скачать книгу бесплатно
– Я тебя не очень вижу.
Энки со скворечником спустился на пару веток. Лазил он по веткам, как птица или те – новые, которых пока не видел Энлиль… Сверху полетели его кроссовки.
– Ой.
Рожа брата навесилась – поверишь тут в лешего. Если леший также красив, как Энки…
– Извини.
Нин вдумчиво посмотрела на пальцы его ног, впившиеся в горячую, как слои газет под обоями, кору.
– Ты осторожнее… – Начала и осеклась.
Энки слез. Он просто ходил по дереву, как по горизонтали, и сел на ветку, поддёргивая штаны.
– Вот. Кинь молоток. Вона. Не… вот. Ага.
Он вытащил из-за щеки страшный кривой и рыжий от ржи гвоздь, которым, наверное, скрепляли первый звездолёт. Нин ему сказала и пожалела – Энки захохотал с гвоздём в зубах.
– Верно. Я его распрямил.
Сказал вместе с гвоздём:
– Сичаз.
Раздались удары в зелени в ветвях. Лист упал. Нин подставила ладонь, поймала кружащуюся лодочку. Подняла глаза – скворечник стоял на ветке и в нём сразу появился смысл, доселе ускользавший от сестры. И дерево изменилось.
– Прилетит.
Энки показал порхание и вовремя вцепился под смех Нин в нужную ветку. Прирос к коре. Красные буроватые пряди густых волос, мягкие тона листьев, коричневая изваянная только из мышц рука – куртка повисла на ветке. Большие пальцы подогнуты под ветку, чуткие, как у музыканта, простите за такое кощунство.
Полез вниз. Нин взяла прутик, пощекотала его. Энки взвизгнул и сильно дрыгнул ногой.
– Помнишь То Дерево?
Энки переспросил, сначала объяснив, как он боится щекотки и что может случиться, если она продолжит.
– Ты ведь зонтик не взяла. Какое дерево, какое дерево?
– Я больше не буду. …На Нибиру в старом прежнем доме, в детстве.
– Не-а.
– Ну, как же, из-за тебя дерево срубили. Ты тогда был увлечён старым фильмом про того типа, которого воспитали древние хищники, и он лазил по деревьям, как они.
– Ну? – Энки приосанился на ветке.
– И ты ползал и прыгал и орал ещё таким голосом.
– Каким?
– Не могу, способностей нету.
Энки крикнул.
– Вот. – Она отняла ладони от ушей и восторженно кивнула. – И к нам приходил родственник, и он так хохотал. А мама боялась, что ты, того гляди, сверзишься, и приказала…
Энки махнул возле горла ребром ладони.
– Мама не в меня пошла. – Сказал он. – Но мама знала, кто будет единственным стоящим аннунаком в нашем семействе.
– Эри тебе говорила, что ты бессердечный.
– Кто бессердечен, так это не я. – Объявил Энки. – Помнишь крушение в тот день, когда дед арестовал любимого сына?
– Он не любимый сын, раз его арестовали.
– Возражение не по существу. Словом, помнишь… Неопознанный шатунок деранул с Эриду, как я удираю от твоего намерения перевоспитать меня. И по шатунку выпалили. Приказ, знаешь, кто отдал? Кто-то ведь его отдал?
Нин молчала, Энки преспокойно ждал, полулёжа на ветке. Ждал.
– А ты бы неплохо допрашивал аннунаков. Ты такой терпеливый.
– И этот кто-то не так уж наблюдателен. Плохо его в убойном отделе натренировали на опознавание сигналов.
– Каких таких?
– А джемперок. Я – как сказал, язык зажал. Джемперок-то его, командорский. Он тебе преподнёс, когда в поход ходили на болота.
Нин обдёрнула на себе, и впрямь, поношенный и на три размера больше мешок, который Энки почему-то норовил называть красивым словом.
Энки спустился и, толкнув Нин, не извинился. Она с грустью смотрела, как он страстно любуется своим скворечником или как его. И верно, прилетит нему в этот глупый домик птица, другая… совьют семью, и Энки будет лазить туда и щупать яйца, и дышать на птенцов. Вокруг Энки всегда жизнь… Он почесал локоть.
– Тут кто-то уже поселился. – Застенчиво сказал он и потёрся спиной о кору.
– Хорошо бы, у тебя кто-то вот здесь поселился.
– Всё-таки ты хочешь сказать, что я бессердечный. Воспитываешь… это хорошо. Значит, веришь в меня…
– Когда это я тебя воспитывала? …прекрати чесаться. …Кому ты нужен?
Энки пропыхтел:
– Вот именно, вот именно – никому. И тебе в первую очередь.
Быстро добавил:
– И обломки там имелись, а при обломках никого. Энлиль, несомненно, сколотил бы экспедицию, чтобы найти героя, ушедшего по бесплодной пустыне от его ищеек, но его самого замели… Оп-па.
Энлиль чинил Мегамир, войдя в него. Инженеру, болтающемуся от напряжения без толку, была видна только нога в сапоге, изредка выскакивал локоть в аккуратно подвёрнутом рукаве и в длинной перчатке из обыкновеннейшей резины. От синергии ничем не защитишься, проще отдаться её потоку как потоку снов – да минуют нас кошмары.
Пруд Мегамира, точь-в-точь поставленный боком настоящий пруд, с виду был в порядке, и только спец заметил бы по неритмично поблёскивающей поверхности, что изменения наводят на размышления. Поток сбился. Но почему?
Неладное заключалось в том, что Мегамир вроде продолжал работать – по идее он не должен ломаться. Синергия не подлежит разрушению ни одного типа. Иногда бывало, что он реагировал на странные вещи – то есть, странно, что он реагировал.
Окошко на север отразило печальное лицо инженера. Обычно оно всегда было одухотворено работой – он сам этого не знал. Командор что-то сказал. Инженер сразу вскинулся:
– Ты нашёл?
Изваяние командора – так он выглядел сквозь изнанку зеркала – глухо ответило.
– Не слышу, чёрт…
Инженер помотал рукой.
– Некая рябь… – Сказала голова командора (статуя проросла из стены). – Пустяки. Вроде неопознанного источника за Привалом.
– Ближе к нам или к Девушке?
– К нам, но сильно в стороне. Использовали отводной канал для синергии.
Инженер литературно выругался.
– Тогда понятно. Сейчас залезу, посмотрю. Кто ж, какая сволочь сделала отводку для чистой энергии? У нас и так её, голубушку, едва поймали.
– И привязали. Знаешь, на минуту мне показалось. – Сказал Энлиль, жестом отвергая попытку инженера снять с крючка ещё один костюм. – Будто это слежение…
– Что, прости?
Думузи замер со штанами в руке.
– Я не так выразился… повесь это, друг. Кто меня тут подстрахует? В целом, это выглядит, как… – он пощёлкал пальцами в перчатках, – цепь сигналов, которые идут во время переговоров.
– Но… какие тут к лешему могут быть переговоры? Или это чудища, которых выводит Нин, переговариваются?
Инженер нахмурил тонкие брови. Мысль отчётливо проступила на высоком челе.
– Зелье, что ль, попробовать?
– Это уж слишком. Ты, ученик чародея…
Улыбнулись друг другу. Командор быстро шагнул, ещё улыбаясь, в пруд. Сквозь дым вещества улыбка командора была жутковатой. Белые зубы и алые губы, и синие глаза и золотые волосы – все четыре цвета плавились.
– Тут чего-то… преграда? о нет, нет. …Нет!
Выскользнуло какое-то видение. Инженеру показалось в первое мгновение, что прямо из его головы. Он услышал:
– Держу, сейчас… Нет. – Тут инженер почувствовал, что командор нахмурился.
Остолбенел он там, что ли.
– Вы чего, комр?
В ответ прозвучало неприятное слово «Чертовщина». И с этим словом командор, потерявшийся в глубине зеркала, вынырнул, снова спрятался, оттуда молвил:
– Смотри. – Показал.
Инженер вгляделся: лучок зеленел в банке на подоконнике, пролетала птица, волна вздыбилась, всё смешивалось и становилось отчётливым посекундно.
– Белиберда, обычные послеоперационные глюки. – И осёк умные речи.
Прямо за фигурой комра в рабочем комбинезоне нарисовалось гигантское и совершенно отчётливое лицо Ану. Рот разевался, и зубы были видны подробно. Нос… нет, это нам снится.
Рот Ану говорил:
– Поотчётливей, я картинки не вижу. – Ему что-то сказал в ответ другой, почтительный голос. Потом тишина, изображение стало гаснуть и снова врасплох возникло, так что оба технаря – по обе стороны зеркала – вздрогнули, как непуганые доселе интеллигенты.
– Итак, вы имеете в виду, сир?..
– Конференция Ану. – Шепнул командор и притиснулся к стеклу, чтобы повторить погромче, но инженер сделал знак – нишкните, командор.
Чудацким образом Мегамир подцепил постороннюю заразу, передаваемую вполне материальным способом. Мы вышли на засекреченную волну, мелькнуло у инженера в умной голове. Как сегодня уже было, когда его же пальцы доковырялись в Мегамире до того, что открылся отнятый у братьев канал. Инженер хотел сделать вид, что не понял, но командор показал выражением лица – я тебе доверяю. Оба успели горько посмеяться над заставкой, сделанной шутниками из личной службы.
Штуки синергии, вещества, открывающего тайны, по сути своей правдивого, не изучены полностью.
Голова Ану говорила тем временем беззвучно. Прорезался голос, неторопливый голос власти. И научный голос ответил:
– Кожура на апельсине, как вы остроумно сказали, держится, но если в тыще ка-эм начать бурение или…
– Блямк. – Сказал Ану и угол его рта, попавший в волну, приподнялся. Раздался неторопливый смех.
– Спасибо, ваше величество. – Сказал научный голос. – Очень точно.
– То есть, если ему нечаянно помочь, – что было бы ужасно для наших друзей на островке, потерянном в тёмном рукаве Галактики…
Смех разноголосый, усиливаясь и отдаваясь на разные лады, напомнил им те звуки, которые иногда они слышали, проходя мимо мрачных заборов светлой Нин.
– Это заседание пусть останется только между нами, друзья мои, в нашей коллективной памяти.
Энлиль шевельнулся, чувствуя, что голова его бурлит от ярости и слишком долгого пребывания в потоке синергии. И тут глаз Ану повело, и зрачок уставился на Энлиля, как это бывает со старыми портретами.
Инженер что-то напропалую ткнул кулаком. Изображение погасло. Мегамир безмятежно вздохнул и успокоился. Энлиль выскочил, как заяц – кстати, очень мужественное животное: посиди в кустах, сохраняя выдержку, когда рядом ходят большие ноги с когтями.
Они молчали – что тут скажешь? Только и скажешь – «они молчали». Видели командора эти обитатели тьмы или нет?
– Видели или… – Озвучил первым ужасную мысль инженер.
Оба пребывали в обморочном состоянии, одном на двоих.
