Танго со смертью

– Так почему же ты, шайтан, сразу же не рассказал Автандилу об этом Лехе и о вашей экскурсии в реанимационное отделение? – возмутился Омар Омарыч.

– Да потому, что тогда вышло бы, что я соучастник. Кто привел Крысу в реанимацию? Арнольд Капустин. Кто вывел Леху из клиники? Он же. Вот то-то же… Доктор, поверь, чем дальше – тем труднее молчать. Рожа этого Крысы с его острыми глазками мне чуть ли не каждую ночь снится.

– Не боишься, что он и тебя, как свидетеля…

– Так я потому и рассказываю вам все это, что мне по-любому хана. Или от нервов и водки сам скоро сдохну, или Крыса пришьет. Еще раз прошу Вас запомнить: я в реанимации не был и ничего там не видел, а виноват лишь в том, что провел эту поганую Крысу в реанимацию.

Мобильник Омар Омарыча снова зазвонил. Доктор мельком взглянул на экран и взглядом дал понять санитару, что время откровений истекло. Однако Арнольд не собирался уступать ему дорогу, потому что еле стоял на ногах и лишь каталка, на которую он опирался, не давала ему упасть.

– Ладно, все понял, сообщу, кому надо, там разберутся, – успокоил Омар Омарыч окончательно раскисшего санитара и, брезгливо отодвинув его рукой в сторону, поспешил к лифту.

Непростая медсестра

У пациента, из-за которого Омара Омарыча срочно вызвали в отделение, к счастью, состояние оказалось не критическим. Мужчина, как это часто бывает, переволновался из-за предстоящей операции, у него поднялось давление, усилилось сердцебиение – в общем, все в таком же духе. Сняв ЭКГ и сделав все назначения, Омар Омарыч отправился на сестринский пост.

– Соедини меня, пожалуйста, с начальником службы безопасности, – попросил он новую медсестру.

– Омар Омарович, может быть, лучше сразу соединить вас с полицией? – предложила девушка.

Омар Омарыч взглянул ей в глаза и вдруг понял, что медсестра не шутит. Она шепотом спросила:

– Вас не удивило, как быстро и легко Татьяна согласилась с тем, что ее уволили?

– Начальство же ясно сказало, что ее уволили за длинный язык. Татьяна и впрямь слишком много болтала и частенько рассказывала пациентам то, что им знать не следует. Хотя бы затем, чтобы не волновать их лишний раз. Нашим больным любые сильные эмоции противопоказаны.

– Ох, Омар Омарович, вы, конечно. отличный врач, но других вопросах, извините меня за откровенность, слишком легковерный. Вы же прекрасно знаете, как нелегко найти квалифицированную медсестру для работы в нашем отделении. Тут у нас ни присесть лишний раз на дежурстве, ни книжку почитать, одна сплошная беготня. В общем, длинный язык тут ни при чем. Татьяну временно перевели медсестрой в нашу поликлинику при больнице по другой причине. Ее место срочно потребовалось для меня.

– Так ты, Лидия, чья-то протеже? – уточнил Омар Омарыч. – Блатная, значит. Тогда это по отношению к Татьяне не очень красиво получается, ну вроде как ты ее подсидела…

– Нет, вы все неправильно поняли. Меня временно взяли в отделение на место Татьяны, чтобы ни у кого не возникло по поводу меня ни одного ненужного вопроса. Оказавшись внутри коллектива, я могла проще и быстрее выяснить то, на что у обычного полицейского ушло бы намного больше времени. Короче говоря, Омар Омарович, пожалуйста, никому пока не рассказывайте, что я не только медсестра, но и полицейский, работаю под прикрытием.

Омар Омарыч с изумлением взглянул на девушку. У него впервые, наверное, не нашлось указаний для медсестры.

– Да-да, меня направили к вам, потому что начальству надоели «висяки» в конце прошлого года. На Петровке сразу заподозрили, что с кончиной молодого доктора все не так просто. По ходу дела обнаружилось одно обстоятельство…

– Какое? – с нетерпением спросил Омар Омарович.

– Вот об этом я пока не могу вам ничего сообщить, – улыбнулась медсестра, – скажу только, что это связано с довольно редким в ниши дни способом убийства. Лучше вы, Омар Омарыч, расскажите мне о назначениях новым пациентам из ваших палат. Мне ведь еще две смены тут вкалывать…

Море уже близко

Марианна Мухина с каждым днем нравилась Бармину все больше. Девушка оказалась не только легкой в общении, но и очень толковой в житейских вопросах. Она быстро купила все необходимое для поездки, затем так же стремительно сложила вещи Бармина в маленький чемоданчик на колесах. Для себя Марианна выбрала небольшую спортивную сумку, куда тоже запихнула все самое необходимое. Бармин с удовольствием про себя отметил, что девушка не стала набивать багаж нарядами и косметикой, а довольствовалась спортивной одеждой.

– А сарафаны и купальники для Адриатики? – лукаво спросил старик.

– Если что-то понадобится, купим потом на месте, – беззаботно махнула девушка рукой. – Надеюсь, на банковской карте у вас еще остались денежки?

– Даже не сомневайся, моя милая! – успокоил ее Иннокентий Михайлович. – У меня открыт в банке валютный счет. Денег на нем должно хватить и на летние платья и босоножки для тебя, а также на курортные радости типа ужина в ресторанчике у моря.

«Эх, все равно помирать, – с внезапной бесшабашностью, не свойственной ему прежде, подумал Бармин. – Причем довольно скоро. Либо этот мерзавец Андрюха со своими головорезами достанет меня где угодно, либо мое заштопанное сердце не выдержит стрессов и остановится. Так почему бы не прожить оставшиеся месяцы весело и приятно? В конце концов, второй жизни никто, даже доктор Омаров мне не обещал» …

– Ой, как это все волшебно звучит! Я никогда не ужинала в ресторане у моря, – кокетливо взглянула девушка на подопечного. – Прежде я даже мечтать не смела о чем-то подобном, с моей-то зарплатой молодого врача.

– Ну, если в такие места попадаешь в первый раз, то, наверное, это и вправду приятно, – покровительственно усмехнулся бывший дипломат. – А потом… потом ко всему привыкаешь. Мне по работе приходилось постоянно бывать на званых обедах и ужинах в посольствах и в самых дорогих ресторанах. Знаете, Марианна, через какое-то время все это стало наводить на меня страшную тоску. К сожалению, от пребывания в самом роскошном месте наши проблемы не исчезают. Наоборот, вид веселых и беззаботных людей заставляет еще острее чувствовать собственные потери, беды и одиночество, даже ошибки, в конце концов. Впрочем, что это я все о себе? Типично стариковский эгоизм. Вы –то совсем молоденькая и, естественно, пока воспринимаете жизнь с чистого листа, без черновиков и чернильных пятен… В общем, не буду утомлять вас своим стариковским брюзжанием. Это я, старый перец, должен гордиться, что окажусь на Средиземном море в компании молодой и красивой девушки, к тому же доктора.

– Какой же вы старик? Респектабельный и элегантный мужчина. Вы еще молодым фору дадите! – вскричала Марианна и, подскочив к оторопевшему Иннокентию, пылко поцеловала его в губы.

Лина недовольна собой

Валерий Башмачков работал над последними главами своего готического романа, однако совсем не чувствовал облегчения от того, что конец работы близок. Проблема была в ускользающей развязке. Сюжетные линии не хотели сходиться в один узел, и от этого писатель постоянно пребывал в раздраженном состоянии духа. Он решил на время съехать от Лины в свое «логово одинокого волка», пока не закончит работу. Лина тоже постоянно психовала. Ее бесило то, что они с Башмачковым до сих пор не смогли распутать эту странную историю с похищением дипломата и то, что она по-прежнему ничего не знала о смерти доктора Могильного. Верочка постоянно всхлипывала в телефонную трубку, что тоже не прибавляло Лине оптимизма. Лишь Элеонора Березкина пребывала в отличном расположении духа, несмотря на то, что едва не стала жертвой рыночных гангстеров. Когда ее освободили, Башмачков строго-настрого запретил Лине лезть в историю с поддельными монетами, потому что, по словам следователя Васильева бухгалтер Березкина могла быть в этом деле не единственной пострадавшей. Впрочем, пострадавшей Элеонора теперь не выглядела, скорее, наоборот. Лина не узнавала своего главбуха. Элеонора перекрасилась в яркую блондинку, укоротила юбку и свои роскошные волосы, полюбила в одежде яркие цвета, что было ей прежде не свойственно. Для Лины главным признаком того, что с Березкиной что-то не так, стал квартальный отчет. Элеонора отвезла его на сутки позже в налоговую, что прежде невозможно было даже себе представить. В общем, Лине стало очевидно: Березкина влюбилась. Оставалось узнать – в кого… Так же сильно Лине не терпелось узнать, где скрываются Марианна и Иннокентий, а еще – кто подставил пожилого дипломата. Лине давно поняла, что за аферой с поддельными монетами стоят не жуликоватые таджики, косившие под строителей, и не простоватые барыги, облапошивавшие доверчивых дамочек на рынках, а кто-то намного более серьезный.

Провенансы поют романсы

«Допустим, Иннокентий Бармин скрывался в клинике от крестного отца монетной мафии, – размышляла Лина. – Значит, бывший дипломат знал что-то такое, за что его могли убить. Похоже, мафиози решил подло подставить Бармина и в случае малейшего срыва криминальных планов все на него свалить. Недаром же этот мерзавец размножил фотографии Иннокентия и раздал их своим шестеркам на рынках, а потом парочку из них увидела Элеонора. Неплохо придумал, гад! Впрочем, если этот криминальный тип имеет отношение к антикварному рынку, то его непременно должен знать кто-то из столичных антикваров. В общем, придется еще раз наведаться в антикварный салон, хотя мне там вряд ли обрадуются».

Консультант антикварного салона Ольга взглянула на Лину с подчеркнутым равнодушием. Наверное, вспомнила, как та заявилась к ним с фальшивыми монетами. Лина постаралась задобрить эксперта и улыбнулась Ольге как можно лучезарнее:

– Ольга, я пришла к вам за советом. Вы опытный консультант, наверняка всех в вашем закрытом антикварном сообществе знаете…

Дама была явно польщена, однако поспешила уточнить, что Москва большая и всех антикваров мегаполиса знать просто невозможно.

– И все-таки… Вы не помните, кто в последнее время особенно интересовался старинными монетам?

– Погодите, дайте-ка подумать… Ну да, несколько раз заходил элегантный господин. Интеллигентный такой дядечка, пожилой. Купил у нас пару монет и несколько медалей. У него еще имя было такое… в общем, редкое.

– Иннокентий? – подсказала Лина.

– Да-да, кажется Иннокентий.

– А он не говорил, для кого покупает эти «цацки»?

Ольга взглянула на Лину с легким превосходством:

– Видите ли, милая дама, в мире антикваров заказчик обычно предпочитает остаться неизвестным.

– Ну, а все-таки… Есть же салоны, которые специализируются на медалях и монетах?

Терпение у Ольги иссякло. Она дала понять, что беседа окончена, под тем предлогом, что в салоне появились новые посетители. На прощание продавец-консультант заметила:

– В кризис у нас торгуют всем, что удается взять на комиссию, разница между салонами почти стерлась. В общем, если дома отыщете какую-нибудь действительно цен ную вещь – милости просим к нам, а пока я вынуждена с вами проститься.

Лина брела по улице и размышляла:

«Надо поискать в интернете адреса антикварных магазинов. Иннокентий Бармин – мужчина немолодой, вряд ли он согласился ездить на работу через весь город. Вероятно, его работодатель живет и работает где-то неподалеку от его дома».

Прибежав домой, Лина включила интернет и набрала в поисковике: «Антикварные магазины в районе Бронных улиц, Патриарших прудов и Пушкинской площади». Высветилось несколько адресов и телефонов. На одном из сайтов висел баннер: «Принимаем на комиссию старинные медали и монеты».

Лина сделала глубокий выдох и набрала нужный номер.

– Слушаю вас! – раздался в телефонной трубке вальяжный мужской голос.

– Вас могла бы заинтересовать памятная медаль с профилем Екатерины Второй? – Лина старалась говорить так, чтобы ее голос звучал как можно тверже.

– Извините, но у нас уже два экземпляра недавно сдали на комиссию, покупатели на них пока не объявились, так что вряд ли, – сухо ответил мужчина.

Лина испугалась, что он сейчас повесит трубку и брякнула первое, что пришло в голову:

– А можно вам показать картину, доставшуюся мне по наследству от бабушки? В семье всегда говорили, что это подлинник Натальи Гончаровой. Русский авангард.

– Что, и провенанс имеется? – ехидно поинтересовался мужчина.

– Разумеется, – заверила антиквара Лина, хотя это слово слышала впервые. Ну ничего, сейчас она «погуглит» незнакомый термин и будет в теме.

– Что ж, приносите ваш, с позволения сказать, «шедевр», – неохотно согласился мужчина. – Послезавтра я буду целый день в салоне. – Мужчина продиктовал адрес и сразу же отключил мобильник.

Лина опустилась на стул и тихонько заскулила. Что она натворила! Во-первых, никакой картины Натальи Гончаровой у нее, конечно, не было. На стене в прихожей висела уменьшенная копия одного из натюрмортов художницы. Эту копию когда-то ей подарил студент театрально-художественного училища Митяй, который был в то время в нее безнадежно влюблен. Во-вторых, никакого такого «провенанса», что бы ни означало это слово – у нее тем более не наблюдается.

Лина набрала в поисковике:

«Что такое провенанс?».

Через секунду интернет сообщил:

«Провенанс – история владения художественным произведением или антиквариатом, а также его происхождение».

«Час от часу не легче, – расстроилась Лина, – История о том, как Митяй, краснея, двадцать лет назад вручил мне сей «шедевр», антиквара вряд ли устроит. За этот ученический этюд преподаватель влепил Митяю четверку с минусом. А как объяснить антиквару происхождение картины? В ночь перед экзаменом Митяй сделал копию со старой репродукции, используя главным образом те краски, которые смог тогда купить на стипендию. Черт побери, что же делать? Мне по-любому надо заглянуть в глаза этому господину, чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения».

Внезапно Лину осенило, и она набрала телефон Даши. Даша была дочкой Лининой подруги Люси. Девушка недавно окончила Высшее Строгановское художественно-промышленное училище по специальности «искусствоведение». Только Даша могла помочь Лине провернуть ее сомнительный план.

– Даш, привет, очень нужен твой совет, – сходу обрушилась Лина на девушку и вкратце обрисовала ей проблему.

– Вы бы лучше со мной посоветовались перед тем, как фальшивые монеты в антикварный тащить, – проворчала Даша. – По крайней мере, вас бы там не подняли на смех. Не говоря уже о том, что сбыт фальшака – вообще-то пахнет криминалом.

– Да ладно, Даш, проехали. Давай к делу. Можешь сбацать для меня небольшой провенансик? Помнишь, у меня картинка в прихожей висит? Вот к ней нужна бумага, которая называется этим заковыристым словечком.

– Что значит «сбацать»? Вы вообще понимаете, о чем говорите? – возмутилась Даша. – Это, между прочим, подсудное дело – выдавать копию за подлинник. А точнее – мошенничество в особо крупных размерах, учитывая цену на русский авангард.

– А если написать и оформить эту бумагу так, чтобы сразу видно было, что это туфта? – настаивала Лина. С претензией на оригинал. Ну что-то типа «Оскара», врученного в детском лагере отдыха на фестивале юных талантов…

– На фига такая клоунада? – удивилась девушка.

– Длинная история, потом объясню. – Лина вошла в раж и не собиралась отступать. – Надо, чтобы из этой бумаги сразу можно было сделать вывод: мол, Ангелина Томашевская, она такая…ну такая придурочная домохозяйка, слишком доверчивая и очень дремучая. Типа она хотела, как лучше, а ее облапошили нечистые на руку люди. Взяли с нее деньги, кстати, совсем немного, учитывая цену русского авангарда на рынке, а всучили дешевую поделку. Должно быть сразу видно, что этот, с позволения сказать, «провенанс», состряпан младшим учеником начинающего дизайнера. В общем, необходимо, чтобы у одного скользкого типа, антиквара, поначалу не возникло сомнения в моем слабоумии.

Через час Даша прислала Лине по е-мэйлу файл с «провенансом». Документ оказался полноцветным, с витиеватым шрифтом и в довершение всего был заключен в рамочку с завитушками. Одним словом, «провенанс» был оформлен наподобие Почетного диплома, какие выдают в начальной школе за отличную успеваемость.

Лина понаставила в разных местах заковыристые подписи и сразу же начала названивать Башмачкову.

– Привет, писатель! Не хочешь прогуляться в район Патриков?

– Ну наконец-то ты взялась за ум! – обрадовался Башмачков. – Забросила свои глупые фантазии и начала заботиться о здоровье. Омар Омарыч, помниться, настаивал, что тебе необходимы ежедневные длительные прогулки.

– Вот именно! Кстати сказать, если тебя волнует мое здоровье и, возможно, моя жизнь, ты должен составить мне компанию.

Башмачков хмыкнул в трубку что-то невразумительное. Он понял, что Лина, как обычно, не оставила ему выбора.

Иннокентий Бармин и Марианна Мухина явились в Домодедово за несколько минут до окончания регистрации на чартерный рейс. Иннокентий постарался одеться как можно незаметнее, но все равно их пара бросалась в глаза. С первого взгляда было понятно, что это не отец с дочерью, а пожилой папик с молодой любовницей. Иннокентий краем глаза ловил неободрительные взгляды немолодых тетушек, стоявших в очереди на регистрацию вместе с детьми и внуками. Пожилой джентльмен, на котором коричневая кожаная куртка и обычные джинсы смотрелись так, словно он был английским лордом, и эффектная девушка с рыжими волосами, одетая в куртку изумрудного цвета и бежевые брюки поневоле привлекали внимание праздно ждущих своей очереди людей. У пары был минимум багажа, словно они собрались не в курортный город на неопределенное время, а в Питер на два дня. Старик отвечал за чемоданчик на колесах, на спине его спутницы был небольшой рюкзачок, а в руке она держала целлофановый пакет с лекарствами в дорогу, надувной подушкой под голову и с другими полезными в полете вещами.

– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, поторопитесь! Через десять минут регистрация на Тиват заканчивается, – строго предупредила очередь девушка за стойкой. Перед Барминым оставалось всего два пассажира. Марианна достала прозрачную косметичку с документами и извлекла оттуда паспорта и билеты. Неожиданно кто-то тронул ее за локоть. Мухина недовольно обернулась. Перед ней стояло трое. Красивая девушка, одетая в светлое кашемировое пальто, и двое мужчин лет тридцати пяти в обычных куртках и джинсах.

– Гражданка Мухина и гражданин Бармин, вы задержаны для дачи показаний, – один из мужчин предъявил паре красные корочки. Марианна подняла глаза на полицейского, и ее лицо, молочно-белое, как у всех рыжих, стало еще бледнее.

Тем временем внимание Бармина привлекли отнюдь не полицейские в штатском, а элегантно одетая молодая дама.

– Верочка! – голос Иннокентия дрогнул.

– Папа! – воскликнула девушка и бросилась к Бармину на шею. Затем она ревниво оглядела Марианну и брезгливо поморщилась. Лицо Верочки недвусмысленно выражало презрение и одновременно любопытство.

Иннокентий тем временем осторожно разомкнул руки дочери, приблизился к Марианне и слегка приобнял ее, дав понять, что они пара и путешествуют вместе. Затем Бармин принял суровый вид, перевел взгляд на полицейских и строго спросил:

– Что за самоуправство! Я дипломат в отставке, и так это не оставлю. Непременно сообщу о снятии с рейса законопослушных граждан вашему руководству. Чем мы, так сказать, обязаны пристальному вниманию полиции? А что будет с нашими билетами? Кто вернет нам деньги? А еще я требую компенсацию морального ущерба! – пошел Иннокентий в наступление.

– Боюсь, придется все же взять с вас подписку о невыезде, – предупредил полицейский. – Когда мы проясним все интересующие полицию вопросы, вы сможете лететь куда захотите.

Верочка решила, что настала пора ей вмешаться.

– Ты совсем забыл, что у тебя есть дочь? – спросила она Бармина с укором.

– Я помню о тебе, моя Верушка, каждую минуту, – сказал Иннокентий тихо, и глаза его опять заблестели. Было видно, что старик не лжет.

– Почему же ты, папа, не отвечал на мои звонки? – Верочка едва сдерживала слезы

– Непростой вопрос. Об этом в двух словах не расскажешь, – ответил Бармин.

– Мы можем поговорить наедине? – спросила Верочка у полицейского.

– Сможете. Чуть позже, – мягко сказал служивый. – вначале мы должны допросить гражданина Бармина и гражданку Мухину и прояснить для полиции кое-какие детали.

Марианна и Верочка по-прежнему смотрели друг на друга без всякой приязни.

– Познакомься, Верочка, это Марианна, Марианна, это моя дочь Вера- Иннокентий решил запоздало представить дам друг другу, но их взгляды от этого теплее не стали.

– Пойдем, – поторопил троицу, представлявшую в тот момент живописную группу, второй полицейский. – Нам предстоит длинный и серьезный разговор.

Лина, нажала на дверной звонок и невольно вздрогнула от резкого звука. Она крепко держала Башмачкова под руку, чтобы не грохнуться, упаси боже, в обморок, ежели дверь откроет какой-нибудь маньяк или людоед. Писатель же напустил на себя равнодушно-спокойный вид. Одной рукой он прижимал к себе Лину, а другой придерживал пакет с «Гончаровой» в солидной раме. Картина была завернута в несколько газетных страниц и обвязана веревкой для надежности.

Массивная дверь, ведущая в антикварный салон, мучительно долго не открывалась. Лина заметила, что кто-то внимательно изучает их в глазок. Она запаниковала и уже подумала, не повернуть ли часом обратно, но тут дверь распахнулась, и голос, знакомый ей по недавнему телефонному разговору, сухо сказал:

– Войдите.

Человек, открывший дверь, отступил в сторону, но Лина из-за полумрака в прихожей не смогла разглядеть его лицо. Хозяин салона, чьи глаза, по-видимому, уже успели привыкнуть к полумраку, внимательно рассматривал вошедших. Лина невольно поежилась.

– Пройдемте в зал, – предложил хозяин и рукой указал на дверь в глубине коридора.

В просторной светлой комнате Лина наконец смогла рассмотреть незнакомца. Это был кряжистый немолодой мужчина с заурядной внешностью, одетый в темный синтетический свитер и дешевые джинсы, не претендовавшие на модные брэнды. На ногах у незнакомца были стоптанные кроссовки. Встретив подобного пассажира в метро, Лина не обратила бы на него никакого внимания.

Мужчина между тем молчал, пристально смотрел на Лину и ждал. Ей показалось, что Башмачков интересовал хозяина гораздо меньше, чем она сама. Каким-то шестым чувством, присущим опытным антикварам, незнакомец, видимо, понял, что женщина в их паре главная.

– Вот, принесла, – тихо сказала Лина и принялась торопливо и бестолково распаковывать картину. Пальцы не слушались, веревка не хотела развязываться, клочки газеты разлетались на тщательно вымытый пол. Антиквар молчал и ждал. Лина запаниковала, засуетилась, и наконец освободила картину от упаковки.

Антиквар по-прежнему не произнес ни слова.

– И этот, как его, провенанс, тоже имеется, – поспешно сказала Лина, обескураженная его молчанием. Она поставила «шедевр» Митяя на стеклянную витрину так, чтобы на картину выигрышно падал свет, и наконец подняла глаза на хозяина салона.

– Что это? – спросил мужчина без тени улыбки.

– Гончарова, – пролепетала Лина. – И документ к ней. Он мне тоже от бабушки достался. И Лина сунула антиквару под нос «провенанс», за полчаса состряпанный Дашей на компьютере.

– Вы издеваетесь? – спросил мужчина все так же серьезно.

– Я думала… Бабушка говорила, что эту картину ей в молодости подарил один…, в общем, один поклонник. Ну, а я недавно увидела в альбоме «Русский авангард ХХ века» такую же и подумала, что художница вполне могла сделать авторскую копию.

– Это такая же Гончарова, как я Левитан, – сказал антиквар.

– Диктор? – глуповато хихикнула Лина.

– Художник, – уточнил антиквар без тени улыбки и добавил с неприязнью: – Всего вам доброго. У меня мало времени на бесполезные разговоры. Позвольте проводить вас к выходу.

– А можно вам показать мою медаль с Екатериной Второй? – жалобно спросила Лина. – Ну, пожалуйста, мне больше не с кем посоветоваться.

– Ладно, валяйте, только быстро, – неохотно согласился мужчина.

Лина порылась в сумочке, достала носовой платок, затем развернула его и протянула антиквару медаль, которую передала ей Верочка.

– Это такая же Екатерина, как ваша мазня – Гончарова, – процедил антиквар и поинтересовался с деланным равнодушием: – Где же вы раздобыли этот фальшак?

– Купила у одного бывшего дипломата. – сказала Лина. От нее не укрылся настороженный огонек любопытства, на мгновение вспыхнувший в глазах антиквара.

– Очень интересно, – саркастически пробормотал незнакомец. – Бывший дипломат торгует фальшивым антиквариатом. Не подскажете, как зовут этого смелого человека?

– Иннокентий Бармин, – сказала Лина, внимательно наблюдая за выражением лица антиквара. Однако на сей раз ни один мускул не дрогнул на лице мужчины.