Лишний

Просияв пусть и наигранной беспечной улыбкой, он крутанулся на месте и внезапно налетел на соседа снизу – Андрея Анатольевича, местного дворника. Тот от столкновения с ним отлетел к металлической двери подъезда и, пождав губы и смешно раздув ноздри, запыхтел.

– Извините, – поспешил исправиться Лёша, но поймав на себе гневный взгляд Андрея, попятился. – Я вас просто не заметил.

– Извините? – возмутился Андрей, поправляя прежде ярко-зелёную жилетку.

Засаленная, местами прожжённая, с одной поломанной пуговицей у самого горла, но гордо развевающаяся на ветру, одёжка эта представилась Лёше, повидавшем многое плащом героя-неудачника. Что как раз и соответствовало Андрею, чего уж скрывать.

– Не заметил? – вспылил Андрей, и тут же пальцами нелепо раздвину сам себе веки. – А ты глаза свои разуй, вот так, попробуй! Уши заткнут наушниками, врубят на полную мощность бесовскую музыку и летят неизвестно куда, неизвестно зачем! Паршивцы!

– Не вам меня жизни учить, Андрей Анатольевич, – прыснул Лёша и брезгливо покосился на кроссовки собеседника с дырявыми носами и оголодавшей подошвой.

– Неужели? – съязвил дворник.

– За последние пять лет я вас трезвым видел раза два, не больше, – насмешливо заметил Лёша. – В бомжа превратились и гордитесь этим. Смотреть противно!

– Чего? – нахмурился он. – Не понял.

– Вы всё услышали, Андрей, – метнул словечком Лёша.

– За собой следи, юнец, – колюче ответил дворник, назидательно задрав указательный палец. – Жизнь – штука сложная. Сегодня на вершине – завтра на дне.

– Я на дно уж точно не опущусь, – смело дерзил парень. – Я себя уважаю и…

– …И не зарекайся, Алёшенька, – перебил Андрей, лениво потягиваясь и почёсывая затылок. – Ох, не зарекайся. Запустенье рядом с каждым из нас. И с тобой тоже. Остерегайся собственных страхов. Остерегайся лестниц. И про подвал помни.

– Что?.. – уронил Лёша, а у самого мурашки по спине побежали.

– Подвал жизни ещё никто не отменял, – сумничал Андрей и, ощеряясь, многозначительно развёл руками. – Возьми на карандаш, и не зевай, когда окажешься один на один с дырявым домом.

Потом Андрей резко сорвался с места и метнулся к крыльцу. Мешковато ссутулившись, он поднял метлу и, пошатываясь, направился в сторону соседней многоэтажки. На прощание он бросил через плечо в сторону Лёши сердитый прищур, но оступился на бордюре, чуть не свалившись на газон. Вовремя поймав равновесие, он отшатнулся и выругался – голодная ещё минуту назад подошва его ботинка навеки покинула хозяина, пропав в мелкой луже позади него. Через секунду он совсем исчез из виду, и Лёша остался в одиночестве.

Этот самый Андрей Анатольевич жил этажом ниже всё время, что Лёша себя помнил. И, кажется, всегда выглядел одинаково: растрёпанные тёмно-русые волосы, вечная небритость, затёртая до дыр одежда и обувь, потрепанная сумка через плечо. Он много курил и постоянно болтался по округе под приличным градусом. Иногда он спал на лавочке у подъезда, случалось и на автобусной остановке или на тротуаре. Даже зимой. И ведь и квартира у него была, и работа какая-никакая, но что-то тянуло бедолагу в пьянство, нищету и запустение. И только всегда новые кожаные перчатки на руках: и зимой, и летом, всегда чёрные. Чем объяснялась эта идеальность среди остальной заброшенности, Лёша не понимал. Как не понимал и последней фразы Андрея.

А ещё «Алёшенька» …

Озноб пробежал по спине, и Лёша передёрнулся, снова вспомнив сегодняшний кошмар. Откуда всего лишь дворнику знать об «Алёшеньке» и его страхе перед ступенями?

– Ниоткуда! Полная чушь, – уверял он самого себя. – Просто фразами кидался. Нужно успокоиться и забыть о страхах и…

И тут перед Лёшей предстала небольшая лестница, которая вела к остановке. Ступени её давно раскрошились от времени, непогоды и людских похождений. Однако лестница эта не будоражила его болезненную панику, нет, скорее, он жалел её. Она была совсем не страшная, а печальная и забытая. Похожи они с Лёшей. Даже глупо, но так и есть. Он такой же вот покинутый и потерянный.

Отец ушёл из семьи, едва Лёше исполнилось семь. Исчез и забыл о сыне. А мальчишка ждал его: совместных прогулок, походов в кино и в парк аттракционов, искренних разговоров, да просто обычного звонка. Маленьким верил, что папа скоро придёт с кучей новых игрушек и позовёт с собой на улицу играть. Позже злился на него за равнодушие и ненавидел за безучастие к своей судьбе. Не понимал, почему с ним так и чем заслужил отцовскую нелюбовь.

Обиды не отпускали так долго, что в пятнадцать, слушая от одноклассников о доверительных отношениях с родителями, Лёша испытывал только одно – отвращение. Тогда же он просто до безумия жаждал встречи с нерадивым папашей, чтобы высказать всё, что разъедало его изнутри бессонными ночами, а после болело при свете однообразных дней. Но папа за двенадцать лет так ни разу и не появился в жизни взрослеющего сына. А Лёша за это время настолько растворился в неприятии отца, да и себя тоже, что не заметил, как увяз в самосожжении. Ведь мыслями о собственной ненужности, безуспешности и ущербности парень доводил себя до отчаяния. Тогда же начались первые нервные срывы, страхи, мысли о нелепой и непременно жуткой смерти.

С мамой тоже отношения тёплыми не сложились. Лёша не делился с ней переживаниями. Он ни разу так и не решился довериться ей. Просто, потому что не понимал, как именно мама могла разобраться, что в его мальчишечьей душе болело, если сама она внутри девочка? Никак. Вот и сегодня даже в комнату не вошла, хотя слышала ведь, что-то не так с сыном – может, помощь нужна, или он вообще умирает. Нет, «Пока», и все дела. Ну и ладно, сам справится, ему уже давно не семь. Он соберется, поднимется по этой лестнице и сядет в маршрутку до центра.

– Это только лестница, Лёх, – внушал он самому себе, нервно растирая ладони, когда половину пути была позади. – Очередная лестница твоей жизни.

– Лёш, подожди, – окликнул его со спины незнакомый и знакомый одновременно голос.

Лёша потерянно обернулся. Дыхание перехватило, и он запаниковал. У подножия лестницы стояла девушка из его сегодняшнего кошмара – бледное лицо совсем без макияжа, светлые волосы каре, короткая куртка.

Сомнения вмиг победили здравый смысл, и Лёша завертелся в поисках прохожих, – возможно, он по-прежнему спал, – только людей вокруг не было. Равновесие подвело, он пошатнулся, и часть ступеней осыпались. Дёрнувшись в сторону, он чуть съехал, но удержался. Крошево цемента поползло под ноги девушки, но она даже и с места не сдвинулась – стояла и смотрела в упор на Лёшу.

– Лёш, помоги, пожалуйста, – на одном дыхании выпалила она.

– Что? – нахмурился он. – Кому?

– Саше, – решительно заявила девушка.

– Я не знаю никакого Сашу…

– Ты его знаешь, – настояла девушка. Она перескочила две ступени и встала ближе к Лёше. – Он почти месяц помогал тебе выходить из Запустенья.

– Откуда? – озадачился Лёша и попятился. – Что за…

– Из Запустенья, – перебила его девушка. – Ты как-то необъяснимо туда попадаешь. Возможно, из-за собственных страхов. Но выйти сам пока не можешь, вот Саша тебе и помогал.

– Что происходит? Ты кто такая? – насторожился он. – Мы встречались?

Самообладание подвело, и, хотя, он снова и снова озирался по сторонам в поисках горожан, оживлённее не становилось. Он растерялся и заметался в недоверии к реальности происходящего. Снова сон? Или нет? Да что тут вообще происходит? Ну не мог же целый микрорайон за пару минут взять и обезлюдить в час пик с утра?

– Я – Аня, – представилась девушка.

Не раздумывая, она выхватила из кармана куртки смартфон, где на заставке оказалось фото молодого человека, очень похожего на неё, только старше, и предъявила собеседнику:

– Это мой брат – Саша. Ты должен помочь, Лёша. Ты, как мы – Дефект.

Нет, это было уже слишком даже для одержимого тревогами Лёши. Он уткнулся носом в ладони, потом потёр глаза и засопел. Похоже, он и в самом деле сходил с ума. Нет, уже сошёл. Он видел то, чего быть не могло. Или у него опять навязчивое состояние, или нервный срыв. Такое уже бывало, и не раз.

Дефект, что за бред ещё, нет у него никаких дефектов. Он нормальный!

– Тебе лечиться нужно, куколка, – скривился в язвительной улыбке парень. Вышло неправдоподобно – не умел он ехидничать.

Мало того, что его сегодня половину дня полоскало мерзкой ледяной водой и мучала боль в левом плече, так тут не ко времени его ещё и бракованным назвали. Или ко времени, и он и в самом деле с изъяном – умом то точно тронулся.

– А ещё лучше бросай курить всякую ерунду, – посоветовал он девчонке, отгоняя прочь мысли о собственном возможном психическом нездоровье. – Смотри, и с головой лучше станет.

– Меня Аня зовут, – спокойно отозвалась девушка. – И я не курю.

– Мне всё равно, – честно признался он, то и дело сжимая в кулак внезапно оцепеневшие пальцы повреждённой руки. – Оставь меня в покое, Аня, и иди куда шла.

– Саша помогал тебе, – глядя мимо него, надуто произнесла Аня. – Он считал, что ты Переход.

– Я никого о помощи не просил, – стараясь говорить дружелюбно, отозвался он. – И никогда в ней не нуждался, понимаешь, Аня?

– Нуждался, – стояла на своём девушка.

Понятно же, что пора было менять подход к этой болтовне, возможно, более спокойный тон смягчил бы и собеседницу, и она просто отстала бы, поняв, что обозналась. Однако терпение заканчивалось, и Лёша всё сильнее злился на Аню, что стояла почти напротив него, и на себя, за то, что слушал её и не уходил. Что его держало? Ничего. Тогда, чего же он медлил?

– Ну и что ещё за переход? – пожал плечами он. – Что за ерунда? Я даже не знаю, что это. Понятно же, ты ошибочно приняла меня за другого.

– Вот и нет, я ни с кем тебя не перепутала, – возразила Аня, убирая сотовый в карман куртки. – Тебе как раз очень нужна поддержка, чтобы справиться со страхами. А с командой всегда легче через них проходить. Сам поймешь позже.

– Серьёзно? – насмешливо выдохнул Лёша. – Твоя помощь мне точно не потребуется.

– Пагубы убьют Сашу! – вдруг воскликнула Аня.

– Меня это не касается, – процедил он, окончательно потеряв терпение и надежду на то, что девушка опомнится и наконец отстанет от него. – Мне нет дела и ни до тебя, и ни до твоего брата. И ни до кого вообще, потому что…

– Касается, Лёша! Ты следующий после Саши будешь! – оборвала его Аня и, скаканув ещё на две ступени вверх, чуть ткнула кулаком ему в грудь.

– Ты сумасшедшая, да? – поднял он на смех Аню, отступая на шаг. – Опомнись! Нет никакого запустенья, пагуб и дефектов.

– Есть! – упорствовала она. – В твоей комнате на окне есть символ Порядка. Пойди и посмотри, если не веришь.

– Хватит. Я ухожу, – отрезал он. – На сегодня это уже слишком, ну, правда.

– Ты так не поступишь, – настояла Аня, мгновенно оказавшись перед ним. – Ты должен помочь.

Крошево ступеней, шурша, посыпалось вниз, но она этого, словно не замечала – не оступалась, не скользила, шагала твердо, смело и настойчиво. И взгляд был такой же – упрямый и непокорный.

– Помоги, Лёш, прошу!

– Могу. И поступлю, – жёстко заявил он, стараясь смотреть на Аню равнодушно. – И я тебе ничего не должен.

– Значит, Саша ошибся, и никакой ты не Дефект! – внезапно враждебно высказалась Аня. – Ты просто трус, Алёшенька! И в следующий раз никто не придёт и не спасёт тебя от Пагубы! Замёрзнешь, как сегодня, и уже не оттаешь! И так тебе и надо, храбрец недоделанный!

Слова Ани вдруг задели Лёшу так глубоко и больно, что злость, копившаяся весь этот разговор, уже вскипела в груди и всё рвалась наружу. Ему бы накричать на Аню, и на том их знакомство точно бы закончилось, но воспоминания о собственном вое, который он затыкал кулаком, корчась на полу в подъезде и копошась в том проклятом пропыленном прахе из жуткого сна, остановили его. Это и есть помешательство на почве нервного срыва, и совсем не тихое, а Лёша не такой, он адекватный.

– Уходи! – вздёрнув подбородок, заявил он и двинулся вверх.

– Ты ещё хуже, чем Пагубы! – разозлилась Аня. – Ты не Дефект, ты слабак! И без тебя справлюсь, сама Сашу найду, одна. А ты иди домой и спрячься в комнате ото всех, в угол забейся и скули! Так ведь ты и поступаешь, когда накрывают страхи, верно? А они преследуют тебя чаще и чаще. Сопротивляться не пробовал, Алёшенька?

Лёша наигранно, вроде как лениво, обернулся и процедил:

– Что ты знаешь обо мне? Ничего.

– Ты и сам о себе ничего не знаешь. Ты умрёшь, Лёша, очень скоро умрёшь, – продолжала запугивать Аня. – Ты это чувствуешь, и не находишь себе места, так ведь? Потому страхи и не дают тебе покоя. Потому Запустенье тебя и затягивает. Твоё время на исходе: умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье и…

– Хватит! – вышел из себя он и впечатал ладонью в облезлые металлические поручни. – Я не умру, ясно? Я не умру!

– Мне жаль тебя, – презрительно хмыкнула Аня, глядя мимо него.

Лёша скривился в подобии равнодушной улыбки, ответил:

– А мне тебя нет.

В висках стучала тупая боль. Бросившись к тротуару, он, не оглядываясь, помчался обходной дорогой домой. Спрятал руки в карманы, и сам вроде как спрятался: скрылся от Ани, ото всех и вся, и от себя пытался, но не выходило – вновь предавал себя малодушными размышлениями о собственной страшной смерти.

Как влетел в подъезд и поднялся на пятый этаж, Лёша не помнил. В голове туман и мысли о скором уходе. Нервы натянулись, готовые в любую секунду порваться. Эта всё сумасбродная Аня вывела его из себя, и ни ко времени взбудоражила его и без того недремлющие кошмары. Скоро умрёт, как же! Не дождутся!

Пришёл в себя он только в собственной комнате, когда наступил в ледяную лужу у кровати. И как в нём столько воды вообще оказалось? Носок на правой ноге мгновенно промок, и, вспылив, Лёша заехал кулаком в стену, но тут же заныл от боли в плече. Стянул футболку – сустав по-прежнему припухший и в кровоподтёках.

– Что за дела-то такие, – пробубнил он, натягивая вместо майки плотную водолазку с высоким горлом, чтоб уж наверняка мама не заметила увечья.

Перешагнув лужу, он направился к окну и отдёрнул занавеску. Однако потянувшись к чуть приоткрытой створке, чтобы распахнуть её шире, впустить свежий осенний воздух и просушить наконец палас, он замер на месте. Ведь под пальцами на пластике отделки оказался тот странный знак из его сна – не до конца прорисованный чёрный круг. Правая рука его сползла с рычажка, так и не повернув его, и съехала на подоконник.

– Ну нет, этого просто не может быть, – уронил он, не веря своим глазам. – Она не знала, не могла…

Поразило его лишь на минуту, ведь проведя по рисунку пальцем, он не просто не стёр его, но даже не смазал. Как вдруг перед ним проявился мрачный холл незнакомого дома, и пахнуло плесенью. Его передёрнуло от отвращения, закружилась голова, испарина проступила на лбу. Переведя дыхание, он упёрся в раму и, сам того не заметив, полностью закрыл странный символ. Ладонь пронзило болью, и Лёша, зашипев, сильнее вдавил пятерню в неприметный рисунок.

В ту же секунду удушливый воздух целиком заполнил спальню, а на белом откосе окна проступили знакомые рваные трещины. Они разбегались, перебирались на шторы, стены, потолок и плинтуса. Вот и мокрый ковёр так быстро постарел, что Лёша и отскочить не успел, как тот расползся на пыльные клочки. Обои на стенах облезли, просалились и местами свисли ободранными кусками. Люстра почернела. Плафоны покрылись пылью и растрескались. Облезлые кольца на цепочках одно за другим обрывались, падали и исчезали среди хлама у кровати. Оголённые провода, искрясь, разрывались на куски. С потолка посыпалась штукатурка, а пол так стремительно дряхлел, что пару минут спустя выковырял из глубины себя такие гнилые доски, каких здесь просто не могло быть.

Лёша оцепенел. Мир, его личный, скрытый от любопытных глаз мир, рассыпался в прах. Секунда потрясения, и он бросился к выходу. Ухватился за отколотую ручку и толкнул дверь. Она со скрипом распахнулась, слетела с петель и рассыпалась в труху у ног.

Запустенье, вот оно! Мгновенно вспомнилась отважная Аня, что просила о помощи, а он не поверил, разозлился на неё за жестокие слова и на себя за мысли о смерти.

Задыхаясь от пыли, Лёша метнулся на кухню, но разруха не отставала, захватывала и уничтожала комнату за комнатой. На него обвалился потолок, но парень успел отскочить, а когда добрался до входной двери, задёргал защёлку, пытаясь провернуть почерневший ключ, но ничего не вышло – замочная скважина за пару минут проржавела и намертво зажала его.

– Давай же! Давай! – заклинал он, мотая ручку в стороны. – Ну, давай же!

Вот только чудовищное разорение оказалось настолько стремительным, что добралось до Лёши проворней, чем он смог спастись. Даже одежда его так быстро истиралась и выцветала, что сомнений больше не осталось – время его на исходе. И тогда, заметавшись в прихожей, так и не открыв дверь ключом, заходясь кашлем от едкой взвеси, что повисла мглой, он ударил в замок ногой. Ещё и ещё бил.

– Ты права была, Аня! – прохрипел он. – Ты во всём была права!

Дверь всё же сдалась под натиском хозяина – была выломана и отброшена на площадку. И Лёша кинулся вперёд, некстати вспомнив последние слова именно Ани: «Умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье».

Ну конечно, перед ним оказалась именно лестница. Он дёрнулся назад и даже успел остановиться перед первой ступенью, но не устоял и соскользнул. Уже падая, он ухватился за потёртые поручни – облезлая краска, ржавчина, грязь. Только у него в подъезде перила всегда был в безупречном состоянии…

Он отчаялся – вокруг обшарпанные стены. А секунду спустя разразился грохот, и часть пролёта под ногами провалилась в непроглядную тьму. И хотя Лёшу утащило следом, он смог удержаться за остатки перил. Слабея, он всё цеплялся за них, соскальзывал и снова цеплялся, болтаясь над пропастью.

«Мне жаль тебя», – неслись в голове слова Ани. – «Никто не придёт».

Всё правильно, ему не спастись самому, но ни кричать, ни просить о помощи он не стал. Да и зачем? Сам ведь только что на улице по пути на остановку отказался от предложения незнакомой девчонки. Он ведь и в самом деле предчувствовал, что лестницы скоро заберут его жизнь, но всё отмахивался. И даже теперь, продолжая хвататься за обломки поручня, зависнув над бездной, не принимал смерть.

Но финал был предопределён: его пальцы поломало судорогой, он ошкурил старую краску с железяки, сорвался с высоты и навсегда пропал в темноте.

Потом из ниоткуда объявилась короткая слепота, в секунду сменившееся беззвучьем с привкусом горечи и пыли.

Только ведь не могло же быть происходящее правдой? Могло, он просто верить не хотел.

Глава 4. Трафарет

Клубящаяся пыль не пропускала свет. Да и мог ли быть свет, там, где так невыносимо пахло гнилью – вряд ли. Вот оно, то самое дно жизни, о котором недавно пророчил Андрей Анатольевич – холодно, сыро. Умер?

– Нет, не правда, – с трудом разлепив спёкшиеся губы, просипел Лёша и закашлялся.

От накатившей ломоты в спине он выгнулся чуть вверх, вдавил ладони в пол, и неожиданно утонул ими в пыли. Она стелилась здесь повсюду, а ещё въедалась в глаза, в лицо, в шею. Мало того, что Лёшу мучила жажда, так он ещё почти ничего не видел, давился затхлым воздухом и дрожал от холода. Одни только пальцы колотило так сильно, что, зарывшись в пыль, они совсем исчезли из виду. Похоже, он был ещё жив, но переломал себе всё, что только мог, парализован и теперь уже точно не выберется из этого… Он вымученно улыбнулся, понимая, что даже не представляет, откуда именно не выберется.

Как же глупо и бессмысленно прошла его жизнь: осмысленных планов и целей никогда не имел, ничем не увлекался и не выделялся среди других. Да и если уж честно, не особо этого и хотел. Быть как все, по шаблону, под копирку, казалось удобней, чем снова и снова выбиваться из однообразных себе же подобных людей. Проще, чем рваться вверх и каждый раз разочаровываться от очередного провала. Минимум возможностей-невозможностей – минимум боли. Жизнь его как трафарет – кто-то за него второпях нарисовал и раскрасил, а он кое-как прожил. Всё.

– Лежит он, улыбается, – задорно заявил из полутьмы хрипловатый мужской голос. – С ним сейчас расправятся, а он глупо ощеряется. Настоящий Дефект, ну!

– Типичный Неадекват, – фыркнула рядом невидимая Лёше девушка.

– Вот я и говорю, Дефект, – весело хмыкнул первый. – Вставай парень, нужно уходить, за тобой уже идут.

– Может, для начала Неадекват глаза откроет, – проворчала его спутница.

О сострадании, похоже, эти люди никогда не слышали. Лёшу толчком вдавили в пол и тут же подняли. Прострел мгновенно пронзил его поясницу, отрикошетил под рёбра и провалился валуном в живот – Лёша чуть осел, изогнулся в бок и закричал. Но вопль его был вмиг заглушен чужой пятернёй. А вот боль никто не угомонил, и она неуправляемой волной пронеслась сквозь тело, а секунду спустя погасла в голове и оставила опустошенность и слабость.

Его держали за плечи и зажимали рот, чтобы больше не вопил. Он же вместе с криком рвался выплеснуть наружу ломоту и постыдную немощь – только всё зря. Обессилено выдохнув, он открыл глаза и увидел… Аню.

Накатила тошнота, ноги подкосились, и Лёша повалился вправо. Даже если умрёт здесь, неизвестно где, то хотя бы не в одиночестве. Он не знал этих чужаков, пусть так, но чувство присутствия рядом живых, делало и его живым тоже.

Упасть ему не дали – потянули вверх. Чуть привыкнув к полумраку и оглядевшись, понял, что кроме Ани здесь ещё двое: смазливый молодой человек и хорошенькая девушка. Оба в чёрных и слишком уж стильных для окружающей их разрухи костюмах.

Незнакомец, добродушно улыбнувшись, закинул безвольную руку Лёши себе на плечо, поставил его на ноги и принялся играл с равновесием – искал опору для обоих. Лёша основы не находил и, то и дело постанывая, он клонился к полу.

– Больно же, – разбито выдохнул он. – Можно тише?

– Тише? – возмутилась спутница стиляги. – Тише уже поздно, Неадекват! «Тише» не поможет теперь ни тебе, ни нам. Ты так орал, что перебудил, наверное, всех Пагуб в округе. Вариантов осталось два: или быстро, или никак.

– Почему меня так жёстко ломает? – с трудом выдавил Лёша. – Я цел вообще, или можно сразу в морг?

– Так ведь никто и не говорил, что падать в Запустенье легко, – усмехнулся парень, что помогал ему стоять. – Ну, а морг давай отсрочим.

Его смазливость не осталась Лёшей незамеченной. Чёрные безупречно уложенные волосы, тёмно-карие глаза, тонкий нос, белоснежная улыбка, совершенное симметричное лицо. Кассовый киноактёр, не иначе. И даже большой лягушачий рот не выбивался из общей образцовости щёголя, делая его толи невероятным душкой, толи, напротив, исключительным проходимцем.

– Первый раз всегда так, – подбадривал он Лёшу, ни на секунду не переставая сиять. – Дальше легче будет. Или не будет. Тут как повезёт.

– Привыкай Дефект, падать в Запустенье и в самом деле непросто, – объяснила Аня и неожиданно толчком вдавила ладонь Лёше в грудь.

Поток горячего воздуха прожёг его насквозь чуть правее сердца. Он дёрнулся назад и всхлипнул, но там основательно держали, а увернуться или отклониться не смог от слабости. Нелепо завозившись в руках красавчика, он до безумия желал одного – немедленно попасть в одиночество и в собственное обычное «без боли», а вышло неуклюжее, жалкое копошение.

Мгновенный прострел – жгучий поток прошиб его навылет, и Лёша тут же задышал свободнее. Да и перед глазами прояснилось, чёртово тоннельное зрение отступило, а вот двоение пока не спешило уходить. Тепло тянуло его к живым и возвращало ему его самого. Ещё пара минут, и он смог стоять у ободранной стены без поддержки. Пальцы его, содранные в кровь, подрагивали, кружилась голова, и не мешало бы прилечь, но только не среди этой гадкой пыли. Здесь он уже вдоволь належался. Сколько прошло времени, и есть ли вообще время? И где находится это «здесь»? Есть ли оно на самом деле, или это только в его больном мозге? Что дальше и куда ему теперь? И надо ли хоть куда-то?

Перед ним стояла Аня. Её ладонь жалась к его груди. Она сосредоточенно смотрела ему в глаза и молчала. Может ждала от него чего-то? Вот только чего?..

– Почему пришла? – хрипло выдохнул Лёша, когда Аня наконец убрала руку, а вместе с ней и доброе тепло. – Ты сказала, что никто не придёт и не поможет мне больше, и ты не поможешь.

– Ну, сказала и сказала, – отозвалась Аня, осторожно поправляя на запястье ремешки небольшого фонарика. – Сначала обиделась, потом разозлилась на тебя. Дальше просто нервы сдали, и я вспылила. Сейчас немного отпустило. Но, знаешь…

– Девчонки, они народ противоречивый, – нараспев перебил её парень в стильном чёрном пиджаке. Он улыбался или так смеялся, Лёша не понимал. Ему самому так не до веселья было. А душка-парнишка не умолкал: – Им веры нет, Дефект. Сказала «нет», а оказалось «да». А когда «да», то это значит…