Заведомо проигрышная война

Воспитательница Наталья Петровна говорила, что надо делиться и не обижать других.

Может, я обидел Алесту?

Денис нахмурился. Ему вдруг очень захотелось сказать, что ее дракон самый красивый на свете. Даже красивее, чем у него дома в книжке. Но Алеста уже исчезла за дверью.

***

Утро было серым, будто кто-то разлил акварель по небу и забыл дорисовать солнце.

Алеста стояла на пороге СИЗО. Под её каблуками хрустел промёрзший асфальт, ветер трепал воротник пальто, но она не чувствовала ни холода, ни усталости – только напряжение, тугое, как струна, натянутая где-то между сердцем и горлом.

В глазах оперативника на входе читалась усталость и отрешённость, с которой обычно смотрят на тех, кто приходит слишком поздно что-то менять.

– Озерская Алеста Дмитриевна. Я хочу представлять интересы Озерского Тимура Дмитриевича.

– Сейчас уточню. – Он исчез за бронированной дверью.

Прошло несколько мучительно долгих минут. Алеста стояла, стараясь не поддаваться дурным предчувствиям.

Когда дверь открылась вновь, охранник не смотрел ей в глаза.

– Ваш брат уже назначил себе защитника.

– Что? Арина Викторовна его защитник? Я буду защищать его вместе с ней, она должна была подать…

– Нет, он отказался от вашего адвоката и выбрал общественного защитника. По его собственному заявлению. И… Он отказался от свиданий. С кем бы то ни было.

У неё на мгновение перехватило дыхание.

– Он… что?

– Отказался.

Дверь снова закрылась. Глухо и неумолимо.

Сев в машину, она с трудом вставила ключ в замок зажигания. Руки дрожали. Она набрала Арину, прижав телефон к уху с отчаянной надеждой, что всё это – чудовищная ошибка.

Трубку взяли сразу.

– Алеста, я как раз хотела тебе позвонить, – голос Арины звучал сдержанно-профессионально, но в нём слышалась досада. – Я нашла окно и приехала к твоему брату сегодня утром.

Алеста замерла, боясь пропустить слово.

– И когда я объяснила, что буду вести его дело вместе с тобой… отказался от моих услуг. Без объяснений. Мне жаль, но я не могу работать против воли клиента, тем более когда он так… категоричен.

Алеста сглотнула ком в горле, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но Арина продолжила, и её голос приобрёл ещё более осторожные, почти щемящие ноты:

– Кстати… Он ещё попросил передать тебе кое-что. Сказал: «Пусть Алеста не звонит родителям. Я сам всё им сообщу, когда будет время». Очень настаивал на этом. Видно было, что для него это важно.

Тишина в салоне автомобиля стала оглушительной. Алеста медленно опустила телефон на колени.

Алеста взяла отгул, решив посвятить день брату, но всё оказалось впустую. Ни встречи, ни диалога, ни шанса быть рядом.

Мысль о возвращении в офис, где теперь безраздельно царствовал Денис Чацкий, казалась невыносимой. Было чувство, что там её ждут не рабочие дела, а новый виток абсурда. А сегодня – пятница. Впервые за долгие годы она позволила себе слабость: не идти, не бороться, не изображать стойкость. Просто… отпустить.

Алеста вернулась домой, словно капитулировав. Скинула туфли у входа, не зажигая света, и прошла вглубь квартиры – как по инерции. Внутри всё ныло: не тело – душа. Эта незапланированная пауза, вместо того чтобы дать передышку, обрушилась лавиной – жалость к себе, злость, бессилие. Всё разом. Всё с удвоенной силой.

Она не плакала. Просто сидела в тишине, сжавшись в кресле, как будто хотела исчезнуть в нём. Как будто этот мир, этот день, эта жизнь – всё оказалось временным сбоем, от которого некуда сбежать.

На следующий день в квартире было особенно пусто. Телевизор молчал, и даже тиканье часов на кухне казалось навязчивым. Алеста не могла оставаться там дольше – схватила спортивную сумку и вышла, даже не проверив, взяла ли ключи.

Автобус был полупустым. Пожилая женщина с сеткой-авоськой, студент в наушниках, ритмично постукивающий пальцем по колену, мать с ребенком – девочка прилипла к стеклу, оставляя на нем жирные отпечатки пальцев. Алеста смотрела в окно, но вместо улиц видела только Тимура за решеткой и сжимала сумку так, что ногти впивались в ладонь.

Внезапно перед глазами всплыло воспоминание: в один из жарких летних дней десятилетний Тимур решил «спасти» котёнка, застрявшего на дереве во дворе.

Тимур, вечно лезущий куда не следует, уже карабкался по стволу старой березы к испуганному котенку. «Слезай!» – кричала Алеста. «Ветки же тонкие!» Но он, конечно, не слушал.

Треск раздался неожиданно. В следующий миг Тимур уже висел над землей, вцепившись одной рукой в ствол, а другой прижимая к груди грязно-белый комок шерсти. Сердце Алесты упало – она ясно представила, как будет оправдываться перед родителями: «Ну я же за ним смотрела… Ну почти…»

И тогда он, вместо того чтобы звать на помощь, сквозь стиснутые зубы выдавил с торчащей во все стороны веткой в волосах и перекошенным от напряжения лицом: «Алест… фотик быстрее… Я ж как Тарзан!»

Губы Алесты непроизвольно дрогнули в улыбке. Этот дурацкий момент она сфотографировала тогда – и сейчас мысленно видела каждый пиксель. Как же они потом смеялись, когда котенок, едва оказавшись на земле, дал деру, оставив на Тимуре лишь царапины и шерсть на футболке.

Но улыбка растворилась быстрее, чем возникла. Сейчас Тимур снова висел над пропастью – только ветка была тоньше, а падение страшнее. И никакого смешного финала не предвиделось.

Тренажёрный зал встретил ее гулом вентиляторов и запахом железа, резины и пота – странное сочетание, которое почему-то успокаивало. Просторное помещение с графитово-серыми стенами, зеркальными панелями и урчащими в углу вентиляторами дышало неравномерно: шум дыхания, удары по грушам, короткие команды тренеров, стук штанг. Здесь никто не задавал лишних вопросов. Здесь можно было исчезнуть.

Алеста стояла в углу зала, напротив груши, туго замотав бинты на запястьях. Каждый виток – как маленькое заклинание: на защиту, на стойкость, на молчаливую ярость. Волосы собраны в высокий хвост, щёки пылали, кожа липла от пота, и всё тело гудело от напряжения, как натянутая струна.

Она ударила – раз, два, три. Потом снова. И ещё. Груша качнулась, как будто пыталась увернуться.

Сергей. Его сообщение: «Разберись сама».

Левый хук.

Тимур. Не вышел даже посмотреть мне в глаза.

Правый апперкот.

Чацкий. Его ухмылка. Моя беспомощность перед этим новым витком старой войны.

Двойной удар, локоть, снова кулак.

Пот стекал по лбу, капал на коврик. Дыхание сбилось, но она не останавливалась. Алеста не плакала. Не позволяла. Она выводила боль из себя через движения, через пульс в висках, через тупую отдачу в плечах и ладонях.

– Выгони это, – прошептала себе, снова атакуя грушу. – Выгони всех из головы.

Когда, наконец, силы кончились, Алеста опустилась на скамью, упёрлась локтями в колени. В зале что-то щёлкнуло – тренер включил другую музыку, что-то ритмичное, механическое. А она слышала только собственное сердце. Оно билось громко, живо, упрямо.

И в этом грохоте – впервые за день – наступила тишина.

Телефон на прикроватной тумбочке завибрировал, вырвав Алесту из вязкой дремоты. Экран мигал знакомым именем. Она медленно провела пальцем по стеклу, поднесла трубку к уху, даже не поприветствовав – голос был хриплым от молчания:

– Да?

– Я знаю, что ты дома в одиночестве. И если не откроешь рот, я начну зачитывать тебе статьи Налогового кодекса, – прозвучал бодрый, но тёплый голос Марины.

Алеста попыталась улыбнуться, но губы едва дрогнули. Она обняла колени, прижимая их к груди.

– Мне кажется, – прошептала она, – я стала инертной массой. Пыльной, как антресоли в старом доме. Меня просто… выключили.

– Чёрт, – тихо выдохнула Марина. – Тимур?

Алеста кивнула, забыв, что её не видно.

– Он даже не вышел ко мне. Уже назначен общественный защитник. Я ему не нужна.

В трубке – шорох, как будто Марина встала, поправляя что-то.

– А ты знаешь, может, его заставили? Или он просто… сломался. Там, где он сейчас, даже сильные трескаются по швам.

– Или я недостаточно сильная, – прошептала Алеста. – И всегда была. Не могу вытащить даже собственного брата. А ещё этот Сергей… – голос её стал острее. – «Ты сама разберёшься. Моя семья не может вмешиваться в такие дела».

Марина зашипела, как сковородка под каплей масла.

– Вот же гнида.

– Марин…

– Прости, но я скажу. Он всегда был надменным. Я терпела, потому что ты его любишь. Но он поступил, как трус. Сладко говорит, пока рядом тепло и красиво. А как тучи – сдулся. От дяди пока тоже новостей нет, прости.

Тишина между ними повисла тяжёлая, как зимнее одеяло. Где-то за окном дождь мерно стучал по подоконнику. На кухне тикали часы, отмеряя ничтожные секунды одиночества.

– Просто не могу уже. Хочется, чтобы кто-то пришёл и сказал: «Отдохни. Я разберусь». А вместо этого… – она замолчала, губы задрожали. – Только грушу в зале могу бить. Хоть кто-то меня слушает без возражений.

Марина тихо засмеялась сквозь вздох.

– Через пару дней я приеду. Привезу плюшки, мятный чай и комедию, где всё заканчивается хэппи-эндом. И мы будем сидеть, ныть, а потом хохотать над какой-нибудь ерундой.

Алеста впервые за день по-настоящему улыбнулась.

В воскресенье Алеста заставила себя разобрать бумаги и приготовить что-то, отдалённо напоминающее еду. На фоне играло радио. Она не слушала. Просто не хотела тишины.

Телефон вибрировал, заставляя её вздрогнуть. Сообщение от Дениса:

«Ты решила уволиться? Или просто сбежала в подполье с томиком Уголовного кодекса подмышкой?»

Губы её дрогнули – не то от раздражения, не то от усталости. Минутная улыбка, больше похожая на гримасу, скользнула по лицу и исчезла. На миг её пальцы замерли над экраном, и внезапная мысль пронзила сознание, как электрический разряд.

А что, если он действительно что-то знает о Тимуре?

Алеста не стала отвечать. Даже злость не пришла – только холодная всепоглощающая апатия. Пальцы сами потянулись к кнопке, выключая экран одним точным движением.

Глава 3

Снег таял еще до того, как коснуться земли, превращая улицы в черные зеркала. Воздух был тяжелым, пропитанным влагой и запахом мокрого асфальта – не морозным, а каким-то промозглым, осенним. Даже туман сегодня казался не таинственным, а просто грязноватой дымкой, как будто город накрыли мокрой простыней.

Алеста стояла на остановке, сжимая в ладонях стакан кофе, будто это единственный источник тепла во всем этом ледяном мире. Она намеренно не села за руль, оставив машину у подъезда. Решила пройтись пешком, надеясь, что пронизывающий холод прочистит мысли. Или хотя бы заморозит их до лучших времён.

Голова гудела от мыслей, но не о работе, не о брате, а о том абсурдном сне, который вцепился в нее и не отпускал. Свадебное платье. Суд. Судья – ее заклятый школьный враг, а свидетели – бухгалтеры с пустыми глазами.

Бред. Полный бред.

Но разве моя жизнь сейчас не такая же нелепая и липкая, как эта погода? Ни зимы, ни весны – одна промозглая безнадега.

Глаза ныли от бессонной ночи, и даже серый, бессолнечный свет резал воспаленные веки – пришлось натянуть темные очки, будто прячась не только от размытого мира, но и от предстоящего дня.

Из кармана резко зазвонил телефон, и в тот же миг экран вспыхнул ещё одним уведомлением:

09:00 – Срочное совещание. Присутствие обязательно. Чацкий.

Алеста едва не выронила кофе.

Не умолкающий звонок Марины неожиданно разогнал тягостные мысли, как первый луч солнца сквозь промозглую завесу декабря.

– Ты не поверишь, – голос подруги звенел, будто шампанское в новогоднюю ночь, – я официально выхожу из отпуска! Сегодня уже буду в офисе, так что готовься к спасению от чацкого террора.

Алеста усмехнулась в трубку.

– Напоминаешь мне, как будто я могла забыть, – проворчала она, но в голосе уже пробивалась теплая нотка. – Ну вот скажи, Марин, разве нормальные люди начинают день с повестки на срочное совещание?

– Нормальные люди не юристы, – откликнулась бодрая подруга. – Слушай, может, он изменился?

– Конечно. Может, у него теперь две головы. Одна – прежняя, вторая – запасная для сарказма. Рада, что ты покидаешь райские апартаменты на морях и возращаешься в наши серые стены. Без твоей поддержки я точно сойду с ума.

Алеста машинально поправила шарф, внезапно осознав, что губы сами растягиваются в улыбке. Марина была права – она действительно уже чувствовала себя менее одинокой. Даже утренний туман теперь казался не таким унылым, а совещание – не таким безнадёжным.

Вместе с настроением Алесты улучшилась и погода. Она вошла в офис, снимая тёмные очки. Яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь жалюзи, заставили её щуриться. Ни консилер, ни капли не могли скрыть тени под глазами. Волосы, которые она обычно собирала в строгий пучок, сегодня свободно спадали на плечи – хоть какая-то защита от любопытных взглядов.

Она кивнула охраннику, улыбнулась коллегам из маркетинга и направилась к переговорной.

Дверь была приоткрыта. Внутри – тишина, прерываемая лишь одним голосом.

– Понимаю ваше желание выпустить игру как можно скорее, но мы не можем рисковать репутацией. Лучше потратить ещё месяц на полировку, чем получить негативные отзывы из-за сырого геймплея. Я верю в этот проект и хочу, чтобы он действительно блистал.

Алеста замерла. Узнала тембр. Тот самый голос, который в старших классах читался в записках с язвительными комплиментами.

Но теперь он говорил о качестве, о заботе о продукте и команде. И что самое неожиданное – он был готов отстаивать дополнительные сроки на разработку, хотя обычно руководство давило с релизами.

– Здравствуйте, – ровным голосом произнесла Алеста, переступая порог переговорки. – Простите за опоздание.

В комнате воцарилась секундная пауза. Все взгляды устремились к ней, но она видела только одного человека.

Денис медленно поднял глаза от планшета.

– Доброе утро, – его голос звучал ровно, но уголки губ предательски дрогнули, выдав ту самую старую усмешку. Той же интонацией он когда-то говорил «Доброе утро» перед тем, как подложить кнопку на ее стул.

Но уже в следующее мгновение он повернулся к команде, и его тон снова стал деловым:

– Нам критически важно довести систему крафта до идеала. – Он постучал пальцем по экрану с диаграммой. – Наш игрок заслуживает законченного продукта.

Алеста заняла свободное место рядом с Мариной, сохраняя спокойное выражение лица. Легкая улыбка не сходила с ее губ – годы корпоративной практики научили ее сохранять внешнее самообладание в любой ситуации. Марина бросила ей ободряющий взгляд, но внутри Алесты все сжималось от напряжения. Его уверенные интонации, отточенные жесты, безупречный деловой стиль – все это вызывало у нее глухое раздражение.

Этот новый Денис – рассудительный руководитель, защищающий интересы проекта, – казался чужим в теле ее старого врага.

Где подвох? Или… люди действительно меняются?

Соберись, – мысленно приказала она себе.

– Для вновь прибывших позвольте представиться: Денис Сергеевич Чацкий. С прошлой недели я курирую два направления нашей работы – разработку продуктов и юридическое сопровождение.

– Интересно. А можно узнать, что стало с прежним руководителем? – осмелился спросить молодой разработчик с дальнего конца стола.

Чацкий плавно сложил руки перед собой:

– Он принял решение оставить должность по личным причинам. Иногда люди пересматривают свои приоритеты. – В его голосе не дрогнула ни одна нота.

– Или эти приоритеты пересмотрели за него, – шепнула Марина так, чтобы слышала только Алеста.

Голос Дениса, ровный и методичный, продолжал звучать, будто запись давно знакомой пластинки – та, что когда-то играла в школьном радиоузле, пока он объявлял её фамилию с едва уловимой насмешкой. Теперь эта мелодия раздавалась в стерильной тишине переговорки, и Алеста невольно ловила себя на том, что помнит каждый оттенок этих интонаций, хоть и предпочла бы забыть.

– Итак, – продолжил Денис, переключая презентацию, – помимо основного проекта, мы участвуем в лицензировании нового игрового движка. Здесь юридическая экспертиза будет критически важна. – Его взгляд намеренно остановился на Алесте, и она поняла провокацию: он прекрасно знал о её провальном прошлом лицензионном договоре.

Пальцы сами сжали ручку так, что побелели костяшки. Горечь от того провала, всегда такая острая, подступила к горлу. Это был не её провал. Тактика Алесты была выигрышной, её стратегия – железной. Но бывший начальник настоял на своём. Заставил пойти на рискованные уступки, проигнорировав её предупреждения. В итоге проект рухнул, а вину повесили на неё.

Ощущая, как старая профессиональная обида пересиливает холодную осторожность, она подняла взгляд:

– Если вы рассчитываете на безоговорочное одобрение всех… творческих решений руководства, – ее голос не дрогнул и не выдал внутреннюю дрожь, – то, кажется, сохранили дурную привычку игнорировать регламенты. Как когда-то правила школьного совета.

В комнате повисла неловкая тишина. Марина сжала её локоть – предупреждение запоздало. Денис, явно довольный реакцией, медленно сложил руки:

– Признаюсь, я скучал по этой твоей… прямоте. В корпоративной среде редко встретишь людей, называющих вещи своими именами.

– Комплимент звучал бы убедительнее, если бы не напоминал прелюдию к привычным методам давления.

Их взгляды скрестились – её ледяной и его насмешливый. В этом молчаливом поединке оба перешли границы: он, задев её профессиональную уязвимость, она – вернувшись к школьным конфликтам. Но рамки корпоративной вежливости остались номинально соблюдены.

Марина прикрыла рот рукой, прошептав:

– Кажется, кто-то сегодня умрёт…

Но Денис резко перевёл разговор в деловое русло:

– Вы подготовили заключение?

– Вот, пожалуйста. – Алеста плавно положила папку перед ним, затем наклонилась чуть ближе и добавила так, чтобы слышал только он: – Полный анализ. Выделила ключевые риски жирным шрифтом. Для вашего удобства.

Пальцы Дениса замерли на титульном листе. Он не поднял глаз, когда ответил таким же тихим, ядовитым тоном:

– Трогательная забота. Кстати, ты ужасно выглядишь. Бессонница?

Она резко переключила слайд, выведя на экран таблицу с красноречивыми параллелями.

– Рассмотрим ключевые риски лицензирования нового движка, – её голос звучал холодно и методично, как будто она читала обвинительное заключение. Денис отложил ручку, его внимание полностью сосредоточилось на презентации.

– Вот сравнительный анализ нашего кода и запатентованных технологий конкурентов. – Алеста указала лазерной указкой на верхнюю строку. – Алгоритм разрушения объектов совпадает на 49% с защищённым патентом "Черного Грифона". Это не вдохновение, это готовый иск на 20 миллионов долларов.

Денис медленно кивнул, его пальцы сложились в замок перед собой. Она видела, как напряглись его скулы.

– Далее, – щёлкнула следующую страницу, где красным горели совпадающие строки, – система ИИ использует те же принципы машинного обучения, что и запатентованная технология "Кадора".

Она заметила, как Денис наклонился вперёд, вглядываясь в детали. В комнате стояла такая тишина, что было слышно, как кто-то сзади нервно постукивает ногой.

– И главная проблема, – Алеста вывела последний слайд с юридическим заключением, – наш сетевой модуль практически дословно повторяет архитектуру, защищённую патентом "Зификс". Один запрос их юротдела – и мы теряем не только этот проект, но и все контракты с "Вексел".

Тишина стала почти физически ощутимой. Денис не отводил глаз от экрана, его лицо было каменным, но она видела, как дрогнула его нижняя челюсть. Наконец он медленно выдохнул:

– Какие у вас рекомендации? – Его голос звучал ровно, но в глазах читалось понимание всей серьёзности положения.

Алеста почувствовала странное удовлетворение – впервые за все годы он слушал её не как школьную соперницу, а как профессионала.

– Мои рекомендации… – Алеста плавно переключила слайд, где появился чётко структурированный план действий. – Во-первых, немедленно приостановить интеграцию спорных модулей.

Она отметила, как Денис записывает что-то в блокнот, его рука двигалась быстро и решительно.

– Во-вторых, наш отдел уже подготовил два варианта решений: – её указка выделила два пункта, – либо полный рефакторинг проблемных систем с нуля, либо переговоры о лицензировании оригинальных технологий. Первый вариант займёт 3-4 месяца, второй – дороже, но быстрее.

Денис поднял взгляд:

– Стоимость?

– От двух до пяти миллионов долларов в зависимости от выбранного пути, – Алеста сохраняла бесстрастный тон, но заметила, как у нескольких коллег округлились глаза. – Но это в любом случае дешевле, чем потенциальные судебные издержки и репутационные потери. Я подготовила поэтапный план минимизации рисков, – Алеста переключила последний слайд с детальным графиком. – Первые четырнадцать дней – полный аудит кода силами нашей команды и внешних экспертов. Затем…

Денис поднял руку в чётком деловом жесте, но на этот раз без привычной снисходительности:

– Спасибо. Мы выбираем второй вариант – лицензирование технологий. – Он сделал паузу, и в его обычно насмешливом голосе появились новые нотки. – Ваш анализ… впечатляет.

Алеста медленно приподняла бровь, изучая его лицо:

– Как неожиданно. Я была уверена, вы предпочтёте более… творческий подход к решению проблем. Может, даже рискнёте проигнорировать патентное право?

Уголки губ Дениса дрогнули, но теперь это была не прежняя язвительная усмешка:

– В данном случае, – он откинулся на спинку кресла, – мне требуется именно ваша дотошная внимательность к деталям. – Его взгляд встретился с её взглядом. – В конце концов, кто знает толк в поиске чужих ошибок лучше, чем вы?

– В таком случае, – она плавно закрыла презентацию, – я подготовлю документы для переговоров с правообладателями. К утру. – Её голос звучал профессионально, но без прежней ледяной отстранённости.

Совещание подошло к концу. Денис закрыл папку с документами и обратился к команде:

– Спасибо всем за работу. Все свободны. Алеста Дмитриевна, останьтесь, пожалуйста, на минуту.

Когда дверь закрылась за последним сотрудником, Алеста невольно расслабила плечи, но сохранила деловой тон:

– Вам что-то ещё нужно?

Денис отложил ручку в сторону, его движения были спокойными и размеренными.

–Ты сегодня хорошо поработала. Но мне интересно – насколько критичны эти риски на самом деле? Договариваться дорого, а разрабатывать заново слишком долго… Хотя, знаешь, иногда самые большие риски таятся не в контрактах, а в человеческой невнимательности. Мелочи, упущенные детали…

Он внимательно посмотрел на неё, оценивая реакцию.

–Вот, к примеру…

Алеста слегка наклонила голову, почувствовав подвох:

–К чему ты ведёшь? Ты сомневаешься в моей профессиональной оценке?

– Нет, просто… – он сделал паузу, доставая из внутреннего кармана пиджака пожелтевший документ, – это напомнило мне кое-что. Помнишь, как перед поступлением ты дважды теряла свой аттестат? – Его голос звучал тихо, почти задушевно. – Кстати, нашёл его в архивах университета. А ещё здесь твоя прекрасная фотография…

Алеста резко выхватила документ из его рук, бумага хрустнула в её сжатых пальцах. Её взгляд вспыхнул холодным огнём.

– Знаешь, я даже не удивлюсь, если окажется, что это ты его прятал, – её голос звучал низко и ясно, – лишь бы лишний раз насолить мне. Когда ты уже вырастешь из этой детской мести?

Денис медленно наклонился ближе, его дыхание едва коснулось её щеки:

– Когда ты перестанешь так ярко реагировать. Это… отвлекает. – Его голос звучал мягко, почти ласково, но в глазах читалось прежнее торжествующее высокомерие.

Лёд снова сковывал её грудь. Всё – этот фальшивый тон, этот взгляд, эта ухмылка – всё было по-прежнему. Никаких перемен. Никакого уважения.

Она резко отодвинулась, вставая из-за стола:

– Документы по лицензированию будут у вас к утру. Если позволите, мне нужно готовиться.

Её голос звучал ровно и холодно, как будто последние пять минут не существовало.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

Денис остался сидеть, бессмысленно перебирая страницы папки. В опустевшем кабинете его лицо наконец потеряло привычную маску уверенности.

Он провёл рукой по глазам – жестом, которого никто никогда не должен был видеть, – и вдруг резко швырнул папку через весь кабинет. Бумаги веером рассыпались по полу.

На самой верхней, чуть помятый, лежал тот самый школьный снимок – где они оба, пятнадцатилетние, он держал её за косу, они смеялись над чем-то своим, незначительным и самым важным на свете.