Слава

Знающие говорили, что доктор Добрая Мать не боялась последней группы, что она справлялась с так называемыми Истинными Патриотами Страны так же, как Центр Власти всегда справлялся со своими врагами, – объявив войну. Ослица впечатляюще атаковала врагов – как настоящих, так и выдуманных, любого, кто, по ее мнению, стоял на пути ее судьбы. Ее методы были странными и сбивали многих с толку: ей не пригодились обычные и предсказуемые жестокие, кровавые и убийственные тактики, давно привычные для Центра Власти, нет, – ей хватало лишь рта, да, только рта: тридцать шесть зубов, среднего размера язык и дар Божий, а Бог, говорят, однажды обратившись к силе одного только слова, сказал: «Да будет свет», – и стал свет; сказал: «Да будет граница, чтобы отделить свет от воды», – и нате, толукути стала граница, чтобы отделить свет от воды; сказал: «Да будет то да се», – и стало то да се.

Да, доктор Добрая Мать одной силой голоса атаковала врагов на публичных собраниях и ставила их на место. Толукути ее мастерство в основном проявлялось в унижениях острым, как копье, языком, когда она спускала на землю большеголовых тварей с самой вершины величия.

«Встаньте», – приказывала она влиятельным животным на митингах, и они в самом деле торопились вскочить на лапы, словно чуть ли не пораженные молнией, и Джидада с недоверием наблюдала, как она изрыгала на них всласть, – ибо этим и были ее речи, полной блевотой, – да, толукути опущенные на землю, униженные животные стояли, понурив головы, не говоря ни слова – даже ни пкле.

павшие титаны

Таким же выглядит на этом последнем видео и Туви. Доктор Добрая Мать нажимает «плей», откидывается на спинку кресла. И в самом деле интересно, думает она, что отвратительное животное словно съеживается, стоит ей могуче выйти на сцену, словно кровь подсказала ему, какое пришло время. Она не помнит, чтобы когда-нибудь видела его таким маленьким, таким смиренным, таким жалким, и смакует его унижение. С каждым животным что-то случается в первый раз, и она готова спорить, что это первый раз так называемого вице-президента: да, толукути его никогда в жизни – жизни посредственной, не будь в ней покровительства Отца Народа, – так не позорили на глазах у всей страны, на глазах его глупой женушки-ханжи, которая ведет себя так, словно ей уже вручили пояс «Снохи Года», на глазах его никчемных и престарелых так называемых товарищей-Освободителей, так и не забывших убогую войну, которая кончилась почти сорок лет назад и в которой не удалось бы победить без превосходящей военной мощи первой Революционной партии Джидады, и при этом Центр Власти жестоко ее предал, стоило заполучить независимость, объявил диссидентами, арестовал лидеров, уничтожил партийную структуру, после чего объявил войну их сторонникам, чуть ли не стерев партию из так называемой истории освобождения Джидады. Теперь ослица наблюдает – с удовольствием, – что так называемые товарищи сами ежатся в креслах, титаны изо всех сил стараются уменьшиться, пока она и их не поставила на место. И поставит – в свое время. Всех. До. Единого!

толукути пророчество

Ее мобильный пищит. Это пророк доктор О. Г. Моисей скинул ежедневную персонализированную мотивационную речь. Она свайпает и читает: «Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей». Исайя, сорок один – десять. Она читает сопровождающий текст: «Вдохновляющие, бесстрашные слова на последнем митинге, доктор Добрая Мать. Ваш глас, несомненно, глас самого Господа и истинное благословение для нас!!!» Доктор Добрая Мать обнаруживает, что стоит у окна и смотрит на обширные подстриженные сады. Она понимает, что подошла сюда не по своей воле, что на копыта ее подняло то, чему она не знает названия, – быть может, сила. И та же сила привнесла в ее сердце, голову, кровь, нутро ясность, которой она ждала: толукути час ее славы близок.

Она поднимает глаза к утреннему небу – пустому, потому что еще рановато для рассвета, – сосредоточивается на открытом просторе, пока не чувствует себя единой с необъятностью. А потом пробует: поднимает копыто, очень-очень медленно поворачивает и наблюдает – с садовыми статуями, травами, жакарандами, камнями, цветами и кузнечиками в свидетелях, – как солнце выбирается из материнских объятий на целых три часа раньше положенного и скользит по небу, пока не встает прямо над ее окном. Доктор Добрая Мать, уже выпрямившись, оторопевшая, ошеломленная, с трудом удерживается на дрожащих задних ногах, стоящих на пышном ковре, упершись передними копытами в стекло, чтобы не дать себе подняться, – да, толукути взлететь навстречу солнцу.

Битва за джидаду

когда приходит смерть, у богатого животного нет денег, а у бедного – долгов, но у некоторых есть то, что есть

Когда рассказывают знающие, они говорят, что в обычное утро после всенощного митинга Партии Власти Джидада проснулась и услышала новости: Туви попал в аварию с летальным исходом. В новостях говорилось, что вице-президент ехал домой с митинга, на котором – что печально, но неудивительно – его не пощадили уже дежурные изрыгания доктора Доброй Матери. В новостях говорилось, что машина вице-президента почти проехала мост над великой рекой Дулой, сразу за начальной школой Святой Марии, как лоб в лоб столкнулась с неопознанным предметом, толукути от силы столкновения несколько раз проделав сальто и рухнув в Дулу, заполненную почти до краев после недели проливных дождей. В новостях говорилось, что машина пробыла под водой всю ночь, прежде чем хоть кто-то узнал об аварии. Наконец, в новостях говорилось, что все пассажиры уже наверняка погибли, если не случилось чуда, толукути крайне маловероятного, ведь Джидада не место для чудес, особенно если ты противник Центра Власти.

И в самом деле, когда спасатели подняли машину из Дулы, все пассажиры – бык, коза и кочет – были найдены мертвыми, все еще пристегнутыми ремнями безопасности. Но вице-президента не было и следа. Пока спасатели вели тщательные поиски, действительно знающие рискнули заявить, что это пустая трата времени: коня наверняка спасли талисманы – и он сбежал. Они были недалеки от правды. Когда машина опустилась на дно Дулы, копыта Тувия уже поедали дорогу, толукути унося вице-президента на безопасную ферму его колдуна.

мальчик может плакать, но мужчина обязан скрывать слезы

Он нашел Джолиджо шагающим взад-вперед перед своим домом в ожидании. Согласно своему призванию, колдун надел развевающийся плащ из шкуры гепарда с подбоем из черного бархата. Шею кота охватывала нитка красных и черных бус пополам с зубами львенка, почти скрывая цепочку от «Версаче». Стоило Тувию увидеть Джолиджо, как он словно с ума сошел – да, толукути топал, метался, взвивался на дыбы и брыкался. Скакал лучше кролика, крутился, крутился и крутился, вращая хвостом что пропеллером. Кот, в жизни не видевший истерик такого размаха, уже вскочил на персиковое дерево, а оттуда – на крышу своего дома, где теперь энергично крестился; может, он и колдун, но его бабушка родилась набожной католичкой – отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Джолиджо думал, что делать, как тут вице-президент вдруг без предупреждения прирос к месту, словно где-то на пульте нажали паузу. Конь встал смирно, опустив большую голову на грудь. А потом, к полному, полнейшему удивлению Джолиджо, захныкал – этот тихий, но страшный звук снова загнал озадаченного кота на персиковое дерево. Затем он соскользнул по стволу, изящно прокрался в поле зрения коня, но приближаться не посмел. Вместо этого колдун отправился в дом – возиться с уже приготовленными мути[23] и снаряжением для предстоящего сеанса. Он размешал воду цвета грязи в большой лохани, порылся в разложенных на полу мешочках с корешками, сухими листьями и порошками. Влил белое мути в огонь, тут же подняв такой дым, что всю комнату заволокло смрадное облако, и внутрь наконец ввалился вице-президент и сел на свое обычное место напротив двери.

– Что-то случилось, начальник? – Джолиджо говорил так, словно дотрагивался до спящей кобры.

– Эта зудохвостка никак не угомонится! Я думал, она не зайдет дальше изрыганий, но вот, пожалуйста, убить меня пыталась! Эта зудохвостка взбесилась! – Конь дрожал от возмущения.

– Но ты ведь выжил, начальник. Опять, – сказал Джолиджо.

– Я уже не хочу выживать, я устал! Я просто хочу дожить свою жизнь мирно, как и все! Оппозиция – и та ведет себя лучше этой зудохвостки!

Джолиджо, уже было испугавшийся настоящего кризиса – упаси господи, того, к чему он не готов или в чем не сведущ, – спокойно достал трубку и глубоко и с облегчением затянулся.

– Наши отцы и их отцы, как их отцы до них, верили в мудрость: слезы истинного самца текут внутри – как кровь. Настоящий самец может рыдать сколько угодно, но глаза и лицо остаются сухими, чтобы не нарушить их веры.

Кот откинул голову и выпустил плотную ленту дыма. На потолке и стенах висели выбеленные мышиные черепа. Кот, прищурившись, следил, как дым завивается к костям.

– Но что, если однажды эта безумная ослица добьется своего? И что, если она как-нибудь окажется в Центре Власти, раз теперь командует самим солнцем?! – воскликнул Туви.

– Настоящий мужчина не жалуется прилюдно, начальник, в какой бы ни был беде, какое бы чудовище ему ни досаждало, и уж тем более самец в вашем положении. Но, как я уже говорил, все это вполне ожидаемо, учитывая ставки и обстоятельства: даже палки и камни знают, что власть – это танец с дьяволом. А судя по тому, что мне говорят сны и зеркала, танец даже еще не стал жарким, начальник, более того, это только комариный укус в сравнении с тем, что будет дальше, – сказал кот, встал и поправил свой плащ.

спасен кровью иисуса мути

Весь остаток утра вице-президент проходил обряды очищения и укрепления для того, кто уже обманул смерть, но должен повторить это еще не раз. Он погружался в очищающие ванны со священными цветами и мути из толченых костей неуловимых и грозных зверей. Он жевал их сухую печень и пил их мочу. Курил сушеное дерьмо русалок. Пил соки из вареной коры и листьев крайне редкого древа жизни. Измазывался волшебными зельями. Джолиджо вплетал талисманы в его гриву и хвост. Для его защиты приносилась жертва за жертвой.

Лишь к полудню колдун наконец удовлетворился: да, процесс не только снял мрачную тень недавнего покушения на вице-президента, но и приготовил его к любому оружию плоти, духа – или какого там белого дьявола ему готовила смерть, чтобы довершить то, с чем не справилась авария. Благодаря основательности этой работы Тувий не только восстановил уверенность, но и устыдился такой несоразмерной, как он теперь понимал, реакции, увидев, что ему в принципе нечего бояться просто потому, что на его стороне лучший колдун во всей Джидаде.

– Какой сегодня день, товарищ Джолиджо? – спросил вице-президент. Его тело словно переродилось свежим и неуязвимым – как и всегда после их сеансов.

– Сегодня день после понедельника. Который вы бы не увидели, если бы и вправду умерли, как должны были.

Кот ждал, когда Тувий засмеется. Но вице-президент промолчал – возможно, потому, что сказанное было правдой, – и кот пожал плечами, заглянул в чулан, где держал лошадиную одежду для таких чрезвычайных случаев, и достал черный костюм и свежевыглаженную белую рубашку. Тувий переоделся прямо перед котом и стал выглядеть так, как и положено вице-президенту.

ни одно орудие, сделанное против тебя, не будет успешно[24]

Когда Джолиджо сказал, что призвание править – это танец с дьяволом, толукути он имел в виду, что призвание править – это танец с дьяволом. В течение одной недели Тувий переживет град, три новых аварии, четыре попытки похищения, четыре обстрела из проезжающей машины. Но каждый раз вице-президент, словно какой-то помазанный двоюродный брат Иисуса со стороны матери, а не самый опасный враг Центра Власти, выходил невредимым к изумлению всех джидадцев, к разочарованию тех, кто желал ему полной гибели, – а таких было много, ведь коня ни с какими оговорками нельзя было назвать всеобщим любимчиком, – и к замешательству комментаторов, пророчествовавших ему неизбежный конец, и к печали многих жертв самого коня, надеявшихся, что хотя бы карма осуществит то, в чем их подвело правосудие, и, наконец, к досаде сторонников доктора Доброй Матери.

Но коня не поздравляли и не хвалили за победы над смертью – все-таки даже палки и камни знали, что Тувий испокон веков был активным оружием в весьма неразборчивой руке власти, теперь взявшейся за него, и что слишком многим спастись не удалось. Все, на что хватало обычных джидадцев, раз не от них зависело, разгорится или погаснет это пламя, – просто устроиться поудобнее, и наблюдать, и верить, что выживание вице-президента – лишь дело случая, что его рассвет рано или поздно настанет, как настал для многих до него и настанет для многих после.

как бы ни была длинна ночь, она кончается рассветом

И в обычный понедельник, похожий на все понедельники, для Тувия Радости Шаши действительно настал рассвет, когда Отец Народа с неколебимой любовью и преданностью мужа столетия бесцеремонно отлучил вице-президента от Центра Власти, и, следовательно, от Джидадской партии, и, следовательно, от трона Освободителей. Да, предположительно, Тувий считался ближайшим наследником; да, он сражался в Освободительной войне и считал себя Истинным Патриотом до мозга костей; да, он без сомнений посвятил всю жизнь Джидаде и посвятил бы вновь и вновь; да, он прошел плечом к плечу с Отцом Народа весь долгий тернистый путь к свободе и славе; да, он пережил немало драматических стычек со смертью; да, на его стороне был самый могущественный колдун, – но и все это в итоге не защитило Тувия от сокрушительного события, для которого у него не хватало слов.

мысли и чувства

Действительно знающие говорят, что с тем же успехом Отец Народа мог поразить своего помощника копьем в самое сердце. Его младший соратник еще не ведал такой боли. Толукути впервые в жизни Тувию Радости Шаше было не просто плохо, а плохо-плохо. Он не знал, что делать. За что держаться, чего коснуться, что отпустить, – ибо он был ничто без Центра Власти и ничто вне его. Часы во сне и наяву переполнялись мыслями о пройденном пути и, конечно же, об отношениях с Отцом Народа – черт, да это почти что брак, ведь как еще назвать столь тесный союз? И что же с ними стало? Что такого под широким небом Джидады он натворил, чтобы заслужить эту участь? Разве был у Старого Коня в любое время правления солдат преданней? Спутник преданней, сторонник преданней, оружие преданней, что угодно преданней? Кто был с ним с самого начала? Кто решал с тех пор любые затруднения, не заботясь, малы ли они, как муравей, или больше горы Килиманджаро? Кто гасил пламя, угрожавшее Центру? И разжигал, когда требовалось разжигать? И как это возможно, что он – да, толукути любивший страну лучше самых лучших патриотов, лучше, чем Бог любит мир, потому что отдал не то что сына – если начистоту, что такое какой-то там сын в сравнении со своей жизнью? – да, он самоотверженно жертвовал своей одной-единственной жизнью в той ужасной долгой Освободительной войне, чтобы Джидада, в том числе и ослица-зудохвостка, была свободна, и, мало того что самоотверженно жертвовал своей одной-единственной жизнью в той ужасной долгой Освободительной войне, чтобы Джидада, в том числе и ослица-зудохвостка, была свободна, но и жертвовал бы снова, хоть каждый день, – что он оказался в столь печальном положении? Почему и когда так сталось, что с Освободителем и Защитником народа, законным будущим правителем его калибра можно обходиться с таким пренебрежением, таким неуважением, таким презрением, такой неблагодарностью? И все из-за козней коварной самки, притом зудохвостки? Почему никто не возмущается, почему животные не встают с ним, за него? Разве не видят, что происходит и произойдет? Куда пропали все уважаемые джидадцы? Благородные граждане, Настоящие, Истинные Патриоты страны, – когда творится такой произвол, такое безобразие? Неужели они не понимают, что, если не вмешаются сегодня, завтра придет их черед? Что никто не в безопасности, пока все не в безопасности?

ибо вот, я пошлю на вас змеев, василисков, против которых нет заговариванья, и они будут уязвлять вас, говорит господь[25]

Да, толукути несчастье обложенного со всех сторон бывшего вице-президента было слишком велико, чтобы даже мути Джолиджо могли его утешить. Он не ел, решив, что в каждую чашку воды, в каждую тарелку еды, кто бы их ни подавал, подмешан смертельный яд. Почти не спал, почти не говорил, почти не смеялся, почти не срал, почти ничего. Стал параноиком, с подозрением косился на каждое животное и на все подряд, даже на собственную тень, даже на собственное отражение в зеркале. И страхи бывшего вице-президента в самом деле оказались небезосновательными: по возвращении с долгой ночной прогулки во время припадка бессонницы ему показалось, что он видел движение на юге двора, у гаража. Он скрылся в тенях, гадая, действительно ли видит то, что видит: к его спальне целеустремленно шел-полз белый питон с огромной головой, какой он у питонов никогда не видел.

– Черт-черт-черт! – произнес оторопевший конь под журчание мочи, сбежавшей из него без разрешения. Он не стал дожидаться возвращения того существа: взял копыта в копыта и растворился в ночи.

Не раз во время побега он думал – зная о Центре Власти то, что знал, – что он наверняка не один в хмурой джидадской тьме, что в тенях рыскают другие чудовища. А если не чудовища, за ним наверняка следят звери вроде командира Джамбанджи – самого страшного убийцы, уже два десятилетия кряду отвечавшего за то, чтобы враги Центра Власти исчезали без следа. И все же конь продолжал путь, потому что ему оставалось только продолжать. Время от времени в ушах звенел безумный смех зудохвостки, слышались ее слова – оскорбительные, насмешливые, унизительные, угрожающие, – и свернувшийся в нутре гнев разворачивался, копыта сильнее впивались во тьму. Лишь одно имя осталось на уме: генерал Иуда Доброта Реза. Тувию не надо было объяснять, что друзей в этот час величайшей нужды у него немного, а защитников среди них – еще меньше, но питбулю он доверять мог.

убежище

Генерал Иуда Доброта Реза встретил его у входа своего дома, словно ждал. Внутри, в углу темной гостиной, Тувий с удивлением увидел тесный кружок генералов. Они переговаривались приглушенными голосами, словно скрытные старые самки – о внезапных похоронах ненавистной сверстницы; толукути было не продохнуть от характерной псиной вони. Конь с облегчением обнаружил, что знает всех собравшихся. Генерал Талант Ндиза – поразительно красивый риджбек[26] с доброй мордой, чья прославленная привлекательность противоречила дикой жестокости, – сидел рядом с генералом Мусой Мойей, низким бурбулем[27] с выпученными глазами, придававшими ему такой вид, будто он подавился костью: он славился своей деловой хваткой – владел шахтами по всей Джидаде и бегло говорил по-китайски. Генерал Святой Жоу – здоровенная самодовольная немецкая овчарка с угловатым носом, заслуженный ветеран Освободительной войны, как и генералы Иуда Доброта Реза и Муса Мойя; и, наконец, Генерал Любовь Шава – питбуль с безмятежной мордой, славящийся хладнокровием и умением переспорить кого угодно во сне и наяву, при этом не встопорщив ни единой шерстинки.

Все псы сидели в мундирах, и бывший вице-президент, одетый в обычные брюки цвета хаки и желтую футболку Партии Власти с лицом Отца Народа (несмотря на неприятный оборот, который приняли их отношения), ощутил укол застенчивости. Толукути это было связано не столько с внешним видом, сколько с неоспоримым авторитетом, присущим псу в униформе, и уже тем более – целой своре. Конь не мог не почувствовать себя слабым; если бы только знать, что день закончится в таком месте, в такой компании, в таких обстоятельствах, он бы и оделся соответствующе. Одну стену занимало длинное зеркало – в нем растрепанный Туви сам себе показался ненормальным.

Но вице-президенту не стоило волноваться – псы приветствовали его по-собачьи. Добродушно порычали. Покружили рядом, размахивая хвостами и вывалив языки. Обнюхали копыта, хвост, задницу. Генерал Святой Жоу даже воодушевленно трахнул ему ногу. А Туви в свете этой собачьей любви стоял робко, улыбаясь, как дурак, и не зная, куда себя девать.

– Прошу, прошу, товарищ, – сказал генерал Талант Ндиза после танца, прожигая Тувия взглядом.

Судя по горе мятых окурков, по густой дымке в воздухе, по пустым бутылкам, Туви, у кого от сердца чуть отлегло при виде такого обнадеживающего приема, решил, что собрание длится уже долго. От этой мысли ему снова стало неспокойно, и он тут же принялся жевать себе печень: по какому поводу эта встреча – да не просто встреча, а, судя по виду, прабабушка всех встреч? Задумался: что за собрание проходит в час колдунов и странных чудищ? Задумался: не занесли ли меня копыта не пойми куда? Задумался: почему на этой встрече одни только псы, будто это единственные животные в Центре Власти?

– Ты, старый друг, умеешь появляться в самый нужный момент, как великие цари: лучше момента не придумаешь. Прошу, садись, – пригласил жестом генерал Иуда Доброта Реза, освобождая место между собой и бурбулем.

– Господа, – сказал Тувий с напускной бодростью, не совпадавшей с его истинными угрюмыми чувствами, и отважно улыбнулся всем собравшимся.

А опустив зад на плюшевый диван, почувствовал, что с ним вместе села его болезненная беда. А как только он устроился, генералы отсалютовали и сели. И конь переводил взгляд с пса на пса, с пса на пса, толукути и тронутый, и ошеломленный этим жестом, – ведь даже самые низкие дворняги не отдавали ему честь с начала его опалы, мало кто удостаивал его и взглядом.

– Выпьешь, товарищ? – спросил генерал Любовь, уже наливая коню водку. И Тувий выпил, с трудом удерживая дрожащий стакан. Он ненавидел водку и не пил ее уже много лет, потому что его первая любовь, Нетсай, ушла к павлину, пившему только водку, и каждый раз, когда пил, Тувий чувствовал, что снова пробует свое унижение на вкус, но сегодня, толукути в таких обстоятельствах, водка казалась как никогда божественной.

– Товарищ! Ты как будто ад прошел, – сказал генерал Святой Жоу.

«А я и есть в аду, что за адская глупость?» – подумал, но не сказал вслух вице-президент. Взамен он покачал своей головой-автобусом и тяжело вздохнул. Пляшущие глаза пса, когда он ненадолго в них заглянул, были полны доброй заботы.

– Ха, в Джидаде у тебя хватает настоящих врагов, но здесь ты среди союзников, старый друг, – сказал генерал Иуда Доброта Реза, положив лапу на плечо Тувию и продемонстрировав улыбку, расплывшуюся по всей его угловатой морде.

Доброе прикосновение проняло коня до самого нутра, и он чуть не попросил пса не убирать лапу. Даже бог с ней с лапой – он чуть не попросил обнять его, сжать покрепче, сказать, что все будет хорошо, и не отпускать. Он велел слезам течь внутри, как и советовал Джолиджо, сжал челюсти и, избегая взглядов псов, лишь сказал:

– Да-а-а, товарищ.

– Я тебя понимаю. Но поверь, старый друг, все будет хорошо, – сказал Иуда Доброта Реза, подливая себе.

И почему-то в дымке темной комнаты, впервые с тех пор, когда все стало разваливаться, конь почувствовал, что, быть может, все и правда будет хорошо.

в защиту революции

– Эх, товарищи. Уверен, все мы понимаем наше положение, незачем пересказывать козни, о которых мы все прекрасно знаем. В этот самый момент под землей ворочаются кости Освободителей, оглашая для нас время. Время защищать Революцию. Во имя Джидады, конечно же, и под ней я имею в виду ту Джидаду с «–да» и еще одним «–да», ради которой жертвовали собой и гибли товарищи Освободители, а не ту Джидаду ничтожных предателей из Центра Власти, которую не может узнать ни один зверь, – сказал генерал Иуда Доброта Реза, пронзив каждого товарища взглядом.

Тувий чуть не ответил «аминь» в конце его короткой речи – толукути он слушал ее, как молитву. Но правильно ли он расслышал? Или ему мерещится? Ему не надо было оглядываться, чтобы знать: псы пристально следят за ним.

– Да, я слышу тебя, товарищ. Но беда, говоря откровенно, в том, что я не уверен, возможно ли защитить Революцию от – как бы выразиться – Революции, – сказал Туви.

Не то чтобы он не пытался это себе представить – даже планировал, толукути буквально каждый божий день со времен отлучения. Но многолетний опыт в Центре Власти научил его осторожности в подобных деликатных вопросах. Очевидно, у генералов, собравшихся в глухую ночь, словно колдуны, имелся козырь под хвостом.

– Сегодня Президент не считает это возможным, товарищи, – сказал генерал Муса Мойя, поднявшись и пройдя к двери походкой закаленного пьяницы.

От внимания Тувия не ускользнуло, что пес назвал его президентом. Толукути Президентом с большой буквы!

– Революцию можно защитить так же, как и всегда, товарищ. С оружием и при оружии. И мы защитим ее, зная, что зудохвостка действует не одна, а со своей заблудшей кликой, которая даже пороху не нюхала. Пустому месту не узурпировать власть революционеров! Ура Оружию! – произнес генерал Любовь Шава.