Человек, упавший с балкона. Детектив, мистика, любовный роман

Не зря говорят, что алкоголь разрушает мечты и надежды!

…Лежать на теплом полу мне было удобно, но в голове шевельнулась мысль: не перебраться ли мне на кровать? Я думаю, что у всех, без исключения бывает такое ощущение, что мозг как будто раздваивается, и в нем начинают течь две мысли одновременно. Сейчас у меня было именно такое состояние. Одна половина мозга лениво обдумывала вопрос: «Не перебраться ли на кровать?». Другая в это же время лениво советовала: «Какая разница, где тебе триста часов лежать?» Но, на кровати было мягче и как-то удобнее, чем на пупырчатом полу. Поддавшись на уговоры левой половины мозга, я повернулся на живот. Снова встал на карачки и снова – уже в обеих половинах моего воспаленного мозга, ярко вспыхнул вопрос: куда мне ползти? Внезапно на меня, второй раз за столь короткий промежуток времени, нахлынул страх. Стало как-то холодно. Стало казаться, что что-то страшное смотрит на меня из темноты, что стен нет, что я оказался на чьей-то огромной ладони, что меня, как назойливое насекомое, сейчас прихлопнут, размажут, разотрут. Я ничего не мог поделать, мой разум отключился. Стало нечем дышать. Безотчетный страх сжал тисками мозг. Заставил бешено колотиться сердце. Я торопливо пополз куда попало. Страх, превращаясь, перерождаясь в панический ужас, требовал света, который разгонит, растворит мрак, убьет тьму, прогонит темные силуэты, жадно глядящие на меня из кошмара черной мглы. Они, ненасытные, липкие, гибкие и тупые, как черви, желают только одного: съесть, разодрав на куски, мои тело и душу! И я, после этого пира, стану такой же ужасной мертвой сущностью, жаждущей человеческой крови! Буду мечтать сожрать кусок чьей-то горячей души, желая восстановить утраченное! Стану жуткой дрянью, боящейся света, как человек тьмы, и вечно живущей в холоде мрака!

Я не помню, как и сколько я полз, как оказался на кровати, как, трясясь, закутался с головой в одеяло – будто ткань, набитая синтепоном, могла противостоять тем, кто легко проникает сквозь время, железные решетки и бетонные стены. С большим трудом, утихомирив разыгравшуюся фантазию и успокоившись, я уснул.

глава 10

– Сашек, дорогой! Прикинь! К нам сегодня к шести Светлана придет. Звонила. Скоро заявится!

Томочка сидела на высоком пуфе перед большим итальянским трюмо. На ее обнаженное тело был накинут длинный шелковый китайский халат с желтыми драконами. Она наводила макияж – красила себе губки и глазки.

– Ночевать будет?

– Нет, она с Кириллом придет. Светка его конкретно умыла – свадьба будет. Сегодня пятница. Завтра отоспимся. Посидим компашкой, мал-мал тяпнем, закусим, станцуем… Да, Сашек?

Как уже говорилось выше, и дома, и на работе, своего начальника и сожителя Томочка нежно называла Сашек. С ударением на букву «А». С-А-А-А-шек! Он был родным братом генерального директора ООО «Psiho-Psiho» Павла Петровича Козырева – Александром Петровичем Козыревым.

Если бы Томочка не была такой простушкой и была бы более меркантильной, то обеим братьям пришлось бы туго. Поводов для шантажа было более чем достаточно. А деньги у братьев были. Но Томочка не умела плести интриги, придумывать сплетни, стравливать людей друг с другом. Томочка была добродушной. Всегда надеялась на лучшее. Она была из тех женщин, которые идут на войну санитарками не по призыву, но исключительно по зову своего большого, любвеобильного сердца. И на войне, забыв о своей красоте, смело шагают вместе с солдатами в бой. Чтоб спасти раненых, ползут по полю сражения под жутким свистом пуль и воем раскаленных осколков в самое сердце войны. Острые камешки и сухие твердые колючки сдирают с их голых мягких коленок живую кожу. Вокруг ужасный грохот, крики, взрывы. По небу и по земле стелется черный, жирный дым с оранжевыми проплешинами. Горит все, даже земля и сочная зеленая трава. Но боевые медсестры упорно, на кровоточащих коленках, ползут к раненым, чтобы помочь. Спасти их. Ломая ногти на тонких пальчиках, тащут контуженных солдат с поля битвы. Такие женщины могут перенести на своих хрупких плечах многое. Лишения, невзгоды. Холод и голод. Нечеловеческие условия жизни. Жестокие пытки врагов. Но, будучи стойкими в ужасных обстоятельствах, в то же время благоговейно сносят все неприятности, которые приносят им те мужики, в которых они видят своих любимых. Такие женщины могут быть счастливы, несмотря ни на что – в любых обстоятельствах! Для своего боготворимого она и любовница, и нянька, и мамка, а для его друзей, а, тем паче, подруг – последняя стерва на этом многострадальном свете!

Сашек подошел к трюмо. Увидел сложенный вчетверо листок бумаги формата «А4», лежащий на разномастных флаконах с духами и лосьонами. Взял в руки. Развернул. По листу косо шли рукописные строчки.

– Это та самая «Хлопушка»? – прочитал про себя. – Слушай, а как точно в образ! Не зря говорят, что настоящие поэты людей насквозь видят!

Сашек встал во весь свой средний рост. Высоко поднял вверх правую руку и, держа стихотворение в левой, почти перед самыми очками, продекламировал с улыбкой:

– Не соблазнись пустой мечтой,Высокой грудью, ловким телом.Та, что прельщает красотой,Не может быть любви пределом!Она тебя не предпочтет —Ей все должны – и не иначе!Ее, в итоге, уведетТот, кто весомей и богаче!Не плачь об этом, не жалей!Влюбленность – глупая игрушка,Что вспыхнет и сгорит быстрей,Чем новогодняя хлопушка!

Томочка раскраснелась:

– Вот, поэты мне стихи в руки вручают! Он сказал, что я красотка, ништяк! А ты четко прочел! Прикольно! Вообще, он и базарит гладко – ну, просто класс!

Томочка ловким движением нацепила на нос свои очки, которые снимала на время макияжа, и громко цокнула языком.

– Как базарит, говоришь? Гадко? – Сашек начал тихо ненавидеть поэта. Ревность и зависть проснулись в его душе и породили жуткую неприязнь к человеку, который, перекинувшись с Тамарой парой слов и написав глупые, по его мнению, стишки, смог за пару минут общения оставить глубокий след в мягком девичьем сердце.

– Ты к нему домой-то съездить успела? Все сделала, что Петрович просил? Ключи верни, мне их на место положить надо.

– Ключики на столике в комнатке возьми! – пропела Томочка. Она закончила с макияжем, и обнажившись по пояс, начала осматривать свои подмышки. Там все все было хорошо.

Сашек сглотнул слюну и отвернулся – спокойно смотреть на обнаженную Томочку мог только маленький ребенок, ничего еще не понимающий в этой жизни, полностью бесчувственная каменная статуя или старый, потерявший разум, пассивный гомосексуалист-импотент.

– Вообще, какого хрена вам от него надо? Тамара подняла взгляд. – Правильно он договор и записку на столе у себя оставил, типа – случится что, вас обоих прищучат!

Томочка строго посмотрела на Сашка и перешла к другим косметологическим процедурам – начала внимательно осматривать места бикини. Томочка не любила волосы на теле и везде их тщательно удаляла. Сашек на таких процедурах старался не присутствовать. Томочка не стеснялась, но Сашека обнаженное тело Томочки сильно заводило. Он поначалу несколько раз пробовал приставать к ней во время таких процедур, на что получал резкий и яростный отпор. Мол, для всего на свете есть определенное место! Зебры в Африке, порнуха на сайте, а супружеская любовь – по ночному расписанию!

– За что прищучат? Все им самим подписано. И почему такой большой интерес к такой никчемной персоне? Мы с тобой сделали, что сказали, в понедельник доложим, кому следует, и дальше будем спокойно жить!

– Доложить-то, доложим. Но зачем это все? Павлуша с тобой информацией и доходами по-честному делится? Как сам кумекаешь? Помнишь, как он ко мне приставал? Не пойму я что-то вас, родственничков!

Сашек ничего не ответил. Он, в отличие от старшего брата, не бывал в местах лишения свободы, там, где царят несколько иные общественные законы и был хоть и не очень мягким, но честным человеком. Червь сомнения относительно брата давно уже сосал его бесхитростную душу.

– Если слетит с катушек ваш поэт – наплачетесь! – Тамара побрызгала на себя дезодорантом: – Нет! Что-то тут не так. Петрович твой ведет себя как-то неестественно.

Томочка подошла к комоду, выдвинула ящик, не долго раздумывая, выбрала и надела белье: льняные бюстгальтер и трусики в красный цветочек. Затем надела белые шортики и длинную сиреневую футболку. На ножки нацепила тапочки.

Даже в глупых домашних тапочках Тамара выглядела как королева на балу!

– Пусть сначала слетит… – недовольно пробурчал Сашек.

– Сашек! Цыпа моя! Ты тоже, пожалуйста, футболку надень, и тапочки. А то ходишь босой по квартире в одних спортивках! Торс у тебя клевый, конечно! Шрамы на спине просто класс! Заводят! И хоть парень ты накачанный, но за столом красивую грудь одеждой надо прикрыть! А то обольешься чем горячим, волдыри пойдут, кожа с волосами слезет, со мной спать не сможешь, а мне скучно без тебя одной в кроватке лежать! Как младенчик без мамки, плакать буду!

В дверь позвонили. Томочка пошла открывать, Сашек поплелся одеваться.

С Кириллом, который пришел к Козыревым в первый раз, Тамара и Сашек познакомились в прихожей. После процедуры знакомства присели в кухне за круглым, празднично накрытым Томочкой, обеденным столом.

…Сейчас жизнь – как мечта в средневековых сказках! Вышел в супермаркет и купил все, что надо. Чищеная картошка – только отвари! Чищеный лук, свекла, сельдерей, – чик-чик и на тебе – овощной салатик! Готовые мясные салаты типа «Столичный» или «Оливье», различные закуски, семга в нарезку, селедка ломтиками, маринованные кальмары в масле, мидии, отварные креветки, улитки, соленые рыжики, острая морковка по-корейски, морская капуста, бекон, ветчина, жареная курица, жареные горячие эскалопы, жареные антрекоты, духовая говядина, отварная рыба с пряностями, бараньи или свиные котлеты – и натуральные, и острые с перцем, и с зеленью, в панировке, в пряной обсыпке – все есть! Даже хлеб продают нарезанным!

Удобно!

Не то, что раньше, когда капусту и помидоры наши ба- бушки солили бочками на зиму. Закупали мешками картошку, лук, свеклу, крупы.

Жизнь все-таки становится хоть и дороже, но комфортней.

…Света и Кирилл принесли с собой пару бутылок крымского полусладкого – вино приятное, вкусное, ароматное, темно-красное и густое, как венозная кровь.

Томочка, кроме закусок, поставила на стол лимонад, газировку и пару бутылок кизлярского коньяка. Большой букет красных маков, подаренных ей Кириллом, аккуратно подрезала, поставила в вазу и отнесла в спальню.

…Светлана сияла! Спортивная длинноволосая блондинка с прекрасным упругим телом, Светлана давно добивалась благорасположения Кирилла, и вот – случилось!

Она пришла не хвастаться, она пришла поделиться своим счастьем с близкой подругой. Она знала, что Тома оценит, одобрит, похвалит и выслушает. И ни капли не будет завидовать, а только радоваться за удачу, которая улыбнулась подруге!

Кирилл оказался человеком приличным. Короткая стрижка. Чеканный македонский профиль. Серые глаза. Джинсы. Сиреневая водолазка, как вторая кожа, обтягивала накачанный торс. Басовитый голос. Очень тактичный и вежливый Кирилл легко поддерживал любой разговор за столом, наливал девушкам вино в бокалы. Ненавязчиво ухаживал за обеими. Тома недоумевала, как можно было крупно ссорится с таким обходительным человеком? Последний раз – а это было месяц назад – Светлана жила у Томы и Сашека два дня, пока не помирилась с Кириллом. Но внешность обманчива, и что таится за благообразной маской, которую мы носим на лице, не знает никто. Честный человек старается говорить правду и вести дела почестному – это его слабость.

Аферист и мошенник всегда выиграет у порядочного человека, потому что порядочность накладывает строгие, как внешние, так и внутренние правила, а у проходимцев и авантюристов никаких правил нет.

На фоне Кирилла Сашек выглядел несколько бледно. Он хорошо кушал. Вежливо улыбался. Молчал, когда его не спрашивали. Когда надо – учтиво поддерживая разговор. Короче, вел себя, как настоящий, хорошо воспитанный своею женою, муж.

Неожиданно, в самой середине ужина, извинившись и прервав очень эмоциональный рассказ Кирилла о том, куда он повезет Светлану в свадебное путешествие, Томочка повернулась к своему сожителю и хитро улыбнувшись, выдала на одном дыхании:

– Сашек, а че ты ко мне не подкатишь, так же, как Кир к Свете? А вдруг соглашусь? Вот мы когда с тобой сошлись? Слабо память напрячь? Какого числа? Месяц, когда я к вам в «Психо…» на работу поступила, помнишь? Эх… Что-то ты сразу притух, малыш!

Тома заглянула в глаза Сашка. Глянула, практически, очки в очки, в четырех линзах искаженно отразились кухонная люстра, мебель, накрытый стол, Света с Кириллом, телевизор, белый холодильник.

– Что, приятель, конкретно я тебя нагрузила?

Сашек, который только пару дней назад, чуть ли не на коленках, очередной раз умолял Томочку выйти за него, предлагая ей за это согласие все блага мира, и добавляя к этим благам прописку в своей квартире, от неожиданности дернулся, как от сильного удара током, выронил вилку, покраснел и в недоумении открыл рот.

Затем вскочил, чуть не уронив стул, на котором сидел. Кинулся в комнату, к своему маленькому сейфу. Через пару секунд он уже по-рыцарски стоял на одном колене перед Тамарой, которая сверху вниз смотрела на него взглядом королевы, выигравшей главное сражение в своей жизни.

– Ну? – Тамара протянула холеную царственную руку. Сашек вложил в ее ладошку красненькую коробочку. В коробочке лежало колечко, увенчанное дорогим брил- лиантом. Вне себя от счастья он начал бормотать что-то о любви, о верности, о семейной жизни, о затонувших средиземноморских городах, о морских прогулках на яхте, о Сочи, Египте, Турции, о пирамидах и почему-то, о волшебном путешествии на Алтай, которое он предложил Тамаре совершить прямо сейчас на гималайском верблюде, которого он готов купить Тамаре немедленно за свой собственный счет, а если ей жалко денег из семейного бюджета, то он попросит, чтоб верблюда купил Павел за счет их процветающей фирмы.

– Лады! – Тамара была сегодня сама благожелательность: – Принимаю! Гони!

Она взяла коробочку, сама открыла ее. Вытащив колечко, опять же, сама, трясущейся от волнения рукой, надела его на свой правый безымянный пальчик. Вытянула руку, подняв и повернув кисть тыльной стороной к себе. Блики света заиграли на гранях бриллианта. Томочка осталась очень довольна.

– Вот и я невеста! Светик! Смотри-ка, все в размер! Точно по мне отковано! Как на заказ! Любит! Верняк, любит! Давай за это мы с тобой винца дернем! – Тома повернулась к Кириллу. – Ну, Кира, киса моя! Не кислите! Банкуйте! Наливайте!

Ужин пошел намного веселее. Все оживились. Мужчины начали сыпать тостами в честь своих любимых. Вино было выпито в один момент, после вина принялись за коньяк, потом еще за один коньяк. Потом Сашек выставил большую бутылку настоящей виноградной водки. Были танцы. В перерывах между танцами Сашек и Кирилл по очереди далеко высовываясь в кухонное окно, пугали округу неандертальскими криками: «Я люблю Свету!» и «Я люблю Тому!» – тут дело чести! Кто громче крикнет, тот крепче любит! Крики эти слышали не только соседи по дому, но и бледные звезды в летнем московском небе и Луна и Земля, и городские фонари, разливающие бледно-рыжий свет над случайными ночными прохожими. Затем произошел небольшой скандал с соседкой снизу, которая не могла уснуть из-за топота, гортанных криков и слишком громкой музыки. Не найдя консенсуса, соседка вместо себя прислала на разборки мужа, с которым удалось наладить перемирие и которого она уволокла домой, оттащив с большим трудом от стола. Муж уходить не хотел – он выпил, быстро освоился и стал главным судьей в соревновании «Кто громче любит!»

После скандала музыку выключили. Для фона включили телевизор. Несмотря на поздний час, шли какие-то новости.

Сашек и Кирилл перешли на «ты», обменялись личными и рабочими телефонами, пообещали друг другу «Помочь, если, что!» и «Дружить домами!». Потом, плюнув на соседей, снова включили музыку и еще немного потанцевали.

Тома дико хохотала, когда перепивший лишнего Сашек, глядя ей в грудь, назвал ее «Кирюха, друг!» и торжественно пригласил на свою свадьбу, перепутав ее футболку с водолазкой Кирилла. Кирилл не слышал Сашека, он в это время страстно и нежно целовался со Светланой. Потом свежеиспеченные друзья – Кир и Сашек долго обсуждали мужские удовольствия: баню, рыбалку, машины. Обсуждая немецкие удочки, плавно перешли к политике, от политики – к экономике: сошлись на том, что российское экономическое устройство должно быть другим. Каким оно должно быть, оба не знали, но, что другим – это точно!

Света и Тома им не мешали. Пока их мужчины сдруживались за рюмкой, они весело болтали за столом о чем-то своем, интимно-девичьем. Затем все долго обнимались в прихожей. Несколько раз возвращались выпить по «Сизим грамм на ход ноги!».

Веселую кампанию, около двух часов ночи, разогнал звонок диспетчера такси. Диспетчер в грубой форме заявила Кириллу, что по этому адресу такси больше подавать не будут и что неплохо бы оплатить все четыре ложных вызова. Когда Кирилл и Света садились в машину, Сашек, по пояс высунувшись из кухонного окна, проорал им вслед:

– Вы завтра еще приходите!!!

После чего, далеко нетрезвые Сашек и Томочка, страстно целуясь и обнимаясь, сначала вместе приняли душистую, пенную ванну, а потом проследовали к себе в спальню, наполненную возбуждающим благовонием красных маков. Сашка ждала сказочная ночь, полная страсти и доселе неизведанных его телом, любовных ласк.

глава 11

…В этот раз я проснулся от холода и от того, что на меня кто-то смотрел. Я боялся открыть глаза – что хорошего может ждать человека в кромешной тьме? Но любопытство пересилило страх. Приоткрыв левый глаз, я, как и следовало, ничего не увидел. Открыл правый. Кромешная тьма. Только какие-то цветные пятна мелькали перед глазами. Кто на меня смотрит? Зомби? Существа из потустороннего мира? Злые колдуны? Кто? Дрожащей рукой я нащупал край кровати. Подполз к нему. Опустив руку, пощупал пол – пол был теплый. Почему же, все-таки, так холодно? До дрожи? Внезапно на меня дохнуло сквозняком – не сильно, едва заметно, но, для голой кожи чувствительно. Как будто что-то огромное, гигантское, неуклюжее и громоздкое, живущее в колючей вечной стыни и промерзшее, за время своего существования, до самых тайных глубин ужасной души, приблизилось ко мне, открыло чудовищную пасть, унизанную огромными, острыми, как бритва, ледяными полупрозрачными зубами и дыхнуло на меня свирепой стужей. Похожий озноб мы иногда испытываем на кладбищах, навещая дорогих нам покойных. Даже в самую беспощадную летнюю жару, когда кажется, что воздух стал плотным, вязким и жгучим, как растопленное жарким пламенем олово, пронесется вдруг такая ледяная волна среди горьких надгробий, уныло стоящих над мертвецами лежащими в черных могилах. Похолодеет душа. Забьется сердце в бессильной тоске. И захочется уйти поскорее из этого скорбного, тяжкого места, вечно напоминающего нам, живым, о бренности и неизбежности.

Вдруг я услышал звуки – что-то страшное шевелилось и возилось в темноте – мне показалось, что это ворочается покойник, устраиваясь поудобнее в своем тесном гробу. Тишина… Нет – снова! Как будто кто-то глухо постучал по деревяшке – конечно! – это мертвец, поворачиваясь на другой бок, задел истлевшими зелеными локтями стенки и крышку своей темной домовины!

Только полные идиоты лишены чувства страха!

Ну почему я не идиот!

В ужасе я закутался в одеяло! Через несколько минут мне стало нечем дышать. Приподняв краешек одеяла около рта, я сделал аккуратную дырочку, чтобы пустить к себе свежего воздуха. Вместе с воздухом под одеяло моментально пробрался страх. Когда же это кончится! Сколько мне еще здесь находиться! Сколько я спал? Я перевернулся на спину. Дышать под одеялом, лежа на спине, стало еще труднее. Я начал задыхаться. Хоть бы пятнышко света, маленькую свечечку! На минуту, на секунду! Крошечный огонек! Чтобы он осветил, развеял темноту, а вместе с ней и мои причудливые страхи! Телевизор бы включить! Телевизор бы своим бормотаньем и светом, как икона в церкви, разогнал бы этих страшных чудищ, пытающихся залезть в мой, уставший от страха, мозг!

Ну что такого может появиться в наглухо закрытой комнате? Никого и ничего здесь нет. Это обычный похмельный синдром – начал уговаривать меня мой же разум. Сколько раз ты вот так валялся дома в состоянии дикого похмелья? Сколько раз, в полудреме, тебе казалось, что в рисунках на обоях спрятаны какие-то знаки, лица, рожи, чудища, готовые своими грязными, волосатыми руками утащить тебя в жуткий потусторонний мир. Это скоро пройдет. Еще пару часов, и организм выгонит похмелье. Все встанет на свои места. Зато сколько дней здесь можно предаваться блаженной лени! Ничего не делать! Лежи, мечтай! Складывай строчки. Учи наизусть! Потом, дома, запишешь! Строчки!

Зачем я вспомнил о строчках!

Да ну их! От работы тоже надо отдых иметь! И тут началось! У меня такое бывает не часто. Вдохновение – это не что иное, как правильно рассчитанная тема и упорный труд над словом, нудная, рутинная работа. Иногда кажется, что легче выпилить фигурный чугунный забор маленьким надфилем, чем написать задуманное тобой стихотворение. Но бывает и так: сидишь над каким-нибудь четверостишием тупо, до потери смысла написанного, и вдруг, в три ночи впадаешь в странное состояние, в такое, в каком я оказался сейчас…

…Строчки и фразы вились в темном воздухе, липли к губам, просились на бумагу, на диктофон – куда угодно. Они хотели, чтоб их запомнили, записали, громко прочитали вслух, спели другим людям. Они шли неумолимым строем в психическую атаку, как белогвардейцы на Чапаева, но выхода для них не было – ровное поле, по которому они шли, резко обрывалось глубокой пропастью! И в эту пропасть солдаты-слова ссыпались, теряясь навсегда в глубокой кромешной тьме! Запомнить их мой измученный тишиной и темнотой мозг был не в состоянии. Каждую секунду, словно густой солнечный луч, вспыхивал новый образ, новый речевой оборот. Каждый казался сильным и ярким, как ядерный взрыв! Каждый был уникальным шедевром! Мне казалось, что у меня стонут мышцы, отслаивается мясо от костей, потому что и между мясом и костями, к головному мозгу, упрямо ползут поэтические строчки. И что эти строчки выкручивают и ломают мне пальцы и локти: «Запиши, запиши, запиши! Выучи, выучи, выучи!»

Казалось, мозг не выдержит и взорвется от этих неожиданных образов и метафор. Где они были раньше, когда я вымучивал из себя эти сравнения, искал именно такие метафоры и тропы – легкие, красивые, воздушные, точно отражающие настроение стиха или рассказа!

Я споз с кровати на мягкий пластик пола, кляня себя за то, что согласился на этот проклятый эксперимент – будь я сейчас дома, все было бы записано, надиктовано, разложено, отредактировано, и появились бы на свет даже не стихи, нет! – величайшее поэтическое совершенство!

Хоть бы пару строчек записать! Запомнить хотя бы пару строф! Я бы их ножом на коже нацарапал! Был бы у меня нож, гвоздь, иголка! Но эти экспериментаторы даже ногти у меня отобрали! Снова, как саранча над черной ночной степью, взвились строчки. Они стрекотали, взлетали, подпрыгивали, ползли по мягкому пупырчатому полу, заползали в самые сокровенные уголки моего сознания. Что останется от них, когда я выйду отсюда? Наверное, не останется даже тени. Не имея возможности записать или надиктовать то, что приходило мне в голову, я скорчился на полу в позе эмбриона и попытался переключить свое сознание на что-то более спокойное и приятное.

…Что может прийти голому мужику в темном, теплом, комфортном месте?

В двенадцать лет я был жестоко выпорот отцом за то, что он нашел у меня игральные карты с черно-белыми фривольными картинками. Тогда многие вопросы и полового, и не полового воспитания, решались при помощи отцовского ремня. Отец сказал моей матери, за что я был порот, но не сказал, что эти карты с пикантными картинками мы с моим двоюродным братом днем раньше, стырили у него же! Отдельно отмечу – когда я начал курить, то за сигареты порот не был! А за порнографию был! Время было такое. Социализм. У руля стояла компартия, регламентирующая каждый шаг. Мать мне подкидывала брошюры, странно, но я до сих пор помню их названия! «Влияние марксизма-ленинизма на отношения полов». «Вред мастурбации в эпоху социализма». Очень жаль, что не сохранилась замечательная книжица «Социалистическое половое воспитание мальчиков и девочек». Жаль. Сейчас было бы забавно полистать эти брошюрки! Тогда нам казалось, что жизнь под советской властью будет вечной. И вечно будут печататься в провинциальных социалистических типографиях такие смешные книжицы, как «Воспитание полов при социализме». А для чего беречь то, что никогда не исчезнет? То, что всегда рядом с нами?

Мы не знаем цену современности, а жаль.