Последняя афёра

– В Москве, в апреле этого года, ко мне пришел молодой ювелир Штейнберг Генрих Карлович и рассказал, что где-то в уральской тайге тайно добывают изумруды. Признаться, я ему не поверил, но его рассказ и приводимые им доводы были так убедительны, что я решил рискнуть. Дал денег на поездку и даже подобрал ему напарника – ссыльного капитана гвардии Соколова, с которым был знаком еще по штурму Очакова. Представьте себе, что эти двое за неделю смогли найти затерянный в глухих лесах Урала рудник и вычислить всех, кто стоит за этой аферой.

– Невероятно. – Павел впился в собеседника немигающим взором. – В России есть изумруды?

– Есть, ваше величество. – Ростопчин достал из кармана футляр, открыл его и поставил перед императором. – Это подарок императрице.

Павел вскочил, взял футляр и, подойдя к окну, внимательно осмотрел ювелирные изделия.

– Это уральские изумруды?

– Именно так, ваше величество. Сейчас изумруды добывают только в Африке и Южной Америке. Наши изумруды отличаются и от тех и от других, любой квалифицированный ювелир это подтвердит.

– Хорошо. – Император вернулся на свое место, было видно, что настроение у него резко улучшилось. Футляр он закрыл и положил в карман мундира. – Что сейчас с этим рудником?

– Рудник временно законсервирован, во всяком случае, до тех пор, пока не спадет ажиотаж вокруг этих изумрудов. Далее Ростопчин вкратце поведал императору уральскую эпопею Штейнберга и Соколова. (См. книгу «Уральские изумруды»)

– Черт возьми! – Выругался император. – Везде эти пронырливые англичане успеваю влезть. Мы можем объявить это рудник собственностью императора, и я официально разрешу этой школе добывать изумруды.

– Именно это я и предлагал руководителям школы, но они отказались. Как только станет известно, что на Урале нашли изумруды, там начнется столпотворение. Перероют всю округу, а ведь возможно, это не единственное месторождение изумрудов и даже не самое значительное. Своим необдуманным шагом мы невольно спровоцируем хищническое разграбление ресурсов страны. Сейчас добыча изумрудов временно прекращена, а на складах школы сосредоточено восемьдесят процентов того, что было добыто за эти годы. Как видите, ваше величество, основная часть уральских изумрудов в целости и сохранности, но продавать необработанные изумруды нет никакого смысла. В ближайшие два года школа построит фабрику по огранке уральских камней и перейдет в ведение императорского двора на взаимовыгодных финансовых условиях. За это время они обследую прилегающие к руднику территории на предмет выявления новых месторождений изумрудов, и определят границы будущей государственной дачи.

– Вижу, ты уже все продумал. – Император взял свой бокал и кивнул Ростопчину. – Быть посему!

Когда допили остатки вина, Павел обратился к своему фавориту:

– Представишь мне обстоятельный доклад по изумрудам, но только, чтобы об этом не знала ни одна душа.

– Будет сделано, ваше величество.

– Теперь вернемся к твоим «орлам». Почему ты уверен, что они выполнят задание, и не пойдут на сделку с мошенниками?

– Понимая, что поиски рудника связаны с риском для жизни, в качестве награды я обещал Штейнбергу монополию на огранку изумрудов для казны, а капитану гвардии Соколову генеральские эполеты. Так вот, когда выяснилось, что деньги от продажи изумрудов идут на содержание и обучение крестьянских детей, они отказались от вознаграждения.

Будучи в душе рыцарем, Павел по достоинству оценил этот поступок, совершенно незнакомых ему людей. Некоторое время он молчал, уставившись в одну точку, затем произнес:

– Людей, способных на такие поступки, к нашему стыду, очень мало, тем ценнее каждый из них. Какие звания ты им присвоил?

– Соколов подполковник, что соответствует его бывшему званию капитана гвардии в табели о рангах. Штейнберг возглавлял это расследование и не мог иметь чин ниже, поэтому он надворный советник.

– Где они сейчас?

– Штейнберг с молодой женой где-то в Европе, налаживает производство эксклюзивных ювелирных изделий из уральских самоцветов. Что касается ссыльного капитана гвардии Соколова, то он сейчас в Петербурге – подал иск на пересмотр своего дела. В случае положительного решения, выйдет в отставку и вернется на Урал руководить мыловаренным производством.

– Что бывший гвардеец понимает в мыловарении?

– Ничего. Это Штейнберг создал мыловаренное производство на базе обанкротившихся заводов одной местной купчихи, а Соколов женился на хозяйке.

Император сначала улыбнулся, а затем задорно, чисто по-детски рассмеялся.

– Ну, шельмец, ну прохвост! – Приговаривал он сквозь смех, вытирая носовым платком выступившие слезы. – Узнаю гвардейца! А ты меня уверял, что он честный человек.

– Там все по-честному, ваше величество. – Ростопчин, достал из кармана заранее приготовленные два куска мыла, и положил на стол перед императором. – Они совладельцы завода на равных правах. Вот их продукция.

Павел закончил смеяться, вытер лицо и, положив платок на стол, взял в руки мыло. Он долго гладил его, рассматривал со всех сторон, нюхал, а затем решительно направился к стоявшему в углу туалетному столику. Ростопчин еле поспел за императором, схватил кувшин с водой и полил ему на руки. Закончив мыть руки, Павел вытер их и, поднеся к лицу, ощутил чарующий аромат соснового леса.

– Превосходно! Говоришь, это сделал твой ювелир?

– Да, ваше величество, разработал технологию и наладил производство Штейнберг.

– А женился на хозяйке гвардеец, который стоял в стороне и ждал подходящего момента! – Улыбаясь, добавил император.

– Гвардеец помогал по мере сил, к тому же Штейнберг женился на лучшей подруге хозяйки и теперь эти две семьи являются владельцами мыловаренного завода.

– Какова стоимость их продукции?

– В два раза ниже, чем у наших поставщиков, а качество на несколько порядков выше. Я уже предлагал снабженцам заключить договор с Екатеринбургом, но они отказались. Они хорошо знают Соколова, и понимают…

– Что мзду с его стороны они не получат! – Закончил император мысль своего фаворита. – С этими аферистами я сам разберусь, тебя впутывать не буду.

– Все равно догадаются.

– И черт с ними. – Беззлобно выругался Павел. – Кригс-коммиссариат это какая-то зараза, все кто был честен, попадая туда, мгновенно становятся ворами. С этим явлением невозможно бороться, тогда придется каждые три месяца отправлять старый состав на каторгу, без суда и следствия и набирать новых. За что был осужден этот гвардеец?

– При обыске у него нашли одну поддельную ассигнацию. Ничего доказать не смогли, поскольку во время карточной игры деньги переходили из рук в руки, но для профилактики дал два года ссылки в Екатеринбург.

– Готовь бумаги с присвоением им следующих званий, я все подпишу, и не забудь поднять дело этого гвардейца, я хочу лично с ним ознакомиться. Пусть твои «орлы» немедленно приступают к расследованию аферы с картинами.

– Им потребуются самые широкие полномочия, ведь допрашивать придется не только мелких, средних, но и высокопоставленных чиновников, чего те очень не любят.

– Подготовишь бумагу за моей личной подписью: каждый, кто откажется сотрудничать с «Тайной полицией», немедленно лишается должности, кем бы он ни являлся и какой бы пост не занимал.

– Все исполню, ваше величество. Мы найдем тех, кто стоит за этой аферой, вернем деньги и картины.

– Очень надеюсь, Федор, что именно так и будет! – Император похлопал фаворита по плечу. – Иди, работай.

Красиво сказал: «вернем деньги и картины». – Корил себя Ростопчин, возвращаясь в рабочий кабинет. – Нет, чтобы просто сказать – вернем картины, так я еще и деньги сюда приплел, да таким тоном, что император явно поверил моим словам. О том, что Павел ничего не забывал, Ростопчин был хорошо осведомлен. Получается, что теперь нужно не только найти преступника, вернуть уже купленные картины, так еще и уплаченные за них деньги каким-то образом отобрать.

Весь следующий день Ростопчин крутился как белка в колесе, поскольку все приходилось делать самому, чтобы сохранить тайну и избежать ненужной огласки. К вечеру он подготовил все необходимые бумаги и пришел на прием к императору.

– Сообщите его величеству, что генерал-лейтенант Ростопчин прибыл с докладом.

– Сейчас доложу, ваше высокопревосходительство. – Отчеканил вышколенный адъютант и, сделав запись в журнале, пошел в кабинет императора.

Павел принял Ростопчина через пятнадцать минут вне очереди, к неудовольствию толпившихся в приемной посетителей.

– Вот дело о фальшивых ассигнациях, заведенное в 1796 году на четырех гвардейских офицеров Преображенского полка, включая капитана гвардии Соколова. – Ростопчин положил на край стола пухлую сильно потертую папку и рядом новую тоненькую папку с тисненым золотым орлом на лицевой стороне. – А это отчет о поисках изумрудного рудника.

– Что с «Тайной полицией»?

– Я подготовил секретный указ о создании специальной службы при кабинете Вашего Величества под названием «Тайная полиция». Всего в штате пока два человека: Виктор Соколов и Генрих Штейнберг.

– Ты забыл вписать себя, так что в штате «Тайной полиции» у нас будет три человека. – Павел внимательно посмотрел на своего фаворита. – Хотел уйти от ответственности?

– Никак нет, ваше величество. Никогда не за чью спину не прятался.

– Успокойся, я это знаю. Запомни, нужно не только вернуть картины, но и примерно наказать преступника, чтобы впредь другим неповадно было. Пусть все знают – нельзя безнаказанно обманывать императора России. Сделаете все по уму, за моей благодарностью дело не станет.

– Меня вы уже и так сверх всякой меры отблагодарили, ваше величество, а Штейнберг и Соколов будут довольны и тем, что получат государственный заказ на мыло. Правда, на текущие расходы придется выделить им по сто червонцев.

– А ты хитрец, Ростопчин, я это давно заметил. – Павел погрозил фавориту пальцем. – Ладно, быть посему! В понедельник я заставлю этих аферистов из Кригс-комиссариата составить договор на два года. Если все будет по-честному, потом продлим. Давай сюда свои бумаги, сейчас подпишу.

– Это секретный указ, ваше величество. – Ростопчин положил перед императором заготовленный документ, на котором тот росчерком пера поставил размашистую подпись. – А это «Особые полномочия» сотрудников «Тайной полиции».

Павел взял в руки документ и внимательно прочитал его.

– После ознакомления с этим документом наших чиновников кондрашка хватит.

– Зато расскажут все что знают и в лепешку расшибутся, оказывая посильную помощь следствию, а иначе их с места не сдвинем.

– Вот с этим я тоже согласен. – Заявил император и подписал бумагу.

Глава 3. Петербург, июль 1798 года. За три недели до описанных выше событий.

Петербург встретил Соколова прохладной погодой и мелким моросящим дождем. Доехав до почтамта, он сошел и только тут задумался о том, где ему остановиться. Можно было по старой памяти снять комнату в доходном доме, благо адреса известны, однако, это был далеко не лучший выход. Там полно старых знакомых еще по прошлой, армейской жизни, а встречи с ними в планы Соколова не входили. Для всех сейчас он изгой, бывший ссыльный – зачем ставить людей в неловкое положение. Оставалось воспользоваться предложением Густава Файна и остановиться в школьном пансионате «Уральские самоцветы».

Наняв извозчика Соколов, назвал адрес, и уже через двадцать минут коляска остановилась возле массивных кованых ворот, за которыми в глубине сада виднелась крыша двухэтажного особняка. Расплатившись и отпустив извозчика, он подошел к воротам, где его уже ждал вышедший из будки охранник. Выяснив у приезжего, кто он и забрав письмо адресованное Тимофею Лачину, охранник исчез. Через пять минут он вернулся и, открыв искусно спрятанную в воротах калитку, пропустил гостя.

От ворот к дому вела широкая аллея, вымощенная речной галькой, пройдя по которой Соколов вышел к красивому двухэтажному зданию, выкрашенному в яркий желтый цвет с белыми колоннами, пилястрами и балюстрадами. Венчала всю эту красоту белоснежная декоративная розетка на фронтоне здания. На крыльце его встречал сам хозяин.

– Здравствуйте, Виктор Алексеевич. – Лачин спустился с крыльца и протянул Соколову руку, которую тот крепко пожал. – Мы официально не знакомы, но, думаю, представляться нам не нужно.

– Согласен, Тимофей Иванович. – Улыбнулся в ответ Соколов. – Я вас сильно не стесню, буквально несколько дней…

– Не стоит об этом, – махнул рукой Лачин, – дом всегда открыт для наших друзей. Вы только что прибыли в Петербург?

– Как вы догадались?

– У вас вид человека, который провел в дороге несколько дней. Не смущайтесь, я точно также выгляжу после длительных поездок. Сейчас провожу вас в комнату и прикажу растопить баню, а через пару часов будет ужин.

– Честно говоря, Тимофей Иванович, я не рассчитывал на такой сервис. – Признался Соколов. – Мне бы только крышу над головой.

– Не переживайте, Виктор Алексеевич, никого вы здесь не стесните.

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице и, свернув в боковое крыло, остановились у последней двери.

– Вот ваша комната. – Лачин открыл дверь и пропустил Соколова вперед. – Располагайтесь, как только баня будет готова, я пришлю горничную.

Соколов осмотрелся: комната угловая, с камином и двумя большими окнами: одно выходит на юг, второе – на восток. Из мебели: кровать, шкаф, рабочий стол, туалетный столик и два кресла. На стенах и на полу ковры, судя по орнаменту – восточные, правда, Виктор в этом не разбирался, так что мог и ошибиться. Прямо у входа, рядом с ковром стояли меховые тапочки на толстой кожаной подошве. Привыкший за долгие годы службы к спартанской обстановке Виктор даже немного смутился от предоставленных ему бытовых условий.

Через полчаса появилась симпатичная горничная и, смущаясь, доложила, что баня для господина офицера готова.

«Какой я к черту офицер»? – С тоской подумал Виктор, но вслух высказывать свои сомнения не стал, а взяв приготовленную одежду, молча, проследовал за горничной в баню. После ужина, вернувшись к себе, Соколов с удовлетворением отметил, что камин затопили, и комната уже основательно прогрелась. Баня отняла у него последние силы, и он решил просто прилечь на время, а получилось, что проспал до утра. Зато утром проснулся бодрым и в хорошем настроении.

– Могу я узнать, Виктор Алексеевич, какие дела привели вас в Петербург? – Спросил за завтраком Лачин. – Я не из любопытства, а только из желания помочь – это личная просьба Густава.

– Тут нет никакого секрета, Тимофей Иванович. Хочу добиться пересмотра моего дела и в случае положительного исхода, официально уйти в отставку. Не хочу, чтобы в Серафиму и моих будущих детей тыкали пальцем и обзывали ссыльными.

– Желание похвальное. Только, если с первого раза ничего не получится, особо не переживайте, у нас есть связи при дворе, в том числе и в военном департаменте, так что решим вашу проблему.

– Не хочу вас обременять, тем более что я ни в чем не виновен. Ходят слухи, что новый император навел порядок и заставил чиновников работать.

– Это всего лишь слухи, Виктор Алексеевич, а слухи не всегда отражают реальное положение дел. – Лачин внезапно улыбнулся, что с ним случалось чрезвычайно редко, и тут же пояснил. – Вспомнил случай, как испанские послы завезли в Петербург обезьян.

– Интересно. Никогда об этом не слышал.

– Испанцы завезли диковинных для россиян зверушек для продажи, чем и занимались, выставляя их в окна своего посольства. Правда, продолжалось это безобразие недолго. В один прекрасный день мартышки сбежали из посольства и вломились в расположенную напротив резиденцию петербургского архипастыря, где начали скакать между богомольцами, наводя на них неописуемый ужас. Полиции пришлось несколько часов отлавливать проворных животных, а разбежавшиеся в ужасе паломники по всей Руси разнесли весть о нашествии на Петербург живых чертей. (1) Вот что такое слухи, Виктор Алексеевич. – Закончил свой рассказ Лачин. – Впрочем, попробуйте, может, что и получится.

Два дня Виктор мотался по кабинетам без особого успеха, пока, один майор не проникся к нему сочувствием и не пообещал свое содействие. Чтобы в спокойной обстановке обсудить проблему, он предложил Соколову встретиться вечером в одном из ближайших трактиров. Угощал, понятное дело Виктор, который снял для этого отдельный номер. Вылакав бутылку коньяка и плотно поужинав за чужой счет, майор, сытно рыгнул и, откинувшись на спинку стула, менторским тоном изложил Соколову азбучную истину решения всех проблем – деньги. Уже через несколько минут майор с разбитой мордой, лежал на полу, издавая громкие нечленораздельные звуки, а Соколова везли в ближайшее отделение полиции.

Поздно вечером Лачину доставили записку от пристава Московской полицейской части Кротова.

– Сожалею, что пришлось побеспокоить вас, уважаемый Тимофей Иванович. – Пристав допил свой чай и вытер руки о лежавшую на столе салфетку. – Однако задержанный нами бывший ссыльный Соколов утверждает, что временно проживает в вашем доме.

В слащавом голосе пристава Лачин не услышал даже намека на декларируемое сожаление, да и вызывать его в столь поздний час не было никакой необходимости, поскольку Виктор Соколов был официально зарегистрирован в полиции еще два дня назад.

– Что натворил капитан гвардии Соколов? – Из приличия поинтересовался Лачин, уже зная, чем все закончится и, заранее приготовив десятирублевую ассигнацию. – Надеюсь, он не собирался взорвать арсенал?

– Вы напрасно пытаетесь все обратить в шутку, господин Лачин. Бывший капитан гвардии Соколов избил майора Хвостова при исполнении им служебных обязанностей.

Пристав сознательно сделал акцент на слове «бывший».

– И где это произошло?

– В трактире Палкина что на …

– Я знаю, где находится трактир Палкина, Семен Михайлович. – Оборвал разговорившегося пристава Лачин. – Обычная пьяная драка, зачем «из мухи делать слона». Какие служебные обязанности мог выполнять этот майор в трактире, тем более после работы. Выписали бы штраф, да отпустили на все четыре стороны.

– В том то все и дело, что у бывшего капитана гвардии Соколова не оказалось при себе денег, чтобы заплатить штраф.

– Он что, в трактир пришел без денег?

– Нет, за ужин он заплатил, как за разбитую посуду и поломанную мебель, а вот на штраф ничего не осталось.

Все, приличия соблюдены. Теперь, по неписаным правилам, нужно расплатиться и Лачин протянул приставу через стол, сложенную в четыре раза ассигнацию.

– Надеюсь, этого достаточно?

– Вполне, Тимофей Иванович. – Пристав сунул купюру в карман мундира и позвал дежурного.

Простившись с приставом, Лачин прошел вслед за полицейским в кутузку, где уже несколько часов томился его гость.

– Что это вас на подвиги потянуло, Виктор Алексеевич? – Поинтересовался Лачин, по пути домой.

– Не выношу, Тимофей Иванович, когда меня унижают, да при этом еще и шантажируют.

– У вас слишком обостренное чувство справедливости, в ваши годы я уже расстался с этими иллюзиями. – Лачин удобнее устроился на сидении. – Пока никуда не ходите и ничего не предпринимайте. Император уже отправил фельдъегеря в Москву к Ростопчину, и в ближайшие дни Федор Васильевич вернется ко двору. Известно, что он возглавит военный департамент – уже и приказ подготовлен о присвоении ему звания генерал – лейтенанта.

Новость действительно приятная, теперь Соколов был уверен, что добьется пересмотра своего дела и спокойно оформит отставку.

Ростопчин вернулся в Петербург в четверг 9 августа, а в пятницу 10 августа был принят императором, произведен в генерал-лейтенанты (2) и занял руководящий пост в военном ведомстве.

Эту новость Лачин тут же сообщил Соколову, но советовал немного подождать с визитом, поскольку Ростопчину требовалось некоторое время на то, чтобы освоиться на новом месте.

Как и предсказывал Лачин, первые несколько дней вернувшийся ко двору новоиспеченный генерал-лейтенант был занят организационными вопросами и смог принять Соколова только во вторник 14 августа. Объяснять ничего не требовалось, поэтому друзья просто поговорили по душам.

– Все сделаю, Виктор. – Заверил Соколова Ростопчин, разливая коньяк. – Если пожелаешь, можешь остаться на службе. Сейчас получишь звание полковника, а через годик станешь генералом (3). Как тебе такая перспектива?

– Заманчиво, Федор, но я лучше вернусь на Урал, меня там Серафима уже заждалась.

– Так, никто не мешает ей приехать в Петербург. – Ростопчин поднял свой бокал и, дождавшись ответного жеста, сделал пару глотков. – Генеральская должность, хороший оклад, служебная квартира со всеми удобствами, непыльная служба в Кригс-комиссариате – разве не об этом мы с тобой договаривались?

– Это было до того, как Серафима согласилась выйти за меня замуж. – Возразил Соколов. – Тогда я был сам себе хозяин, а сейчас…

– Хорошо, это твой выбор. – Не стал настаивать Ростопчин. – Но, на твоем месте я бы все-таки написал и спросил совета, возможно, что роль жены генерала ей понравится.

– Вероятно, я так и сделаю, Федор, ведь подобную возможность мы с ней не обсуждали и получится не честно, если я решу этот вопрос самостоятельно.

– У тебя еще есть время передумать, поскольку на оформление документов уйдет, как минимум месяц, так что пиши своей Серафиме и жди ответа. Кстати, ты, где остановился?

– «Уральские самоцветы» купили шикарную усадьбу в центре Петербурга, там сейчас проживают их бывшие ученики, продолжающие обучение в столице. Меня приняли с распростертыми объятиями – шикарная комната, полный пансион, что еще нужно бывшему офицеру?

– А где сейчас Штейнберг?

– Точно не знаю, может в Дрездене, а может в Амстердаме. Изготавливает ювелирные изделия из уральских самоцветов для европейских модниц. Вполне вероятно, что через несколько лет он займет директорское кресло Густава Файна. Благодаря тебе мы с Генрихом неплохо устроились в жизни: он все-таки получил монополию на огранку уральских изумрудов, пусть и несколько другим, более извилистым путем, а я все еще могу стать генералом.

– Вот за это, я с удовольствием выпью. – Ростопчин, разлил коньяк. – Не за твои генеральские эполеты, поскольку пока не ясно хочешь ты этого или нет, а за то, чтобы у вас в жизни все сложилось.

Минут пять друзья в тишине смаковали коньяк, думая каждый о своем..

– Что там у тебя произошло с майором Хвостовым? – Нарушив тишину, спросил Ростопчин.

– А ты откуда это узнал?

– Хвостов написал рапорт, просит привлечь тебя к суду за избиение при исполнении служебных обязанностей. Бумага пока у меня, но я должен написать резолюцию.

– Ходил по кабинетам, хотел подать на пересмотр моего дела, поскольку ни в чем не виноват. Гоняли туда-сюда, пока этот Хвостов не согласился помочь. Вечером в трактире, выпив и поужинав за мой счет начал объяснять мне, что я никто – бывший ссыльный и что только от него зависит, стану я опять человеком, или нет. Сам понимаешь, терпеть такое я ни от кого не буду.

– Я навел справки, Хвостов – мразь, вымогал деньги даже у раненых офицеров при оформлении пенсии. У меня уже есть показания пяти человек, этого достаточно, чтобы его выгнать со службы, чем я завтра и займусь. А что там в полиции?

– Забрали в участок, обобрали до нитки, да еще с Лачина содрали десятку, чтобы меня выпустить.

– Денег много взяли?

– Рублей пятьдесят. Да бог с ними, Федор, деньги – дело наживное.

– Ты не настолько богат, чтобы разбрасываться деньгами и кормить этих дармоедов.

– Ты забыл, что я теперь совладелец мыловаренного завода.

– Отнюдь. Я уже был в кригс-коммиссариате, показывал им ваше мыло, предложил заключить договор на поставки для нашей армии и флота.

– Дальше можешь не продолжать, я уже знаю, чем все закончилось.

– Ты прав. – Ростопчин усмехнулся и махом допил оставшийся в бокале коньяк. – Только они не на того напали. Я хотел договориться по-хорошему – не захотели. Теперь пусть пеняют на себя. Они забыли, что сейчас я не генерал-адъютант (3) – офицер для служебных поручений, а генерал-лейтенант и глава Военного ведомства.

– Федор, не стоит тебе ради нас…

– Ты не прав, Виктор. Зарвавшихся и зажравшихся хамов нужно ставить на место. Ты просто не представляешь, через что мне пришлось пройти. Шесть лет назад, когда я только попал ко двору меня вообще, ни во что не ставили. Об меня, все кому не лень «вытирали ноги». Самоуверенный интриган Панин (4) называл меня «буффоном» (5), а Екатерина дала прозвище «сумасшедший Федька» (6). Каково? Вот ты набил морду хаму и мздоимцу Хвостову, и правильно сделал. Сейчас я вышвырну его со службы, причем в приказе все будет написано как есть, без прикрас. Многие задумаются и перестанут манкировать (7) своими служебными обязанностями, брать взятки и воровать. Только наглядными примерами можно искоренить эту мерзость.