Полная версия:
Алгоритм неизвестности
Полина поднялась с кровати и пересела на табуретку у стола. Маневр был сделан для того, чтобы определить смотрят точно на нее или просто у певца застыл взгляд в одну точку. Сомнения отпали, глаза парня проводили Полину по ее короткому маршруту и остановились вместе с девушкой. Песня подходила к концу.
***Девчонка была клевая, хотя всем своим видом показывала надменность. Пересела даже, проверяет, на нее он смотрит или нет. Наивная. Леха снова перешел с боя на перебор и немного понизил голос. Он первый раз был на этой хате, Брус притащил с собой, чтобы одного лошка пробить, кто такой и чем живет. Ему – лошку то есть – предки в Береговом хату снимали, а сами жили за шестьсот километров в Первомайске, чем-то рыбным промышляли, а значит, лавэ водилось нормальное. Вот Брус и захотел их сыночку-корзиночку прощупать и или на кошелек его сесть, если поведется, или, на худой конец, вломить лошару по полной. Лехе это было мало интересно, он больше за компанию пошел. Когда они с Брусом зашли сюда, то Леха ее сразу заметил, сидит такая в углу, в мобилу втыкает и молчит, не то что остальные клоуны – горланят каждый свое. Леха шепнул Брусу, чтобы тот без него с мажорчиком за жизнь поговорил, а сам подошел к шкафу у окна и снял с крючка чехол с гитарой, окинул сладкую компанию взглядом, никто ему ничего не сказал. Достал инструмент, сел на пол напротив принцессы-несмеяны, как он ее для себя окрестил, и проверил строй, немного подтянул четвертую струну и сыграл короткое соло. Гитара звучала. Это всегда срабатывало безотказно. Еще не одна девчонка не устояла против Есенинского пожара в его исполнении. Стопроцентный метод.
Все называли Леху – Мульт. Это с детства еще пошло: он как-то во дворе все лето гонял в одной и той же футболке с рисунком по мотивам популярного в то время мультфильма. Его стали звать Мультиком, так он до девятого класса и ходил – Леха-Мультик, а потом, когда жизнь его свернула на рискованный, но, как ему тогда казалось, интересный путь, то прозвище стало короче и солиднее. Сейчас Леха учился на втором курсе шараги на автослесаря, шарага гордо именовалась колледжем, но пэтэушной сути это не меняло. Жил в панельной двушке с бабушкой-пенсионеркой, которая его и воспитала. Мульт ее любил и старался делать так, чтобы она как можно меньше знала о его жизни – берег ее нервы. Родителей он почти не помнил, только образы, а может, и они были навеяны фотографиями. Мать и отец Лехи были геологами, там в одной из партий и познакомились, работали вместе по лесам и тайге. Любовь, свадьба, декрет. Мама с маленьким Лешей до трех лет дома сидела, заработков отца хватало. Потом планировали работу так, чтобы один из родителей всегда был в городе. В лето перед первым классом школы они наконец-то решили вместе уйти в экспедицию, ненадолго – пять недель. Сын уже большой, да и летом на даче с бабушкой ему лучше будет, чем в городе с угольной пылью от вагонов, которые гремят по пути на ТЭЦ. Долгожданная совместная экспедиция закончилась не начавшись, вертолет с ее участниками рухнул на берег моря через сорок минут после взлета. Как потом расскажут следователи, пилотам почти удалось посадить неуправляемую машину, но лишь почти. Упавший вертолет загорелся, и те, кто не погиб от удара, сгорели. Выжить не удалось никому. Похороны Леха запомнил на всю жизнь. Солнце нещадно выжигало в тот день, поп, размахивая кадилом, ходил вокруг четырнадцати закрытых гробов, установленных перед кладбищенскими воротами. Плач, переходящий в вой, нудные речи каких-то начальников и жара. Бабушка держала внука за руку, крепко, словно боялась, что он может убежать, но Леха просто стоял и смотрел на обитые красным бархатом деревянные ящики. Он, как все дети, до конца не понимал, как подобные события меняют жизнь каждой семьи, в чей дом пришла беда.
Дальше Лехе пришлось быстро становиться самостоятельным, бабушка работала, а в дачный сезон еще и содержала огород. Доходы с проданной у рынка ягоды иногда превышали месячную пенсию. Он рос бойким умным парнишкой, учеба давалось легко, получению двоек способствовала только лень. Помогал, как мог, на огороде. Бабушка уговорила после девятого класса остаться в школе, чтобы потом с одиннадцатью классами образования идти сразу в институт, Леха послушался, но до института дело не дошло. Сосед по подъезду Борька Брус за месяц до начала десятого класса сделал Лехе предложение, которое круто изменило его жизненные приоритеты.
Брусом он был, потому что в двенадцать лет всем во дворе рассказывал, что спит на деревянном бруске вместо подушки, как ученики в школе ниндзя. А потом кто-то на улице спросил у его подвыпившего отца про это, тот заржал и, обдав детей перегаром, ответил, что из деревянного у Борьки только его тупая башка.
Брус предложил Лехе влиться в молодежное криминальное движение. Ведь это круто – ходить на молодежные сходки, где расскажут, как надо жить правильно. Помогать тем, кто сейчас за тюремным забором, а когда сам туда попадешь, то и про тебя не забудут, будешь и там жить красиво. Ты ведь теперь блатной, а это уважение и авторитет, главное, башкой думать и нигде не зашквариться. Жизнь в провинциальных городах до сих пор была пропитана флером «Бригады» и «Бумера», да и запудрить мозги подросткам большого труда не составляет. Главное – грамотно и красиво преподнести идеи и цели занятия, тогда никто особо и не будет задумываться о средствах и методах их достижения.
Брус вертелся в этих кругах и благодаря своей природной бесшабашности занимал не последнее место в этой своеобразной пищевой цепочке. Во дворе его уже побаивались, но не Леха, они были знакомы с игр в песочнице. Мульт принял предложение и сразу с головой окунулся в опасную субкультуру. За три с лишним года было многое, несмотря на кучу прогулов, он все-таки окончил школу, вместо института пошел в «фазанку» на автослесаря. Всего раз он оказался в камере изолятора временного содержания: дочка хозяина угнанной машины указала на него, и Леху закрыли на сутки. Он молчал. Бабушка плакала в дежурной части. Отпустили, малолетка еще был, да и доказать так ничего и не смогли по горячему. Был очень тяжелый разговор дома, и после того случая Леха стал аккуратнее, да авторитета добавилось: теперь уже были те, кого можно было сделать пушечным мясом, а самому не лезть из-за мелочей под статью.
С годами Леха стал понимать истинную суть вещей, которые происходили вокруг. Для чего вся эта канитель с подростковыми бандами нужна, и кто получает из этого выгоду, пуская под откос детские судьбы. Выйти было сложно и рано. У Мульта был свой план, дерзкий, наверное, для кого-то глупый, но Леха видел в нем единственный способ резко поменять свою жизнь, чтобы больше никогда не возвращаться на точки, сходки, стрелки. Он уже начал постепенное движение в нужном направлении, никому ничего не рассказывая и не меняя стиля поведения. Именно поэтому сегодня с утра он снова пошел на дело, оно было спланировано заранее, и отказаться было нельзя.
***Морозным субботним утром предприниматель средней руки ехал по посыпанным химикатами улицам Берегового на своем годовалом «Ленд-Крузере-Прадо». Зеленый глаз светофора замигал и сменился на красный, машина остановилась на перекрестке у кинотеатра, табло начало отсчет секунд до смены сигнала на разрешающий, стоять предстояло чуть меньше двух минут. Водитель рассматривал в зеркало заднего вида свое одутловатое лицо, пригладил волосы по краям блестящей лысины и резко обернулся на звук клаксона слева от себя. Молодой парень в стоявшей в соседнем ряду праворульной «Мазде» показывал куда-то в район заднего левого колеса «Прадо», в открытое окно он сказал, что шина почти полностью спустила. Предприниматель глянул на приборную панель, сигнала о проколе колеса не было, но мало ли, электроника сбоит, время до зеленого еще было, он щелкнул кнопкой блокировки дверей и вылез из машины. С этого момента время резко ускорило свой ход. Колесо было целым и невредимым, когда хозяин «Прадо» повернулся, чтобы предъявить логичные претензии водителю «Мазды», правая задняя дверь внедорожника распахнулась и фигура в черной балаклаве ловким движением схватила лежащий на заднем сидении портфель, а затем бросилась прочь от машины. Одновременно с этим, выбрасывая из-под колес ледяную крошку, сорвалась с места «Мазда». Ограбленный предприниматель, подавив секундное замешательство, бросился вслед за убегающим с его портфелем человеком. Он заскочил на тротуар и, неловко выбрасывая в сторону ноги, начал погоню за злодеем. Сзади знакомо взревел двигатель, предприниматель обернулся и увидел, как его внедорожник, используя все лошадиные силы, стартует с перекрестка. Голова завертелась в обе стороны: убегающий человек с его портфелем и уезжающие свои ходом миллионы. Он достал из кармана куртки брелок сигнализации, зажал комбинацию блокировки двигателя, но эффекта не было, автомобиль, резко вывернув колеса, скрылся за домом соседней с кинотеатром пятиэтажки. Новоявленная жертва дерзкого грабежа все поняла, он набрал в ладонь снег и растер его по лысине, затем медленно пошел к гулявшей неподалеку девушке с детской коляской, чтобы попросить у нее телефон для звонка в полицию, его смартфон остался лежать в подстаканнике между передними креслами «Прадо».
Гаражный замок противно скрипел, Мульт убрал ключи в карман. Обернулся, к нему вдоль ряда однотипных кооперативных гаражей приближалась серебристая «Семерка», с тонированными в круг стеклами, спойлер на багажнике пытался придать ей вид спортивного автомобиля.
– Труба была в салоне? – Брус вышел из своей серебряной ласточки.
– Да, выкинул на Колхозной. Глушилку оставил, пусть потом Мелкий сам дальше с сигналкой разбирается.
– Ключи дай от ворот, он свои потерял.
Леха бросил ему через капот ключи.
– Глухой не запалился? – Леха отряхивал низ спортивных штанов. Обтерся, когда запрыгивал в «Прадо». – В сумке есть что путное?
– Не, он корыто свое сразу на дачу отогнал. Да не ссы, нормально все прошло, – Брус открыл пачку сигарет и жестом предложил Лехе. – Бумажки разные и носки новые в упаковке. Надо?
– На хрена ты это делаешь? – Мульт явно был не в духе и тупые шутки его не веселили. – Знаешь же, что бросаю. И в машине не кури, не хочу вонять.
– Слышь, ты босса-то не врубай, – с нарочитой суровостью ответил Брус, но пачку закрыл и бросил в салон машины. – Ладно, поехали в город, тебя куда подкинуть?
– Поехали пожрем где-нибудь, – устало сказал Леха, – я не завтракал.
– Садись, – Брус упал на водительское сиденье. – На вечер, кстати, планы не строй, тема есть, мажорика одного надо пощупать. На вписку зарулим. По дороге накидаю, что к чему.
***Леха закончил песню. Ему протянули стакан с пивом, Мульт даже не посмотрел на него, отложил гитару и поднялся с пола.
– Спой еще что-нибудь, – его дернули сбоку за рукав. – Хорошо получается.
Он повернул голову, толстая девка с ужасно набитыми бровями и пьяным взглядом держала его за кофту.
– Убери руку, – спокойно, но с ноткой брезгливости в голосе бросил он.
Насупившись, толстуха отпустила рукав, Мульт повернулся к столу, но принцесса исчезла. Он зашел в соседнюю комнату, там ее тоже не было, зато был выход в прихожую, где хлопнула входная дверь. Ага, еще он не бегал за такими. Леха вернулся в комнату, хозяин хаты по любому должен знать, кто она такая, а этого пока хватит.
Полина, естественно, не могла этого видеть, в это время она шла по направлению к дому и пыталась самой себе в голове доказать, что ей совсем не интересно, что это за парень и почему он пел для нее Есенина.
***Эти мысли были с ней и до сих пор, сейчас вместо того, чтобы в это морозное утро понедельника вникать в слова уважаемой на курсе преподавательницы, она вспоминала строки песни и делала это не без удовольствия.
3
Планерки как таковой не было, Норвежский и оба его подчиненных сидели каждый за своим столом, пили кто чай, кто кофе и общались на тему дел, которые были в производстве отдела по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений против личности уголовного розыска УВД Северской области.
– Там мы таксиста и нашли, – Любавин продолжал докладывать о том, чем они с Костей занимались все выходные, – хорошо зима, с запахом особо бороться не пришлось. А нарик этот все под запись рассказал, где они с Клещом сели в такси, как убивали, как потом он уже в задушенного водилу ножом тыкал. Клещ так велел. Деньги тоже Клещ забрал, этот говорит, там «нормально» было – тысяч семь.
– Дебилы, – Норвежский резюмировал услышанное.
– А чего ты ждал от отморозка и молодого нарколыги? Мне вообще кажется, что Клещу на деньги плевать, так, покуражился и все, поэтому и с машиной не стал сам заморачиваться, а этот дурачок и счастлив, думал, что тачку скинет и обдолбится…
– Да нечем там думать, – Грачев перебил приятеля. – У него кисель вместо мозга. Готов поспорить, что в итоге на себя все возьмет. Клеща, если все получится, мы сегодня возьмем, и он в СИЗО быстро решит вопрос о том, кто главным на суде пойдет.
Все трое оперативников выглядели неважно. Норвежский вообще последние месяцы плохо спал: как Сашу выписали из перинатального центра, где она лежала на сохранении, так он и перестал нормально высыпаться. Все следил, как она спит, как дышит. Ей виду не показывал, но в душе Сергей сильно переживал, чтобы все прошло хорошо и через месяц он забрал уставшую, но счастливую жену из роддома с новым членом их семьи на руках.
Возможно из-за этого, а может, просто с опытом и возрастом Норвежский стал более циничным и жестким на службе. Если раньше он иногда пытался понять тех, кого ловил, в плане того, почему они это сделали и что их привело к такому изгибу судьбы. Бывало, даже проскакивала жалость. Сейчас он стал другим. Сейчас он ни при каких обстоятельствах не споткнулся бы о тот порог в домике ноябрьской ночью, а возможно, просто нажал бы на спусковой крючок в середине исповеди жестокого убийцы.
Грачев выглядел так же, как и каждый день до этого на протяжении почти целого года. Тогда, прошлой зимой, когда Норвежский впервые заметил кардинальные изменения настроения своего коллеги, у них состоялся короткий по продолжительности, но емкий по смыслу разговор:
– Ты сколько в браке? – вопросом ответил Грачев на обеспокоенность начальника.
– Два с лишним, – Норвежский ответил не раздумывая.
– Мы пять, вроде немного, а с другой стороны… – Костя ученическим движением поправил очки. – Дочке год скоро, бегает уже вовсю. Ругаться стали часто, нет, даже не так. Я как-то резко стал все делать неправильно: закрывать шкаф, наливать чай, купать ребенка. Мне жена постоянно об этом говорит, что я все делаю не так, как надо, что я вообще мало что умею делать. И говорю что-то не то вечно, по ее мнению, а когда я спросил, как же надо, то получил ответ достойный размещения в женском паблике: «У тебя нет ощущения, что у нас все, как в старой карусели, лошади бегут по кругу, все скучно и однообразно, а это надоедает и раздражает. А механизм этой карусели тем временем изнашивается».
– Может, тебе отпуск взять? Иди на месяц, я решу с кадрами. – Норвежскому было немного неловко выслушивать откровения о чужой личной жизни. – Больше времени вместе с женой и дочкой будет, а там, глядишь, и наладится все.
– Спасибо, можно попробовать, но мне кажется, что это начало конца. Какая-то она другая стала, сначала говорила, что это после родов и психика скоро восстановится, потом, что от усталости, а сейчас вот так.
Отпуск не помог, когда дочке Грачева было полтора года, его жена нашла себе любовника. Костя сначала пытался бороться за семью, пересилил себя – простил, но это не помогло. Развод, суд и встречи с дочкой по выходным. С тех пор глаза Кости загорались только при общении с ребенком, все остальное время он выглядел отрешено. Норвежский больше не лез к нему в голову, да и поводов для этого не было, на работе Грачева его душевные переживания отражались очень редко.
У Паши Любавина все было хорошо, а выглядел он помято потому, что до трех ночи пил виски и сейчас чувствовал себя отлично. Так как Паше было уже далеко не двадцать лет, когда можно всю ночь куролесить, а наутро выглядеть свежим и бодрым, его внешний вид соответствовал ночному времяпрепровождению. Паша был в предвкушении сегодняшнего дня, вчера им подсказали, где искать Клеща. Эти криминальные элементы только в кино друг за друга горой, а в жизни Любавин еще не встречал бандита, который при нажиме разной степени интенсивности, не сдал бы своих подельников. Причем часто в качестве нажима хватало всего лишь правильных слов. Паше нравилось учувствовать в задержаниях, еще с ОМОНа, там и в то время, правда, особо думать не надо было, главное – скорость и натиск, а сейчас по-другому – интереснее.
– Мне вчера шепнули, что Клещ в доме сидит, где птицефабрика. Только не за речкой, а ближе к железке. Кроме него там минимум двое, одного я знаю, такой же, как и Клещ, можно не жалеть. Про второго не слышал, возможно, не местный или вышел недавно.
– Адрес какой, – Сергей открыл в интернете карту Берегового.
– Речная, 17.
Курсор забегал по экрану монитора.
– Хреново, что за забором сортировочная, если туда побегут, сложно будет.
– Значит, надо сделать так, чтобы не побежали, – протянул Норвежский, разглядывая окрестности искомого дома, – или, наоборот, именно туда и побежали. Сейчас придумаем.
***Современные технологии часто становились решающим фактором в криминалистике. Бертильонаж заменил простое словесное описание, далее были отпечатки пальцев и анализы ДНК. Слуховые трубы во дворцах стали прототипом подслушивающих устройств, фотографии – портретов по памяти. Спецслужбам облегчили работу тепловизоры, телеобъективы и микрофоны-пушки.
Норвежский тоже не хотел отсиживаться на задворках технического прогресса, а потому долго и упорно выбивал у начальства хороший квадрокоптер с качественной камерой. Начальство сопротивлялось и отправляло Сергея в технический отдел и пресс-службу, где были подобные аппараты, но Норвежский не сдавался, доказывая, что ему нужна определенная модель и только в пользование его отдела. Убедил. Купили. И внезапно начальство поняло, какое полезное дело оно сделало, ведь дрон оказался незаменим при рекогносцировке будущих оперативных мероприятий. Начальство себя похвалило за прозорливость и даже получило поощрение от столичного руководства за провяленную смекалку.
Сергею на это было плевать, он не был тщеславным. Даже наоборот, хватанув славы три года назад, когда его телефон разрывался от звонков и сообщений журналистов и продюсеров различных ток-шоу, он точно понял, что быть знаменитостью, пусть и такого локального характера, это не его.
Оперативники сидели в джипе Любавина, Костя управлял квадрокоптером, а Норвежский на большом планшете рассматривал картинку с его камеры. Это был обычный старый частный дом, такими этот район застраивался еще в пятидесятые года двадцатого века. Позади участка был небольшой косогор, за которым земля была расчерчена рельсами. На рельсах стояли одинокие вагоны, брошенные здесь своими предводителями – тепловозами. По бокам от дома были соседние участки с такими же ветхими домиками. Со стороны дороги было единственное место, где стояло подобие забора с калиткой.
– Забора нет, хреново, – Любавин через плечо Сергея заглядывал в планшет, – вообще близко сложно незаметно подойти.
– Это если они следят за окнами. – Костя перевел дрон в автоматический режим. – Может, квасят сидят, эти не из тех, кто постоянно оглядываются.
– В любом случае в лоб переть глупо, – парировал Паша. – Мы людей столько не наберем, чтобы всю железку перекрыть.
– Не спорю. Надо до темноты идти и блокировать дом.
– Блокировать опасно, – Сергей вступил в беседу. – Вдруг внутри бабы или дети, мы же не хотим слушать бредни про вертолет и миллионы долларов.
– Сейчас доллары не актуальны, – усмехнулся Любавин.
Норвежский замолчал, задумался и хитро посмотрел на Пашу.
– Чего ты? – удивился тот.
– Есть идея, как раз в твоем стиле, сейчас позвоню генералу, чтобы дал гвардейцев, человека четыре для прикрытия сортировочной, и расскажу. Тебе понравится.
Большая старая электрическая плита работала на всю. Четыре из трех конфорок светились красным, без этого в старом щелястом доме было бы холодно, а мерзнуть Клещ не любил. Они вчетвером сидели за накрытым грязной, местами прожженной клеенкой столом и расписывали «тысячу». Одна бутылка водки стояла пустая на полу, вторая открытая на столе. Полторашки с пивом. Под потолком висел сизый сигаретный дым.
– Сходи на чердак, принеси рыбу, высохла уже, – сказал Клещ и шлепнул по мясистой ляжке сидевшую по левую руку женщину. – Забыл совсем про нее, под пивко идет хорошо. Молодые подогрели. Уважают.
Женщина поднялась из-за стола, одернула полы грязного халата и стала забираться по приставной лестнице в люк на потолке.
За окном, со стороны дороги раздался громкий шум: рычание двигателя, хруст дерева и глухой ритмичный бас. Троица за столом бросила карты и подскочила к окну, во дворе стоял большой коричневый внедорожник, из-под которого торчали остатки деревянного штакетника. Водительская дверь открылась, и на покрытый печной сажей снег вышел здоровый мужик, он, шатаясь, обошел вокруг машины, оглядел пробоину в дряхлом заборе и повернулся к дому. Из машины орала музыка.
Клещ громко выматерился, схватил стоящий у стены топор и пошел на улицу, собутыльники не отставали.
– Ты чё, черт помойный, попутал? – Клещ негостеприимно поприветствовал здоровяка. – Ты слепой или синий?
Мужик задрал голову и громко чихнул.
Слева по улице был сугроб – трактор нагреб, расчищая дорогу после очередной метели. За ним и притаились Норвежский и Грачев. Когда Сергей рассказал свой план Паше, тот был в восторге. Протаранить забор своим «Сафари» – это было шикарной идеей. Доски хлипкие, дуга даже не поцарапается особо, а как эффектно будет. Идея была в том, чтобы выманить преступников наружу, а зная гонор Клеща, тот должен был выскочить в первые секунды после маневра Любавина. Дальше уже они никуда не денутся, под прицелом трех стволов не сильно подергаешься. Тем более что со стороны железной дороги были росгвардейцы.
Паша чихнул, значит все трое вышли, можно начинать. За секунду до того, как Норвежский сказал в рацию слово «захват», откуда-то сверху раздался визгливый бабский крик:
– Гоша, сзади мусора!
Клещ сориентировался мгновенно. Он метнул топор в сторону водителя джипа и бросился в сторону соседнего участка.
– Берите этих, я за ним, – Сергей побежал за преступником.
Клещ бежал хорошо, на опыте, широкими прыжками, Норвежский видел, как тот ловко перескакивает через замотанные на зиму кусты на огороде. Сергей бежал по дороге, где из препятствий была только наледь и поэтому догонял убегающего. Клещ обернулся, быстро оценил ситуацию и свернул в сторону железнодорожных путей. Норвежский не тратил сил на бесполезные крики, Клещ не их тех, кто будет сам сдаваться, его надо ловить. Сергей перескочил низкую ограду и побежал в сторону станции, краем глаза увидел, как вдоль косогора в их сторону бежит один из росгвардейцев с автоматом наперевес. Клещ кубарем скатился по снежной горке и припустил к скопищу вагонов. Сергей увидел, как росгвардеец остановился и прицеливается вслед беглецу.
– Лучше живьем, – все-таки пришлось крикнуть Норвежскому.
Застрекотала короткая очередь, справа от Клеща снег взметнулся маленькими фонтанчиками. Он инстинктивно отскочил в сторону, немного сбился с шага, но не остановился. Норвежский понял, что не успеет. Клещ был уже рядом с вагонами, а там его уже не достать. Сергей опустился на колено, как в тире, сделал упор левой рукой под правую и прицелился. Сердце стучало, дыхание никак не хотело задерживаться. Клещ подбежал к открытому пассажирскому вагону и схватился одной рукой за поручень. Норвежский выстрелил, целился в ноги, но промахнулся. Клеща бросило на стену вагона, правая рука отнялась, он не удержался и свалился на рельсы под вагоном. Мимо Сергея промчался росгвардеец.
– Живьем, – снова крикнул ему Норвежский и уже тихо добавил: – если получится.
Клещ был жив, пуля, выпущенная Норвежским, раздробила ему правую лопатку и застряла внутри. Его скрутили, замотали плечо и привели во двор, откуда он начал свой забег. Скорая уже ехала. Клещ сидел на снегу, матерился и обещал Сергею и его коллегам все кары мира, как земные, так и небесные.
– Шмара его с чердака пацанов засекла, чуть все не испортила. – Паша был очень зол. – Зря ты ему не в затылок попал, этот упырь мне зеркало снес топором.
– Хорошо не голову. – Костя снял бронежилет и бросил его в багажник джипа.
– Клеща через больничку к нам, а остальных в камеру и пробить полностью, не поверю, что их никто не ищет. – Сергей смотрел на скулящего преступника. – А может, и правда зря не попал…
