Алгоритм неизвестности

4

Клещ сидел на стуле посередине кабинета отдела Норвежского. Руки его были скованы наручниками. Рану, оставленную пулей из пистолета Сергея, обработали в приемном покое травматологии. Клеща накачали обезболивающим, и поэтому сейчас он бросал дерзкие взгляды на сидящих за своими столами оперативников и молчал. Норвежский наблюдал за неприятным субъектом и сделал пока один, но точный вывод, что никаких чувств, кроме злобы и досады от поимки, Клещ не испытывает.

Любавин без слов, только выразительным взглядом спросил у Норвежского разрешение начать допрос, Сергей кивнул, прикрыв на секунду глаза.

– Ты можешь вообще ничего не говорить, за тебя это уже сделали твои корешки, – Паша встал, обошел стол и сел на него, теперь он был прямо напротив задержанного отморозка. – Наркоша, с которым ты таксиста убил, еще вчера все рассказал, а те, с кем тебя взяли, сейчас поют. Зачем им на себя нагребать, проще тебя по полной вломить, один хрен ты присядешь и надолго.

Клещ фыркнул и поводил нижней челюстью из стороны в сторону, словно разминая лицо.

– У тебя один шанс хоть на какое-то смягчение, – Любавин продолжал, поглаживая свои крупные кулаки. – Рассказать нам то, чего мы не знаем. Не про себя, про район, про город. Кто? Чего? Где? И когда? Тогда, так уж и быть, напишешь явку.

Норвежский смотрел на Клеща, и ему было противно. Этот человек всю свою жизнь шел против нормального общества. Он не сделал ни толики полезного в своей сознательной взрослой жизни. Сергей хорошо знал его биографию по пухлым томам уголовных дел. Клещ из своих тридцати двух лет тринадцать провел в лагерных бараках: первый раз на «малолетке», второй уже на строгом режиме. Обе статьи, по которым Клещ отбывал наказание, были «убойными». Последние два года он был на свободе, но, как говорилось в известной поговорке: это была не его заслуга, а недоработка Сергея с коллегами. Норвежский часто задумывался о мерах наказания для тех, кого он ловит. Вот для чего такого, как Клещ, держать в колонии? Ведь он точно не перевоспитается, он насквозь пропитан блатными идеями и понятиями, и никогда не будет жить как нормальный человек. Если у него к тридцати годам не наступило просветление в мозгах, то вряд ли это придет к сорока или пятидесяти. Не проще ли вернуть высшую меру? Не сразу, конечно, после суда к стенке ставить, а пусть посидит такой лет десять с постоянным ожиданием последнего выхода из камеры. Конечно, Норвежский знал о тонкостях судебной системы, знал он и о так часто упоминаемых либеральными журналистами и блогерами процентах оправдательных приговоров в стране. Однако, задерживая очередного подобного «Клеща», Сергей укреплялся в мысли, что по-настоящему остановить таких может только пуля, решетки здесь бессильны.

– Я бродяга по жизни, а ты, мусор, мне крысой предлагаешь стать, пошел ты на… – четко выговорив последнее короткое слово своей напыщенной фразы, Клещ протяжно шмыгнул носом и смачно плюнул под ноги Любавина.

Паша вопросительно посмотрел на Норвежского. Сергей встал из-за стола, подошел к Клещу и резким движением ноги выбил из-под того стул. Клещ завалился на пол, подтянул колени к груди, а руками, как мог, прикрыл голову.

– Ты гнида и не стоишь одного волоса с головы тех, чью жизнь ты оборвал, – Норвежский поставил ногу на правое плечо Клеща, тот завыл от боли. – Хоть заорись. Ты вошь, такая же, как и любой другой живущий твоими гнилыми принципами, и должен быть мне благодарен, что я живу по закону, а не по зову совести, а то сейчас бы железнодорожники смывали с вагона субстанцию, которая заменяет тебе мозг.

Норвежский убрал ногу.

– Не сокращайся, никто не будет тебя бить. – Сергей подошел к окну и взял с радиатора отопления половую тряпку. – На, вытри свои слюни и сопли. Ты же считаешь себя блатным, а они должны отвечать за свои слова и поступки, так? Вот считай, что я с тебя сейчас спрашиваю, как с понимающего. Накосячил – отвечай. Такому же ты молодых на районе учил? А если ты, падаль, сейчас за собой не уберешь, я тебя отдам бурятам, они как раз клич по мессенджерам кинули, кто их друга-таксиста завалил. Вряд ли они станут слушать твои бредни про «порядочную» жизнь.

Любавин смотрел на начальника со смесью восхищения и недоумения во взгляде, таким он Норвежского видел впервые. Грачев, который так и не поднялся со стула, внимательно следил за происходящим в кабинете.

– И можешь не понтоваться своим авторитетом, он у тебя есть только перед глупой пацанвой, которым ты сказки про блатную романтику втираешь, и бичьем, типа того, с которым тебя взяли. Никто в городе не будет за тебя впрягаться, и в лагере никаким блатным ты не был и не будешь. Потому что ты мелкая тупая шавка, ничего, кроме банального гоп-стопа, не способная придумать. На меня смотри! Никаких смягчающих тебе не будет. У тебя два варианта: или к бурятам и, скорее всего, пропасть без вести, или открыть свой рот, спокойно рассказать обо всем, что может меня заинтересовать, и тогда уехать снова за забор, но уже на особый режим. И учти еще, во-первых, я могу повлиять на твое распределение в камеры, а во-вторых, следователь может навешать на тебя все, что захочет, а тогда уже не просто особый, а ПЖ. Так что твое ближайшее будущее зависит только от моего настроения и благосклонности. Минута у тебя, чтобы вытереть пол и начать рассказывать.

Норвежский развернулся и снова сел за свой стол. Костяшки его пальцев были белыми.

***

Вадим сидел в своем кабинете, на экране был открыт файл с очередным отчетом по осмотру места преступления, на голову криминалиста были надеты массивные мониторные наушники, в которых Кинчев уже подходил к последним строкам своей «Посолони». Пальцы быстро скакали по клавиатуре.

Входная дверь распахнулась без стука, Норвежский вошел в кабинет, подул вокруг себя, разгоняя облако сигаретного дыма. Вадим не услышал вошедшего, он почувствовал дуновение воздуха от открывшейся двери, оглянулся, не вставая со стула, и протянул назад правую руку с открытой ладонью:

– Посиди, пару минут осталось, не хочу опять откладывать.

Норвежский пожал руку и прошел в угол, где рядом с пластиковой башенкой термопота стояли кружки, чай, сахар. Сергей налил себе черный чай без сахара и опустился на диван у стены, в голове крутилось услышанное от Клеща.

Клавиши щелкали, разделы отчета эксперта-криминалиста заполнялись вереницами слов. Говорят, что многие люди с годами становятся мягче и покладистее, Вадим под это утверждение не подходил. Он оставался таким же циничным и скорым на едкие слова в адрес собеседника человеком. Годы не затупили его ум, а жизненные перипетии только закалили характер. У него не было друзей, самым близким для него человеком за пределами семьи был Норвежский, дело трехлетней давности сблизило их, но все равно по-настоящему дружескими их отношения назвать было нельзя. Скорее, они были хорошими приятелями, готовыми помочь друг другу, но сложно было представить Прошина изливающим душу Норвежскому за рюмкой качественного алкоголя в тяжелый жизненный момент. Вадим привык все проблемы переваривать сам, не доверяя переживания другим, пусть и достаточно близким людям. В то же время с возрастом в его характер пришла излишняя, как он сам считал, сентиментальность. Когда-то он в свободное время участвовал в волонтерском движении, они устраивали клоунские представления в детских больницах. Он отдавался этому делу с душой, веселил и подбадривал юных пациентов с полной отдачей, а потом в нем что-то надломилось. Больничные палаты, куда они приносили праздник, были разными: в одних лежали экспериментаторы и трюкачи с обожженными руками и загипсованными ногами, а в других маленькие дети с уставшими взглядами взрослых – все про себя понимающих людей. Косынки на безволосых головах, вечная медицинская маска на лице и слабое рукопожатие теряющих силу ладоней. В один момент Вадим понял, что больше не может изображать искренние радость и веселье, а обманывать детей он не мог. Грим, парик и оранжевый нос были убраны на антресоли, а его место в команде волонтеров заняли молодые люди с огромным желанием обменять свое время на благодарные детские улыбки.

– Рассказывай. – Вадим сохранил файл, снял наушники и развернулся к Норвежскому.

– Давай в лес смотаемся.

– Ты охренел? Я даже не спрашиваю зачем. Стемнеет скоро, до завтра твои гениальные идеи не подождут?

– Нет. – Сергей отставил кружку с остатками чая. – Сегодня надо, на ночь снегопад обещают, завтра тяжелее искать будет.

Вадим устало потер виски руками.

– Давай подробности.

– Мы с утра задержали Клеща, это который таксиста на днях убил из-за семи тысяч и старой колымаги.

– Место показал, надо ехать описывать?

– Нет, это вчера уже сделали, не стали тебя в выходной дергать, там все просто и понятно. Не о том речь. Клещ этот – уголовник до мозга костей, живет понятиями и идеями этими дебильными. В блатных кругах ничего из себя не представляет, несмотря на ходки по «мокрым» статьям. Такой шнырь, который себя перед собутыльниками и малолетками во дворе чуть ли не вором в законе выставляет. Но на районе своем все равно многих знает, с кем-то сидел, с кем-то бухает. Слухи, сплетни собирает, чтобы потом выпендриваться мнимой осведомленностью.

– Серега, давай ближе к сути. Вижу ты не отстанешь с лесом, поэтому если правда что-то серьезное, то переходи к главному.

– Слышал он, что в субботу у вяземской просеки наказывали кого-то и лежит сейчас где-то там свежий покойник…

– Собаку надо, – перебил приятеля Вадим.

– Договорился уже. Еще участкового подтянул, чья земля, пусть тоже задницу поморозит, а то гопота в курсе про убийство, а он нет. Вообще там мужик нормальный, я с ним пересекался пару раз, в том числе и тогда. – Сергею до сих пор было неприятно вспоминать дело, сделавшее его местной знаменитостью.

– Как ты представляешь себе поиски трупа в лесу тремя людьми и одной собакой?

– Людей пять, мои-то тоже будут, да и наговорил Клещ, как будто сам там был.

– Может, он вообще гонит, решил ментов по снегу погонять.

– Не похоже. Странно, что про это молодежь на районе болтает. Ну, это с его слов, что молодежь. Откуда шпана может знать про такие дела?

– Слушай, да лепит он, какое на хрен наказание? Сейчас же не девяностые, когда бочки с телами бандосы в лесу закапывали. Это тогда было модно спрашивать с провинившихся по полной, другим в назидание.

– Поехали, Вадик. Я не отстану, ты меня знаешь. Если ничего не найдем, с меня стол.

Норвежский свернул с трассы на проселок. Солнце готовилось окрасить небо закатным светом. Снег искрился и гнул к земле разлапистые еловые ветки. Дорога была в одну колею с редкими карманами по бокам для разъезда встречных машин. Вадим сидел на переднем сиденье и подгонял Норвежского ехать быстрее, криминалист хотел курить, а делать это в машине Сергей запрещал. Следом за «Субару», раскидывая снег глубоким протектором, ехал на своем японском монстре Любавин, сидящий с ним рядом Грачев проблем, какие были у Вадима, не испытывал и с удовольствием дымил в приоткрытое окно. На заднем сиденье внедорожника со всем возможным комфортом расположился кинолог с красивой породистой немецкой овчаркой по кличке Слим.

– Так, сейчас должна появиться будка бульдозериста, там и будем ждать Малыша. – Норвежский вглядывался в даль, щуря глаза от снежных бликов. – О! Он уже здесь. Я же говорю, толковый мужик.

На небольшой расчищенной снежной поляне стояла полицейская «Шевроле-Нива» и чадила сизым дымом, явно намекая водителю о необходимости ремонта двигателя. Слава Малыш сидел за рулем и грелся, ему совсем не хотелось в конце первого дня рабочей недели лазить по сугробам, но Норвежскому он отказать не мог. После того, как он косвенно помог Сергею в поиске маньяка, Малыш попросился в «убойный» отдел, тем более что Норвежский как раз набирал новых людей. Сергей выслушал его просьбу и отказал. Главным аргументом было отсутствие серьезного оперативного опыта. Норвежский предложил помочь с трудоустройством в отдел по кражам, но Малыш отказался, он хотел работать именно с Сергеем.

– На земле работы хватает, давай еще пару лет в опорном, а там посмотрим, у меня сейчас кандидат есть посильнее тебя. Без обид, – сказал тогда Норвежский.

Малыш расстроился, но не обиделся. Они потом еще раз работали вместе, когда ловили мужика, который жену и тещу из ружья застрелил и подался в бега. Участок был Малыша, а так как дело стало резонансным, то и главк в лице Норвежского подключился. Мужика нашли в погребе на заброшенном дачном участке за городом, а Малышу кроме благодарности Сергея досталась и почетная грамота к десятому ноября за отличную службу. Сегодня, когда Норвежский позвонил и кратко объяснил, в чем дело, Слава пересилил собственную лень и пошел прогревать машину.

«Субару» и «Сафари» с двух сторон прижали машину Малыша. Все приехавшие собрались вместе на краю поляны, поздоровались, познакомились, и Норвежский стал рассказывать, что конкретно и где надо найти.

– Вон просека, где-то между ней и ЛЭП должен быть тригопункт, там и надо искать. Сделаем так: Паха, Костя и Слава идут слева, а мы справа, Илья, – сказал Сергей кинологу, – ты с нами. Вопросы?

– До скольки ищем? – Вадим закинул сумку со своим оборудованием на плечо.

– Хотел бы сказать, что пока не найдем, но не буду. Давайте до темноты, а там видно будет.

– Там как раз ни хрена не будет видно, – едко заметил Вадим и бросил окурок в снег. – Давай веди, Сусанин.

Две тропинки медленно расходились в разные стороны от снежной поляны. Подготовленнее всех оказался Любавин, у которого в машине лежали дежурные унты, он смело шагал по снегу, который местами был выше колена. Вторую поисковую группу вел за собой Слим, пес периодически довольно фыркал и перемалывал снежный наст мощными лапами.

Можно сказать, что оперативникам сегодня везло. Не прошло и получаса, как рация Норвежского зашипела и басом Любавина объявила о находке.

– Славка треногу заметил, глазастый, молодец! – Паша докладывал. – Радиусом пошли, расширяли потихоньку, и вот он. Не трогали, решили, пусть Вадик работает.

– Спасибо, – бросил Вадим. – Отойдите, и собаку держи крепче, сегодня он свою пайку не отработал.

– Чего ты злишься, нашли ведь, не зря мерзли. – Паша растирал ладони.

– Замерз и жрать хочу. Ладно, пропусти.

Вадим приблизился к силуэту, припорошенному снегом. Аккуратно обошел вокруг, сделал несколько снимков. Вспышка перекрывала отсветы заката. Он начал смахивать с трупа снег. Тело лежало лицом вниз, под головой виднелись темно-багровые подтеки. Вадим еще раз обошел мертвеца, сбил снег с ног, босые щиколотки были черного цвета. Снова заработала вспышка фотоаппарата.

– Паш, помоги, – вместе с подошедшим Любавиным они перевернули тело на спину. – Серега, вызывай группу, не обманула твоя шпана.

Норвежский потянулся за телефоном, внимательно рассматривая труп. На вид убитому было максимум лет шестнадцать. Легкая кофта, джинсы и босые ступни. Руки окоченели согнутые в локтях и сейчас словно что-то показывали в постепенно темнеющем небе. Затылок был целый, а значит пуля, которая его убила, застряла внутри головы, оставив аккуратное отверстие чуть выше переносицы.

Сергей позвонил оперативному дежурному на мобильный телефон, быстро объяснил ситуацию и сказал, что сейчас скинет геометку, куда ехать дежурной группе и спецбригаде санитаров.

– Попробуй след проработать, вряд ли, но мало ли, – сказал Норвежский кинологу. – Может, повезет и найдем откуда он сюда пришел.

– Хорошо, но ничего не обещаю.

– Можно я тоже с ними схожу, – спросил Малыш, отводя глаза от оледеневшего тела, – если что найдут, так я сразу и зафиксирую.

– Иди, рацию только возьми у Паши. – Сергей видел, что участковому неприятно находиться рядом с убитым ребенком, видимо, еще не обросло броней сердце.

Грачев молча прикурил очередную сигарету и поднял глаза к небу.

5

Фуд-корт торгового центра «Парамакс» ничем не отличался от тысяч подобных пространств в других торговых центрах, разбросанных по всей стране. Столы, облепленные легкими стульями, вечно уставшие уборщицы с пахнущей несвежим тряпкой и стандартный набор предлагаемых в киосках фастфуда блюд. В силу географического положения, на фуд-кортах Берегового острая восточная пища преобладала над бургерами и пиццей, массовое место приема пищи в «Парамаксе» не было исключением.

– А он потом спрашивал о тебе. Его, кстати, Лешей зовут. – Верка вытаскивала горячий пончик из бумажного пакета. – Симпатичный такой.

– И что ему ответили? – Полина вертела в руках коробочку яблочного сока.

– Без подробностей. Что Полина, что с музучилища. Он телефон еще спросил, но я не стала давать.

– Спасибо, – ответила Полина, рассеяно глядя куда-то поверх лица подруги. – Он кто такой? А тот, кто с ним был, вообще как быдлан выглядит – лицо, не отягощенное интеллектом, даже школьного уровня.

Низкое зимнее солнце медленно падало за морской горизонт. Понедельник входил в свою финальную фазу. Девушки сидели за круглым столиком. Вера откусывала от красивого в розовой глазури пончика и запивала ягодным морсом. Полина пила только сок, есть ей хотелось безумно, но желание иметь тонкую талию выигрывало бой у чувства голода. Народу на фуд-корте было немного: несколько молодых парочек, выбравшие такое странное для свидания место, пенсионерка с внучкой – видимо, после садика зашли за обещанными вкусняшками и стайка мальчишек возраста раннего пубертата. Полина с Веркой часто сюда заходили, особенно зимой, когда на улице мороз бьет рекорды, они садились за любимый столик у большого окна и, разглядывая прибой, обсуждали все то, что волнует и будоражит умы молодых симпатичных девушек.

– Я их тоже первый раз видела, они вообще не из этой тусовки – случайно зашли. – Вера отряхнула крошки с вязаной кофточки. – Понравился?

– С чего бы? – почти фыркнула Полина и сама удивилась своей реакции. – Просто любопытно. Хотя пел он действительно неплохо.

– Ладно, фиг с ним! – Верка отложила остатки пончика. – Я-то своего уломала на свидание.

– Ты прям победительница по жизни, – засмеялась Полина. – Чем ты его шантажировала?

Верка принялась пересказывать диалоги субботнего вечера. Девушки весело смеялись, придумывая возможное развитие дальнейших событий. Компания подростков за сдвинутыми соседними столиками стала собираться. Ребята вставали, что-то громко обсуждали, надевали куртки и раздвигали стулья. Полина бросила на них недовольный взгляд, парни явно вели себя громче и наглее, чем надо было в подобной ситуации, но девушки не стали делать замечания – вступать в споры с понтующимися друг перед другом малолетками не входило в их планы. Наконец, все молодые люди оделись, большая часть из них была в длинных, ниже колен, черных пуховиках, и двинулись к выходу с фуд-корта. Свой путь они почему-то решили проложить мимо столика, за которым подруги вели свою увлекательную беседу. Расталкивая в стороны стулья, гомонящая компания приблизилась к девушкам. Полина обернулась и придвинулась ближе к окну. Парни, громко хохоча, начали проходить мимо, один из них, видимо самый смелый, бросил:

– Скучаете? Девчули!

– Иди уроки делай, – в тон ему ответила Верка.

Пацаны заржали еще громче и пошли дальше.

– Ну вот, я же знала, что он этим старьем увлекается и в пятницу вечером весь интернет вычитала про олдсмобили. – Верку было не сбить с линии повествования. – Я так, невзначай, спросила про плакаты с машинами, он ответил, ну а дальше дело техники. Главное было не запутаться в этих колымагах.

Полина видела, как подругу распирает гордость за собственные находчивость и настойчивость. Если к Полине всегда парни сами подходили и предлагали свое внимание, то ее лучшей подруге о таком приходилось только мечтать. Нет, Вера не была уродиной, у нее была обычная среднестатистическая фигура, губил Веру ее язык. Уж очень часто слова у девушки бежали намного вперед мыслей, и поток сознания, срывающийся с ее губ, распугивал всех потенциальных кавалеров. Верка сама понимала, в чем ее главная проблема, но в большинстве случаев поделать с собой ничего не могла, поэтому победа, одержанная на выходных над собственной болтливостью, буквально окрыляла ее.

– Я горжусь тобой. – Полина отодвинула в сторону пустую коробочку. – Как же хочется есть. Ты бы знала.

– Да делать тебе нечего с этими диетами, ты и так, как балерина, куда еще худее непонятно.

– Так самое сложное не похудеть, а удержать вес. Я себя знаю, если дам слабину, то задница сразу вширь пойдет.

– Вообще нет таких проблем, – Верка запихала в рот остатки пончика.

Полина смотрела, как вдалеке перекатываются волны. Все-таки хорошо, что у них в Береговом море не замерзает, а то был бы лед и толпы мужиков медитировали над лунками. А так – красиво! Тяжелая, будто из жидкого металла вода, замерзающая на волнорезах пена…

– Блин! – воскликнула Верка. – Есть влажная салфетка?

Светлая кофточка жадно впитывала в себя пролитый неаккуратным движением морс.

– Погоди, – Полина потянулась к сумке, стоящей на соседнем стуле.

Стул был пустой.

***

Бабушка давно просила его купить новый секатор, взамен потерянному летом на даче, на доводы внука, что сейчас зима и лучше сделать покупку ближе к началу дачного сезона, бабушка отвечала вечным: «Потом дороже будет». Аргумент был убедительным и логичным. На четвертом этаже «Парамакса» был огромный хозяйственный магазин, в котором продавалось все: от шурупов до сборно-щитовых домов. Оказавшись сегодня вечером рядом с торговым центром, Леха вспомнил про секатор и уверенным шагом зашел во вращающиеся двери.

Леха заметил ее, когда поднимался на эскалаторе. Это точно была она – принцесса! Зрение у Мульта было отличным. Решив, что вряд ли она куда-то сбежит за десять минут, он быстро сгонял до хозяйственного, купил мощный секатор с оранжевой прорезиненной ручкой и поспешил вниз. Он подошел к стеклянному ограждению на этаже выше фуд-корта и сейчас, словно с театрального балкона наблюдал за девушкой, из-за которой он в очередной раз вспомнил Есенина. Та сидела и увлеченно трепалась с подружкой, той самой, которая тоже была на хате в субботу и рассказала ему, что имя у принцессы – Полина и учится она уже не в школе. Подходить к девчонкам Мульт не стал, к таким серьезным, как принцесса, надо подкатывать один на один, чтобы не было отвлекающих факторов, особенно таких болтливых, как сейчас за столиком у окна.

Стало шумно, шпана, сидевшая в центре зала, начала нездоровую суету. Леха наблюдал. Молодежь окружила столик девчонок. Леха такие заходы просекал на раз, он резко развернулся и побежал к эскалатору. Путь от фуд-корта к выходу из торгового центра был один, Мульт спустился на этаж ниже и встал возле островка с чехлами для смартфонов. Подростки шли прямо на него.

– Сюда подошли, – грубо сказал Мульт, когда компания приблизилась к нему на расстояние в пару метров. – Отойдем!

Он свернул в коридор, ведущий к туалетам.

– Ты чё такой дерзкий? – сказал кто-то, но в коридор пошли все.

– С какого района? Старший кто? – Мульт кидал взгляд от одного подростка к другому.

– С Пятака мы! Ты кто такой, чтоб интересоваться? – нагло ответил самый низкий из уже притихшей шпаны.

– Я – Мульт, с Порта. У Гремлина спросишь за меня.

Пацаны переглянулись. Гремлин был «смотрящим за молодежью на Пятаке», а если человеческим языком, то он отвечал за юных дурачков, стремящихся вырасти бандитами на территории пятого микрорайона Берегового. Фигура была достаточно авторитетная, для компании в черных пуховиках.

– Старший кто из вас? – повторил свой вопрос Мульт.

– Я, – вышел вперед низкорослый наглец.

– Тебе здесь нос сломать или на районе спросят?

– За что? – тон с наглого стал испуганным.

– Тебя же на стрелках учат, как надо красиво вещи делать, а по тому, что я сегодня увидел, ты или тупой, или одно из двух.

– Как это?

– Сумку отработали?

Пацаны быстро переглянулись между собой.

– А чё такого? Тихо сделали, курицы вообще не заметили.

– Ну точно тупой, – Мульт произнес эти слова в пространство. – С минуты на минуту она заметит, что сумки нет. Дальше додумаешь?

– Чё?

– Да-а-а, – протянул Мульт, – дальше охрана, менты и записи с камер, которых тут навалом, на камерах ваши рожи с дебильными улыбками. Так как видно, что малолетки, фотки разошлют по школам, и в этот же день будете сидеть с мамочками в Горотделе. Это ты тихо сделал?

Подросток хлопал глазами. Было неясно чего он больше боится: гнева Мульта или беседы с представителями отдела по работе с несовершеннолетними.

– Нос ломаю? – Мульт хрустнул пальцами.

– Чё делать-то? – за спиной низкорослого зашептались.

– Муравью х.. приделать, – выругался Мульт, хотя матерился он очень редко. – Сумку давай.