Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга четвёртая

– Согласен, – в сомнении кивнул Матфей. – Это уж как-то чрезмерно расточительно.

– В таком сосуде что-то около фунта будет, – сощурился Йаков Алфеев, пытаясь на глаз определить объём разбитой ёмкости.

– Чистейший нард, – с удовольствием вдохнул Филипп, наслаждаясь ароматом. – Такой привозят из далёкого Индостана, и стоит он целое состояние.

– Вот именно! За такой большой сосуд можно было бы выручить динариев триста, не меньше, – продолжал негодовать Йехуда. – Это же годовой заработок подённого работника. Скольким нищим мы могли бы помочь и накормить? А? Множеству. Ведь в законе сказано: «Раскрыть должен ты руку свою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему в земле твоей». А вместо этого произошло беспечное расточительство. Разве можно тратить такое добро впустую? Ая-яй.

Услышав такие упрёки, Мария сжалась, ощущая, как от стыда зарделись её щёки. Дрогнувшими руками она сняла свой платок и распустила длинные волосы, укрывшись за ними, как за завесой, после чего принялась оттирать ими ноги Йешуа. Чувствуя себя виноватой за этот поступок, хотя сердце подсказывало, что всё было сделано правильно.

– У любящего сердца есть только одно желание – отдавать, – очень тихо произнесла она. – И даже если я отдам всё, что у меня есть, то и этого будет ничтожно мало по сравнению с тем, что он сделал для нас.

– Зачем вы осуждаете женщину? – укоризненно посмотрел на учеников Йешуа, словно отец на чад неразумных. – Вы увидели в её поступке только то, что пожелали увидеть, не усмотрев истинной ценности. Ибо она совершила благое дело для меня, при этом не разумея содеянного. Она проявила свою любовь так, как могла. Но ни её миро, ни сей поступок не пропадут даром.

И ты прав, Йехуда, в том, что нищих всегда имеете среди себя, и всякий раз, когда пожелаете, можете им помочь. Ведь если рука твоя способна сделать благое – совершай это со всем усердием своим. Но меня же не всегда будете иметь рядом. И вскоре этой возможности у вас уже не будет.

Она неосознанно совершила обряд – заранее умастив тело моё на погребение. Потому как другой возможности уже не представится.

(Согласно иудейским традициям, тело покойного сначала омывали водой, а затем натирали благовониями. После чего сосуд разбивали, тем самым завершая церимонию. Мария, умащивая тело Йешуа, а затем разбив флакон, даже и в мыслях не допускала, что в точности совершала погребальный обряд.)

– Истинно говорю вам: где бы не возвестилась благая весть в целом мире, то и это также, сотворённое ею, расскажется в память её – как деяние веры, любви и благочестия.

После чего гости, ещё немного побыв, вернулись к себе домой.

***

– Проходи, садись, – властным жестом указал Ханан на скамью рядом с собой. – Говорят, в наших краях опять объявился этот плотник.

– Вы уже об этом знаете? – удивился Кайяфа, усаживаясь поудобнее.

– Неужто ты полагаешь, что что-то может ускользнуть от моего пристального взора? А? – холодный и пронзительный взгляд главы словно проткнул своего собеседника насквозь.

– Нет, конечно нет, – пробежали мурашки по телу зятя. – Но я хотел первым донести до вашего слуха эти досадные вести.

– Дело не в том, кто их первым огласил, – поморщившись, отмахнулся от него тесть. – А в том, что нам с этим делать? Поскольку он представляет большую угрозу.

– По его внешности этого не скажешь, но по своему влиянию на чернь – опасен без меры, – согласно кивнул Кайяфа.

– Ты и сам знаешь, что пока мы сотрудничаем с Римом и поддерживаем нужный порядок, те не вмешиваются в наши храмовые дела, – не обращая внимания на последнюю реплику своего собеседника, продолжил глава. – Однако если во время праздника, из-за этого простолюдина, возникнут беспорядки – то ты первым потеряешь своё первосвященство.

– Знаю, – мрачно процедил сквозь зубы Кайяфа. – Поэтому и пришёл к вам за мудрым советом. Поскольку нелепые слухи о чудесах распространяются быстрее ветра, и многие паломники стекаются в Вифанию, чтобы своими глазами увидеть воскресшего Эйлазара.

– А сам-то ты в это веришь? – хитро́ прищурился Ханан.

– Верю ли я в то, что мёртвые выходят из гробниц? Я саддукей, – высокомерно вскинул подбородок зять, расправляя плечи. – И верю лишь в то, что можно потрогать своими руками. Посему и считаю сговор между Йешуа и Эйлазаром столь очевидным, как наступающую ночь. Можно ли воскресить мёртвого? – презрительно фыркнул Кайяфа. – Да нет, конечно. Это не более чем искусная ложь. А вот распространить слух так, чтобы в это поверила чернь – вполне возможно. Ведь слухи крепче стали.

– Именно поэтому многие иудеи, ослеплённые этим «чудом», видят в живом Эйлазаре некое знамение и уверовали в плотника как в грядущего Машиаха.

– Да. И это лживое «чудо» только подогревает сознание народа к бунту, – Кайяфа, не сдерживаясь, хлопнул себя по колену и порывисто поднявшись, прошёлся взад-вперёд.

– Во-от, – поднял кверху указательный палец Ханан. – И что нужно сделать? – словно дразня, пытливо посмотрел он на зятя. – Не знаешь? Так я тебе скажу что. Нужно вырвать сорняк с корнем – устранив как следствие, так и причину.

Кайяфа задумчиво недоумевал, глядя на старшего.

– Не понимаешь? Нужно убить и Эйлазара, и Йешуа.

– Но как? Ведь за плотником постоянно следуют толпы народа. Если мы это сделаем открыто – то сами же навлечём на себя беду.

– И из этого есть выход. Эйлазар слишком мелок. И он может умереть – действительно, а не мнимо – в любой момент: хоть днём, хоть ночью. У тебя же есть для этого доверенные люди, ведь так? От его внезапной смерти бунт не случится. Но это – потом. А вот с плотником будет немного сложнее. Однако ты говорил, что один из его учеников может быть нам полезен.

– Да, – разулыбался Кайяфа. – Эта деревенщина возомнила себе, что мы хотим провозгласить его учителя Машиахом перед всем народом.

– Воспользуйся им, при этом хорошенько заинтересовав и вдохновив. И не скупись на это дело. А затем он пусть сообщит нам, когда этот самозваный раввин останется один – и тогда Храмовая стража препроводит его к нам. Так мы получим желаемое – без лишнего шума возбуждённой толпы. Ясно тебе?

– Да, достопочтенный, – слегка склонился Кайяфа. – Благодарю тебя за премудрость твою.

– Тогда ступай, – небрежно махнул рукой Ханан, отсылая того прочь.

Перикопа 63

Еклегомаи амнос

Выбор агнца

Йешуа знал, что его земное время неумолимо подходит к концу. Поэтому он всю ночь провёл в безмолвном молитвенном единении с Отцом, а бо́льшую часть дня посвятил своим ученикам.

Лишь когда солнце стало клониться к западу, они все вместе покинули гостеприимное селение и ступили на дорогу, ведущую в Йерушалайм.

Эта древняя тропа, исхоженная многими поколениями, вела вдоль оливковых деревьев южного склона Елеонской горы, пробиралась через восточную сторону зеленеющей долины Иосафата, где, миновав каменное ожерелье русла Кедронского потока, восточными воротами вливалась в священный город.

Вскоре после выхода из Вифании показалось другое небольшое поселение – чуть в стороне от основного пути – под названием Виффагия, что означает «дом смокв». Там и правда стояли стройными зелёными колоннами развесистые смоковницы.

– Пётр, Иоанн, – ненадолго остановившись, указал направление Йешуа. – Ступайте в это селение, что лежит перед вами. Там вы сразу же найдёте привязанную ослицу и молодого осла, стоящего рядом с ней, на которого ещё никто не садился. Приведите его ко мне.

– Но равви, – возразил Пётр, – если мы так поступим, то хозяин осла поднимит крик и погонит нас палками. И будет прав: это же его осёл.

– Если кто-нибудь вас спросит: «Зачем отвязываете?» – скажите так: «Сей нужен нашему адону, однако вскоре будет возвращён обратно, и потому хозяин не понесёт никакого урона». А теперь идите.

Ученики переглянулись и скорым шагом заспешили напрямик через овраг.

Много времени не прошло, как они уже входили в селение и сразу же заметили у двери одного из заборов привязанных ослов.

Иоанн ловко распутал верёвку, а Пётр попытался увести молодого осла – но не тут-то было. Этот упрямец оказался настоящим бунтарём и достойным потомком своего рода. Он вначале недовольно фыркнул и встал как вкопанный, а потом на всю округу стал во всё горло выражать своё возмущение.

На этот шум, пылая гневом, из дома выбежал сам хозяин животных.

– Э!! Вы чего разбойничаете, а?!! Люди! Вы только посмотрите! Уже среди белого дня пытаются скотину со двора увести!

– Мы не для себя, почтеннейший, – оставил свои попытки совладать с упрямым животным Пётр. – В нём имеет надобность наш адон.

– И кто же этот адон? – прищурился хозяин, подходя ближе. А из соседних дворов уже начали выглядывать обеспокоенные соседи. – Главарь татей?

– Нет-нет, что ты, – успокаивающе поднял руки Иоанн. – Наш равви – Йешуа из Нацрата, и мы идём из соседней Вифании.

– Постойте-постойте, – задумчиво потеребил подбородок хозяин. – Это имя мне как будто знакомо. А не тот ли это народный учитель, что проповедует и всех исцеляет?

– Да, это он, – кивнув, подтвердил Пётр.

– Тот, кто воскресил из мёртвых Эйлазара? – загорелись восхищением глаза хозяина.

– Так и есть, – улыбнулся Иоанн, чувствуя, как спадает общее напряжение.

– Так что же вы тут стоите?! Для человека А-Шема мне ничего не жалко! – воскликнул мужчина, заодно горделиво посмотрев на соседей.

– Так ведь он не идёт, – посетовал Пётр, указывая на осла.

– Э! До чего же вы несмышлёные! – усмехнулся хозяин, тряхнув головой. – Он же ещё совсем молодой. Необъезженный. Без матери никуда не ходит. Отвяжите сначала ослицу – и уже за ней он последует без раздумий. И передайте раввину моё искреннее уважение и безмерное почтение.

Иоанн отвязал ослицу – и действительно, ослёнок послушно двинулся вслед за ней.

– Не беспокойтесь о них! – обернувшись, прокричал Иоанн. – Когда в них отпадёт надобность, то они тотчас же вернутся к вам, и вы не понесёте никакого убытка!

Они вышли из селения и на перекрёстке встретили учителя, медленно идущего по дороге, огибающей Виффагию.

Поселение находилась недалеко от Йерушалайма, поэтому дорога в преддверии праздника была полна паломников. Многие уходили вперёд, но значительная часть всё же задерживалась, желая разделить путь с человеком, отмеченным рукой Всевышнего, – превращая процессию в торжественное шествие.

– Ну что, как всё прошло? – с живым интересом спросил Андрей, когда апостолы присоединились к ним.

– Именно так, как и сказал наш равви, – ответил радостный Иоанн, ласково похлопав по шее ослицу. – Хозяин животных нам даже помог.

– А как же наш равви поедет-то? – изумился Фома, вскидывая брови и указывая на молодого осла, который стоял, нервно подёргивая ушами. – Вы что, даже не догадались с собой седло взять?

– Да как-то в спешке об этом и не подумали, – смущённо почесал затылок Пётр.

– Ничего, – подмигнул ему Натанэль. – Это дело поправимо.

Он быстро скинул свою верхнюю одежду и постелил её на спину осла.

– Это, конечно, не седло и не попона, но лучше, чем ничего.

Вдохновлённые этим примером, остальные ученики сразу же последовали за ним – и вскоре ослик был облачён не хуже коня самого цезаря.

– Да сбудется речённое через пророка, – печально вздохнул Йешуа. – «Возликуй, дом Цийона, издавай крики радости, дочь Йерушалайма: вот царь твой придёт к тебе, праведник и спасённый он, беден и восседает на осле и на ослёнке, сыне ослицы».

Усадив Йешуа на это наспех сделанное седло, процессия возобновила свой путь. Впереди шёл Иоанн с ослицей, за ней – Йешуа на молодом осле, ведомом Петром; а остальные ученики следовали рядом, окружая своего учителя.

Было удивительно, но необъезженное животное вело себя покорно и даже не подумало сбрасывать необычную ношу. Осёл шёл спокойно и уверенно, в такт шагам своей матери.

– Наконец-то это свершилось! – радостно толкнул плечом Йехуда идущего рядом Шимона Кананита.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался тот.

– Как что?! Наш равви становится царём Исраэйля!

– Не понял, это как?

– Вспомни, ведь несколько лет назад народ уже хотел его провозгласить царём, но он сам от этого отказался. Мы ещё в шторм на Галилейском озере попали – помнишь?

– Ну… да, – стал припоминать Шимон, пытаясь воскресить в памяти прошедшие события.

– Видимо, тогда он был ещё не готов. Но зато сейчас – уже сам въезжает в Йерушалайм в окружении сотен паломников и со шлейфом совершённых чудес. Как же он был тогда прав. А вот теперь его точно возведут на престол Давида. Ведь это не Галилея – это Йерушалайм – само сердце Исраэйля!

– Да, верно, – загорелись радостным огнём глаза Шимона.

– Эх, ему бы въехать, как подобает – на великолепном белом коне, – мечтательно произнёс Йехуда. – Чтобы все подданные могли лицезреть его величие.

– Конь – это боевое животное, а осёл – мирное, – поддержав беседу, не согласился Филипп. – А наш равви всегда проповедует мир – потому и выбор его правильный.

– Тем более что осёл – это животное для тяжёлой ежедневной работы. Вот и наш равви трудится ради людей от восхода до заката – и проповедью, и исцелениями, да и ночи проводит в молитве за всех нас. Поэтому его предпочтение верное, как отражение его души, – высказал своё мнение Йаков Заведеев.

– Да у нас и знатные уважаемые люди не гнушаются ездой на ослах, – подал голос Матфей. – Вот взять хотя бы судей: они предпочитают ездить на белых ослицах. Поэтому он въезжает как истинный судья всего Исраэйля.

Так, рассуждая между собой, ученики совсем не обратили внимания на слова Йешуа о пророчестве. Ведь каждое его действие было исполнением Священного Писания. И даже избрание молодого осла не было исключением. Ибо только безупречное и девственно чистое животное, доселе никогда не используемое, было пригодно для сего священнодействия – и подчёркивало всю святость данного момента.

Так же в этот день, согласно закону, избирались агнцы для праздника Песах и содержались до назначенного срока. А потому и Агнец Божий тоже должен был быть явлен всему народу именно сегодня – ни раньше и ни позже.

Всё это должно было укрепить веру учеников в мысли, что он является истинным Машиахом, а не обычным провозглашаемым царём земным. Однако ученики, увлечённые радостью, были далеки от постижения истинных целей. Их сердца будоражила всё возрастающая народная толпа.

Когда они вышли из-за Елеонской горы по спускающейся вниз дороге, их взорам открылось величественное зрелище. На фоне заходящего солнца, на Храмовой горе, сиял первозданной белизной массив самого Храма, при этом золото, покрывающее его крышу, отражало багряный поцелуй заката. А под стенами священного города волновалось людское море.

– Какая красота! – восхищённо выдохнул Андрей, потрясённый увиденным.

– Да, – не отрывая взгляда, восторженно отозвался Йаков Алфеев. – Поистине величественен Храм Всевышнего. Куда многочисленными ручейками стекаются паломники со всех краёв земли.

– И поистине, в него грядёт царь его! – радостно возопил Йехуда. – «Когда ты придёшь в землю, которую Йегова, Элохим твой, даёт тебе, и овладеешь ею, и поселишься в ней, и скажешь: ”Поставлю я над собою царя, подобно всем народам, которые вокруг меня”,

То поставь над собою царя, которого изберёт Йегова, Элохим твой: из среды братьев твоих поставь над собою царя».

– «Ведь Я поставил царя Моего над Цийоном, горой святой Моей!

Расскажу о решении: Йегова сказал мне: наследник Мой ты, сегодня Я родил тебя.

Проси Меня, и Я дам народы в наследие тебе, и во владение тебе – края земли.

Сокрушишь их жезлом железным, как сосуд горшечника, разобьёшь их.

Служите Йегове в страхе и радуйтесь в трепете.

Почтите сына, чтобы не разгневался Йегова, и чтобы не погибнуть вам на пути, ибо ещё немного – и разгорится гнев Его. Счастливы все, полагающиеся на Него»! – воодушевлённо громким голосом поддержал его Шимон Кананит.

– «А сыны Исраэйлевы числом будут как песок морской, который не измерить и не исчислить. И будет, там, где было сказано им: “Вы Ло-Ами” (не Мой народ), будет сказано им: “сыны Элохим живого”.

И соберутся вместе сыны Йехуды и сыны Исраэйля, и поставят себе одного главою, и поднимутся из страны изгнания, ибо велик будет день Исраэйля.

Скажите же братьям вашим: “Ами” (народ Мой), и сестрам вашим: “Рухама” (Помилованная)» – азартно подхватил Натанэль.

– «Соберу всего тебя, Йааков, соединю остаток Исраэйля. Вместе поставлю его, как мелкий скот в загоне, как стадо, там, где пасётся оно. Шуметь будут они от множества людей.

Поднялся пред ними проламывающий стены. Проломили и прошли. Проломили ворота и прошли в них. И царь прошёл пред ними, и Йегова – во главе них» – возвысил свой голос Матфей.

– Благословен сей царь, приходящий во имя Господне! – зычно воскликнул Иоанн. – В поднебесье мир и в вышних слава!

– Да грядёт спасение через Машиаха, и через это да прославится Адонай! – радостно подхватил Пётр.

И от их неуёмной энергии воспылал и остальной народ. Со всех сторон неслись восторженные возгласы прославления – как чудотворца Всевышнего, воскресившего Эйлазара, как целителя страждущих, как утешителя удручённых, насыщающего тысячи, как пророка, несущего благоденствие.

– Благословен грядущий, который установит царство своё!

– Который освободит нас от языческого гнёта!

– Подобно тому, как в Песах Адонай освободил народ свой из рабства Египетского, так и этот помазанник Всевышнего освободит нас от ига ненавистного!

– Ошиа-на! Ошиа-на, сыну Давида!

– Что нам делать?! – вынырнув из толпы, с потным лицом и отчаянием в глазах, подбежал запыхавшийся фарисей к старшему соглядатаю.

– Что делать-что делать?! – в гневе и бессилии рявкнул в ответ тот. – А я почём знаю?! Сам видишь, какое волнение поднялось среди народа.

– Но если мы будем медлить, то его и впрямь могут возвести на престол. А Рим не потерпит такого самочинства. И уж тем более – главы первосвященники, – указал подбежавший испуганным взглядом на Храм, имея в виду Ханана и Кайяфу.

– Ой, не береди мне раны – они и так не заживают. Но что мы можем сейчас сделать? Посмотри на это безумие вокруг. Весь мир идёт за ним. И их ликование только усиливается. Понятно, что он является зачинщиком всего этого безобразия, но мы-то не можем остановить всю эту толпу, заткнув им глотки. Они просто сомнут нас числом. Ведь здесь тысячи паломников и иудеев.

– Тогда глотки заткнут нам! И главы сделают это с превеликим удовольствием и без лишнего промедления. Мы были приставлены следить за ним, а допустили такое. За это не прощают.

– Да знаю я! Знаю! – вскипел старший и, расталкивая людей, начал активно проталкиваться к центру процессии – а вслед за ним и остальные фарисеи.

– Учитель! – наконец, прорвавшись сквозь людской поток, нервным голосом воскликнул фарисей. – Воспрети ученикам своим славословить! Ведь они только возбуждают людскую толпу.

Йешуа, посмотрев на нервничающих фарисеев, промолвил:

– В сей день народ выбирает себе агнца для заклания. Потому сказываю вам: если эти умолкнут – то камни возопиют.

Фарисеи застыли на месте, недоумевая, как истолковать сказанное. После чего их поглотила людская река – и они отстали.

Чем ближе процессия подходила к воротам Йерушалайма, тем громче и восторженнее шумела толпа – и тем печальней становился лик Йешуа. Ведь они хотели того, чего он не собирался им давать. Эти люди желали освобождения от римских оков – тогда как он жаждал освободить их от оков греха. Тяжёлых цепей, что не видны глазу, но остро ощущаемы душой.

Среди всеобщего ликования его взгляд был прикован к величественному Храму. Однако он видел не только белоснежные стены – но и отчётливо осознавал грядущее этого города. И от этого слёзы невыразимой скорби катились по его щекам.

– «Йегова! Адонай наш! Как величественно имя Твоё во всей земле!

Ты, который дал славу Твою на Небесах, Из уст младенцев и грудных детей основал Ты силу – из-за неприятелей Твоих, чтобы остановить врага и мстителя.

Когда вижу я небеса Твои, дело перстов Твоих, луну и звёзды, которые устроил Ты,

Думаю: что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты вспоминаешь о нём?

И Ты умалил его немного перед ангелами, славой и великолепием увенчал его.

Ты сделал его властелином над творениями рук Твоих, все положил к ногам его:

Весь мелкий и крупный скот и зверей полевых,

Птиц небесных и рыб морских, проходящих путями морскими.

Йегова! Адонай наш! Как величественно имя Твоё во всей земле»!

«Потоки вод исторгают глаза мои, за то, что не хранили они Тору Твою» – шептали его уста:

– Сколько боли и страданий навлекает сам на себя человек, слепо восставая против Тебя, Отче, и не видя распростёртой к нему руки помощи.

Йерушалайм, Йерушалайм, – сокрушённо покачал головой Йешуа, расплёскивая слёзы горечи. – О, если бы ты уразумел в этот день то, что к миру. Что Отец, в своей безграничной любви, заботился о тебе, предлагая спасение. То этот день стал бы благословением для тебя.

Но ты сознательно отверг протянутую руку и отвернулся, как от проказы. Ты не захотел вникать в суть Священного Писания, отвергая явные свидетельства и отторгая их из сердца своего. И ныне утаил от ока своего и не замечаешь признаки времён, что были тебе назначены и стояли перед глазами твоими. А потому свершится суд над тобою.

Так что настанут дни для тебя, и возведут вокруг тебя ненавидящие тебя вал укреплённый, и окружат и стеснят тебя отовсюду. И истребят тебя и детей твоих в тебе. И не оставят камня на камне – из-за того, что не признал срока посещения твоего.

Но чем ближе подходило шествие к вратам великого города, тем сильнее нарастало ликование. Волны восторга захлёстывали толпу.

И вот – то тут, то там стали возникать в руках у людей шелестящие зелёные знамёна – сорванные ветви с растущих поблизости пальм. Ими махали, словно символами победы и освобождения – как некогда приветствовали знаменитого освободителя Иудеи – Шимона Маккавея.

Однако более того – иные, стремясь выразить всю глубину своей признательности, стали сбрасывать верхнюю одежду и устилать ею дорогу перед Йешуа, восседавшим на смиренном осле.

Этот жест уважения не был нов. Ведь именно так когда-то поступали друзья царя Исраэйля, возводя того на престол – тем самым выражая почтение и показывая покорность его воле.

В итоге к городским воротам Йешуа подъезжал уже по ковровому коридору из постеленных одежд, под сенью трепещущих пальмовых ветвей и под восторженые крики ликующей толпы:

– Ошиа-на, сыну Давида!

– Благословен приходящий во имя Йеговы! Имеющий силу и власть! На ком покоится рука Элохим!

– Ошиа-на у Всевышнего!

– Благословенно приходящее царство отца нашего Давида! Да утвердится оно в силе своей, для низвержения нечестивых!

– Он принесёт нам благословение!

– Ошиа-на посланному Всевышним!

– Ошиа-на! Благословен приходящий во имя Йеговы, царь Исраэйля!

(Ошиа-на – это был зов и мольба к Всевышнему о помощи, что значит: «Спаси же!»)

И словно ангельское эхо, с одной стороны группа мужчин и женщин допевала хвалебный Халлель:

«Это день, сотворённый Йеговой, будем ликовать и радоваться ему.

Прошу, Йегова, спаси, прошу, Йегова, споспешествуй!

Благословен приходящий во имя Йеговы, благословляем вас из дома Йеговы.

Всесилен Йегова, и Он дал нам свет. Привяжите вервями праздничную жертву к рогам жертвенника.

Элохим мой Ты, и я благодарить буду Тебя, Элохим мой, превозносить буду Тебя.

Благодарите Йегову, ибо добр Он, ибо навеки милость Его».

А с противоположной стороны напевали другое:

«И поклонятся ему все цари, все народы служить будут ему,

Ибо спасёт он бедняка вопящего и нищего беспомощного.

Помилует он бедняка убогого и души убогих спасёт.

От насилия и злодеяния избавит он души их, и дорога будет кровь их пред глазами его.

И жить будет, и даст он ему из золота Шевы, и молиться будет за него всегда, весь день благословлять его.

И будет обильный урожай в стране, на верху гор. Заколышутся плоды его, как лес леванонский, и цвести будут умножаться в городе люди, как трава на земле.

Вечно пребудет имя его, доколе светит солнце, вечно будет имя его, и благословятся в нём все народы, назовут его счастливым.