Путевой дневник. Том 1. Хозяйка демонов

– Нельзя сказать, будто он постарел. Прежде, его звали Элезгором, и он был самым прекрасным и могучим лунгом из тех, что я знавала, наравне со всем Мирсварином. Но затем повелитель решил отойти от обыденной жизни, и скрыться на посту уединения, в неких поисках, природу которых тебе не понять. Надеюсь, что он хотя бы сам её понимает. Теперь сидит тут в ожидании откровения, которое даже не маячит на горизонте, посреди моря волнений. Бушующий ураган сметёт всё. И лодку отшельника, и маяк. Останется лишь бездна.

– Это грустно, – уныло протянул я.

– Да, грустно, – отвечала Аман-Тар. – Особенно грустно, что он сам с собой сделал, отказываясь от пищи, от света, от тепла. От самой жизни. И никаких обещаний благоприятного исхода. Элезгор всегда слыл художником, но его последнее произведение – Кагорош – мне не по сердцу.

– А как же ты? Что с собой сделаешь ты при помощи отвратительной крови Мины? Или дурной пример заразней свирепой лихорадки?

– Но…

Металлия продолжала что-то говорить, шептать мне на ухо, но я перестал улавливать её слова, наверное, первый раз в жизни. Погружался в сон. Ничто уже не могло вырвать меня из его призрачных лап, даже тлеющее дыхание маленького дракона в шею.

Мне снилось что-то светящееся, изумрудно-зелёное, мокрое… Скорее всего, топи. Или же светлячки над трясиной. Яркие, зелёные огоньки на тёмном, мокром болоте. Или это были вовсе не светлячки, а души тех, кто сгинул когда-то здесь. Или же прежде они являлись светлячками, а затем превратились в призраков, злых духов. Но существа эти не могли до меня добраться, я сидел на насыпном холме, в том самом месте, где возвышалась чёрная башня. Или же я сам очутился башней? Темно-зелёная, гниющая масса тухлой воды, светлячки-призраки, мрачное ночное небо и я. Холод, страх и одиночество…

Проснулся с первыми лучами рассвета, весь покрытый холодным потом. Но вскоре осознал, что, то не мой пот, а Металлии. Она была бледна как прежде, и, похоже, её тоже мучили тревожные сны.

Я чётко понял, что хочу поскорей отсюда уехать. Эта мысль прочно засела в моём сознании. Металлия вскоре открыла глаза и посмотрела на меня измученным взглядом.

– Давай уйдём отсюда, мне здесь не по себе… – процедил я сквозь зубы.

– Не могу, – уныло ответила древняя. – Так ничего стоящего и не придумала за ночь. Для проклятых откровения не предусмотрены природой.

– Неужели не ясно, что Кагорошу нет дела, – возмутился я, желая поскорей увести госпожу из шаткого гнездовья зловонных птиц. – Он словно дриада врос в эту башню, и двигаться не собирается.

Внезапно она резко встала, натянула на ноги сапоги, кое-как уложила руками волосы и уже почти скрылась в дверном проёме, но потом всё же обернулась.

– Ты пока можешь спуститься вниз, к нашим лошадям, и взять себе что-нибудь поесть. Здесь еды нет. И захвати мой лирн!

– Лирн? – переспросил я. – Что такое лирн?

– То, на чём я играла тебе чуть ли не каждый вечер, – раздражённо ответила Металлия, как будто я должен мысленно понимать её без слов, или же знать наперёд всё то, что одним лунгам лишь известно. – Настало время вернуть его хозяину… попрощайся с ним.

Затем она ушла.

Моё лицо искривилось в скорбной гримасе. Тот самый лют, музыку которого я полюбил всем сердцем, придётся отдать этому уродливому существу из башни. Мне не хотелось отдавать ему вообще ничего, даже медяк имперский, не то, чтобы столь ценную вещь.

Но я покорно послушался и сделал то, что велела Металлия. В конце концов, разве ей не лучше знать, как следует поступать? Что я понимаю во вратах, демонах и нависшей над Мирсварином угрозе (которая пока что никак себя не проявляла, к слову).

Передав Аман-Тар инструмент, я вышел наружу, стремясь как можно быстрей оставить болотную главу позади, со всей её влажностью, мошкарой и неустойчивостью положений. В животе неприятно урчало. В глаза ударили яркие лучи восходящего солнца, сверкающего золотом на безоблачном небе. Я представил, как трудно провести всю жизнь под землёй, а затем выбраться наружу.

С болот веяло сыростью. Где-то далеко слышался тревожный крик птицы, от которого даже лошади занервничали (моя лошадь, не Бротизар). Достав себе хлеба и вяленого мяса, я подумывал всё-таки вернуться в башню, но что-то меня задержало, будто ухватив за рукав. Какое-то странное чувство… как во сне. Страх и одиночество. Испуганно оглянулся по сторонам, но ни светлячков, ни призраков не обнаружил. Всего лишь воображение.

Только я собрался отправить кусок хлеба себе в рот, как обнаружил, что тот заплесневел. Всё эти поганые болотища. Зачем я оставил нашу еду без присмотра на целую ночь! Идиот! Я злобно топнул ногой, но тут из башни выскочила Металлия и возвестила:

– Вперёд.

После недолгих приготовлений мы отправились в путь. Элезгор не вышел нас провожать, что меня только порадовало. Очень сомневался в том, что неприветливый отшельник вообще когда-либо был столь прекрасен, как расписала Аман-Тар. Будь у меня такой дар, вряд ли бы я запер себя в башне и доводил до уродства.

Металлия решила не возвращаться, она выбрала более короткую, но опасную дорогу. Нам придётся пересечь болота Лог’Тчангра, потом на пути вновь вырастет какой-то лес (я забыл, какой именно; позор мне!). Но мы свернём на запад и обойдём его, переправимся через реку Ритну, дальше одиннадцать дней пути по неровной местности, ещё переправа через Ас-Клиомхейд. Пересечём северный тракт, и очутимся в Равнинном Дэле, уже почти родных землях. С упоением вспоминал славную библиотеку в Эль’Кавре

Глава 8

На этот раз, переход через болота давался много легче – Металлия чётко помнила тропу и не петляла. Несмотря на непроходящую бледность, древняя вела себя как обычно, до неприятной болезни. Но, отчего то, мне было немного тоскливо. Я ей конечно не говорил, но в ту ночь в лесу именно слабость и беспомощность Металлии позволили мне почувствовать себя настоящим мужчиной. Способным на что-то кроме страха и содроганий. Теперь же, она неизменно находилась впереди, и я словно лишился чего-то, что так страстно желал.

– Вижу, твое самочувствие улучшилось? – бодрым и шутливым тоном поинтересовался я.

– Я же говорила, что когда-нибудь так оно и будет, – ответила спутница и улыбнулась.

Мы никогда не обсуждали ни кошмар лунга, ни моё поведение в ту ночь. Я не осмелился, она не выказала желания.

– Слушай, Металлия, а тебе не кажется, что лучше было бы бросить это дело? – начал я пространные рассуждения, уводя взор в сторону. – Перестать пить кровь Мины? В том случае, если тебе уже лучше…

На последних словах я замялся. Всё-таки, играл с огнём, и обжечься боязно. В то же мгновение прежние опасения вернулись, сдувая с меня самодовольство и гордость. Я всего лишь ничтожество, жалкий книжный червь, способный только на страх и содрогания.

– Не думаю, – твёрдо и строго изрекла госпожа.

– Но почему? Какие причины есть для того, чтобы продолжать? Так ты будешь и спокойней. И свободней…

– Не хочу. Это – моё утешение.

Она сказала это с издёвкой. Так, будто причина всегда оставалась очевидной, и лежала на поверхности, а я – полный дурак, просто её не замечал. Или же не понимал чего-то очень важного. Тут вспомнилось мясо дракона. Да… если хоть раз в жизни у меня ещё появится шанс его попробовать, ни за что не упущу возможности. Восхитительное лакомство! Может, дела с кровью Мины обстоят примерно также? Нет, наверное, ведь мне не сделалось плохо только оттого, что я перестал употреблять драконятину. Ну а проклятье? Видимо, Манназ очутилась права, и никакого проклятья не существует. Всё это – лишь имперский бред бренных смертных, пропитанных суевериями.

Время пролетело незаметно. Казалось, мы только что покинули башню, а уже стемнело. Или же просто дни стали короче? Разумеется, стали, ведь уже почти как три луны назад наступила осень. Начало нового года осталось позади, четвёртого от правления Нового Императора, давно взошёл и умер месяц Мели́ны, богини плодородия и урожая. Интересно, лунги тоже отмечают наступление нового года пышным празднеством? Хотя…

Я даже точно и не знаю, сколько лет Металлии. Много. Древние существуют со времён сотворения мира. Имеет ли смысл при схожем раскладе обращать внимание на минувшие годы? Наверное, в их календаре не значатся настолько мелкие отрезки, имеются только столетия. Но и эта мера слишком мала для лунгов.

Мы разбили лагерь на твёрдой почве, у небольшого, скрюченного дерева. Металлия развела костёр, и я принялся кипятить воду в походном котелке. Пить её сырой не следует даже бессмертным, а запас нормальной пресной у нас истощался. Мутная же водица из ближайшего источника мне и в проваренном виде не внушала доверия, и я добавлял в неё той отвратной крепкой жидкости, что носила с собой Металлия.

Гадость, конечно, вышла отменная. Но пить хотелось.

Металлия села напротив меня – по другую сторону костра, и мы вместе без радости жевали вяленое мясо. Ещё у нас имелись сушёные фрукты и бобы, но это уж я на крайний случай припасу. Аман-Тар раздобыла какие-то мясистые корневища, которые мы закопали в угли и ждали, пока те пропекутся.

Изначально, она предлагала съесть некие грибы, растущие на местных деревьях, но те выглядели уж больно лютыми. Лучше держаться от подобных яств подальше, здоровее будешь. Лунги не болеют, это точно, но вот смертные травятся неизвестными грибами с завидной частотой. Даже попробовать отказался, хотя Металлия показательно слопала при мне пригоршню сырых, изображая, что получает незабываемое наслаждение. Я смеялся, но воздержался от предложенного угощения.

– Что за эльф, о котором упоминал Элезгор? – я первым начал разговор.

– Один древний приятель. Стародавнее дело, незначительное. К тебе отношения не имеет.

Я неодобрительно хмыкнул. Не имеет ко мне отношения… а как же иначе? Скажи мне, женщина, что в Мирсварине вообще имеет отношение ко мне?

– А шиэндин? Что такое «шиэндин»? – продолжил расспросы я, раздирая зубами задеревенелый кусок мяса.

– Означает «симпатичный мальчонка» на хатре.

Мне пришлось далеко не по душе то, что этот самовлюблённый гниющий мертвец высокомерно назвал меня «мальчонкой» лишь потому, что я не сумел проснуться лунгом в то самое утро первого дня.

– Что такое с этим Элезгором… Он дал тебе ответ? Он поможет? Последует за тобой? – недовольно проговорил я.

– Хозяин снов, сотканный из песен. Хозяин снов, что мечтает обернуться владыкой слов…

К чему это произнесла Металлия вообще обречено остаться загадкой. Она об Элезгоре? Обо мне?

– Довольно твоих иносказаний, я сыт ими. Точно также в горло не лезут, как и наши пресные, однообразные харчи.

– Что бы пришлось тебе по вкусу, друг мой? – игриво проговорила она, разгребая веткой горку углей, под которыми томились наши корневища.

– Видимо, оборотное ведьмино зелье, которое на утро превратит меня в лунга. Тогда я буду с лёгкостью понимать все твои речи, и ты перестанешь отгораживать меня от происходящего, словно я стеклянный, и разобьюсь от удивления.

Разочарованно и устало опустил взор на собственные потрёпанные сапоги. И как раз в этот момент Металлия извлекла обгоревший плотный корень и швырнула его в меня. С трудом отловив клубень, я парочку раз перебросил его в руках, стараясь хоть чуток остудить, и затем откусил. Противный вкус гари, углей. Я нахмурился, подозревая неладное, а Аман-Тар рассмеялась и сказала, что с корня необходимо снять шкурку.

Когда я очистил чёрную кожицу, обнажая полупрозрачную мякоть, и вкусил её, то поразился. Если откровения не предусмотрены природой для проклятых, то меня однозначно ещё не успели настигнуть проклятья. Этот вкус, сладковатый, но не приторный, мягкий, текучий, обволакивающей. Небывалый.

– Видишь, – произнесла госпожа, – даже имея под носом великое лакомство, ты не смог распознать его, и беда не в иносказаниях. Никакой корень не сообщит тебе об изысканном вкусе добровольно, придётся открыть это самому.

– Я ничего не открыл. Это ты открыла. Для меня.

Она улыбнулась.

– Что тебе покоя не даёт? – настойчиво спросила Металлия.

– То, что ты ничего мне не говоришь, отгораживаясь, хотя сама призналась, что я друг тебе. Я не говорю на хатре. Я даже на часлнате не понимаю, что ты имеешь ввиду. Не знаю, что будет завтра. Что будет послезавтра. Какой теперь план? Пойдёшь одна за пределы Диких Земель? И что с вратами? Всё закончилось?

Подытожил я с облегчением, отпуская тревоги по ветру гулять, облачёнными в слова. Дрейк за всё время нашего общения успела достаточно напугать меня демонами Междумирья. Она знает, что делать при встрече с ними и уж безусловно она в сто раз сильней и могущественней меня. А я всего лишь смертный, оказавшийся не в то время, не в том месте.

– Закончилось ведь? – я задал этот вопрос для того, чтобы унять беспокойство.

– Всё только начинается. Планирую дождаться, когда эти двое явятся в Эль’Кавре. Имеется у меня одна странная идея, как можно исправить положение.

– И потом всё закончится?

– Нет, Валентор. Всё это может закончиться лишь по большому счёту, и лишь для тебя. Для меня же это закончится со смертью. Всегда есть вероятность, что кто-нибудь откроет врата, что они сами разверзнутся, – печально и обречённо протянула госпожа, и опять наш разговор нацепил на себя траурные одежды.

– И нет способа навечно их запечатать?

– Нам он не ведом. Разве что, мир потеряет способность червоточить. С отступниками же, последователями культа, проще, здесь можно кое-что предпринять. Видишь ли, конструкт заклятья по открытию врат – не точный, не совершенный, как мы говорим. Пользоваться им опасно. Поэтому, из Междумирья сочится майн и проникают демоны, минуя незримый барьер по открытию. Но если бы кто-нибудь увидел иной, безопасный путь в Запределье, желающие лунги просто покинули бы Мирсварин, никого не тревожа тем самым, не выпуская Тчеланскую скверну.

– И как можно открыть эти врата?

– Ха! Да так я тебе и сказала, чтобы ты начал пробовать, как только я отвернусь, – добродушно усмехнулась Металлия.

– Да я бы не подумал даже, – негодующе заметил я.

– Большинство историй, связанных с открытием врат, так и начинались. Кто-то рассказал кому-то, и понеслось! Дальше стремление отыскать заклятье, поиск различных способов разверзнуть червоточину… Думаю, не нужно объяснять тебе, чем они обычно заканчиваются? Во-всяком случае, необходимо заклятье, которого у нас нет. И которое находится в недобросовестных руках. Но у людей имеется некая врождённая предрасположенность к открытию врат…не воодушевляющая. Я не маг, и заклятий не знаю.

Я поморщился и уставился на обгорелую шкурку чудо-корня.

– Я единственного понять не могу, зачем? Зачем открывать врата, раз оттуда всякая дрянь лезет? – возмущённым тоном вопросил я скорее у бытия, не у расстроенной госпожи.

– Люди ищут нечто, что может наделить их небывалой силой. Ищут контроля над майном, над демонами. Кто-то ищет путь в Междумирье, некто – в Запределье. Страждущих не останавливает ни здравый смысл, ни столкновение с последствиями на личном опыте, ни опасности. Всегда существует вероятность, что червоточина прорвётся сама. И вот я уже в пути.

Я был заинтригован. И безумно горд собой, ведь всё же удалось вывести Дрейк на столь полезный и познавательный для меня разговор. Эти сведения будут отличным дополнением к исследованию. Только Аман-Тар такие рассказы не радовали, она вновь опечалилась, а мы остались даже без дивного люта, который я успел прозвать «Радость дарующим». Пришлось выменять его у Элезгора-Кагороша на призрачную возможность некой доли соучастия.

– Не знаю, смертные всякого насочиняли, – продолжила Металлия. – Кто-то полагает, что таким образом присоединится к Всевышним, кто-то пытается навестить умерших, кто-то достучаться до почитаемого бога, кто-то вздумал вызвать демона.

Мы замолчали, и я вслушивался в то, как трещат поленья в костре.

– Понравилось блюдо? – спросила древняя. – Умею я готовить? Теперь спи.

Аман-Тар, ты умеешь всё, кроме как наслаждаться мелочами жизни. Разве именно из них и не состоит неопределённое понятие «счастья»?

Я проснулся от странного, непонятного звука. Что это?

Огонь уже давно потух, но от кострища приятно веяло теплом. По земле растёкся лёгкий туман, он укрывал меня и Металлию словно одеяло. Она ещё спала. Так сладко и безмятежно, как давно не спала.

Где-то далеко ухала птица. У меня возникло странное ощущение. В голове появилось слово «мистика». Я никак не мог разобрать, ещё ночь или уже утро, туман очутился тому виной. Скорей всего, вот-вот начнёт светать. Почему-то, мне стало невыносимо страшно, как в том сне, где я оказался башней. Положил руку на плечо Металлии, не для того, чтобы её разбудить, просто хотелось почувствовать какую-то уверенность в том, что я не один.

На мгновение я задумался, а вдруг это вовсе и не Металлия? В ужасе отдёрнул ладонь. Это всё проклятые болота. Неужели они решились напоследок обнажить зубы?

Внезапно мне показалось, что в зелёно-сером мареве виднеется тёмный всадник. Я даже услышал шлёпанье копыт по воде. Приподнялся, чтобы разглядеть картину лучше, но позади меня раздались непонятные хлопки, и я вздрогнул. Обернувшись, обнаружил огромного, жирного ворона чернее ночи. Он важно уселся на ближайшее дерево и уставился на меня своими сливовыми глазками. Меня передёрнуло.

– Пошёл вон! Дурная птица, – шепотом проговорил я, пытаясь его прогнать.

Ненавижу птиц! Славно, что ещё не на меня приземлилась!

– Улетай прочь, мы ещё живы!

На этих словах меня охватил ужас: а что, если нет? Что, если я умер во сне и стал призраком? Светлячком-призраком, а эта гнусная птица всё знает, и просто издевается надо мной!

Шлёпанье копыт утихло, возможно, его никогда и не существовало вовсе. Но ворон улетать не думал. Я начал подозревать, что воображение вновь сыграло жестокую шутку, как на мой затылок повеяло могильным холодом. Долго набирался силы, чтобы обернуться, а когда это сделал, то замер. В пяти шагах от меня стоял чёрный всадник.

Его конь, седло, поводья, одежда – все было чёрным, но каким-то бестелесным. Лицо скрывал капюшон. Приглядевшись, я понял, что это не простой наездник. Долго не мог поверить своим глазам, присматривался, затаив дыхание. Точно, определённо всадник…просвечивал! Он – призрак!

Я истошно заорал, заржали где-то неподалеку кони, закаркала птица, поднявшись в воздух. Я закрыл голову руками, лишь бы гадкая ворона меня не затронула, а когда открыл, вместо всадника передо мной сидела встревоженная Металлия.

– Валентор, что случилось? Почему ты кричишь?

– ДДДемонские болота! Проклятый туман! Я видел призрака! Чёрного всадника! Его конь таращился на меня и ворон, мерзкий, жирный ворон тоже таращился!

Металлия только ухмыльнулась.

– Это не ворон, а грач. Ты грача от ворона не в силах отличить? – ядовито произнесла древняя, минуя мои слова о призраке. Главные слова.

– Да, но…но… призрак

– Это – Безымянный, поручный Мизраэля. Безобидная тень Междумирья, погонщик ночи. Майн пугает птиц, они тревожатся в его откровенном присутствии, – попыталась утихомирить меня госпожа.

В распростёртой призрачной ладони всадника, что уже стоял где-то в отдалении, я приметил некое послание, начертанное на самой обыденной бумаге. Подул ветерок, послание тронулось в путь и угодило непременно в руки Металлии. Она прочла письмо, затем отпустила его на волю, и бумага рассыпалась в пепел, который, в свою очередь, обернулся лишь мерцающей пылью. Всадник растворился.

Магия! Наконец, я увидел подтверждения тому, что в Мирсварине имеется магия!

– Что это? – словно в колдовском сне, изрёк я.

– Я же сказала, что это безымянный, послание от Мизраэля.

– Что-то случилось?

Но Металлия не ответила, зато изменилась в лице.

– Что там? Что такое? – продолжил пытать спутницу.

– К северо-западу от башни Кагороша замечена некая подозрительная личность, возомнившая себя призывателем демонов. Преступник уже промышлял поднятием мертвецов, а чтение таких заклятий запрещено. По моей части. Благо, мы рядом.

– Значит, мы отправимся на поиски нарушителя? – окрылённо запел я, поглощённый идей более близкого знакомства с магией, вратами, демонами.

К полудню мы покинули болотистую местность. Вскоре на горизонте замелькало тёмно-коричневое пятно. По приближении я понял, что это лес. Но какой-то неестественный. Поначалу меня ничего не тревожило, я слишком поддался опьяняющим мыслям о великих открытиях, колдовстве, встречах с демонами и вратами. Правда, Металлия предупредила, что никаких демонов и червоточин не предвидится, ведь поднятие живых мертвецов никак не связано с Междумирьем.

Впереди лежал огромный массив мощных, извилистых деревьев без единого листочка. Даже намёка на зелень не обнаружилось. Мертвецки старый лес. Может, листва просто-напросто опала? Нет, слишком быстро, слишком…

Зачарованный лес пугал почти также, как светлячки-призраки и мерещилось мне, будто он дышит своими устрашающими лёгкими из грязных ветвей и безмолвной черноты. Его угольно-серое чрево извергает из себя гнилой запах и пронзительный птичий крик. Заросли надсмехаются надо мной, над моей беспомощностью.

Но, к счастью, мы не вошли в чащобу, а свернули на маленькую, пыльную тропу, ведущую на северо-запад. Теперь лес располагался справа от меня, и я невольно поглядывал в ту сторону. Ловил себя на мысли, что подобные опасения беспочвенны, ведь со мной Металлия – великий лунг. И что может случиться? Даже если что-то и случится, то она непременно защитит меня. И…это просто лес. Просто грязный, зловонный, старый лес.

Предчувствие. С тех пор, как я оказался в Диких Землях, треклятое предчувствие никак не покидало меня. И самое ужасное то, что оно ни разу не подводило. И с болотом (я подозреваю, с ним всё же что-то не чисто), и сегодня утром…

Предчувствие, по сути, женская доля. Я не должен его испытывать. Оно мне совершенно не нравится, оно беспокоит меня. Даже больше, чем страх (который, позвольте заметить, прочно обосновался в душе). Потому, что этот страх рождён как раз предчувствием. Будь я жизнерадостней и беззаботней, то всё могло обойтись, вырисовываться куда более простым и понятным в моих глазах. Похоже, теперь я знаю, почему женщины всегда такие нервные и неуравновешенные. Это всё из-за предчувствия. Теперь я и сам как женщина – беспомощный, хрупкий, нервный, пугливый. И от этого ничуть не легче.

Когда последнее напоминание о мёртвом лесе – гнилой запах – осталось позади, я вздохнул с облегчением.

Ночь и весь последующий день протекли спокойно и неприметно. За длинное путешествие, поведённое в седле, я научился отделять свой дух и разум от оболочки. Езда безумно утомляет. Тряска, неровности. Всегда нужно следить за дорогой. Нижние конечности затекают полностью, спина отваливается. Но, с другой стороны, я вовсе и не ощущаю этого. Это ощущает мое тело, но не я. Я предоставлен сам себе. Целыми днями созерцаю, как безмятежно плывут облака или же как они сбиваются в тучи. Никогда прежде не имел в распоряжении такого количества времени для размышлений.

Даже в Империи, обременённой мирскими заботами. Суета. Рутинная работа, погоня за деньгами, время с Дамалой, растраченное на её треск о нарядах, танцах, злословии о том, что у соседа жизнь краше (всё то, что меня никак не волнует), посещение храмов по празднествам. И так мало остаётся для себя самого, для того, чтобы побыть наедине с мыслями и просто думать. В Империи я постоянно беспокоился, как оценят, и оценят ли вообще мою очередную работу главы Палаты. Найдут ли они вновь мои труды «неправдоподобными, маловероятными», и, что самое страшное, вовсе не научными? Скажут в очередной раз, что я «смутьян и вольнодумец»?

В Диких Землях подобного не довелось слышать. Госпожа смеётся над моей суеверностью, но меня это только радует, ведь смех – единственный верный способ избавить её от мрачного покрова. Здесь я свободен душой. И кто теперь раб?

Вечер второго дня выдался холодным. Одежда не спасала от промозглого ветра. Мы разбили лагерь в укромном местечке, но и это не помогло. Я грел руки о металлическую кружку с горячей водой. Но пальцы всё равно немели, переставая слушаться. Погода сильно испортилась, я предполагал, что пойдёт дождь или мокрый снег – слишком чёрными выглядели тучи на небе. Так не хотел осадков… не люблю мокнуть, а скрыться будет негде.

Но, к моему удивлению, пока Металлия возилась с пойманным кроликом, ветер разогнал тучи и успокоился. Мы поужинали под безупречно чистым, звёздным небом в тишине. Только треск от костра и редкие звуки природы.