Слава

– Но ни в коем случае не заблуждайтесь, дорогие мои дети, будто эти бесстыжие и безобразные самки пришли сюда сами по себе. Их используют, они – очередной грязный прием Запада, чья главная задача, о чем я вечно вам повторяю, – дестабилизировать нас, среди прочего нападая на наши ценности, убеждения, образ жизни, культуру. Но, конечно, и вы, и я знаем, что и это еще не все. Тот же самый Запад заодно с Оппозицией желает избавиться от меня, желает убрать меня при незаконной смене режима!

Толукути площадь взревела.

– Но я никуда не уйду! Потому что я был вождем Джидады сорок лет назад, и был вождем Джидады тридцать лет назад, и двадцать лет назад, и десять лет назад! Потому что я был вождем Джидады вчера, я вождь Джидады сегодня и буду вождем Джидады – когда? – спросил Отец Народа, навострив уши.

– Завтра и вечно!!! – загремела Джидадская площадь в честь бесконечного правления Старого Коня.

Животные били копытами и топали ногами, пока не скрылись друг от друга за пылью. Животные скакали на месте. Животные хлопали и обнимались. Животные стукались задами. Животные, что умели летать, взлетели. Животные вставали на дыбы. Животные голосили. Животные свистели. Животные рыдали, кричали и пели. И в сердце волнения Старый Конь почувствовал себя заново рожденным, да, толукути почувствовал себя, как в день инаугурации много, много, много, много, много лет назад.

антиимпериалистический крестоносец

– Да, таково наше положение, дорогие мои дети народа. И мало того: лишь назначивший меня Господь может меня низвергнуть, но не Запад, не имеющий никакого морального права даже открывать рот и говорить, будто Джидаде нужна смена режима! Потому что – потому что кто они в двухцентовой тени травинки? Где и кем бы они были сейчас, если бы не совершили грязный грех колонизации? Чем были бы США без ворованной земли, которую они теперь имеют наглость безжалостно закрывать для посещения? И в самом деле, чем была бы эта страна без украденных сыновей и дочерей Африки, которых там теперь держат в полной нищете, хотя они-то и принесли им богатство? И чем был бы Запад без ресурсов Африки? Золота Африки? Алмазов Африки? Платины Африки? Меди Африки? Олова Африки? Нефти Африки? Слоновой кости Африки? Каучука Африки? Древесины Африки? Какао Африки? Чая Африки? Кофе Африки? Сахара Африки? Табака Африки? Без украденных артефактов Африки в их музеях? А знаете ли вы, дорогие мои дети, что до сих пор, спустя десятилетия после эпических грабежей, разорений, изнасилований, похищений, убийств и угнетения, Британия так и не вернула нам голову Мбуйи Неханды? Да, приговорив заклинательницу духов наших предков, Мбуйю Неханду Някасикану, – как вам известно, мать борьбы за Освобождение Джидады, – так вот, приговорив ее к смерти через повешение, они, будто этого мало, отрубили ее священную голову и выслали в свою Британию как трофей для короны![13] Там она до сих пор и остается – вместе с двумя десятками голов других джидадских борцов за свободу! Может, королева ответит нам, что делает с нашими заключенными мертвецами, потому что сам я не могу – я не знаю. Но что я знаю, так это что прежде, чем поучать нас демократии и переменам, Запад должен вернуть все украденное до последнего. Я этого хочу! Я этого требую! Африка хочет и требует все вернуть! Все! До! Последнего! – взвизгнул Отец Народа с таким жаром, что стадион вспыхнул пламенным хором:

– Вернуть! Вернуть! Вернуть!

Да, толукути дети народа, вспомнив о грехах бывших угнетателей, скандировали и наполняли площадь всевозможными обидами, в том числе и унаследованными от предков, живших в тяжелые времена. А Отец Народа в своем духе заслуженно и решительно осуждал Запад за неоколониализм, за капитализм, за расизм, за экономические санкции, за несправедливую торговую практику, за привитую зависимость от гуманитарной помощи, за закрытие джидадских заводов и предприятий, за отсутствие работы, за плохую продуктивность ферм, за утечку мозгов, за гомосексуалов, за отключение электричества и воды, за убогое состояние джидадских школ, государственных больниц, мостов, общественных туалетов и общественных библиотек, за распущенность молодежи, за ямы на дорогах и неубранный мусор на улицах, за черный рынок, за галопирующий уровень преступности, за отвратительный процент успеваемости на национальных экзаменах, за поражение джидадской национальной сборной по футболу на недавнем финале континента, за засуху, за странное явление под названием «маленькие дома», когда у женатых мужчин обнаруживаются вторые семьи на стороне, за учащение случаев колдовства, за скудость интересных произведений местных поэтов и писателей.

освободитель

– И все же сегодня, как вам всем известно, очень важный день – столь важный, что я не могу назвать дня важнее, кроме разве что моего дня рождения, а это, если кто-то не знает, день, когда появился я, и без него мы бы не праздновали сегодня, потому что я бы не возглавил борьбу за Освобождение, чтобы Джидада больше никогда не была колонией! – сказал Отец Народа, со всей силы ударив копытом в воздух на слове «никогда».

В этот самый миг забытый сон вернулся к нему ясный, как воздух, и от возбуждения он отпустил кафедру и сделал то, чего заграничные врачи рекомендовали больше не делать: встал на дыбы. Джидада времен славного прошлого вдруг явилась в его голове как живая, и он чувствовал ее запах, чувствовал на вкус ее густое молоко и насыщенный мед.

– Мои дорогие, мои самые преданные джидадцы, чего бы нам ни желали коварные враги – от Оппозиции и Запада до этих бесстыдных самок, которых вы только что видели своими глазами, – для меня большая радость и честь сказать, что мы живем в славные времена, времена, когда мы – хозяева своей судьбы. Ибо разве не нам принадлежит каждая пядь этой плодородной земли? Разве мы не наслаждаемся драгоценными плодами этого благословенного края, выросшими как на земле, так и под ней? Разве мы не процветаем? Разве нам не завидуют не столь благополучные страны? Кто-то среди вас голоден? Несвободен? Страдает? Недоволен? Беден? Угнетен? Разве мы не оставим будущим поколениям такое блистательное наследие, что они встанут во весь рост наравне с другими странами мира?

Услышав эти слова, четвероногие среди животных под солнцем опустились с задних лап обратно на четыре, задумавшись на умопомрачительной жаре.

толукути осмысление наследия

– Мы любим Отца Народа, никто не любит его так, как мы, это в нашей крови! А есть ли наследие лучше, чем любовь? Нет уж, ничего нет! Но, пожалуй, моя любовь была бы еще сильнее, если бы он дал работу. Просто небольшую работку, необязательно что-то серьезное, ни о чем таком я не прошу. Только чтобы оплачивать съемную комнатку и, может, позволить себе приличную одежду вместо этих лохмотьев. Время от времени кормить детей досыта, чтобы они тоже имели капельку достоинства – хотя бы капельку, я же не прошу всего. Может, еще в школу их отдать. Такие обыденные мелочи.

– Ха! Нет, наследие замечательное на все сто процентов! Даже трудно передать словами, зная историю нашей страны, чистую радость от того, что нами правит, правит и правит черный президент с полностью черным правительством! В сравнении с чем? В сравнении с расистским колониальным правительством до Независимости. Единственное – хотелось бы, чтобы страна жила точно так же, как когда правили расисты! И тогда – ха, серьезно, если с этим разберутся, наследие у нас будет прекрасное, никаких вопросов, на все сто процентов!

– Если хотите знать, наследие – это преданность, и это чистая правда. Сегодня некоторые дураки даже смеются над тем, что носишь символику Отца Народа, дразнят, говорят: что ты можешь показать за столько лет Независимости, кроме этой самой символики, разве не пришло время для настоящих Перемен? Переманивают животных на другую сторону. А я только бью крыльями да отвечаю: ну-ну! Потому что – вы вот когда-нибудь просыпались, смотрели на своего родителя и говорили: ты старый, ты бесполезный, ты такой и сякой, найду себе другого родителя, пришло время Перемен? Нет, вы так не делали! Никогда! Отец Народа Навсегда! Партия Власти Навсегда!

– Ну я-то не против, что доктор Добрая Мать прогнала нас с земли, чтобы освободить место под свою ферму! Совсем не против, правда, ничуть, кана, нгитшо – как бы, ну стали мы бездомными, но где ей еще заводить ферму? В воздухе? На дереве? У себя в особняке? И фути[14], это совсем не то же самое, как когда тебя выгоняет с земли белый колонизатор! Вот тогда это совсем другое дело, точно, уже повод для войны, и мы воевали, чтобы освободить нашу страну. Но с чего мне даже думать о войне против доктора Доброй Матери?

– Даже навозный жук вам скажет, что во всей Африке не найдется Отца Народа, кроме нашего единственного и неповторимого собственной персоной, – ни единого, кому хватит духу сказать Западу скакать к черту, сказать Западу, чье настало время. Никто не может предъявить такое наследие. Вот почему он нужен нам у власти. А то кто еще им скажет?

– На самом деле Джидада – одна из самых грамотных стран в Африке! Вот это – настоящее наследие! Это знают все и везде. И конституция у нас одна из лучших в мире. Плевать, что критики говорят, будто мы не соблюдаем собственную конституцию, – мы хотя бы не соблюдаем свою собственную. А уж когда решим ее соблюдать, все поймут, почему ее называют одной из лучших в мире. Все это – наследие!

– Как можно забыть время, когда мы прогнали белых фермеров с нашей земли? Ха! Я воспаряю от одного воспоминания. Мы им показали, чья Африка на самом деле! Вы не привезли с собой на корабле землю, когда приплыли нас колонизировать, и еще имеете наглость звать себя фермерами кукуру[15] – кукуру! Ха! А теперь мы вернули всю землю. Ну, когда я говорю «мы», необязательно имею в виду себя, потому что лично у меня земли нет. В основном ее вернули себе только те, под шатром, но они все-таки тоже черные, как и я, хотя бы так. Конечно, враги режима наговорят в пропаганде, что Избранные на самом деле не умеют возделывать землю, а значит, экономика от передела только пострадала. Ну и что? Главное – что земля у черных! И это – наследие! Мы больше не будем колонией!

– Недаром нас зовут жемчужиной Африки, так-то. Чего нам в Джидаде не хватает? Все есть – земля, недра, вода, хороший климат. И почему китайцы и транснациональные компании слетелись на эту страну, как мухи? Потому что кое-что понимают в жемчужинах! Не заблуждайтесь из-за внешнего вида – это я об ужасных дорогах, где гибнут люди, об ухабах, о нерабочей канализации, обветшавших больницах, обветшавших школах, обветшавшей промышленности, обветшавших железных дорогах – ну или, пожалуй, в целом обветшавшей инфраструктуре. Потом еще, конечно, низкий уровень жизни, миллионы уходивших и уходящих за границу в поисках чего-нибудь получше, убогость и прочее, что на первый взгляд навевает уныние, – можно подумать, перед тобой развалины. Со странами и не такое бывает, такая вот странность стран, но не сомневайтесь, однажды мы были в лучшей форме. Плюс не надо судить книгу по обложке. Потому что главное – Джидада все еще жемчужина, жемчужина Африки. И вот это и есть богоданное наследие Отца Народа – правление настоящей жемчужиной. И более того, он освободил и защитил эту жемчужину, чтобы Джидада больше никогда не была колонией!

боевой клич

– И вот ответ на мои вопросы, дорогие мои дети: мы на пути к тому, чтобы оставить следующим поколениям невероятное наследие. Ведь если наследие будет менее, чем невероятное, знаете, что это значит?

Его Превосходительство замолчал и внимательно осмотрел собравшихся.

– Это значит, Революцию предали! Это значит, нужна новая война за независимость – да, новая Освободительная война, потому что так бы поступили ваши предки и так бы хотели вы, ведь кто сказал такие слова: «Каждое поколение должно найти свою миссию и либо ее выполнить, либо предать»?[16] – Старый Конь поискал глазами на площади ответ. А затем: – Ага! Я знаю, кто это сказал, кажется, я и сказал, поэтому и запомнил, а значит, сказав это когда-то, сегодня добавлю, что я, ваш лидер, не стану вам мешать выполнить свою миссию! Я вас благословляю! И говорю вам всем: если я и узнал что-то полезное, пока правил, правил и правил, так это что власть любого режима, даже самого деспотического, в первую очередь опирается на страх народа! Я гарантирую: как только подданные лишаются страха, для режима игра закончена! Если хотите проверить – вперед, и не завтра, а прямо сейчас, потом меня поблагодарите! Долой страх! – заявил Старый Конь, и в его глазах полыхал узнаваемый огонь сопротивления.

Центр Власти и Избранные обменялись озабоченными взглядами, спрашивая себя, правда ли они слышат то, что слышат. Толукути глубокая тишина, опустившаяся на площадь, была такой всеохватной, такой истинной, что ее можно было схватить, словно толстого клеща. А что до животных под солнцем – они ерзали и с недоверием переглядывались. Конечно, нынче оговорки стали для Старого Коня обычным делом. Но порой эти оговорки, как прямо сейчас, на самом деле были честными и проницательными мыслями, толукути мыслями, которые разделяло большинство джидадцев, хотя, конечно, и не решилось бы произнести их вслух или согласиться с ними на публике.

Тогда-то зааплодировал вице-президент Тувий Радость Шаша, больше известный всем джидадцам попросту как Туви[17], и скоро за ним подхватил весь подиум и остальные животные – не сразу, потому что не понимали, чему они аплодируют, учитывая суть противоречивого, даже крамольного послания Старого Коня.

– Какого черта случилось с его долбаной речью? Ее что, никто не писал? – проворчал с презрением вице-президент, повернув голову – не голову, а целый автобус, – к сидящей за ним корове.

– Мы писали, товарищ вице-президент, сэр. Но вы же знаете, Его Превосходительство любит говорить, что ему в голову взбредет, сэр, – ответила корова.

– Ну, очевидно, сегодня он с головой не дружит, правильно?! Это не должно повториться, товарищ. Уберите его с трибуны, пока он не наговорил того, о чем мы пожалеем!

Овца и индейка тут же вскочили и поспешили к кафедре. Но Старого Коня уже уводила ослица, привыкшая к словесной эквилибристике своего супруга.

говорит товарищ вице-президент

Тувий Радость Шаша был старым конем, пусть и не таким старым, как Отец Народа; на самом деле некоторые бы сказали, что в сравнении с Его Превосходительством он еще жеребец[18]. Сильный и солидный, он поднялся за кафедру с громоздкой грацией бегемота. На нем, несмотря на жару, была красная куртка, украшенная, как и весь наряд, изображениями морды Его Превосходительства. На подиуме он распрямился, хлестнул хвостом и начал осторожно подбирать слова, чтобы продолжить речь начальника.

Подхватывать за таким прирожденным и талантливым ритором, как Старый Конь, пока еще не развеялся дым его поэтического красноречия, непросто. Но вице-президент справился. Он напомнил себе, что сражался и проливал настоящую кровь на Освободительной войне Джидады, на которой они в итоге победили, – какой-то подиум не поставит его теперь на колени.

– Ура Джидаде, товарищи! – начал вице-президент, подняв копыто. Он старался говорить в самоуничижительном тоне, о чем никогда не забывал, особенно в присутствии первой самки.

– Ура! – загудела площадь.

В соответствии с поводом – и поскольку Партия Власти сделала это в Джидаде важной и вечной темой, – вице-президент заговорил об Освободительной войне и поблагодарил ветеранов – именно так, отважных и самоотверженных животных, с оружием освободивших страну много лет назад, чего, разумеется, нельзя сказать обо всех подряд в Джидаде. Он говорил о мире и свободе для всех и поблагодарил псов нации за то, что они бдительно охраняют эти драгоценные мир и свободу. А поскольку речи он не готовил и в целом нервничал от выступлений на английском языке без бумажки, быстренько закруглился, считая – вполне справедливо, – что толпу его подача не воодушевляет, что его даже сейчас сравнивают с Отцом Народа.

живая икона

– И напоследок: мы живем в Джидаде благодаря руководству, мудрости и верности нашего единственного и неповторимого Отца-Основателя, Его Превосходительства, ниспосланного, как сказал пророк, самим Богом, и он, как вы знаете и обязаны согласиться все до единого, уже близко к четырем десятилетиям – а это само по себе близко к половине века – правит Джидадой с железным копытом, любящим сердцем, мозгом тысячи гениев и дальновидностью самого Господа, наш Освободитель и Правитель, что ведет нас с уверенностью, состраданием, бесстрашием, мастерством, справедливостью и неколебимой оппозицией Оппозиции, а они – чего нам никогда, никогда, никогда нельзя забывать – позорные и преступные сторонники смены режима, как и их союзники, Запад. Наше будущее светлее самого светлого минометного огня, а еще безопасно благодаря образцовому и дальновидному руководству и несгибаемости нашего Отца-Основателя, и мы с нетерпением ждем этого будущего. Мы благодарим его за то, что он посвятил свою жизнь этой великой стране, и желаем ему еще больше лет, полных благословенных дней. Ура, Джидада с «–да» и еще одним «–да», товарищи! Спасибо!

толукути нет дыма без огня

Тувий довольный прогарцевал обратно на место, хлеща хвостом с помпезностью героя-спасителя. По пути он отдал честь Его Превосходительству, и тот быстро отвернулся – но недостаточно быстро, чтобы Тувий не заметил выражения его морды. От такого афронта у озадаченного вице-президента закружилась голова. Доктор Добрая Мать рядом с Его Превосходительством взглянула на него с мордой, как зад бабуина, а генерал Иуда Доброта Реза в паре мест от ослицы улыбнулся с сочувствием. Тувий – запутавшийся, уязвленный – опустился на свое место. Он переживал – и не впервые – из-за таинственного раскола между ним и Отцом Народа, раскола, словно ширившегося с каждой встречей.

Одно дело, если бы он имел дело с одним Старым Конем: справлялся же с ним столько лет, еще со времен войны. Но теперь все усложняла эта проклятая ослица – дикая скотина, настоящая зудохвостка без всякой нравственности – и, конечно, ее шайка прихлебателей, претенциозный и оторванный от жизни так называемый Круг Будущего, мнивший себя новыми лидерами Центра Власти, считавший, будто их никчемные бумажки из бесполезных университетов, завиральные бредни да невероятные затеи зачтутся за партийные заслуги, а это, конечно, не так и никогда в жизни не будет так. Потому что Джидадская партия – это вам не просто какая-то партия, это Партия Власти, революционная партия; и даже палки с камнями знают: единственное, что идет в счет в этой партии, – это оружие. Не дурацкая ручка, не бесполезная книжка, не жалкий диплом об образовании, не странные заумные теории – нет, лишь оружие, только оружие, просто оружие, всегда оружие и вечно оружие – так точно, оружие, оружие, оружие, оружие, оружие. Толукути оружие. А во-вторых, ослица и ее никчемные последователи не сражались в Освободительной войне, вообще ничем не помогли Джидаде в борьбе, даже воду Освободителям не подавали, а значит, они никто, нули без палочки, пустое место.

но господь сказал мне: не говори: «я молод»; ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь[19]

А теперь место на трибуне заняла доктор Добрая Мать и обвела взглядом толпу. Тувий смотрел, как ослица схватилась за микрофон, будто хотела сжевать его своими каменными зубами, и представил, как запихивает его ей в жирафью глотку, после чего отправляет ее пинком на другую сторону площади.

– В первую очередь совесть не позволяет мне – как самке, и вашей матери, и доктору Доброй Матери, и христианке – выйти сюда и не сказать о разврате так называемых Сестер Исчезнувших в такой уважаемый день. Встает, конечно, очевидный вопрос: кому хочется видеть при свете дня эти трясущиеся безобразные тела с обвисшими сиськами и седыми лобковыми волосами?! – начала ослица, прервавшись на оглушительный смех, спонтанно подхваченный остальной площадью, и толукути резкие вопли самцов слышались громче всего.

– И я должна извиниться перед Отцом Народа и всеми Освободителями, старшими самцами, достопочтенным пророком, нашими приглашенными чиновниками и иностранными гостями за то, что им, увы, пришлось увидеть, хотя, когда в стране так много демократии, как у нас в Джидаде, иногда она бьет людям в голову, что вы сейчас и наблюдали. А этих жалких так называемых Сестер Исчезнувших хотелось бы в первую очередь спросить: из каких таких порочных задов вы появились на свет со своей гиеньей моралью?! Или вы не знаете, что среди зрителей есть дети?! Чему вы их учите?! Если вы не уважаете свои тела, как сказал Отец Народа, тогда идите в бордель и станьте зудохвостками, а нас оставьте в покое! – сказала ослица, разжигая вновь насмешливый смех.

Толукути первая самка входила в раж; она знала свою публику – а публика знала ее.

– А теперь честно – вы все знаете, я всегда говорю как есть. Разве с таким поведением не напрашиваются на изнасилование? – спросила ослица.

Публика зашумела.

– Просто попомни мои слова, Джидада: однажды эти самые Сестры чего-то там обязательно придут плакаться, что их изнасиловали во время очередного голого парада. И от нас еще будут ждать сочувствия! И «Аль-Джазира», CNN, BBC, «Нью-Йорк таймс» и так называемые правозащитные организации будут кричать караул! Просто потому, что кучка заблудших самок забыла свое место! Позор, позор, позор! – визжала первая самка.

– Позор! Позор! Позор!!! – вторила ей площадь, словно это хорошо известная кричалка.

– Именно что позор! Но хватит об этих зудохвостках, я вышла не ради них. Сегодня у меня на уме вопросы поважнее, – сказала ослица, прочистив горло и встав на дыбы во весь рост – рост немалый, – уже без смеха на морде.

Те животные, которые хорошо знали доктора Добрую Мать – а это, конечно, бо́льшая часть Джидады, – поняли по звуку прочищенного горла, что на самом деле ей совсем не нужно прочищать горло, и прочитали по выражению ее лица, гранитной массе, и по ее позе – толукути ноги врозь, хвост пистолетом, грудь колесом и тяжело ходит, голова высоко поднята, – и по ее фирменной фразе: «Сегодня у меня на уме вопросы поважнее», – очевидное объявление войны. Толукути ослица не сражалась на знаменитой и переломной Освободительной войне, но даже камни и палки Джидады вам скажут, что она умела биться и сражать одним языком. Главным вопросом на площади стало: «Кого сразят сегодня?»

Животные под солнцем спокойно приготовились – с порядком и дисциплиной капустных кочанов. Они радовались, что сами слишком ничтожны, толукути намного ниже ослицы, чтобы представлять для нее угрозу, да, толукути слишком незначительны, чтобы навлечь ее гнев; их роль в этой части программы – просто быть свидетелями: от них требуется только побыть хором, аккомпанируя хохоту и насмешкам доктора Доброй Матери. Однако у животных под шатром, несмотря на их статус Избранных, была совсем другая забота: рот ослицы, не считая склонности блевать, а не говорить, в последнее время заодно стал смертоносным и непредсказуемым копьем, толукути его могли метнуть в любой момент – и никто не знал, куда оно прилетит и как. Уколет ли, пригвоздит ли, покалечит ли, изничтожит ли.

– Никогда не думала, что настанет тот день, когда я увижу и услышу, чтобы животному хватило наглости выйти перед всем честным народом с дерзостью сидящего на мошонке скорпиона и восхвалять Его Превосходительство, когда на самом деле оно таит лишь злобу. Фи! – фыркнула ослица с типичной высокомерностью.

Тут она резко вскинула голову, застыла как истукан, приковав взгляд к солнцу, и покрутила копытом. Толукути к крайнему, крайнему удивлению народа, солнце подскочило, потряслось, а потом встало по стойке смирно, после чего пушистые облака быстренько разбежались и пропали. И тут началось – лучи солнца стали глубокого золотого цвета, заметно расширились и рассыпались во все стороны в ослепительной красоте, из-за которой всем и каждому пришлось прищуриться. Если раньше было жарко, теперь Джидадская площадь напоминала глубины ада, но животные слишком поразились, слишком недоумевали, чтобы их беспокоила жара. Они переглянулись с мордами, на которых был написан один вопрос: «Как?» – и, не в силах дать друг другу удовлетворительный ответ, обернулись к доктору Доброй Матери так, будто никогда не видели ее прежде.

Ослица сама стояла потрясенная не меньше публики, но при этом и в глубоком восторге. Она попробовала этот жест наобум, безо всяких ожиданий, что она, Чудо, дочь Агнессы, дочери Чириги, дочери Тембевы, может повелевать солнцем, прямо как Отец Народа. И теперь наслаждалась мгновением; от волнения, нервозности, она не совсем по своей воле обошла трибуну раз, обошла другой, обошла три-четыре раза, прежде чем смогла взять себя в руки. А когда открыла рот снова, ее голос, теперь ободренный, хлестал как кнут.

– И мне из достоверных источников известно, что он – животное, о котором я вам говорю, – лицемерно воздает хвалу Его Превосходительству, а на самом деле рассказывает своим приспешникам, что Отец Народа уже стар, дряхл и не способен править, – это его слова, не мои, – и строит заговоры, планируя однажды отнять власть у нашего дорогого Вождя, выбранного самим Господом в Его бесконечной мудрости. Теперь я вышла, чтобы заявить об этом вздоре, Джидада и солнце мне свидетели, и я говорю: это вам не скотный двор, а Джидада с «–да» и еще одним «–да»! И мой тебе совет: прекрати, и прекрати немедленно. Сейчас же! Живо! И если у тебя есть уши, ты внемлешь моему совету, ведь сейчас ты, по сути, глотаешь большие камни и очень скоро поймешь, какая широкая нужна задница, чтобы эти камни вышли, – пыхтела ослица. И, договорив свое предупреждение, постояла, глядя сверху вниз на площадь, – переводя дух после речи без остановки, но торжествующая. Солнце над ней расстаралось и пылало как никогда.