Танго со смертью

– Вот, – ткнул Толик пальцем в Элеонору, – это она. Шлялась тут, вынюхивала, выспрашивала, кто у нас в бригаде главный и откуда товар. Говорила, что готова закупить несколько штук наших цацек, если дам гарантию, что они в порядке.

– Ну, я бригадир, – усмехнулся Корявый. – Довольна? Говори, зачем видеть хотела.

Элеонора собрала волю в кулак и перевела взгляд на вошедшего.

– Ты все наврал, это не он, – прошептала она в сторону Толик, – не тот мужчина с портрета.

– Все в порядке, я за него, – объявил Корявый неприятным, каким-то скрипучим голосом. Он подошел к Элеоноре почти вплотную, и она инстинктивно отпрянула.

Элеонора подняла глаза и увидела перед собой неказистого мужичка лет шестидесяти. Если бы не длинное черное пальто, его можно было бы принять за обычного работягу. На глаза незнакомца была низко надвинута черная кепка. Похожую она видела в каком-то давнем фильме про сицилийскую мафию и на одном известном телеведущем. Взгляд Элеоноры скользнул вниз. Ноги вошедшего были обуты в легкие ботинки с длинными узкими носами, совсем не по сезону. Такие обычно с особым шиком носят братки в провинции. Элеонора опять сделала над собой усилие и взглянула незнакомцу прямо в глаза. Взгляд у мужичка оказался колючий и какой-то настороженный, словно устремленный в себя. Так обычно смотрят те, кто не один срок провел в местах не столь отдаленных.

– А чего вы так переживаете, господин Икс? Я только хотела узнать, кто мне деньги вернет, если ваш товар полным фуфлом окажется, – усмехнулась Элеонора. Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал как можно тверже и уверенней.

Березкина решила до конца играть роль напористой и одновременно бестолковой тетки – из тех, что живут мечтами заработать легкие деньги, однако не желая ничему учиться, не разбираясь в основах бизнеса и вообще не желая хоть в чем-то серьезно разбираться.

Корявый ощутил внутреннее беспокойство. Эта баба ему явно не нравилась, хотя он пока не мог себе толком объяснить, почему.

Элеонора уставилась на него своими большими серыми глазами, и тут он почувствовал самое настоящее бешенство. Ясно, что с ней не так: слишком наглая, говоря по-простому, нессыкливая. Вон даже не побледнела. Ни одна баба прежде не позволяла себе так разговаривать с Корявым.

– Кто тебя послал? – спросил он без обиняков.

– Я вас не понимаю.

Эля решила до конца «валять дурочку», но Корявый в ее присутствии чувствовал все нарастающее беспокойство. Будь эта курица хотя бы лет двадцати, он бы оприходовал ее прямо здесь, в вагончике и попутно выведал бы у нее все, тут уж можно не сомневаться. Однако этой бабе было явно за тридцать, а такие телки его никогда не возбуждали. Значит, разговаривать с ней придется по-другому.

– Ничего, скоро поймешь, – пообещал Корявый и бросил сквозь зубы Толику, – давай бери эту бабу в охапку и погнали.

– Послушайте! Это уже слишком! Никуда я с вами не поеду! – уперлась Элеонора. – Между прочим, моя машина на стоянке осталась. Ее того гляди эвакуатор заберет. Или вы сейчас же все объясните мне все про ваш паршивый товар, или я выхожу из игры.

– Выйдешь, вот прям сейчас и выйдешь, – проворчал Толик. Он молча ухватил ее под руку и поволок к выходу. Элеонора поняла, что дергаться бесполезно, как-то сразу обмякла и стала шепотом твердить «Отче наш».

– Эй, не бубни, без тебя тошно! – зашипел Толик. Он впихнул Элеонору в машину, Корявый уселся за руль, и черный BMW рванул с места, подняв волну грязных брызг и оставляя за собой глубокий след на мокром снегу.

Русско-китайская рулетка

Корецкий был уверен, что в этот раз он предусмотрел любую мелочь. Прибыль в случае успеха китайского «проекта» обещала быть колоссальной, однако на его заветную мечту – на скромный домик в Испании – ее все равно не хватало. Договор с китайцами, эти проклятые 50 на 50, портил всю картину. Если не расплачиваться с ними, как условились, – тогда другое дело.

«Ясное дело, эти восточные дьяволы установят слежку, будут биться за каждую копейку… Обмануть их почти нереально, но… Нет, мы еще посмотрим, что круче – русская смекалка или китайское коварство», – думал Корецкий и прокручивал в голове варианты – один невероятнее и опаснее другого.

Решение кинуть китайцев озарило антиквара, как вспышка молнии. Если расплачиваться с партнерами четко по договору, вся эта геморройная затея теряет смысл. Рисковать за копейки – дело неблагодарное, особенно если тебе за шестьдесят. Надо провернуть всю многоходовку и выйти и игры по-быстрому. А потом… А на потом есть запасной вариант…

Иннокентий Бармин шестым чувством, присущим настоящим дипломатам, давно почуял, что шеф задумал в отношении него что-то мерзкое и подлое. Нешуточное предупреждение Корецкого напугало его, однако не больше, чем последствия аферы, которые антиквар явно собирался повесить на «друга Кешу». Преувеличенная любезность однокашника, его неожиданная щедрость неприятно удивили и заставили Бармина капитально пошевелить мозгами. Иннокентий не собирался становиться безответной жертвой жадности бывшего приятеля.

После их размолвки шеф неожиданно пригласил Иннокентия к себе домой – отметить их триумфальное возвращение. Он неожиданно выплатил Бармину часть суммы, обещанной еще в Пекине. Иннокентия удивило, что шеф держался с «другом Кешей» запросто, по-братски, хотя давно уже позволял себе начальственные нотки. Мурашки побежали по спине Иннокентия – как тогда в Китае, и он вновь мысленно заметался в поисках выхода.

Корецкий наливал гостю дорогой коньяк, травил байки о былых временах, когда он торговал в Измайлово, а попутно строил планы насчет того, как они с другом Кешей будут реализовывать его хитроумный план «Монеты» и делить нешуточную прибыль.

Чем дольше шеф разливался соловьем, тем больше у Бармина крепла уверенность в том, что пришла пора делать ноги. Надо бежать от этого прохиндея Корецкого как можно быстрее и любой ценой… Легко сказать «бежать», но как? Этот бультерьер из своей пасти добычу добровольно не выпустит…

После очередной рюмки коньяка на Иннокентия снизошло озарение. И как он раньше не додумался! «Дипломатическая болезнь» – лучшее средство погасить назревающий конфликт, этому их учили еще в институте. Надо завтра же наведаться в ведомственную поликлинику! В возрасте шестьдесят плюс любая болячка может оказаться уважительной причиной для госпитализации. К тому же, он и впрямь стал как-то подозрительно задыхаться в последнее время. По лестнице поднимается с одышкой, спать может только на высоких подушках, кашляет после завтрака… Надо попросить доктора, чтобы тот написал в карте диагноз пострашнее – на всякий случай, чтобы в поликлинике предложили госпитализацию. Пожалуй, только в больнице ему удастся спрятаться от этого ничтожного человечка с двойным дном, от его, с позволения сказать, друга детства. Этот «друг» явно что-то замышляет. Нет, Корецкий явно задумал принести его в жертву своей алчности. Каков мерзавец! Пускай даже не надеется его так легко проглотить! Дипломаты не сдаются!

Просидев из вежливости в гостях у Корецкого минут сорок, Бармин пожаловался на плохое самочувствие, наскоро простился с антикваром и отправился домой. обдумывая план дальнейших действий.

На следующий день все закрутилось стремительно. Даже быстрее, чем ожидал сам Бармин. Иннокентий явился в ведомственную поликлинику дипломатов на Смоленской площади и объявил своему «прикрепленному» терапевту, что хочет срочно пройти полное обследование. Тот удивился, поскольку в прежние годы Бармин собственным здоровьем особенно не интересовался и посещал врачей крайне редко. Однако внезапное рвение пациента доктор одобрил и выписал тому срочные назначения на несколько исследований и на сдачу анализов. В тот же день, изучив ЭКГ и эхо -кардиограмму сердца, врач пристально и печально взглянул на Иннокентия. Оказалось, что у Бармина из-за небольшой когда-то сердечной патологии с годами развился серьезный порок сердца, и теперь ему необходима операция, причем как можно скорее. Налицо была сердечная недостаточность, в легких скапливалась жидкость, из-за этого пациент задыхался, испытывал тошноту и головокружение. Одним словом, в любой момент у Бармина мог повториться очередной сердечный приступ, который грозил закончиться очень плохо. Однако, как показалось доктору, пациент Иннокентий Бармин не слишком-то расстроился, услышав от врача диагноз. Он держался бодро и даже ухитрялся шутить.

«Вот это выдержка! Вот что значит – бывший дипломат. Все-таки в нашем министерстве работают очень волевые люди!» – подумал доктор, исподволь взглянув на абсолютно невозмутимого пациента. К изумлению врача, в глазах Бармина, в какой-то миг даже промелькнуло что-то вроде радости.

«Налицо изменения психики и неадекватная реакция на негативные известия, что является результатом нарушения работы сердца и ухудшения кровообращения», – подумал врач, однако вслух сказал:

– Иннокентий Михайлович, даю вам направление в одну из лучших кардиологических клиник. На срочную консультацию. Очень прошу, не тяните с этим делом, время сейчас работает против вас. Надеюсь, в скором времени вас прооперируют, и опытные кардиохирурги устранят ваш приобретенный порок сердца без особых последствий.

«Если бы вы знали, доктор, как я сам не хочу «тянуть с этим делом», – подумал Иннокентий. – Похоже, этот тот самый случай, когда «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Бармин благодарно взглянул на врача, пристроил у него под столом традиционную бутылку виски и отбыл домой с легким, хоть и нездоровым, как он только что узнал, сердцем.

Разумеется, Иннокентий ничего не сказал Корецкому о своем визите в поликлинику и продолжал выполнять его разовые поручения, как ни в чем не бывало. Через неделю «друг Кеша» закрыл квартиру, послал Корецкому эсэмэску о том, что ложится на срочную операцию на сердце с длительным восстановительным периодом, затем вызвал такси, отключил мобильный телефон и отправился в клинику.

Березкина обдумывает план

«Bmw» полз крайне медленно, то и дело застревая в пробках. Березкина мысленно перебирала возможные варианты бегства, но ни один из них не выглядел хоть сколько-нибудь реальным, поскольку ее телефон по-прежнему находился у Толика, и отдавать его тот не собирался. Крикнуть в окно полицейскому из ДПС, что ее украли? Выпрыгнуть на светофоре? Зажать нос платком и разбрызгать, пока будут стоять в пробке, газ из баллончика? Успех всех этих жестов отчаяния был маловероятен, зато шанс доехать до места в виде трупа многократно возрастал.

Словно прочитав мысли Элеоноры, Корявый предупредил:

– Даже не пытайся сбежать, лярва! Двери и окна заблокированы. Ори – не ори, никто не услышит. Сиди спокойно и не дергайся, ехать осталось недолго.

Элеонора похолодела, но мысленно приказала себе собраться. Выход есть всегда, черт побери! Сколько раз она спасала «Веселых утят» в самых безнадежных ситуациях! Даже тогда, когда обанкротился банк, где лежали все деньги их студии. В последний момент Элеонора ухитрилась направить средства с расчетного счета «утят» на зарплату сотрудникам и на выплату налогов. А первый день ее работы в «Утятах»? Тогда вообще все испытали шок. Выяснилось, что у прежнего бухгалтера сгорел жесткий диск со всеми документами. Эта тварь, то бишь ее предшественница, сбежала, не оставив Березкиной ни одного файла и ни одной распечатанной папки и посоветовав напоследок объявить студию банкротом. Элеонора тогда возмутилась: «Еще чего! Как-нибудь обойдемся без ее дурацких советов!» и принялась действовать. Она сумела в короткое время восстановить главные отчеты по косвенным документам и по справкам из налоговой, провести все сверки и выплатить долги «Утят» контрагентам. В общем, благодаря Березкиной «Утята» выжили и даже объявили дополнительный набор в младшую группу. Элеонора никогда не теряла присутствия духа и боролась до последнего.

Главбух Березкина усилием воли заставила себя собраться. Ну нельзя же так раскисать! В конце концов, бесконечные вызовы в налоговую инспекцию тоже не сахар. Не разборки с бандитами, конечно, но порой разговоры в этом милом заведении не уступают им по градусу ненависти и взаимных обвинений. А битва с казначейством за крошечную субсидию? А бесконечное переделывание отчетов в департамент? Пачка документов о том, что «Утята» использовали эти чертовы бюджетные копейки «по назначению», тянула на рукопись небольшой книги. Да мало ли в жизни главбуха Березкиной бывало моментов, когда приходилось не только психовать, но и действовать? Элеонора Березкина никогда не сдавалась без боя. Она привыкла рисковать, убеждать и добиваться результата любой ценой. Когда уровень адреналина в крови зашкаливал, голова начинала работать быстро и четко, как компьютер. Вот и сейчас Эля заставила себя глубоко выдохнуть, как перед визитом в налоговую, и мысленно прикинула план действий на ближайшие полчаса.

Лина не любила, когда ответы на ее вопросы повисали в воздухе. Отговорки Башмачкова действовали на нее, как красная тряпка на быка. Хорош друг сердечный! Мог бы активнее помочь с этим запутанным и дурно пахнущим делом, в конце концов! Чем это, позвольте спросить, так сильно занята наша доблестная полиция, что у нее, у Ангелины Томашевской, до сих пор по-прежнему больше вопросов, чем ответов на них? Давно должны быть установлены причины смерти Константина Могильного, погибшего на своем посту. Значит, надо попытаться о них узнать, и как можно скорее.

– Звони своим дружкам из полиции, – потребовала Лина у Башмачкова, – не то мы с тобой опять поссоримся. До сих пор ведь нет никакой ясности с нашим дипломатом. Даже интересно знать, где это он прохлаждается вместо того, чтобы спонсоров для «Веселых Утят» искать. Ты же знаешь, что мои «Утята» постоянно балансируют на грани банкротства, посему разбрасываться меценатами, пускай и мифическими, я не собираюсь. Да и по поводу Могильного у ментов, похоже, «висяк». Ты как знаешь, а я не могу забыть бледное лицо этого бедолаги на кафельном полу. Впрочем, лицо женщины из соседней палаты, которую увезли в реанимацию, где она там вскоре скончалась, мне тоже пару раз снилось в кошмарах. В общем, Башмачков, как хочешь, но активируй, пожалуйста, своих дружков-полицейских. Если, конечно, не хочешь, чтобы я сошла с ума,

– Ладно, Линок, не переживай, все под контролем. Мы как раз договорились с Коляном сегодня вечером пивка попить. Надеюсь, там в баре я кое-что у него выясню. В неофициальной, так сказать, обстановке.

Башмачков, набрал номер приятеля, сказал буквально два слова, затем выключил трубку и сообщил Лине как-то уж слишком равнодушно:

– Понимаешь, Лин, встреча отменяется. Колян сегодня очень занят. В общем, он даже не представляет, когда освободится.

– Слушай, Башмачков, я ведь знаю тебя не первый день. Ох, что-то ты темнишь, милый друг… Давай-ка выкладывай все начистоту, – потребовала Лина.

– Эх, не хотел рассказывать из лучших побуждений. Сама знаешь, тебе после операции волноваться нельзя, отрицательные эмоции нежелательны. Но это в теории, а на практике… разве от такой хитрой змеи, как ты, хоть что-нибудь скроешь?

Башмачков подошел к Лине и крепко обнял ее. Потом провел рукой по волосам, словно успокаивал ребенка, и поцеловал в висок. Таких внезапных порывов за ним давно уже не наблюдалось. Лина с изумлением уставилась на бойфренда. Тот помолчал, но все же неохотно выдавил из себя:

– Короче говоря, в данную минуту Колян мчит с ментами за город. Работа у него такая.

– Так, ясно. Теперь говори, каким боком это тебя касается. Я же тебя насквозь вижу, опять что-то не договариваешь.

– Это касается не меня, а твоей глупой самодеятельности. И самонадеянности. Похоже, твоя подружка Березкина капитально влипла. По твоей, между прочим, милости.

– Эля? – выдохнула Лина и без сил опустилась на стул.

Избушка-ловушка

Bmw выехал из города и помчался по трассе, нарушая все скоростные ограничения. Пробки вскоре закончились, и о том, чтобы выпрыгнуть из машины, можно было даже не мечтать. Через некоторое время автомобиль свернул c автотрассы на боковую дорогу. Элеонора пыталась изо всех сил запоминать дорогу, но машина кружила по незнакомой местности, и пассажирка в конце концов прекратила считать повороты.

«Зачем я пытаюсь запоминать путь? – подумала Эля, – Вот дура. Похоже, это дорога в один конец».

Ее сердце рухнуло куда-то в район желудка. Элеонора тихонько всхлипнула, но ее слезы только обозлили похитителей.

– Сиди тихо и не ной! – потребовал Корявый. – Терпеть не могу женских соплей. Скоро приедем.

Машина остановилась у невзрачного двухметрового забора. Ворота отъехали в сторону, и они оказались на площадке перед неказистым одноэтажным деревянным домом, видимо, давно не знавшим ремонта. Толик грубо вытолкнул Элеонору из машины. Она застыла на месте в оцепенении. Куда бежать? Кругом забор, за ним забетонированная дорога, а дальше – незнакомый лес. Чтобы не рухнуть в обморок, Березкина принялась усиленно думать о предстоящем визите в пенсионный фонд и в налоговую инспекцию. Вернее, не просто думать, а представлять эти походы во всех деталях. Как она вначале стоит в очереди к терминалу за талончиком, потом сидит в другой, еще более длинной очереди к окошку, как шумят и ругаются в этой очереди главбухи и гендиры, все сплошь волевые и напористые, как душно и тесно в этом адском учреждении, где в воздухе буквально разлиты ненависть и злоба. Вот девушка в окошке, как часто случалось в ее практике, не может найти документы их фирмы и в конце концов объявляет, что они утеряны. Элеонора с тоской думает об очередном поиске копий утерянных бумаг и о возможном штрафе. В итоге она не может дозвониться по местному телефону инспектору, курирующему их организацию. Ну, и конец – делу венец. Преисполненный важности дедушка-вахтер не пускает ее к инспекторам на четвертый этаж «без сопровождения» и назидательно советует опять связаться с нужным отделом по телефону…

Эля очнулась от неприятных воспоминаний и неохотно вернулась в реальность, еще более ужасающую. Впрочем, в сравнении с ее нынешним положением визит в налоговую и даже в пенсионный фонд уже не казались таким отвратительными, как прежде. Она вспомнила старую шутку о том, что «как только вы решите, что достигли дна, как снизу постучатся».

– Шевелись, чего стала! – грубо окликнул ее Толик. Мерзавец явно хотел выслужиться перед бригадиром. Он схватил девушку под руку и, не обращая внимания на ее крики, с силой поволок к входной двери. Элеонора почувствовала, что ноги внезапно стали ватными и прекратили слушаться. Она окинула взглядом двор за двухметровым забором, окна, закрытые глухими ставнями, и чуть не рухнула без чувств прямо у входа. Березкина поняла: это мышеловка.

Элеонору впихнули в кухню и грубо толкнули на замызганный стул, притулившийся в углу

Она села и с изумлением почувствовала, что леденящий ужас вдруг отступил, а на смену ему пришло тупое равнодушие. Наверное, такова была защитная реакция психики. Жаль, что «погуглить» этот вопрос в интернете она не могла, поскольку ее телефон по-прежнему был спрятан за пазухой у Толика. Впрочем, чего дергаться? Все равно уже никто и ничто ей не помогут. Главное, чтобы не слишком мучали перед смертью. Может, разозлить их так, чтобы убили сразу? Но что тогда станет с сыном? Ему еще тройку по математике исправлять, за это она обещала пацану летом две недели в Турции… Нет, отчаяние сейчас «не катит». Надо срочно включать голову…

Лихорадочные размышления пленницы прервал хриплый голос Корявого:

– Рекомендую все рассказать честно и без глупостей. Для чего ты интересовалась нашим начальством? Какое тебе, нахер, до него дело? Что ты вообще, сука, разнюхивала на нашем рынке?

– Да ты чего, начальник! – Элеонора неожиданно для себя самой заговорила развязным тоном и каким-то чужим неприятным голосом. – Ты с дуба рухнул, что ли? Тебе что, вообще делать не фиг, кроме как зрелых девушек в машине катать? Выдумал себе какой-то дурацкий кроссворд и уже второй час сам же решаешь его. А ответ, между прочим, очень простой. Я просто хотела деньжат срубить, понял? Не только тебе и Толику кушать хочется, но и нам, обыкновенным девушкам, тоже. Зарплата бухгалтера копеечная, найти подработку нереально. Вот я и стала обмозговывать разные ходы. Вчера услышала в магазе, что на рынке, вроде бы, старинные монеты продаются, и меня как будто что-то торкнуло. Подумала, что, дескать, неплохо бы на этих железяках бабла наварить. Кстати сказать, начальник, я недавно сдала одну такую монетку, что мне по наследству от бабки досталась, в антикварную лавку. В общем, я теперь знаю, сколько она реально стоит. Прикинь: если в пять концов на этом товаре наварить, так оно и неплохо будет. Потому я и явилась на рынок. Там я сразу же заметила Толика и начала узнавать у него, как и что… Ну, а этот светоч разума стал бубнить в ответ чего-то невнятное.

– Какой такой светоч? Я те пообзываюсь! Че там у меня невнятное? – возмутился Толик, прежде скромно молчавший у порога. – Давай фильтруй базар, кикимора болотная, а то щаз как в зубы двину – ты сама у меня так зашепелявишь, что мамаша родная не узнает. Будет тебе «невнятное».

– Помолчи, пусть девушка говорит, – приказал Корявый Толику. И зловеще добавил:

– Не мешай, Толик, нехай эта шикса гонит свою пургу. А мы пока помолчим и послушаем. А я тем временем подумаю, что с ней делать.

– Короче, начальник, – продолжала Элеонора уже более уверенным тоном, – не доверяю я твоему гнилому товару. Потому и хотела узнать, кто у вас в бригаде главный. Ну, на тот случай, если в антикварный магаз монеты не возьмут. Сам знаешь, сейчас никому доверять нельзя, везде сплошное кидалово. А у меня денежки тоже не лишние, чтобы их просто так на ваше голимое фуфло выбрасывать.

Слова Березкиной неожиданно развеселили Корявого.

– Ты что же, дура, думала, что у нас, как в бутике, товар можно обратно сдать? В течение двух недель? По квитанции?

– Ну, хотя бы в течение трех дней. – не отступала Березкина.

– Ой, не могу! Развеселила ты меня, – хохотнул Корявый. – Прямо жалко с тобой расставаться. Ладно уж, так и быть, раз тебе отсюда все равно живой не выбраться, щаззз покажу кое-что.

Корявый толкнул дверь, примыкавшую к кухне, и Элеонора едва не вскрикнула. За дверью стояли десятки ящиков с наклейками таможни.

– Видала? Это все наши цацки. Копеечные железяки по цене настоящих. Попробуй отличи! Все это нам надо толкнуть как можно быстрее, пока такие идиотки, как ты, не прокололись в антиках и шум не подняли. Кстати, ты хотела шефа видеть? Ну что ж, на, смотри, пока живая.

И корявый сунул под нос Элеоноре все ту же фотографию Иннокентия Бармина, какую ей уже показывал Толик.

Эля в очередной раз чуть не выдала себя криком, но из последних сил сдержалась, сделала вид, что эта пожилая физиономия ей совершенно не знакома.

– Ладно, заболтались мы с тобой. – проворчал Корявый. – Давай валяй быстрее, в общем, озвучь свое последнее желание. Только предупреждаю: не требуй у нас свой телефон, чтобы сделать «всего один звонок». Телефончик тебе уже не понадобится.

Эля решила, что надо как можно дольше тянуть время, поскольку умереть она всегда успеет. Ничто толковое в голову пока не приходило, и Березкина, сдерживая дрожь в голосе, предложила:

– Вам же, ребята, по-любому потом обратно в Москву ехать. Между прочим, к вечеру опять пробки образуются. В общем, вы оба пацаны крепкие, наверняка проголодались. Давайте я вас хоть чаем напою.

– Зачем же чаем? – засуетился Толик. – У меня тут родимая в холодильнике припрятана.

– Ты как хошь, а я за рулем, – солидно заметил Корявый. – Чаем обойдусь. А закусим хлебом с колбаской, кажись, она в холодильнике еще осталась. Хлебушек вон в пакете лежит. В общем, это и будет, мадам, исполнением твоего последнего желания. Типа пожрать напоследок. Слышь, бизнесменша хренова, сооруди-ка нам чего-нибудь по-бырому, пока жива.

И он захохотал неприятным скрипучим голосом так, что холодок опять пробежал у Березкиной по позвоночнику.

Элеонора на негнущихся ногах прошагала по комнате, достала дрожащими руками колбасу из холодильника, затем пошарила взглядом по столу и обнаружила остатки вчерашнего батона. Попутно взгляд ее упал на внушительный поварской нож, висевший на стене, и на толстую деревянную доску для хлеба, пристроенную рядом.

«А что если нож использовать как саблю, а доску, как щит? Нет, все-таки их двое, Мне не справиться», – подумала она с тоской и принялась послушно нарезать колбасу и хлеб толстым и кусками.

«Сама по себе справляю поминки», – подумала она с горечью и опять всхлипнула.

Внезапно за окнами что-то блеснуло, как молния, а затем раздался страшный грохот. Толик и Корявый кинулись окну, Элеонора зажмурилась и зажала руками уши…

Березкина неохотно открыла глаза и чуть не вскрикнула. Закрыв собой дверной проем, перед ней стояли два здоровенных омоновца.