скачать книгу бесплатно
– А про уголёк-то…
– Не знал. Интуиция.
– Гхм…
Энки с размаху хлопнул его по руке у плеча, представлявшей бочонок, засунутый, очевидно, в рукав.
– Кто по вашему не видал портретов Чжу Ба Цзе в юные лета?
– Это где же?
– Да вас уже в учебниках пропечатали, милейший. Уже старшеклассницы поколение за поколением задумчиво чертят пальчиком по вашей страничке. Что вы, ну вот. Скромнейший вы аннунак.
Приятнейшая беседа вышла.
Упоминание открытия одного парня из династии Хорс, что выродилась, как и вы, – поклон в сторону гостя, как и мы (удар в собственную грудь, кого не так крепко, как Энки сложённого, сваливший бы) заставило гостя крепко призадуматься.
– Ну, ну. Ну. – Сказал Энки. – Неужели вы ничего нового не узнали?
– Хорошее открытие.
– Сильно хорошее?
– Короче…
– Даже так? А пол мести надо будет?
– Можно и обойтись. Военные учёные, они чистюлечки.
Он снял что-то с плеча Энки. Энки кивнул.
– Летают тут. Так папаша сказали, когда встречали наместника с одного сильно интеллектуального материка. Схожу-ка я в зернохранилище, а вы тут осмотритесь, с чего бомбить начинать.
Инженер замедлил шаг. От неё, жены, веяло той же тайной. От неё тоже пахло кровью. Она всегда готова попробовать, как это, на вкус.
Что-то кольнуло его, и он поднял голову. Но в жёлтом, начинающем белеть к вечеру, небе не увидел ничего. Луна? Не следует так злоупотреблять кофием, сударь.
Энки и Энлиль ушли далеко в рощицу, которая поставила перед собой цель бороться до последней капли ржавой и тёплой воды из оросительной цистерны. Оба с интересом проводили взглядами слишком высоко летевший шатунок с неизвестным опознавательным знаком. Энлиль зачем-то взгляд продлил, задирая выбритый, будто там сроду ничего не произрастало – вот чёрт, как ему это удаётся – подбородок. Взгляд его был странный – ну да не страннее неба.
– Шпион какой-то.
– Кто? – Спросил Энлиль.
Энки уже забыл, о чём говорил, и непонимающе уставился на брата.
– Он неофициальный лидер забастовки. – Сказал Энки. – Чтоб ты знал.
Энки старательно делал вид, что не понимает смысла грузовичка.
– Есть те, кто ложится спать, как в могилу – основательно, знаешь. – Энки сложил ладони и сунул под склонённую щёку. – Одеяло подоткнут и всё такое. Таких не буди. А другие вроде стражей – ну, как дельфины. Их Нин вывела. Они почти не спят, так одним глазком. Или северонибирийские партизаны. Сядет, ножки в сапогах на ветку положит. Ножки – бум.
Энлиль весь этот зубной заговор выслушал без тени нетерпения на красивом безбурном лице. Скобка золотых волос, глаза неподвижны, взгляд в направлении, неучтённом в географии – вперед и внутрь себя.
Руки сложены на колене – другое чуть в стороне свободное. Оружие на ветке сбоку.
Трудно было бы предположить, что он получает удовольствие от такой массы полезных сведений.
Когда Энки договорил и в повисшей знойной тишине продолжал смотреть на брата, поводя руками из стороны и в сторону, Энлиль молчал, что-то обдумывая.
– К чему ты клонишь? – Вежливо спросил он.
– Ну. Ну. Эти парни, братишка, – жест назад, – жаждут стабильности.
– То есть могилы.
– Шутник. Они хотят уверенности в завтрашнем дне за свой, поверь, нелёгкий труд и всё такое.
– Я так понимаю, суть в том, что есть те, кто не спит, и это ты.
Энки смущённо потупился.
– …Северонибирийский партизан. Они, кстати, кладут ноги на пулемёт.
– Я буду на ведро класть. – Пообещал Энки. – Пойдёт?
– Спроси у дельфинов, дружище.
Энки принахмурил рыжие изрядно выцветшие брови.
– Ты вроде как серчаешь, масик?
– Да ничуточки, дорогуша.
Энлиль поднялся. Оба посмотрели на пистолет.
– Да, и вот что. – Сказал Энлиль, непринуждённо пряча международный фаллический символ в нужное место. – Дай мне ордер на арест неофициального лидера забастовки.
– С чего бы? – Прищурился Энки.
– Да ни с чего.
Энлиль невозмутимо посмотрел на брата.
– Отсутствие трудовой дисциплины. В условиях постоянного красного уровня такое поведение повод для ареста и высылки.
– Ну, ну, ну, ну. – Согласился Энки, жуя губы.
Воцарилась тишина. Командор не выдержал.
– Чего тебе, потатчик?
– Да ничо. – Покорливо ответил Энки. – Только чтоб ты признал как на духу, что ты завидуешь этому парню за то, что он вольная птаха с растопыренными ножками, наглый, как весенний ручей, и пылкий, как кошки.
– Кто?
– Такие новые существа. В лаборатории Нин. Хорошенькие до того, что так бы и съел. И жуть, какие умные.
Энлиль поморщился.
– Я что-то пропустил…
Энки засуетился:
– Извини, браток. Знаю, ты у нас консерватор, против любых творческих идей, политикушечка ты моя.
– Я сейчас не намерен обсуждать своё мировоззрение. – Отрезал командор. – Впрочем, и ни в какое другое время. А вот ордер на арест этого растопыренного ты выдай сей секунд.
– Чегой-то я?
Энки ткнул себя пальцем в грудь и выпучил для большей убедительности глаза.
– Ты куратор территорий. Официальный. – Энлиль сказал это с таким видом, будто ему хочется сплюнуть, но мешает консервативное воспитание.
Энки мирно засопел носом.
– А знаешь, братик, я тебе ничегошеньки не выдам. Можешь попробовать – заметь, я сказал, попробовать – задержать его по любому поводу, какой ты сумеешь придумать. Скажем, он дорогу в неположенном месте перешёл. Или не выключил после себя свет в библиотеке. А я с твоего позволения сяду с товарищами на подоконник и буду тебе кричать – обещаю – вот он, вот он, побежал!
Энлиль подумал, кивнул и, повернувшись, пошёл к сквозным лесным воротцам, прочь из рощи.
Энки тоже подумал и окликнул:
– Тыща извинений, ты куда?
Энлиль показал прелестную линию полупрофиля:
– Воспользуюсь твоим советом, дружище.
Энлиль посмеиваясь машинально, понимал, что не удивлён и даже не раздражён. Совершенно ожидаемо, что там, где его старший братец – царство криков, драк, огней, страстей и вспышек раздражительности. Быть может, Энлилю следовало признать, что ему это нравится – а Энлиль старался по возможности быть честным с собой.
Энки всегда так устраивает, что он в центре – комнаты или события. Нарочно, нечаянно? Обдуманное это поведение или брат следует самому себе? Вроде бы он такой естественный. А что естественно – то видно, да не стыдно, как говорила няня, а все её истины Энки цитирует как Писание Абу-Решита.
То он окажется на виду у всех и повернётся спиной. Спиной поворачиваться нехорошо. Но он обернётся сам или на окрик матери с невинным и задумчивым видом. Посмотрит, недоумевая, и будто бы не ведая, как он хорош вполоборота – а братец хорош, несомненно. Широкие плечи и подбородок в этом ракурсе, наверное, заставляют всех дам в комнате подумать о том, что происходящее не так уж важно – коль им довелось побывать зрителями этой живой картины. Будто гармония Вселенной в этот момент дописала уравнение, в котором ни единой ошибки.
Или поднимет взгляд над тарелкой за общей семейной трапезой – и, трах-тарарах – посмотрит на всех такими потерянными глазами. Просто вестник неба, не соображающий, как ему получше выразить своё сокрушение несовершенством окружающих, но открытый для сотрудничества. На самом деле Энки просто обожрался и кусок ему больше в горло не лезет – вот и всё. Но все на мгновение замолчат, пока кто-нибудь, скорее всего – Эри, – не разрушит очарование, сказав:
– На одном пельмешке сидишь, другой из горла торчит?
Но и тогда, осмеянный, он так убедителен в своей роли. Или это не роль?
Только Иштар не чувствительна к его чарам. Потому что просто она сама такая – любит, нет, иначе и не может, как находиться строго посередине и на возвышении.
Красивая девочка, очень красивая девочка. Вздорная, как молодой гиппопотам, крикливая, как попугай, красивая, как Иштар.
А вот мама обожает этого комедианта. Антея преспокойно оповещает всех и каждого, что не будь она приверженкой новомодной морали, непременно совратила бы пасынка.
– Он такой хлопотливый. – Широко открывая голубые глаза (и зачем? они и так большие), – скажет громким шёпотом, указывая на хлопотливого Энки, а тот потупится и вздохнёт, улыбнется, не поднимая глаз. Потом поднимет глаза и… тьфу.
Командор поймал себя на том, что хихикает уже от души, с удовольствием.
Но вот кого больше всех любит мама – и тётя Эри – так это сестру Нин. С тех пор, как крошка – а она, как говорили, была действительно крошечная, никто и не думал, что Нин вырастет в такую макаронину – была принесена в семью священным аистом морганатического адюльтера, обе прекрасные женщины просто впились в неё. Каждой хотелось дочку.
Антея даже начала ревновать, глядя, как Эри по десять раз на дню вламывается в детскую, чтобы молча схватить беленькую маленькую девочку в объятия, в тот момент, когда малютка, с невероятно вдумчивым видом ковыряя в кукольном носике, строит башню из кубиков в виде какого-нибудь неведомого зверя.
Итогом битвы и стараний двух любящих матерей стала крайняя избалованность девочки. Ей продыху не было от любви. Её тискали, наряжали, подарки ей покупал отец, собственноручно выбирая в магазине каждую неделю новую игрушку.
Потрясающе, что Нин не испортилась. Или испортилась?
Иштар считает, что да – испортилась.
Но это, возможно, потому, что саму Иштар воспитывали иначе. Её любят, как родную дочь – никто и не помнит, что она племянница, но к тому времени, когда она была помещена в царскую семью, Эри и Антея уже слегка подучились науке воспитания девочек. В полной мере это ощутила Иштар.
С тех пор она ворчит и колет сестру – дескать, её-то, Иштар, держали в ежовых рукавицах (неправда) и о свободе и слыхом было не слыхано.
Конечно, это талант спас Нин от того, чтобы превратиться в набитую спесью дуру. У неё есть призвание – величайший дар, какой Абу-Решит может навязать человеку. Командор вздохнул – без особой удручённости. У меня нет призвания, я просто солдат. Может, и я кокетничаю не хуже Энки? Ведь на деле я вовсе не мучаюсь этим.
Энки дурак, завидует его статусу Главного Пердуна, как он высказывается за спиной и очень громко. Отец правильно поступил, а он не понимает. Ану, каков бы он ни был как государственный муж – помолчим – в своих детях и в том, что им нужно, разобрался с неожиданной дальновидностью.
Энки разнообразен и во всём умён. Не будь он таким тупым и бессердечным – вообще был бы чудесным парнем.
Сидигельмукс – так называет его Эри. На старом языке это означает – Холодное Сердце. Все удивляются и возмущаются такой оценкой матери. Но Энлиль понимает, что она имеет в виду.
Однажды Энлиль услышал обрывок разговора между тётей Эри и мамой. Это было поучительно. Эри размышляла, почему братья такие разные. Каждая считала, что сын другой лучше.
Энлиль услышал, что оба они родились в Год Быка под созвездием Древнего Хищника. Но Энки родился в час Змеи, а он, Энлиль – в Час Волка.
– Потому Энки пройдоха… – Сказала Эри.
– А мой-то тётёха. – Подхватила мама.
Энлиль восхитился. Конечно, о том, чтобы обидеться, не было и речи. Энлиль никогда и вполне искренне не понимал мелочного самолюбия. Не то, чтобы я так уж уверен в себе. Просто у меня есть цель, обязанности, и я, слава Абу-Решиту, понимаю, что такое долг. Это вроде, как непонятное выражение в речи очень старых нибирийцев – нести крест. Солнечный крест был давно забытым символом на древних, кое-как изученных фресках.
Но Энлиль, не спрашивая профессора в универе, ощущал, что это значит. Солнце поддерживает небо, впечатывает его в Иные Миры и не жалуется.
Энлиль сам нашёл начальника охраны.
Молодая очень красивая женщина с демонстративно ярко подведёнными глазами, с туго затянутыми жёлтыми волосами, в мундире и юбке, ему понравилась. Он знал, что она толковая, что бы ни означало сие.
Поняла с первого слова.
