернулся к Храму – над которым уходящее солнце плакало багровыми лучами, а крыши пылали закатом.

– Взгляните на это величественное строение, чей колосс святилища гордо вздымается к небесам, – обратился он к апостолам. Его голос звучал тихо, но с такой невыразимой печалью, что у слушающих учеников сердце замирало от боли. – Вы воспеваете его внешнее совершенство – и оно кажется вам возвышенным и незыблемым. Однако всё в нём – от шпиля до основания – источено корыстью и лицемерием. И нет в нём более истины. Пороки людские вытеснили святость, не оставив места Элохим своему. А пустое и бессмысленное не сохраняется навечно.

Придут дни, когда не останется от него камня на камне, который бы не был разрушен.

Йешуа горестно вздохнул – и эта грусть казалась осязаемой. После чего развернулся и продолжил движение.

– Как облако саранчи, придёт огромное войско, заполонив собою все окрестности, и обнесут стены его, и подожгут. И пламя будет настолько яростно точить камни сии, что они раскрошатся и развалятся. И восплачет Храм золотыми слезами, растекающимися по каменным плитам. И передвинутся камни со своих мест – дабы достать их.

– Нет, равви, нет! – с ужасом воскликнул Иоанн, в порыве чувств останавливая учителя, ухватив того за рукав. Его голос дрожал, а на глазах блеснули слёзы. – Да не будет этого никогда!

Остальные ученики тоже замерли на месте, в смятении и тревоге взирая на учителя.

– Разве не читали вы об этом в Писании? – с неутешительным сочувствием посмотрел на него Йешуа. – Ведь о сём предрекал ещё пророк Йешайя (Исайя), говоря так:

«О, Ариэйль, Ариэйль, (Йерушалайм), город, в котором пребывал Давид! Прибавляйте год к году, пусть праздники чередуются.

И Я притесню Ариэйль, и будет скорбь и стенание, и будет он у Меня как Ариэйль (жертвенник).

И Я расположусь станом вокруг тебя, и воздвигну против тебя насыпь, и поставлю против тебя осадные башни.

И будешь унижен, из земли говорить будешь, и снизу, из праха, выйдет речь твоя, и, как голос чревовещателя, из земли будет голос твой, и из праха чирикать будет речь твоя.

И будет как тонкая пыль толпа врагов твоих, и как мякина уносящаяся – толпа могущественных. И свершится это внезапно».

Йешуа говорил так, словно каждое слово доставляло ему физическую боль – но терзая не тело, а душу.

От этого даже ветер умолк, и листья перестали шептаться. А над учениками витала растерянность и отчаяние, сжимающие их сердца.

– Об этом пророчествовал и Йехэзкэйл (Иезекииль), – продолжал пояснять учитель:

– «И ты, сын человеческий, возьми себе черепицу, и положи её пред собой, и начертай на ней город – Йерушалайм.

И изобрази на ней осаду, и сооруди на ней укрепления, и насыпь на ней вал, и расположи на ней станы, и расставь на ней стенобитные машины.

И ты возьми себе железный противень, и поставь его, как железную стену, между собой и городом этим, и обрати лицо твоё к нему, и он будет в осаде, и ты будешь осаждать его. Это – знамение дому Исраэйля».

И об этом возвещал Йеремийа:

«Сыны Бинйаминовы, спасайтесь из среды Йерушалайма! И в Текоа, трубите в рог! А над Бэйт-Акэрэмом подайте знак огнём, – ибо с севера появляется бедствие и погибель великая.

Прекрасной и изнеженной представлял Я Себе дочь Цийона.

А теперь придут к ней пастухи со своими стадами, разобьют шатры свои вокруг неё. Каждый будет пасти на своём участке.

“Готовьтесь к бою с нею!” – “Вставайте, и пойдём в полдень!” – “О горе нам, день уже клонится к вечеру, уже распростёрлись вечерние тени!”

“Вставайте! Пойдём и ночью и уничтожим дворцы её!”

Ибо так сказал Йегова Цеваот: рубите деревья и насыпайте вал против Йерушалайма. Он, этот город, должен быть наказан. Весь он полон насилия.

Как родник истекает водою, так он источает зло своё. В нём только и слышно, что насилие и грабёж, беспрестанно предо Мною муки и раны.

Образумься, Йерушалайм, чтобы не отшатнулась душа Моя от тебя, чтобы не превратил Я тебя в пустыню, землю необитаемую.

Так сказал Йегова Цеваот: пусть добирают остаток Исраэйля, как недобранный виноград – протяни руку свою к лозам, как собирающий виноград.

С кем говорить мне? Кого предупреждать, чтоб внимали? Ведь закрыты уши их, и не могут они внимать. И слово Йеговы в поругании у них, и оно нежеланно им».

Йешуа закончил цитировать пророчества тихим, проникновенным голосом – но который всё равно достигал сердец учеников. После чего повернулся и продолжил остаток пути в тягостном молчании. А потрясённые откровением ученики даже не смели его беспокоить.

Он показал им правду – которую они ещё не могли воспринять.

А когда солнце окончательно скрылось, Храм – ещё недавно такой сияющий – теперь казался чёрным силуэтом на фоне сумеречного неба.

***

Ночь окутала мир своим мягким покрывалом, и яркие звёзды – подобно бесчисленному стаду – высыпали на своё небесное пастбище. Их тихое сияние пронизывало мрак, наполняя окружающее пространство таинственностью. А лунный свет, проникая сквозь листву деревьев, создавал на тёмной земле причудливые узоры.

В доме царила тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием спящих учеников. Утомлённые насыщенным днём, они погрузились в сладкие грёзы сна, в то время как их учитель, по своему обыкновению, удалился на сокровенную молитву Отцу Небесному.

Пётр лежал, уставившись в потолок, и его мысли, подобно волнам бушующего моря, то вздымались к вершинам тревоги, то опускались в глубины безысходности. Тяжёлые думы о будущем Йерушалайма постоянно клевали его разум, не давая заснуть. Он многократно переворачивался с боку на бок, пытаясь их изгнать и впасть в забытьё – но они настойчиво возвращались назад, словно камень, брошенный вверх.

Наконец, не в силах им более противостоять, он осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, тихо направился к выходу. И вдруг рядом с ним раздался шёпот:

– Ты куда? – промолвил Андрей, разбуженный движением. Его голос был едва слышен, но в темноте он прозвучал как набат. Отчего Пётр даже вздрогнул от неожиданности, замерев на месте.

– Не спится мне что-то. Пойду немного вдохну ночной прохлады, – хрипло ответил апостол.

– Негоже одному блуждать по ночам, – поднялся со своего места Йаков Заведеев, и в его интонации звучало лёгкое беспокойство.

– И у меня тоже сна нет ни в одном глазу, – раздался тихий голос Иоанна.

– Ну вот, стоило только встать – как взбудоражил полдома, – недовольно пробурчал Пётр, пытаясь сохранить спокойствие. – Вы только остальных не всполошите. Пусть отдыхают.

После чего все четверо тихо покинули помещение, выйдя под своды домашнего сада, где в лунном свете танцевали длинные тени.

– И что вам не спится-то? – воззрился на них Пётр, стоя под шатром из листьев.

– Да так, – пожал плечами Андрей. – Не спится что-то.

– А у меня в голове всё время мысли нехорошие роятся, – признался Иоанн, передёрнувшись от лёгкого ветерка.

– Да… Даже как-то не верится о судьбе Йерушалайма, – печально произнёс Йаков, посмотрев в сторону спящего города. – Всё-таки это сердце нашего народа, средоточие веры, с таким величественным Храмом. Как же так может быть?

– А кто-нибудь помнит, что сказал равви? Когда это должно произойти? – наморщив лоб, поинтересовался Андрей, вороша свои воспоминания.

– Я не помню, – честно признался Пётр. – В тот момент моё воображение уж слишком разыгралось.

– Ну тогда давайте пойдём к нему да и спросим, – не раздумывая выдал свою мысль Иоанн. – Ведь мы же всё равно не спим, а так хоть чего узнаем.

– Он сейчас молится. Нехорошо как-то отвлекать, – размышляя, нахмурился Пётр. – Однако и уснуть мы не сможем. А потому – пойдёмте, найдём его и побудем хотя бы рядом, – нехотя согласился апостол. – Ведь даже молчание возле него успокаивает и вселяет надежду.

С этими словами они двинулись на поиски. Их безмолвные шаги сливались с ночной тишиной – в отличии от бешено стучащих сердец. Они шли, надеясь найти хоть немного утешения в присутствии того, кто мог видеть дальше, чем обычный человек.

Учителя они нашли одиноко сидящим на склоне Елеонской горы. Где древние оливковые деревья склоняли свои ветви к земле, словно старцы, изнемогающие под тяжестью прожитых лет. Он взирал на противоположную Храмовую гору, где, словно чёрный исполин, возвышался Храм – с распростёртым под ним поселением. По ланитам учителя медленно стекали горькие слёзы, пропитанные скорбью о будущем. Он оплакивал судьбу возгордившегося города и упрямого народа Исраэйля, чьи сердца в душевной слепоте очерствели к пророчествам.

Ученики, тихо приблизившись, осели справа и слева от него, боясь даже ненароком нарушить его молитву. Однако даже в этой близости чувствовалась недосягаемая высота между их пониманием и его познанием.

– Равви, – спустя некоторое время, мягким голосом, но всё же нарушил молчание Андрей. – Скажи нам, когда это случится?

– И какой будет признак? – живо подхватил Иоанн, с надеждой и тревогой всматриваясь в лицо учителя. – Когда надлежит этому сбыться?

Йешуа не спешил с ответом. Ему не нужно было слов, чтобы понять их тревогу. Он знал, что их гнетёт – и это было как отражение его собственной боли. И они нуждались в познании, чтобы быть готовыми к грядущему.

– Слушайте, – тихо и печально начал он. – Я расскажу вам. И даже более того – что вы хотели бы узнать.

Он сделал паузу, вытерев слезу, а затем продолжил:

– Когда увидите окружённый войсками Йерушалайм – тогда знайте, что приблизилось опустошение его, и мерзость запустения, речённая через пророка Даниэйла, воздвигнется в самом центре святого места:

«Семьдесят семилетий предопределены для народа твоего и священного города твоего, чтобы покончить с преступлениями, уничтожить грех, искупить вину и установить справедливость навеки. Чтобы скрепить печатью, подтвердить видения и пророчества и помазать, освятить святая святых.

Но знай и пойми, что с того времени как выйдет повеление о восстановлении и строительстве Йерушалайма до правителя Машиаха, пройдёт семь семилетий, а после шестидесяти двух семилетий вновь будут отстроены улицы и рвы, и будет это временем бедствия.

А после этих шестидесяти двух семилетий погибнет правитель, и не будет его, а город и святыню уничтожит пришедший народ-властелин. Конец же его будет стремительным, и до конца войны предопределены разрушения.

И укрепит он союз с властителями в одно семилетие, но в течение трех с половиной лет отменит он жертвы и приношения, и власть мерзостная будет существовать, пока не наступит полное уничтожение и предначертанное не постигнет разрушителя».

Ветер шевелил листья олив, и казалось, что сами деревья внимают его речи.

– «А со времени упразднения ежедневной жертвы и установления мерзости безмолвной – тысяча двести девяносто дней.

Счастлив, кто дождётся и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней».

Читайте Писание и мысленно постигайте прочитанное. В нём – ключ к пониманию грядущего.

Всякое сопротивление окажется тщетным, бессмысленным и бесполезным, оставляя лишь один путь – скрыться.

Он посмотрел на учеников – в глазах которых читался страх.

– «Разумный видит зло и укрывается, а глупые преступают и наказываются».

Тогда – которые в Иудее, бегите в горы, не оглядываясь назад. И которые в окрестностях – не входите в неё, ибо она станет тенетами, наполненными смертью и отчаянием. Оттого что всё будет под пятой неприятеля.

Кто на кровле – не спускайся и не входи, чтобы что-нибудь унести из дома своего. И который в поле – не возвращайся назад, чтобы забрать верхнюю одежду свою. Потому как промедление будет опасно, а потеря времени может стоить и жизни. Ибо множество вещей только обременяют путь, замедляя бегство.

Его слова звучали как предостережение – как последняя возможность спастись от надвигающейся беды, наполняя сердца тяжестью от предстоящих событий.

(И действительно, те христиане, которые впоследствии послушались этого предсказания и покинули Иудею сразу же после неудачного нападения армии Галла на Иерусалим, удалившись в город Пелла, расположенный за Иорданом в Десятиградии, остались в относительной безопасности – словно в ковчеге, уцелевшим во время потопа. Когда пришли карательные римские легионы, наступающие с севера из портового города Птолемаиды (Акко), и обрушили весь свой гнев на священный город – их в стране уже не было. За это оставшиеся иудеи стали воспринимать ушедших христиан как предателей своей родины.)

В ночной тишине, сотканной из теней и безмолвия, слышалось лишь шуршание листьев – будто призрачные голоса грядущего. А неожиданный пронзительный крик ночной птицы заледенил душу, словно вопль из самого сердца тьмы, вселяя первобытный страх. В глазах каждого ученика читалась борьба между желанием знать предстоящее и стремлением избежать обжигающей истины.

– Молитесь же, чтобы бегство ваше не произошло зимою. Когда дожди размывают дороги и вода заполняет колеи, когда холодный ветер пронизывает до костей, а на голых полях трудно найти пропитание даже для одного человека. А также, чтобы не случилось это в Шаббат. Когда пройденное расстояние вынужденно ограничивается традициями и обычаями. Ибо одной мили будет недостаточно, чтобы удалиться как можно дальше.

Молитесь об этом с верой. Но не о том, чтобы избежать предначертанного – ведь сыны Исраэйля сами выбрали этот путь. Не о том, чтобы всё осталось как есть. А чтобы была возможность ко спасению. Чтобы ноги не уставали, чтобы сердце не замерало от страха и чтобы духом не дрогнуть в последний момент.

Йешуа смотрел вдаль – но казалось, что он видит будущее так же ясно, как звёзды над головой.

– Горе тем, кто носит жизнь в материнской утробе и кормящих грудью в те дни. Ибо им тяжелее всех будет нести бремя бегства. А тем, кто решит остаться, предстоит увидеть невыразимые страдания: как угасают глаза их детей, как они кричат и зовут, истощённые голодом и страхом. Они увидят, как любовь роднится с жестокостью, милосердие покрывается слабостью, а слабость – смертью. Потому что великое бедствие обрушится на землю эту, и гнев пришедшего войска будет подобен пламени, пожирающему сухую траву и не знающему пощады.

Смятение и ужас возобладают иудеями, и не будут они знать, что делать и где искать помощи. Многие падут от острия меча, словно колосья под серпом жнеца, а другие – отведутся в плен по всем народам, как скот на продажу. И Йерушалайм будет попираем народами – доколе не восполнится пора язычников.

По его щекам стекали слёзы скорби, которых он не стирал – всецело устремляя свой взор в грядущее.

– Вспомните слова Писания, вопиющие об этом:

«Элохим, пришли народы в удел Твой, осквернили Храм святой Твой, превратили Йерушалайм в руины.

Отдали трупы рабов Твоих на съедение птицам небесным, плоть благочестивых Твоих – зверям земным.

Проливали кровь их, как воду, вокруг Йерушалайма, и нет погребающего.

Опозорены были мы в глазах соседей наших, осмеяны и посрамлены окружающими нас».

(Какие ужасы творились при осаде священного города, наводнённого жителями и паломниками, пришедшими на праздник Песах, подробно и ярко описаны участником и свидетелем тех страшных событий – Иосифом Флавием в трактате «Иудейская война».

Как город был залит кровью – не только в битвах с римлянами, но и особенно в результате междоусобных распрей между различными группировками и партиями, пожиравшими друг друга.

О грабеже и насилии внутри городских стен. О сожжении продовольствия во время стычек иудеев между собой. О неоднократных поджогах зданий и разрушении нескольких рядов стен. О глубоких рвах вокруг города, наполненных тысячами тел, гниющих и непогребённых. О жестоком голоде, доводящем до каннибализма и разбоя. Об осквернении святого места самими же иудеями. О том, как без меры вырезались сдавшиеся в плен. Как безжалостно распинались на крестах – только за то, что людей было слишком много и негде их было содержать под стражей. О битвах, длящихся не только днём, но и ночью. О хитростях и отваге, переплетавшихся с жестокостью и безумием. И наконец – о самом пожаре в Храме и полном его разрушении.

Во время всех этих бесчинств было убито более миллиона ста тысяч человек, и около девяносто семи тысяч были уведены в рабство.)

Ученики сидели, потрясённые, не в силах отвести взгляда от лица учителя – с которого бесконечной рекой струились слёзы боли и скорби.

– Хотя Исраэйль и ранее покоряли, и народ его уводили в рабство – но он всегда содержался в пределах одной страны. Теперь же рассеяние будет почти полным, – с горечью вздохнул Йешуа. – Если бы только иудеи очнулись, и прозрев, раскаялись в своём упорстве и невежестве – всё могло бы обернуться иначе. Но их сердца полны лицемерия, гордыни и себялюбия. Ибо тот, кто поклоняется своей праведности – тот сам отталкивает от себя милость Элохим.

Он поднял глаза к небу и процитировал строки Писания:

– «Ведь даже братья твои и дом отца твоего – даже они вероломно поступают с тобою, и громко кричат они вслед тебе. Не доверяй им, даже если будут они говорить с тобою дружески.

Оставил Я дом Мой, покинул удел Мой. Самое любимое души Моей, Исраэйль, отдал Я в руки врагов его.

Стал для Меня удел Мой подобен льву в лесу. Повысил он на Меня голос свой, за это возненавидел Я его.

Стал для Меня удел Мой пёстрой хищной птицей. Хищные птицы, нападайте на неё со всех сторон. Ступайте, соберите всех зверей полевых, приходите пожирать его.

Множество пастухов испортили виноградник Мой, истоптали поле Моё, любимую ниву Мою обратили в пустыню».

«Потому что виноградник Йеговы Цеваота это дом Исраэйлев, и мужи Йехудеи – саженцы радости Его. Ожидал Он правосудия, а вот, – насилие, справедливости, а вот – вопиющая неправда.

Горе присоединяющим дом к дому и присоединяющим поле к полю, так что не остаётся больше места бедняку, вы одни будете жить среди земли.

Во слух мне сказал Йегова Цеваот: многие дома будут опустошены большие и хорошие – без жильца.

Ведь десять тягол виноградника дадут лишь один бат вина, а хомэр посеянного принесет лишь эйфу.

Горе тем, что с раннего утра ищут шэйхара и задерживаются до ночи, – вино разжигает их.

И на пиршествах их – киннор и арфа, тимпан и свирель, и вино. А на дела Йеговы не смотрят они и творений рук Его не видят.

Поэтому пойдёт народ Мой в изгнание из-за неразумия, и знатные люди его будут голодать, и толпа его будет томиться жаждою.

Поэтому расширилась преисподняя и разинула пасть свою безмерно. И сойдёт туда слава его, и шумная и веселая толпа его.

И поникнет человек, и унижен будет муж, и очи гордых опустятся долу.

И Йегова Цеваот возвысится правосудием, И Элохим святой освятится справедливостью.

И пастись будут овцы, как на пастбище своём. И скитальцы будут кормиться тем, что останется от тучных.

Горе вам, влекущие грех на себя вервями суетности и вину – как канатами тележными.

Говорящие: “пусть Он поторопится, пусть ускорит деяние Своё, чтобы мы увидели. И пусть приблизится и настанет совет преднамерение Святого Исраэйлева, – тогда мы будем знать”.

Горе вам, называющие зло добром и добро злом, считающие тьму светом и свет тьмою, считающие горькое сладким и сладкое горьким.

Горе вам, которые мудры в глазах своих и разумны пред самими собою.

Горе вам, храбрым пить вино и мужественным в смешивании шэйхара.

За взятки оправдывающие виновного и отнимающие у правого правоту его.

За то, как солому съедает язык огня и как сено тлеет в пламени, так корень их станет тленом, и цвет их поднимется, как пыль. Ибо отвергли они Тору Йеговы Цеваота и презрели слово Святого Исраэйлева.

За то воспылает гнев Йеговы против народа Его, и прострёт Он руку свою на него, и поразит его. И содрогнутся горы, и будут трупы их, как нечистоты на улицах. И при всём этом не отвратится гнев Его, и рука Его ещё будет простёрта».

«У Меня отмщение и воздаяние, когда споткнутся они. Ибо близок день гибели их, и скоро наступит уготованное им.

Но судиться будет Йегова с народом Своим и раскается Он в намерении о рабах Своих, когда Он увидит, что ослабела рука их и нет ни заключённого, ни вольного».

Каждое его слово было пропитано болью за судьбу избранного народа – который так часто забывал о своей истинной цели – быть светом для мира и неложно свидетельствовать об истине живого Элохим.

Когда он умолк – никто даже не посмел пошевелиться. Равно как и листья в кронах перестали шелестеть – будто замерев в трепете от произнесённого.

Некоторое время все пребывали в тягостном молчании. Йешуа, погружённый в безмолвную молитву, и ученики – оцепеневшие и подавленные услышанным, но осознающие горечь скорби за свой народ, за святой город, за заблудших братьев.

Наконец, Йешуа нарушил звенящую в ушах тишину:

– Открою вам не только эту завесу, но и гораздо большее – о дне грядущем.

Когда услышите о грохоте войн, о вестях сражений и беспорядках, смотрите – не ужасайтесь. Поскольку сему надлежит свершиться прежде всего. Однако это ещё не конец.

«Если ты с пешими бежал и они тебя уморили, то как же ты будешь состязаться с конями? И разве в мирной стране ты в безопасности?»

По завершении одной кровавой войны люди станут готовиться к следующей. И конец одного бедствия будет не более чем началом другого. Посему не принимайте это за знамения конца времён. Всё это будет происходить постоянно – с той лишь разницей, что разрушения станут значительнее.

И восстанет народ на народ, и царство – на царство. И земля содрогнётся от мощных трясений, и проползут по странам голод и моровые язвы. И возникнут страшные явления, а с поднебесья – великие приметы обернутся страхом.

Многим это принесёт смерть – но ещё большему числу – ужас. Но и это ещё не конец – а только начало мук предродовых. Они станут предвестниками, которые будут нарастать и усиливаться по мере приближения положенного срока.