скачать книгу бесплатно
– Вот и хорошо, – зашептал Энки, – посидим. Вот тут на картах. Не ходи. Нин, это не она. Это её мама, ты же знаешь.
Нин молча страдала.
– Какой позор. Бедный наш. За что? Такой чистый, такой добрый. В кои-то веки влюбился, и угораздило найти такую…
– Нин, всё обойдётся. И вовсе она не то, что ты сказала в сильных чувствах, что тебя почти извиняет.
– Ты сам в это не веришь. Этим сволочам стоит довраться… дорваться до…
(Осеклась. Ну, слава Абу-Решиту, стыд у потомков есть.)
– До чего? – С невесёлой улыбкой спросил он.
Без ответа.
– До нежного тела высшей расы, да? – С отрегулированным блеском в глазах и полукружием возле губ молвил брат. – Плебеи, верно? Жаждут крови царского сына?
– Я не это имела… Что за чепуха… я… Она сама его завлекала!
Энки твёрдо ответил:
– Ну, знаешь. Братан бы тебе спасибо за это не сказал.
И ухмыльнулся уже грубо.
Нин хотела схватить его за плечо, а другой рукой стереть ухмылку с губ, но стояла неподвижно.
– Это неприлично, Нин, говорить про мужчину такое. «Завлекала». Что за бред? И пусть Энлиль сам отвечает, знаешь.
– Грудастая негодяйка.
Неосторожно было сказано, потому что Энки, хотя и вовремя спохватился, невольно доказал теорию автоматической визуализации. Нин вспыхнула от ярости и собственной несдержанности. Куда девалась закрытая школа и драгоценные правила!
– Я пойду и поговорю с ней. Обещаю, что я буду аккуратна в словах.
– Не вздумай. Тем более, что она давно уже, конечно, в объятиях службы безопасности летит на станцию.
Нин схватилась за ниточку и сказала совершенную нелепость:
– А Лана, она не может что-нибудь сделать?
Энки слегка повеселел. Нин с какой-то восхищённой досадой подумала, что только Энки о «бывших страницах своей жизни» говорит с радостью и любовью.
– Я не позволю тебе пугать мать моего сына. – Сказал он, улыбаясь. – Тем более – мною.
Нин согласилась – Лана терпеть не может всё «государственное» и категорически не желает иметь ничего общего с Энки. Несколько месяцев работы на целине и жгучий шестинедельный брак с куратором территорий оказались вполне достаточными, чтобы удовлетворить девическую потребность в романтике. Работа на станции её вполне устраивает, и она подумывает вернуться на Родину.
У Нин вырвалось:
– И почему… вы ведь с Ланой тогда, и она не… даже представить невозможно… чтобы она про тебя…
Она вовремя осеклась. Энки смотрел на неё с победительной улыбкой.
– А Лана была тоже …несовершеннолетней. – Еле сказала, заливаясь краской, Нин.
Энки молчал.
В этот момент проснулся Мегамир, но они решили, что он неисправен. Пруд его был тёмен и молчалив, блуждали по скатерти пруда блики и очертания. Энки сунул руку внутрь, но тотчас понял, что просто они в затенённой комнате.
Их окружила полутьма, так было сфокусировано изображение. И только сами они были окружены светом, на лицах брата и сестры остался домашний свет Эриду.
Он выдернул руку и, нахмурившись, спросил Нин взглядом – это что ещё?
Третий неизвестный голос кого-то у стены обратился к ним и сделал официальное сообщение «для членов семьи».
Тем не менее, толку от сообщения было чуть: всё им повторили, что они слышали раньше. За исключением того, что неизвестный у стены употребил слово «экстрадиция».
Нин мысленно застонала от унижения – как будто речь шла о маньяке или крёстном отце. Энки только усмехнулся без выражения, но она видела, что ему очень больно. Себе она не позволила даже бровью двинуть, прекрасно понимая, что связь налажена из той самой службы безопасности, которую называли личной службой Ану.
Нин было мучительно стыдно, что им с братом приходится волей-неволей терпеть затемнённую комнату и анонимность информатора, в то время, как они – тараканы на свету.
Нин вздёрнула подбородок и надменно смотрела прямо на тень у стены.
Энки не озаботился своим выражением лица, он сжал кулак правой руки и методично вколачивал его в ладонь левой. Нин заметила, что повязка над локтем пропиталась кровью. Это показалось ей символичным и страшным. Она то и дело скашивалась на мерно ударяющий кулак Энки.
Внезапно тень умолкла. Воздух онемел. Тень, очевидно, ждала вопросов или ещё чего-то, но брат и сестра арестованного молчали. Только кулак Энки вбивал в ладонь неподатливый кривой гвоздь.
Так змеилось хвостатое молчание. Тень кашлянула – или им показалось? И уже откровенно накручивала минуты, вытягивая остатки чувства достоинства и обрывки истрёпанных нервов.
Эта игра в молчанку никогда не забудется, сказала себе Нин. Сколько буду жить, буду помнить, как мы ждали, мучаясь мыслями об Энлиле. Как мне было страшно. И свет в нашей переговорке, которым нас словно поймали. Она балансировала на грани истерики, но по-прежнему высокомерно и спокойно смотрела в тёмную пустоту.
Энки, которому подобала скандальная выходка, также стерёг удушливую паузу.
– Агент!
И он осёкся. Слабый голос его растаял в пустыне.
Пепельноволосый одним пыхом обернулся, и – редактор мог поклясться, несмотря на адское освещение, – неуверенно остановился. Это было нелепо. Неуверенность никак не соотносилась с пепельноволосым.
Но это могло показаться. Здесь вообще всё происходит так быстро, так быстро… Редактор взял клятву обратно с удовольствием. Пепельноволосый был приятен ему, как образ властной молодости.
Солнце, – или как его величают по-тутошнему, – закрасилось шальным облачком. Редактор, пытаясь привыкнуть к внезапно павшей на глаза тени, краем мысли уловил, что пепельноволосый опускает какую-то штуку и прячет её за лацкан. Редактор отчаянно сощурился.
Легчайший туман овеял пространство, расходясь почти правильным кругом метров пятидесяти в радиусе.
Редактор, как в полусне, смотрел…
Аннунак из вагончика подвёл арестованного к пепельноволосому, и тот кивнул. Ужасно грубо взял скованного за браслеты за спиной и тряхнул, как куклу, так что длинные волосы арестованного закрыли лицо. Редактор благоговейно передёрнулся.
Пепельноволосый о чём-то переговорил с аннунаком, держа страшной рукой арестованного за наручники. Аннунак, выслушав, пошёл и, садясь в вагончик, высунулся снова. Редактору показалось, что аннунак в лёгком сомнении. Аннунак крикнул несколько слов.
До редактора донеслось что-то вроде:
– По инструкции обязан…
И что-то насчёт того, что он должен увидеть, как преступник взлетит.
– Да бросьте, – звучно ответил пепельноволосый. – Я-то лучше знаю. Поверьте, я знаю….
Тут слышимость ухудшилась, потому что сознание редактора как будто заволокло чем-то, хотя облачко уже смылось.
– … эти проволочки… не парьтесь, милый.
Аннунак успокоенно кивнул, залез на водительское место, и вагончик уехал. Редактор проводил его сонными глазами. Дальше он видел такой сон:
Пепельноволосый вдруг упал, как подкошенный. Преступник в корсарке побежал к катерку, уже без браслетов. Пепельноволосый поднял оружие и выстрелил…
Интересно, улыбаясь, подумал редактор. Как интересно.
Р-раз!
Он попытался стряхнуть наваливающееся на него забытьё.
Агент ещё выстрелил. Два!
Уйдёт ведь, сказал в редакторе сознательный незасыпающий гражданин. Уйдёт преступник-то.
И верно. Как в песок глядел, угадал редактор, хоть и пребывал в состоянии престранном. Третий выстрел попал куда-то в нежное место мозга редактора. Стало хорошо.
Катерок заюлил на песке. И, закручиваясь на взлёте, винтом ушёл в воздух.
Покачался, полетел.
Если бы один раз… сказал себе редактор и заснул.
Один раз. И он проснулся. Его звал властный голос.
Пепельноволосый стоял над ним на одном колене и звал редактора, вытаскивая из мира, где не было власти.
Редактор неуверенно встряхнул головой – он спал стоя, оказывается.
Теперь он увидел, что пепельноволосый полулежит на песке чуть дальше и зовёт на помощь.
Редактор, тряся головой, будто в уши попал песок, приблизился.
Атлет, лёжа и опираясь на локоть, как на подножие памятника, совершенно спокойно сказал:
– Вы видели… он сбил меня с ног. У него были ключи от наручников. Преступник бежал. Вы свидетель.
– Я свидетель, – туповато повторил редактор.
Мысль его в противовес событиям работала туго. Пепельноволосый, вставая и сделав пару шагов к редактору, хромая, повторил:
– Тут вопрос госбезопасности. Вы свидетель и обязаны, как сознательный гражданин…
Мысль пробудилась. Редактор закивал.
– Обязаны повторить это в соответствующих инстанциях. Но – только там.
– Да…
– Повторите. Вы – важный свидетель.
– Я…
– Позовите на помощь. Кажется, я контужен. Вы сами не ранены? Он был вооружён.
– Я?
Редактор оглядел себя, ожидая увидеть, как покачивается пронзившая его навылет стрела. Пепельноволосый спокойно ждал. Потом сказал мягко:
– Идите. – (Он посмотрел на часы). – Позовите кого-нибудь. Он разбил мою рацию.
Редактор поплёлся в указанную вытянутой рукой пепельноволосого сторону.
Тот окликнул:
– Помните, никому ни слова, пока я вам не дам дальнейших указаний.
– Конечно. – Оглянувшись через плечо, серьёзно отвечал редактор и увидел последним такое, что могло быть объяснено, разумеется, одной лишь игрой света и тени.
Как свежий рот агента подергивается на углах. И свет проник под очки, и в глазах великолепного правительственного служащего редактор увидел торжество… и страх.
Повинуясь долгу и отбросив все сомнения, которые могли быть губительны, редактор зарысил к лагерю. И только завидев солнцезащитный купол и услышав шум голосов, только подняв тревогу, остановив первого встречного инженера, вспомнил и перестал отвечать на дальнейшие расспросы.
Инженер пожал плечами. Потёр бледное лицо и прикрыл глаза в чёрных кругах.
Сознательного гражданина мучал один малый вопрос. Почему он… ведь если бы он один раз… а так три раза. Почему он трижды стрелял в воздух?
Он почувствовал родное прикосновение. Блокнот, выглядевший так, будто побывал под копытом, ласково высунулся из пиджака.
Инженер решил, что прибывший шишмак не в себе в силу воздействия климата и новизны ощущений, и твёрдо решил сдать его на попечение Силыча. Он отправился на поиски, напоив водою редактора и усадив его в теньке.
Он понимал приезжего и сочувствовал ему, вспоминая ряд событий. И в конце размышлений ему померещился какой-то костер, и чувство радости снизошло на него.
IY ДЕРЕВО
1
