Снег и рубины

Но не представляю, как выразить словами свою скорбь.

– Мне жаль…

– Это жизнь, Лейла, – я всё ещё привыкаю к новому имени. – В ней есть смерть, и это естественно. Всё погибает, чтобы возродиться.

– Ты веришь в возрождение?

– Раньше верил. В возрождение, не в судьбу. Теперь верю и в то, и в другое. А ты?

– Я?

– Да.

Задумавшись, я морщу нос. Никогда не задавалась подобными вопросами.

Но сейчас как-никогда стоит подумать о судьбе и смерти.

Что есть гибель, если она подле любимого человека? Романтичный исход? Логичное завершение земного пути? Вечность?..

– Если нам суждено погибнуть… Вместе, – мой голос немного хрипит и слова вырываются из горла обрывчатыми фразами. – То я верю в то, что нам суждено и вместе возродиться, чтобы вновь найти друг друга.

– Обязательно, – глаза Кирана блестят. Я замечаю в них непрошенные слёзы, ровно, как и в моих. Их можно списать на ветер. Но я знаю, что виновником являются чувства, бушующие внутри похлеще водяной стихии.

Ещё мгновение мы наслаждаес=мся покоем, пока со стороны леса не доносится крик Тионы:

– Лайла!

Ведьма продолжала называть меня прошлым именем, теперь всё время путаясь. И, кажется, сейчас она в ярости меня искала, ведь я прогуляла наши с ней вечерние и утренние занятия.

– Киран!! Лайла! – Настойчивее слышится крик Тионы уже совсем рядом.

Нужно что-то срочно предпринять, иначе окажемся пойманными разъярённой ведьмой.

Киран по-заговорщицки на меня смотрит, вставая с травы и протягивая мне руку.

Понимая, что он что-то задумал, я принимаю его помощь и интересуюсь:

– Каков наш план?

Встречаться здесь с Тионой не хочется.

Я бы предпочла оттянуть нравоучения на часок-другой. Всё равно придётся слушать те в пути.

– Пробежимся? Я знаю отличный маршрут, – лукаво улыбается герцог и я смеюсь, кивая и соглашаясь на его предложение.

Закидывая сумку на своё плечо и засовывая туда лист бумаги и грифель, Киран подхватывая меня на руки. В этот момент я смешно чихаю, вызывая у герцога белозубую улыбку.

Сделав вид, что надулась от обиды, я с помощью магии тянусь к Кирану и тот разделяет со мной своё зрение, чтобы и я в полной мере могла наслаждаться «пробежкой».

Он срывается с места и ветер запутывается в моих волосах. А его мелодичный смех ещё долго эхом разносится по туманному лесу…

Глава 2. Саркофаги Пяти

Барбара

– Бал… – Протягиваю я, отпивая из бокала кровь, больше рассуждая вслух для себя, нежели обращаясь к кому-то. – Неожиданное решение после того, что случилось.

Глядя на танцующие пары, я стараюсь не смотреть на сидящего рядом Дарэя. Взгляд Императора остекленел и сквозил безумием, а мне больше не хотелось и дня проводить подле него.

Не после того, что он сделал и сказал.

Я возненавидела его. Погибла и возродилась. И теперь всё, что я чувствовала к нему – те светлые чувства – почернели и превратились в жгучую чёрную ненависть.

– Обычное решение. Я давно желал бала, – отвечает Дарэй.

Даже его голос мне противен и заставляет чуть ощерить клыки. Но я знаю, что не он устроил этот бал и в нашем бесцельном разговоре не было смысла. Ведь действия Дарэя больше ему не принадлежали, а контролировались Мэнлиусом.

Вновь пригубив алую жидкость, окрасившую мои губы, я поворачиваю голову на высокого рыжего мужчину, зашедшего в зал.

Я до сих пор не могу разгадать почему он так странно отреагировал на то, что Киран и Лайла с друзьями выкрали из сокровищницы артефакт. Кажется, он даже не удивился этому.

Знал ли? Спланировал? Мне сложно предугадать его мотивы.

Мэнлиус был самым первым вампиром Саяры. О нём ходила тысяча слухов и с ним я провела свои лучшие ночи. Он утихомирил мой голод по крови, привёл в порядок мысли и позволил увидеть ситуацию под другим углом. Вот только какую роль играла я в его плане для меня всё ещё остается загадкой.

Что он уготовил той, что пошла против мужа и близкого круга своего родного брата?

Я была волчицей. Я была вампиршей. Стала гибридом. Но только сейчас осознаю, что больше всего на свете теперь хочу остаться вдовой или же свободной женщиной.

Никакого Дарэя. Никаких обязанностей супруги Императора. Только я и мои желания.

Мэнлиус подходит ближе ко мне, огибая танцующих придворных. Мне крайне непривычно видеть его в тёмно-фиолетовом камзоле, богато расшитом золотой нитью в тон золотисто-охристым глазам. Камзол будто мал для него и стягивает мощную грудь, в которой не бьется сердце. Рядом с ним Дарэй кажется совсем зелёным юнцом, ведь в омутах Мэнлиуса плещется вековая мудрость.

Он олицетворяет собой настоящего мужчину. И впервые за долгие годы я начинаю влюбляться в кого-то кроме своего мужа.

– Разрешите пригласить вас на танец, прекрасная госпожа? – Мэнлиус властно протягивает мне руку, и я завороженно вкладываю в неё свою ладонь. Мужчина тянет меня на себя, и я тут же оказываюсь прижатой к его телу, на мгновение замерев и потерявшись в его вожделеющем взгляде.

Ни один мужчина ранее не смотрел на меня так, как он.

Будто я чего-то стою.

Будто я – самое желанное, что он хотел бы иметь.

Отойдя от влияния первородного, я позволяю Мэнлиусу утянуть меня в центр зала и медленно повести в танце. Прижимаясь к нему, я чувствую его мышцы, словно выточенные из камня. Всё вокруг теряет значение, когда он наклоняется ближе ко мне – так, что я чувствую его мощную ауру и притягательный запах.

– Почему моя девочка грустит? – Бархатный голос Мэнлиуса ласкает мой слух. Я знаю, что он заставит всех прислушивающихся к нашему разговору придворных забыть все слова, слетающие сейчас с наших уст. Поэтому могу говорить с ним без опаски быть подслушанной.

– Они украли корону, а ты даёшь бал.

В его глазах – целый мир, ширящийся до размеров вселенной, где зажигаются и погибают кометы.

– Никогда не стоит показывать своим соперникам то, что раздавлен их победой, – отвечает Мэнлиус, кружа меня в танце. – Тем более, когда это лишь одна из десятка предстоящих столкновений.

Я раздумываю над его словами, пока ладонь вампира холодит мою талию, сжимая атласное платье.

– Но что дальше? – Спрашиваю его я, чувствуя себя глупой девочкой, не понимающей, что от неё ждут. – Что нужно делать?

– Тебе? Ничего.

Я удивлённо смотрю на него, уже ничего не понимая. И Мэнлиус поясняет:

– Ты уже сделала достаточно, Барбара. И больше судьба конфликта вампиров и оборотней не будет ложиться на твои женские плечи. Ты сильная, ты излучаешь уверенность и свет. Теперь не нужно проливать слёзы и тратить нервы на вещи, которые на тебя возлагают мужчины.

Мои глаза увлажняются от подступающих слёз.

Впервые я готова заплакать от подступающих позитивных эмоций.

– Я хочу быть подле тебя. Равной тебе, – шепчу я, понимая, насколько нереально глупо это звучит. Мне никогда не встать с ним на одну ступень – между нами больше тысячелетия. – Помогать достигать твоих целей.

– Ты уже равна мне, Барбара, – он утирает большим пальцем слезинку на моей щеке. – И мне не нужно твоих жертв.

– А как же твои братья?

Да, мне известно о его планах открыть саркофаги, где покоятся оставшиеся четверо братьев. Усыпальница Мэнлиуса же всё это время была пуста.

– Я уже нашёл способ. Тебе не стоит об этом переживать.

– Что? Какой? – Непонимающе переспрашиваю я.

Первородный улыбается мне, и эта еле заметная улыбка преображает его извечно суровое лицо.

– Пойдём. Я покажу.

Вслед за Мэнлиусом я покидаю большой зал и выхожу в прохладу пустующих коридоров. В холодной тишине каменных стен, где гулко раздаются наши шаги, его фигура кажется еще более огромной. В который раз я поражаюсь тому, каким разным бывает этот Первый: Мэнлиус мог передвигаться то бесшумно и молниеносно, то медленно и громко, так походя на человека. Он также хорошо умел менять свой образ, как Лайла меняла внешность. Он мастер перевоплощений без изменения черт лица, цвета и длины волос. И сейчас он ведет меня в сад, где под ветвями раскидистой ивы находится портал.

Проскользнув следом за мужчиной под покров дерева, я тут же морщусь от ауры, что исходит от портала.

Став гибридом, я начала острее чувствовать магию материи, а от подобных вещей она всегда исходит крайне явно. Сейчас, например, это побуждает еня попятиться от портала, не желая в него входить. Но Мэнлиус уже успевает схватить меня за руку и утянуть в мерцающее пространство портала, перенося нас в огромное святилище, находящееся где-то под землей.

Перемещение вызвает у меня рвотный позыв, который я в итоге оказываюсь в состоянии сдержать, но неприятные ощущения остаются. Впервые за столько лет я чувствую себя столь слабой из-за телесного дискомфорта.

Когда портал за нами захлопывается, а мне становится легче думать и дышать, я оглядываюсь.

Святилище поистине большое и захватывает дух, но серый камень делает её похожей на тёмную усыпальницу. А пятеро саркофагов, стоящих полукругом на плите с изображением могучего древа, добавляют мрачности атмосфере, как и еле заметный красный свет. Тот исходит от камней, что врезаны искусным мастером в стены. Начерченные на каждом саркофаге имена тоже светятся в полутьме.

Агон, Эспер, Байярд, Доминик и Мэнлиус. Пятеро братьев, Пятеро святых, Пятеро древних.

На всех гробницах из массивного, обтёсанного серого камня, стоят кровавые печати ведьм, некогда заточивших их. А в середине этого круга из саркофагов находится статуя девушки, стоящей на коленях возле лежащего волка. То Лейла и Фенрир – их брат-оборотень. Последний вызывает у меня странные чувства, ведь я являюсь его потомком и ношу его фамилию.

Фенрир в легендах Вэльска был тем, кому мы безоговорочно поклонялись и за кем следовали. В трудные моменты он всегда приходил к наследникам рода во снах и помогал сделать правильный выбор, наставляя потомка. Во всяком случае, так говорили мой отец и брат – меня Фенрир ни разу не посещал.

Блайдд тот, кто унаследовал всё лучшее от первого оборотня, вобрав в себя его силу и мудрость. За ним шли, его уважали. А я…

Боль от осознания предательства своей стаи больно колет меня в сердце.

Вот уже неделю, как я окончательно перестала слышать других волков по нашей связи.

Я скучала по ним. Я страдала.

Это было слишком тяжело, но я справлялась с этой утратой, и сейчас не хотела вспоминать об том, чем я расплачивалась за обращение в гибрида. Не тогда, когда уже шла по пути вместе с Мэнлиусом, боясь даже предположить, куда он меня выведет.

Но я знаю одно: я никогда больше не вернусь в Вэльск и не увижу свою семью. И ностальгировать по свободе безграничных просторов моих родных земель, увидев статую предка, не имеет смысла.

Однако даже с подобными бравыми мыслями обстановка в святилище остается мрачной и в то же время печальной.

Находясь здесь, я ощущаю себя так, будто вторгаюсь в личное пространство Мэнлиуса – в усыпальницу его близких и семьи.

Я закусываю губу и перевожу взгляд на Первого, спокойно стоящего подле меня и внимательно следящего за моей реакцией на место, что стало причиной помешательства моего мужа. Дарэй мечтал о том, чтобы отыскать и открыть саркофаги. Но не он будет присутствовать здесь, когда его мечта свершится. А я.

В прошлом я была волчицей. Мы ненавидели вампиров, а теперь я примкнула не просто к одному из них, а к самому Первому древнему. И сама стала противоестественным видом ради… Чего?

Наблюдая за тем, как свет играет на обтесанных камнях, я ищу ответы, а нахожу покой. Подле своего злейшего врага я ощущаю заботу и знаю, что несмотря на его Дар он никогда не манипулировал мной, как это делала стая. И что теперь я могу принимать решения самостоятельно, хоть и слишком высокой ценой.

Мэнлиус не торопил меня, но позволял заглянуть в свою душу. А она была похожей на это святилище, и в ней находились все те, кто был сейчас в этом зале. Мне хорошо от одной мысли о том, что он пустил меня к откровеннейшему для него.

Ни Дарэй, ни даже Блайдд никогда так не открывались мне. И вот что удивительно: самый жестокий Первый мне теперь кажется гораздо ближе, нежели кровный брат или муж.

Подле Мэнлиуса я нахожу гармонию и будто обретаю новую жизнь и близких.

– Только в этом месте у нашей семьи всё хорошо и спокойно, – словно читая мои мысли произносит Мэнлиус. По его лицу нельзя понять, что он сейчас чувствовует – на нём застывает маска без эмоциональности. – Мне нравится этот покой, что исходит из этого зала. Какая ностальгия…

Однако помимо безмолвного спокойствия я чувствую печаль, исходящую от статуи Лейлы – как бы странно это ни звучит. И вижу скорбь на мраморном лице, ощущая боль лежащего на полу волка.

Хуже всего то, что статуи были бы как живые, если бы не их серый цвет.

– Ты любил её? – Неожиданно спрашиваю я, смотря на Лейлу.

Я знаю, что значит быть сестрой и дочерью. Но каково это – быть сильнее братьев – мне не ведомо.

Как они относились к этому? Завидовали, как говорилось в легендах, или же уважали?

– Свою сестру? – Уточняет Мэнлиус, проследив за моим взглядом. Кажется, проходит вечность, прежде чем он отвечает мне. – Да.

Его ответ повисает безмолвии каменных стен, медленно поднимаясь к своду.

– Тогда почему всё так закончилось?

Этот вопрос нельзя задавать, но слова срываются с моих губ быстрее, чем я успеуспеваю их сдержать.

Я не знаю истинной истории, но всё детство провела в размышлениях о том, что же произошло на самом деле. У волков были свои легенды о произошедшем, но не во все из них я искренне верила. А теперь мне выпал шанс узнать всё из первых уст…

Кто из них предал первым? И на кого из них похожа моя судьба, что была мне уготована?

– Лейла не была такой, какой теперь представляют её люди, – спустя какое-то время звучит ответ Мэнлиуса. Его голосу вторит эхо. – А между нами был не только тот конфликт, о котором говорят в легендах. Правда всегда отличается от преданий, Барбара. И часто она бывает более жестока к тем, кого видят злодеем.

Являлся ли сам Мэнлиус врагом? Для меня точно нет. Но он был врагом волков и злодеем для людей. Тем, кого боялись вампиры и кого пытались навечно заточить в саркофаге ведьмы.

Как так получилось, что он остался, а его братьев заперли в гробницах? Кажется, этот вопрос уже потерял актуальность, ведь совсем скоро вся семья первородных воссоединится.

Я не чувствую перед этим страх. Знаю, что Мэнлиус не даст никому причинить мне вреда.

Медленно я прохожу за Первым к первому саркофагу, в котором покоится Эспер, касаясь холодного камня ладонью. Магия, что запирала вампиров, шипит и противится нашему вторжению. Явно не радуясь нашему присутствию.

– Каков план? – Я вспоминаю про причину нашего прибытия сюда.

В ответ Мэнлиус многообещающе и жестоко ухмыляется.

– А ты ещё не поняла, моя девочка?

В алом свечении он кажется богом гнева и крови. А его золотистые глаза сияют как звёзды, разгоняя мрачный полумрак.

– Тебе нужна была Лайла, то есть Первая ведьма…

– Нет, Барбара. Мне нужна была лишь её кровь.

Мэнлиус вытаскивает из ножен кинжал, на котором запеклись капельки алой жидкости.

– Откуда на нём кровь Лайлы? – Удивиляюсь я, чувствуя идущий от лезвия запах возлюбленной Кирана. Она пахнет как вишня и самая звёздная ночь. Странное сочетание.

– Он был у тех, кто напал на неё и пытался выторговать у Кирана девушку в обмен на перстень Ночи. У крови её запах.

– Разве вы с ней встречались?

Ладно я – мы с ней часто виделись и её запах был мне знаком. Но Мэнлиус…

Если он видел Лайлу, то почему не схватил? Решил, что уже нет надобности?

– Пересеклись на мгновение, – хмыкает Мэнлиус, сверкнув глазами. – Но всё это уже не имеет значения, моя девочка. Сегодня я верну свободу Эсперу.

– Только младшему брату?

Мне показалокажетсясь, или я задаю слишком много вопросов?

– Другие могут смешать мне карты, – отвечает Первый, делая кинжалом надрез на своей ладони и капая кровь поочерёдно на каждый саркофаг. – Мы пробудим их, но чуть позже.

Красное свечение усиливается, и мне приходится зажмурить глаза, когда святилище прорезает яркая вспышка света. Магия шипит в воздухе, распечатывая саркофаги и позволяя Мэнлиусу отодвинуть крышку первого гроба, в котором покоится юноша с воткнутым в сердце деревянным колом. Его черные волосы разметаны по мрамору, а лицо кажется завораживающе прекрасным. В его чертах прослеживается что-то общее с Мэнлиусом, но в отличие от Первого Эспер выглядит гораздо более юным.

Я завороженно застызастываю подле саркофага, наблюдая за тем, как Мэнлиус выдергивает кол из сердца Эспера. А затем кожа юноши начинает обретать нормальный вид, переставая быть могильно-серой.

Кажется, проходят не секунды, а минуты, пока к древнему возвращается его тело. Наконец губы Эспера чуть приоткрываются, а ресницы подрагивают, позволяя распознать, что он больше не кажется окаменелым телом.

Мэнлиус, не сводя взгляда с брата, отбрасывает деревянный кол на пол, а затем говорит:

– С возвращением, брат.

Моё сердце бешено бьётся от осознания, что сейчас на моих глазах изменяется ход истории. Но я не успеваю до конца осмыслить всё происходящее – время на принятие данного факта заканчивается.

И в полутьме залитого алым светом святилища Эспер открывает глаза.

Глава 3. Отбытие из герцогства

Лейла

Я медленно (чтобы не упасть с крутых ступенек) спускаюсь по лестнице на первый этаж, где уже стоит улыбающаяся Лили.

Я всё ещё не привыкла к её коротким волосам – буквально вчера девушка остригла свою густую косу и теперь кончики едва доставали ей до плеч.

Помня, как она переживала, когда не могла самостоятельно их расчесать, мою грудную клетку сковывает печаль. Лили пришлось пожертвовать своей главной гордостью после того, как она стала оборотнем. А до этого чуть не умерла по моей вине.

– Почему вы печалитесь, госпожа? – Спрашивает Лили, видя тень грусти на моём лице.

– Прошу, не называй меня больше так, – прошу её я.

– Хорошо… Лейла, – отвечает Лили, с запинкой вспоминая моё новое имя. – Так почему вы… то есть ты… грустишь?

– Мне было привычно видеть тебя с тёмной косой, – говорю правду я, улыбаясь уголками губ. – Но мне очень нравится твой новый образ. Тебе идёт, ты очень красивая.

Лицо Лили мгновенно озаряется светом, и её улыбка была подобна солнцу, выглянувшему из-за туч.

– Правда?

– Правда, – говорю я и обнимая девушку, тепло улыбаясь.

Лили стала для меня дорогим человеком за то время, что мы провели вместе. Оплотом доброты, заботы и поддержки, которую отдавала от всей души. И я стараюсь отвечать ей тем же, хоть моё сердце уже не было столь чистым, как её.

– Спасибо, – в ответ тихо шепчет Лили мне на ухо, а после мы вместе выходим на улицу, где благоухают розы и другие дивные цветы.

Там уже вовсю идут последние приготовления к нашему отбытию из герцогства. Слуги снуют туда-сюда под чётким руководством Люции и слаженно выполняют свою работу.

– Дорогая, – возникает рядом со мной Киран за секунду до того, как к нам с Лили подскакивает Тиона. – Ты всё проверила? Взяла все нужные вещи?

Вопрос для меня странный, так как несколько месяцев назад у меня практически ничего своего не было. Сейчас же мой гардероб пополнился кучей платьев и другой одеждой, а также украшениям и всякой мелочью, ответственность за которую ложилась на слуг, Люцию и Лили. И именно поэтому я даже не задумываюсь о том, что нужно взять с собой в поездку.

– Мм… – Протягиваю я, пытаясь скрыть, что вообще не знаю, что мне следует ответить. – Вроде всё на своих местах.

Киран сверкает глазами, улыбаясь, и я понимаю, что это своеобразное уточнение для стоящей неподалёку Люции. Управляющая как коршун следит в том числе и за нами, словно пытаясь защитить меня от всего на свете после того, как за неделю откормила меня супом и тридцатью тремя видами сочных блюд и булочек с начинками.

– Может, положить в дорогу больше выпечки? – Любезно уточняет у меня Люция, тряпкой в руках подгоняя запыхавшихся слуг.

– Не стоит утруждаться, – отвечаю я, смущаясь. Правда за булочки с вишней от Люции я готова на всё на свете и грех сейчас от них отказываться…

– Ещё как стоит!! – Возмущается Люция, будто я задеваю её честь. – Им, – она кивнула на Кирана и Рейнольда, наблюдавшими за сборами, – еда не нужна в отличие от вас, девушки. Вам просто необходимо хорошее питание!

– Люция, благодарим, но иначе мы до Вэлара2 не доберёмся примерно никогда, – сухо отмечает Рей, смиряя взглядом корзины с булочками.

– Конечно, лучше по дороге помереть с голода! – Радостно воскликает Тиона, вмешиваясь в разговор.

– Не умрёшь. Тут еды хватит вдоволь. Если что – поохотимся в дороге, —констатирует факты Рей.

– Поймаешь оленя? – Деланно разводит руками ведьма. – Или кролика? Знаешь, а я предпочитаю сусликов.

– Вот сама их и будешь ловить, – скрипит зубами Рей, бросая взгляд на Тиону.

Тихо прыснув со смеху, я прикрываю рот ладонью. Люция же, закатив глаза, демонстративно заворачивает добрую часть пирожков в белую чистую ткань и сует свёрток в дорожные сумки, что находятся на лошадях.

– Путь к сердцу женщины лежит через желудок, – говорит Рею Люция. – Девушку кормить надо, а не только любить.

– Верные слова! – Поддакивает Тиона, хлопнув в ладоши.

С недавних пор она излучает оптимизм в те редкие моменты, когда не злится на то, что я сбегаю с наших занятий и беру в руки артефакты. Наверное, ведьма решила, что лучшая тактика выводить Рея из себя – это улыбаться.

И если всё так, то это работало. С каждой минутой Рейнольд становится всё мрачнее и мрачнее.

– Ещё чуть-чуть, и нам понадобится карета, – отмечает он, обращаясь к Кирану.

Кажется, для них обоих это грозит стать «страшным сном» – я помню, что вампиры крайне не любят кареты.

– Не понадобится, – заверяет его Киран и дает какое-то тихое распоряжение Люции. Та сразу серьёзно кивает и хлопает несколько раз в ладоши каким-то особым образом – так, что её тут же понимают слуги и ещё быстрее суетятся вокруг лошадей. И вот через несколько минут всё готово к отъезду.

Наша компания в поездке довольно большая: я и Киран, Джонатан и Лили, Тиона и Рей. Блайдд и его спутники уже находятся в Вэльске и ждут нашего прибытия.

Нас выходит проводить задумчивая Дженна, переодетая в лёгкое платье-халат молочного оттенка. В руках вампирши свёрток бумаги – её неразлучный спутник за последние несколько дней. С тех самых пор, как пропал Митрис.

– Будьте аккуратны на границе с Рекией, – говорит Дженна, по очереди обнимая каждого. – Жрецы опаснее, чем вы думаете. За последние десятки лет их сила невероятно возросла.

– Мы всё предусмотрели, – заверяет её Рей.

– Жрецы? – Спрашивает недоумевающая Лили. – Кто это?

Мне тоже интересно – я о них не слышала.

– Клан, обитающий в горах Рекии, – сухо отвечает Тиона. Мне не нравится, что она странно изменилась в лице. – Если все ведьмы женщины и черпают силу извне, то жрецы мужчины и забирают эту силу у ведьм. Столетиями они отлавливали нас и приносили в жертву своему Небесному богу. Ведьм послабее разделывали на алтарях, высасывая их магические способности, – мы с Лили одновременно содрогается от этих слов. – А тех, кто посильнее, брали в небесные жены. Там обряд помягче и покраше, но итог один: ведьма погибает после того, как жрец поглощает её целиком. У этих тварей извращённые и жестокие обычаи жертвоприношения. Они даже хуже дикарей рекийцев – те рядом с ними невинные овечки. И живут жрецы в горах Реллак. Там священные камни и очень мощная точка силы.

– Какой ужас… – Лили прикрывает рот ладонью. – Они отлавливают ведьм?

– Да, – подтверждает Тиона, проверяя седло и уздечку на своей лошади. – Мало нам вампиров, так ещё и эти за нами вечно идут по пятам. Единственный «приятный» нюанс – то, что поглощение ведьмовских сил отнимает у жрецов зрение. Все жрецы, потомки Релуна, обладают характерной особенностью – фиолетовыми глазами. И чем больше сил ведьм те выпивают – тем хуже становится их зрение, и тем бледнее радужка глаз. Такова их плата за наполнение сосуда своего тела для Вознесения.

– Звучит очень… – Начинает Лили.

– Безумно, – обрывает её Тиона, посмотрев на меня. – Но они фанатичны и готовы к чему угодно.

– Мы недопустим непоправимого, – говорит Киран, обнимая меня за плечи. Лишь тогда я понимаю, что дрожу.

Кивнув, рыжая ведьма продолжает:

– Именно поэтому наша поездка крайне опасна, учитывая, что нам придётся ехать через перевал Навира. Из-за того, что порталы и перебросы влияют на магию Лайлы, это единственный выход добраться до Вэлара вовремя для проведения ритуала.