Человек, упавший с балкона. Детектив, мистика, любовный роман

А современность бывает разная – например у одного из моих друзей, как и у всех людей в этом мире, была бабушка. Бабушку звали Татьяна Алексеевна.

Татьяна Алексеевна во время войны работала на Московском авиационном заводе. (не буду здесь описывать трудности тыла времен Великой Отечественной Войны, их и так все знают). Она пережила не совсем приятный случай.

Как-то, во время ее смены, всех, кто находился в данный момент в цеху, ударило током. Охрана, по традиции того времени, вынесла погибших на улицу и прикопала их землей. То ли от осеннего холода, то ли от чего другого, но Татьяна Алексеевна очнулась. Представляете? Вы теряете сознание от удара током, а потом очухиваетесь наполовину похороненным! От такого шока можно умереть по-настоящему! Но Татьяне Алексеевне повезло – она осталась единственной, кто выжил после удара током. Следствие было жестоким, подозревали всех, и Татьяну Алексеевну в том числе – почему она осталась жива? Оказалось, что электрик, который что-то чинил в электроснабжении, перепутал и вместо нуля подключил к шине заземления одну из фаз. Что стало с этим электриком, можно только предполагать. Скорее всего, в обстановке военного времени, его действия были восприняты, как диверсия, а диверсия или саботаж – расстрел на месте. Вот такая была цена той современности – жизнь за ошибку.

И все-таки, может быть действительно правы те, кто говорит нам, что какие-то энергетические сущности, живущие вместе с нами на Земле, питаются нашей психоэнергией? Нашими эмоциями? О чем-то подобном говорил Циолковский. Эти сущности пожирают нашу радость, боль, надежды, мечты. Все эти плазмоиды, орды, гарпии, криттеры, пейн-объекты, плазменные эльфы – ничто иное, как разумные существа, использующие человека, как дойную корову? И именно они заставляют нас лгать, радоваться, ссориться, воевать, мучить себе подобных – чтоб с наслаждение пожирать исходящую из человека психоэнергию? И чем больше – тем лучше? Ведь разве мало было бомбежек, расстрелов, пыток, мучений – мало было горя в то время? Убитые и замученные исчислялись миллионами, психоэнергетической еды для этих злобных, невидимых нам существ было хоть отбавляй! Нет! Надо было еще и тут жрать! Может, это они запутали голодного, изможденного электрика? И наевшись его страха перед расстрелом оставили без хлебных карточек и без кормильца его детей и детей тех, кто погиб от удара током?

глава 12

Я, как и другие мои сверстники повзрослел быстро. В десять лет я вдруг страшно полюбил искусство! Скульптуры Древней Греции, Древнего Рима, картины Рембрандта, Гойи и другое подобное. Мать гордилась! Какой культурный мальчик! А культурный мальчик выбирал те произведения великого искусства, которые изображали обнаженное женское тело!

…Эх, Наташка-милашка, среди аромата каких цветов летают сейчас бабочки, выколотые на твоей нежной, сексуальной коленке!..

Поплутав по полу на своих коленках я нащупал кровать и забрался на нее. Тепло. Мягко. Темно только очень. А так и не плохо! От стихотворных строчек, едва не покалечивших мой разум, даже звона не осталось. Поесть, что ли? Какое-никакое, а развлечение!

В этот раз я был умней. На поиски холодильника я взял с собой самое толстое одеяло. Когда нашел холодильник, то открывать его не стал. Развернулся и подойдя к кровати, положил одеяло на пол – теперь я всегда буду знать в какой стороне холодильник, унитаз и рукомойник!

После этого повернулся и пошел к холодильнику. Я шел, как по канату, растопырив руки и боясь потерять равновесие. Странно, когда ходишь при свете, то ощущения, что можно потерять равновесие, оступиться и упасть на ровном месте, нет.

Еда была пресной. Не очень вкусной – почти не соленое картофельное пюре, смешанное с пропущенными через мясорубку паровыми котлетами. Стол номер пять, блин! С другой стороны может хоть на пару килограмм похудею? Тяжело носить впереди себя живот, похожий на пристегнутый рюкзак!

Но я люблю покушать и умею готовить. Я хорошо умею готовить. Я умею готовить такие штуки, которые не умеет готовить никто! Например. Берем полкило филе кеты (можно нерки или кижуча) без кожи; сто грамм овсяных хлопьев «Геркулес»; три-четыре листика прессованной морской капусты; маленькую луковицу; маленькую морковку; кусочек сахарной тыквы – грамм сто. Еще берем два яйца, стакан молока, соль и красный молотый перец.

Пропускаем геркулес и морскую капусту через мясорубку, подавая геркулес к ножу мясорубки маленькими партиями. Затем пропускаем овощи, затем рыбу.

Все ингредиенты смешиваем в широкой миске, добавляем немного молока, яичные желтки, соль и перец по вкусу. Взбиваем массу блендером.

Жарим котлетки, как оладьи, наливая столовой ложкой фарш на горячую, хорошо смазанную маслом сковородку. Обжариваем до готовности с обеих сторон.

Это блюдо, придуманное лично мной, немного напоминает мясо лангуста. И вкусно необыкновенно! Эх! Был бы я шеф-поваром! Работал бы в хорошем ресторане! Еда – бесплатно. Чай и пиво – бесплатно. Даже дорогой коньяк – на халяву! Зарплата – шикарная! Знакомства! Связи! И сюда бы в качестве подопытного не попал! Ан нет. В поэты потянуло! Вот и живи теперь через пень-колоду!

Есть мне расхотелось. Я положил бутылку-тюбик обратно на полку. Нащупал другую бутылку – с водой. Напился, закрыл холодильник и, осторожно ступая, как ступают по скользкому льду присыпанному снегом, отправился в путешествие на кровать. Лягу и буду о чем-нибудь думать. О хорошей еде, о том, кем бы я мог стать еще в этой жизни, о стихах или о женщинах, о непознанном – что первое в голову придет.

Я лег, пригрелся и уснул. Но приснилась мне какая-то хрень. Снилось мне, что у меня выпал левый нижний коренной зуб.

Отвалился, оставив после себя острые торчащие из десны осколки, больно царапающие корень языка. Я пытался вставить его на место, прижимая сначала языком, потом пальцами. И зуб то укоренялся, то выскакивал снова.

Когда он выпадал, я снова лез в рот руками и снова пытался вставить его на место. Осколки, оставшиеся от зуба, больно кололи пальцы. Я боялся, что проглочу выпавший зуб и вставлял его, изо всех сил вдавливая в десну! Но зуб, приживаясь на какое-то время, снова вываливался. Я резко проснулся. Привстал на локтях. Ощупал языком левую сторону нижней челюсти – все зубы были на месте.

глава 13

…Утро субботы было тяжелым. Сашек с Томой еще не вставали. Сашек и Тома болели. Часы на прикроватной тумбочке показывали десять утра.

И если Тамара выпила не особо много и у нее было только естественное недомогание, то перепившего вчера, а точнее уже сегодня, Сашка, истязало похмелье, как инквизиция еретика! У него болело все! Ломило суставы, ныли мышцы. В самую середину сердца кто-то загнал острый штопор и аккуратно, с садистским наслаждением, медленно крутил этот острый предмет туда-сюда. Живот пучило. Болело горло. На левом предплечье саднил ожег. Под правым глазом лиловел синяк. Откуда?

Полноту гармонии добавлял головной мозг, который отклеился от черепа и, свободно плавая внутри головы, приносил Сашеку невыносимые мучения! Интересно: желток с белком тоже могут крутиться в сыром яйце вокруг своей оси, как мужской мозг с похмелья? Или нет?

Перед глазами Сашка все плыло. Кружилось. Тошнило ужасно! Каждые двадцать минут Сашек бегал к унитазу. Его рвало до желчи. Стакан пива, который он решил принять с похмелья, пришлось запивать холодной водой, чтобы преодолеть рвотный синдром.

– Тома, что делать, Тома?! – простонал Сашек. На что получил очень короткий ответ:

– Поди еще поблюй, авось полегчает! Нечего было так нажираться вчера!

Сашек застонал и перевернулся на правый бок, отвернувшись от Томы. Тома повернулась к нему, прижалась и обняла его. Все-таки она его жалела. В этот момент из Томочкиного телефона посыпались серебристые мелодичные звуки. Томочка недовольно и лениво протянула руку к прикроватной тумбе. Взяла телефон. Нажала кнопку на дисплее. Приложила уху. Что ей сказано было в трубку, Сашек не расслышал. Но ее прекрасные, зеленые глаза потемнели. Губы поджались в тонкую полоску. Через секунду она вскочила и сказала.

– Быстро одевайся. Поехали! – Кто звонил? Куда поехали? Томочка! – простонал Сашек: – Куда? Я не могу сегодня! Я умру!

– Хорошо. Я сама за руль сяду! И мухой после меня в ванну! – сказала Тома направляясь умываться.

– Ты что, умеешь водить машину? – Сашек с трудом приподнял голову.

…Поехали на такси. Тома села впереди. Сашек был отправлен на заднее сиденье. Во время поездки таксист, жалея Сашка, пару раз останавливался, выбирая места возле кустов – чтоб Сашек мог облегчить желудок. Бутылка холодной газировки и пара таблеток обезболивающего сделали свое дело – к концу сорокаминутной поездки ему стало намного легче.

Таксист лихо подрулил к машине скорой помощи, стоявшей недалеко от нужного им подъезда, оцепленного полицией. Вокруг подъезда высились кучи песка и грунта – здесь, как и везде в Москве, шел вечный ремонт дороги. Недалеко от скорой весело мигала маячками полицейская машина.

Вокруг праздно толпился народ – не каждый день такое увидишь. Сашек, нашарив в кармане бридж пару купюр, расплатился и выбрался из такси. Подошел к передним дверям, открыл Тамаре дверь. На улице было жарко. Сашек пожалел, что не надел ни кепку, ни бейсболку. Солнце начало щекотать своими горячими лучами его лысину. Снова затошнило.

– Так что случилось, Тома? Зачем мы приехали?

– Сама не знаю. Директор Петрович сказал: срочно сюда и ключи прихватить!

Когда они подошли поближе к барьерной ленте, натянутой полицейскими, Тома побелела от ужаса. На сером асфальте, заляпанном песком и глиной, неестественно вывернув ноги и подвернув под себя левую переломанную руку, лежала молодая женщина. Вокруг тела валялись мелкие осколки оконного стекла. Кровавое пятно, расползшееся под головой девушки, уже запеклось под солнцем и стало бурым. Длинные распущенные волосы, цвета ячменной соломы, опутали лицо. Короткое белое платьице задралось и были видны почти ничего не скрывающие веселенькие синие стринги. Одна туфелька, в цвет платьица, слегка испачканная кровью, была на ноге, второй, левой туфли не было – видимо, отлетела в сторону в момент удара. Сашек обратил внимание, что рядом с ней не было обычных женских атрибутов – ни сумочки, ни телефона. В ворохе окровавленных волос блестела пластмассовая сережка.

На правой ноге у девушки была искусная татуировка в виде летящих красно-черных бабочек, поднимающихся вверх от щиколотки к колену и от колена, опоясывая бедро, к паху. Возле трупа возились медики и полицейские. Они, негромко переговариваясь между собой, что-то мерили и записывали.

Сашека кто-то хлопнул по спине. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся – перед ним, грозно сверкая стеклами очков, стоял Петрович. Директор Петрович был в белых парусиновых туфлях, в белом летнем полотняном костюме и в белой льняной панамке.

– Привет! Ну что? Посмотрел? – Петрович тяжело дышал, как будто он не приехал сюда на своей белой машине, а прибежал на своих двоих.

– Павлик, я вообще ничего не понимаю! Зачем мы сюда приволоклись?

– Эта девушка выброшена из квартиры поэта. Вот зачем. Вы ключи привезли? Они у вас? А чего это у тебя вид такой приблатненный? Тамара в глаз дала?

– Тома! – Сашек повернулся, нашел глазами Тамару в толпе зевак и позвал ее еще раз.

Тамара подошла. Она не сразу поняла, что от нее хочет директор.

– Какие ключи? А! Ключи! Да, здесь. Я принесла. Не теряла и никому ничего не давала…

– Давала – не давала… Про это теперь не мне… Паровоз ушел… Договор, договор наш где?!! Где записка, про которую мы вчера говорили? Вы забрали?

– Нет. Я переложила записку и договор в письменный стол. Никто ничего забирать не просил. А второй комплект ключей на кухне, на столе лежал – прямо на договоре и на записке. Я его туда же, куда записку и договор положила, ящик на ключ заперла, который в столе валялся, а ключ вот он – я его с собой прихватила.

– Вот блин! – Петрович взвился на громкий шепот. – Ну, почему мне так не везет с людьми! Почему? Господи! Я Вас, дорогая моя, вчера лично просил съездить, осмотреть квартиру и забрать ВСЕ ЛИШНЕЕ!

– Вы прикалываетесь?!! Я не Ваша дорогая! И откуда я знала, что именно «Все лишнее!». – Томочка обозлилась. – Надо было Вам самому ехать. Я ничего ни лишнего, ни подозрительного, бросающего тень на нашу контору, не нашла.

глава 14

…Квартира Поэта находилась на четвертом этаже обычной крупнопанельной пятиэтажки, построенной в девяностые годы прошлого века. Такие квартиры называют «распашонками». Заходишь в прихожую – направо коридорчик, ведущий в туалет, за ним – проход в ванную и в семиметровую кухню. Проходишь три метра вперед – посредине встроенный шкаф для одежды. Справа от шкафа вход в спальню. Слева – дверь, ведущая в комнату дневного обитания. В этой комнате и был балкон, откуда упала девушка. На балконе, на натянутых веревках, сохло какое-то белье.

Комнаты были немаленькие, даже для нашего времени! Три на шесть и три на пять метров – для холостяка совсем неплохо! Такие дома строились в большом количестве в годы социализма. Срок эксплуатации дома был обозначен в семьдесят пять лет, бетонные панели, отлитые на советских заводах, были крепкими – жить можно!

…Квартира представляла собой обычное холостяцкое жилье. Чисто. Но видно, что женская рука здесь бывала не часто. Например, слой пыли под кроватью в спальне и под диваном в комнате указывал на то, что пылесосили и мыли полы в этих, недосягаемых для мужчин местах, довольно редко.

В большой комнате стояла гладильная доска, которая никогда не складывалась. Зачем ее убирать, если не мешает? Работал и спал поэт в маленькой комнате, гостей принимал на кухне. Большая комната ему служила чем-то вроде бытовки.

И сейчас на гладильной доске стоял утюг и навален ворох мятой одежды.

Постельное белье, носки, трусы Поэт вообще никогда не гладил – зачем? – а рубашки гладил очень остроумно – только ворот и манжеты. Остальное под пиджаком не видно!

Зато он гордился тем, что в его доме никогда не было тараканов, муравьев и другой мелкой противной живности! Он за этим очень следил. Постоянно покупал ловушки, сыпал по углам специальный порошок. Борьба приносила положительные результаты.

В спальне, на письменном столе, дожидаясь хозяина, стояли пустой грязный стакан, тарелка с высохшими следами консервированного лосося, которого поэт обожал, и пустые банки из-под безалкогольного пива – когда он работал, то ни-ни!

Ни грамма, без инстаграма! Такая поговорка появилась у Поэта не случайно. Когда он уставал от своей литературной работы, заходил в Гугл, набирал «Эротика в инстаграм», и потягивая пиво, рассматривал фотографии девушек. Это его вдохновляло! Порнографию он считал слишком грубой и бесчувственной. Говорил, что порно – это алкоголичка, готовая на все, за стакан дешевого пива. Считал ее пошлой, развратной бабой, убивающей вдохновение. А легкая эротика, цветущие тела полуодетых, полураздетых, а то и совсем не одетых, гордых своей чистой, искренней красотой, девушек, были как раз по теме! «Хлопушка», кстати никакой не экспромт – все настоящие экспромты – ничто иное, как хорошо продуманная домашняя заготовка. «Хлопушка» и была написана как раз в такой момент – под холодное безалкогольное пиво с воблой и эро-фотки красивых девушек в «Инстаграм». Иногда бывает обидно, что эротические фотографии нельзя превратить в нежных, теплых, живых девушек! Одна надежда, что наука не дремлет, и может совсем скоро интернет даст нам не только возможность знакомства и общения но и что-то более весомое и приятное!

– Ладно, черт с вами, с обоими! – Петрович махнул рукой. – Но нам надо забрать все, что касается нашей конторы. Теперь тем более.

Сашек подошел к Петровичу и, бесцеремонно сняв с него панамку, напялил ее себе на голову.

– Жара. Не могу. Солнечный удар получу, на больничный слягу!

Петрович ничего не сказал. Подозрительно посмотрев на Сашека, принюхался и спросил:

– А что от тебя так перегарищем несет? Как навозом из свинарника? Ты, что надрался вчера? – Петрович перевел взгляд на Тамару. – Тома! Вы что, вместе пили?! Откуда у него такой бланш нарисовался! Вы его что, били?!!

Тамара покраснела и выпалила одним духом:

– У нас вчера была помолвка. Мы решили пожениться, как и Света с Кириллом! А синяк – Сашек поскользнулся и глазом на табуретку случайно упал…

– Или табуретка на него? То-то я и вижу, что бланш квадратный!

Петрович сник. Видимо, виды на Тамару у него пока еще были живы. Он содрал с головы Сашека свою панамку, засунул ее в карман пиджака, сел в свою машину и уехал.

Буквально через несколько секунд зазвонил Томин айфон. Тамара ответила. Потом подняла глаза на Сашека и сказала:

– Петрович ругается, что ты телефон дома оставил. Он попросил залезть в квартиру и забрать документы. Говорит: зачем нам лишние проблемы с полицией. И эксперимент могут прервать из-за этого. Все нелегально. Без копейки останемся, фирму закроют. Что делать-то?

Сашек посмотрел на Тому. На голове косынка в цыганском стиле, повязанная по-сельски. Щипаные брови. Золоченые дужки очков. Черная футболка с Путиным. Драные джинсы в обтяжку, от которых женские ножки кажутся кривыми, ядовитые розовые кроссовки с толстыми ярко-желтыми шнурками. В руках – серая маленькая сумочка с косметикой, деньгами и документами. Нет, чтоб ей сегодня одеться сексуально-эротично! Смачно! Так, чтоб высокая грудь чуть не до сосков выперла наружу! Чтобы из-под шикарной мини-юбки были бы видны глупые женские трусики-шортики! Чтоб каблуки, делающие девичьи ноги стойными и бесконечно длинными, были метр длиной! Тогда она могла бы отвлечь внимание всех этих полицейских своим вызывающе откровенным видом! Она бы прошлась перед ними туда-сюда, а я бы проскользнул в подъезд…

Нет. Это, конечно, не дело. Там сейчас опера, следаки, медэксперт. Действительно, что делать? Если полиция найдет документы, то найдет и записку-обращение. Наверняка полиция придет в контору, наверняка начнутся допросы и вызовы. Всплывет вся нелегальная деятельность. Их либо закроют, либо, что более вероятно, обложать данью так, что работа потеряет всякий смысл.

От заокеанских хозяев этого не скроешь. Действительно, можно работу потерять. Размышления Сашека прервала Тома:

– Сашек, давай, пока толпа не разойдется, в кафешке присядем! Вон, глянь, напротив вполне приличная забегаловка.

Тома посмотрела на бледного Сашека.

– Чайку, с похмела, хряпнем. Мы ведь с тобой еще и не завтракали.

– У меня денег больше нет, Том! Все за такси отдал!

– Ничего, ты же видишь, я сумочку не забыла! У меня и карта и наличка с собой! Пойдем!

Перейдя дорогу (Тома десять раз споткнулась и двадцать раз чертыхнулась – ну все перекопали эти дорожные строители!), они зашли в кафе и сели за столик возле окна, из которого хорошо был виден и дом, и полицейские, и даже, машина скорой помощи.

Подошла молоденькая официантка. Приняла заказ. Два чая без сахара для Сашека, кофе «гляссе» и кремовое бисквитное пирожное для Томы. Когда официантка принесла заказанное, Тома, поблагодарив, как бы невзначай, спросила:

– Спасибо большое! А Вы, милая, видели, как она из окна бросилась? Наверное, испугались? Такое на глазах редко бывает. Я тоже отойти не могу, хотя и позже пришла сюда. Жуткое зрелище!

Девушка подняла глаза – видно было, что ей очень хо- чется с кем-нибудь обсудить пережитый стресс:

– Да вообще кошмар! – и, чуть шепелявя, негромко, заговорщески зачастила: – Тут тип один часа два сидел. Черный такой. Тощий! В шляпе, в плаще – в такую-то жару! Глаза все отводил. Всего один заказ сделал – копеечный стакан газировки купил! Чаевых не дал, да еще и стакан с собой упер, гад! Мне теперь платить! Как раз на вашем месте сидел, все на этот дом пялился, а когда та, в белом платье, зашла в подъезд, он за ней побежал – рванул, прямо со стаканом в руке! Я случайно увидела! Смотрю – вскочил! Зачем, думаю? А он рысью из кафе и через дорогу прямо за этой особой – не побежал – как конь поскакал! А минут через десять мы услышали крики – она чуть в коляску с ребенком не попала! Крику было!!! – девушка вытерла набежавшую слезу и продолжила. – Она с четвертого этажа вылетела. Прямо с балкона, через стекло! Господи! – официанточка живо перекрестилась. – Это точно: ее этот мужик выкинул! Муж, наверное! Там, в этой квартире, поэт живет – его все знают, он к нам часто захаживает. Я его часто обслуживала! – и, не удержавшись, похвасталась: – Он мне на днях белую розу подарил! А последние месяцы он у нас только вместе с этой девкой ужинал. Каждый день практически! Она, наверное, готовить не умеет, раз в наше кафе по вечерам его таскала!

В последних словах официантки засквозила неприкрытая ревность.

Сашек и Тома переглянулись. Что за чертовщина? Сначала труп, потом черный мужик – что дальше?

В это время в кафе вошли полицейский и вслед за ним, молодой человек приятной наружности – снова джинсы и черная футболка с Путиным («О, Господи! – простонал Сашек – Они что, все помешались на Путине? И это в такую-то жару!?).

Полицейский прошел в кабинет к администратору, молодой человек остался его ждать. Администратор – пожилая, седая грузная тетка в плоских сандалиях и в огромном бесформенном цветастом платье, попросила подойти весь персонал кафе к ней.

– Это наш товарищ следователь по делу о… – Она по- смотрела на следователя, но тот в этот момент, о чем-то тихо беседовал с полицейским, и она продолжила сама: – О выпадении тела трупа с балкона на асфальт из дома напротив сегодняшним утром.

Окончив такую сложную для нее фразу, тетка предложила следователю и полицейскому присесть за столик у самого входа в кафе.

Полицейский сел за указанный теткой столик и попросил подойти к нему по очереди всех официанток, кассиров и охранников. Сказал, что это пока не допрос, а просто сбор сведений, которые могут пригодиться следствию по данному делу. Впрочем, опорос свидетелей длился не долго – от силы, минут десять – пятнадцать.

Сашек и Тома не обратили на следователя и полицейского никакого внимания. Сашек, борясь со все еще иногда подступавшей тошнотой, прихлебывал чай. Тамара ложечкой кромсала пирожное. Поэтому для обоих стало полной неожиданностью, когда к ним за столик присели следователь и полицейский.

– Здравствуйте! Московская полиция! Старший сержант Милов. Предъявите документы пожалуйста! – полицейский мило улыбался. Для него это была при- вычная процедура.

– Пожалуйста! – Тамара открыла сумочку и вытащила паспорт.

– Так… Спасибо! – Паспорт Томочки взял отнюдь не полицейский, а сам следователь. Аккуратно перелистнув страницы документа, он произнес:

– Так… Савельева Тамара Викторовна. Дата рождения.. Луховицы… Понятно. Прописка… Так… свидетельство о регистрации… Так… Детей нет… С Вами понятно. А Вы, молодой человек? – следователь строго, но в то же время внимательно и доброжелательно, совсем, как легендарный майор Пронин – персонаж когда-то популярных советских детективов, посмотрел на Сашека. – Я документы дома оставил. Эта девушка, Тамара Викторовна, моя невеста. Проживаем мы в одной квартире, по указанному в свидетельстве о регистрации адресу.

– Вы можете подтвердить? – следователь посмотрел на Томочку.

– Это мой муж будущий, Козырев Александр Петрович. Я у него, типа, зарегистрирована и тоже скоро буду Козырева! Скоро! – Тома гордо посмотрела на следака, а тебе, мол, Козыревым никогда не стать!

– Так. Ладно. Скажите пожалуйста, Александр, Вы как здесь оказались? Именно сегодня, именно в это время. Случайно? – взгляд следователя стал колючим.

– Мы гуляли и зашли в кафе. Здесь прохладно.

Сашек почувствовал себя на допросе. Он поднял глаза и увидел за спиной следователя шепелявую официантку, украдкой выглядывавшую из подсобки – видимо, она и сказала следаку о том, что они с Томой интересовались происшествием с упавшей девушкой.

– Так. Понятно. Почему именно в это кафе? – продолжил следователь. Он, одновременно с разговором, что-то чертил синей шариковой ручкой в своем блокноте.

– Здесь другого нет.

– Так… Есть, за углом, в соседнем доме… Вы здесь первый раз, и не знаете. Я прекрасно видел, что Вы приехали на такси, что подходили к барьерной ленте, что разговаривали с человеком в белом костюме, приехавшим на «Мерседесе». Кстати. Он Ваш брат? Так?

– Да. Никто и не скрывает. Он мой родной брат. Павел Петрович Козырев. Москвич. А приехали мы сюда, потому что ему позвонили соседи поэта. – Сашек решил соврать и пошел ва-банк: – Поэт сейчас в отъезде. Будет дней через десять – пятнадцать. Связи с ним нет. Он наш старый друг.

– Так… И где Ваш старый друг сейчас, в данный момент? Кто именно звонил Вашему брату? Зачем? Почему такая срочность? – следователь смотрел настороженно. Казалось, что он готов был схватить Сашека за горло и душить, душить, душить, выдавливая из его рта откровенные признания.