День Рожденья – Запрещамбель!

– Не волнуйся, все хорошо. Все идет правильно. – Герцогиня гладила его по голове теплыми ладонями, ее мягкий голос, казалось, пробуждал что-то забытое.

И тут Горшкова как будто прорвало. Он заплакал, нет, даже не заплакал, а заревел белугой, слезы ручьем полились из его глаз прямо в подушку. Он плакал долго, до полного изнеможения, рыдал, прекращал и начинал снова. Казалось, этому не будет конца. Он ревел и ревел, а мягкие руки гладили его. Когда, наконец, слезы иссякли, он, обессиленный, поднял голову. Герцогиня по-прежнему сидела рядом и улыбалась мягкой, понимающей улыбкой. Глаза его застилали слезы, и лицо ее было как в тумане, но видно было, что лицо Герцогини светилось добротой.

– То есть, вы совсем не колдунья?

– Я просто выполняю желания. Если кто-то чего-то очень хочет, он получает это здесь, во дворце.

– А если… кто-то хочет… творить зло?

– Он получит это.

– Но… Это же волшебная страна. Добро должно побеждать!

– Добро никому ничего не должно, – сказала она и помолчала. А побеждает тот, кто действует. Неважно, в какой стране.

– Но нам нужно вернуться. Нам нужно помочь. Вы поможете?

– Ты все сделаешь сам, – она еще раз погладила Петю по голове и встала. – Когда будете готовы, приходите в Синий зал, – с этими словами Герцогиня вышла из комнаты.

– Нужно срочно найти ребят, – решил Горшков. – Иначе мы отсюда не выберемся.

– Синичкина! Надо сначала к ней! – он ринулся обратно на скотный двор. Заглянув во все концы, на конюшню, в коровник, он не нашел никого, кроме копошащихся гномов. Обежав весь двор, он наконец увидел Сашу. Сидя под навесом, она кормила из бутылочки молоком двухнедельного ягненка.

– Синичкина, слушай! Надо, в общем… Надо уходить!

Синичкина подняла на него глаза, полные непонимания.

– Куда уходить? Я не хочу никуда уходить.

– Бука! Королевство! Нам нужно спасти их! Ты забыла?

– Какое королевство? Ты о чем?

– Король! Гнам… Гнампер.. или как его там?! Там люди бьют себя колотушками! И им запрещено смеяться!

– Как это, запрещено смеяться? Как вообще может быть, что запрещено смеяться? – и она засмеялась своим прекрасным, звонким, как колокольчик, смехом.

– А им запрещено, представляешь? Ты что, все-все забыла? – он тряс ее за плечи так сильно, что у Саши на глазах выступили слезы. – Им! Нельзя! Смеяться! И мы сюда пришли, чтобы выяснить, чтобы помочь! А не для того, чтобы здесь со щеночками возиться!

Большие синие глаза ее вдруг начали наполняться слезами. Горшкову самому стало нехорошо, как будто его заставили отнять игрушку у кого-то кто младше и слабее его.

– Нет, нет, нет! – Саша вдруг заревела и уткнулась в колени. Горшков опешил. Он знал, что девчонки могут зареветь ни с того ни с сего, но чтобы так быстро… Он начал было что-то говорить, но вдруг вспомнил себя полчаса назад. И просто сел рядом, обняв ее за плечи.

Саша плакала долго. И вдруг перестала.

– А где Бука? – глаза ее как будто прояснились. Он же был с нами.

– Я не знаю. Это нам еще предстоит выяснить. Но во дворце его нет. Нам нужно собрать всех ребят!

– Бежим!

Задача оказалась не из легких. Ватрушкин был найден в библиотеке. Он вместе с гномами разрабатывал проект парохода и был чрезвычайно недоволен, что его отрывают от интересного занятия. Горшкову пришлось применить все свое красноречие и когда его терпение лопнуло, он готов был наподдать Ватрушкину. Особенно после того, как тот почти согласился, но начал канючить:

– Ребзя, слушайте, ну может еще пару деньков, а? Нам тут немного осталось: ходовую только. А потом двинем, а?..

Наконец, когда Саша придумала взять чертежи с собой, Ватрушкин уговорился.

Шушкина, Поросенкова и Дубовицкая катались на пони по специальному полю. Гномы в специальных уборах и сапогах вели под уздцы пони, девочки восседали на них, презрительно поглядывая друг на друга. Они уже по тридцать три раза перессорились друг с другом, столько же раз помирились и порядком заскучали. Их долго уговаривать не пришлось. Сережа Антонов устроил с гномами футбольную команду, и все носились по полю, гоняя мяч. Пока неуклюжие гномы в полосатых гетрах и огромных нелепых бутсах пробегали пятнадцать шагов, Сережа успевал добежать до конца поля и обратно. Догнать в одиночку Антонова было невозможно, пришлось применить хитрость и взять его в кольцо.

– Не, ребят, вы идите, а мы к чемпионату готовимся. Гномы прикольные, смеху будет!

Сережу долго пришлось убеждать, что чемпионат, к сожалению, никто не увидит. Но ведь можно устроить чемпионат школы. А для этого нужно вернуться. Сережа долго слушал, морщил лоб и, наконец, пошел переодеваться.

Когда вошли в комнату Пляскина, увидели огромную кровать, застеленную пуховыми перинами чуть не до потолка. На вершине этой мягкой горы сладчайше спал сам Сева. Можно было покрасить ему уши, нос и всего с ног до головы – и он бы не проснулся. Недолго думая, стащили его с кровати и просто отнесли к бассейну. Там, раскачав вяло сопротивлявшегося Севу на руках, его под общий смех забросили в воду, посредством чего он был, наконец, разбужен.

Самый большой сюрприз ожидал ребят, когда была найдена комната Хомякова. Его самого даже не было видно из-за гор пирожных, печенья, ватрушек, которые окружали его кровать. Коробки с пирожными и тортами, вазы и корзины с пирогами, плюшками громоздились вокруг. Посреди всего этого восседал или, вернее сказать, возлежал Паша Хомяков и счастливо улыбался. Он не мог разговаривать, попытки растормошить его окончились неудачей. Хомяков только мычал и хлопал глазами. Поняв, что ничего от него не добиться, сбегали в огород, прикатили тележку, погрузили на нее Хомякова с запасом сластей и покатили к Соне Лейнеккер.

– Я не хочу! Не пойду! Не! Хо! Чу! – Соня верещала и размахивала руками. Пудреницы и парики летели во все стороны. Две гномихи, которые зашнуровывали ей корсет платья, отошли в сторонку и терпеливо ждали. Видимо, такие перемены настроения были здесь не впервой.

– Соня, но нам нужно идти. Мы обещали Буке… И Белке. Им придется бросить свои дома, если мы не вернемся.

– Какие Буки? Какие Белки? Вы что не видите, у меня здесь государственные дела?!

– Лейнеккер! – выступила вперед Дубовицкая, – Хватит воображать, что ты самая важная! Думаешь, надела платье, так принцессой стала?

– Ну ты вообще, Линейка! Тебя десять человек уговаривают! – поддержала подругу Поросенкова.

– Да хоть двадцать!

– А ты тут выкаблучиваешься! Ну точно, принцессой решила стать. А на самом деле ты просто… Ты просто – обычная!…

Тишина повисла на несколько секунд.

– Что? Обычная? Нет, это вы обычные! – Соня уперла руки в бока и пошла навстречу ребятам. – Ты – Поросенкова – обычная, и вы все! Я буду принцессой! А вы идите, возитесь там со своими гномами, со своими буками! Видеть вас больше не хочу!

– Слышь, Линейка!.. То есть, Соня… – смутился Горшков, поняв, что силой ничего не добиться. – Соня, мы должны вернуться. Мы не можем тут остаться.

– Это вы не можете, – она подошла к Горшкову и заговорила тихо-тихо, уставившись ему прямо в глаза. – Ты что, Горшков, не понимаешь? Вы все, не понимаете? – ее голос переходил в крик. – Здесь я – советница Герцогини! А потом… когда она передаст мне все свои знания, силу, я и вовсе займу ее место! Я – будущая Герцогиня! Я буду самой могущественной! А там? Делать ваши глупые уроки, помогать по дому, цветочки на школьной клумбе сажать! Я не хочу! Я хочу жить во дворце! – почти визжала она.

– Домой еще вернуться надо, чтобы цветочки сажать и уроки делать, – заметил Великанов

– Вот и возвращайтесь! А я остаюсь!

XIV

В Синем зале все сидели, опустив головы. Каждый думал о том, что провел во дворце прекрасные минуты, и теперь это закончилось. А Соня не пожелала, чтобы оно закончилось, и они ничего не смогли сделать. За ширмой возникла фигура, и раздался голос.

– Я очень рада, что вы пришли.

– Нам нужно уходить, – голос Пети был печальнее некуда.

– Я знаю. Все когда-то заканчивается.

– Соня не хочет идти, она хочет остаться, – чуть не плача сказала Саша Синичкина. – Помогите нам ее уговорить! Пожалуйста.

Повисло долгое, тягучее молчание. Наконец, Герцогиня сказала:

– Здесь каждый получает то, что хочет. И сколько хочет. Я не могу этого сделать. Она будет здесь столько, сколько пожелает.

– Но вы же Герцогиня! Она не может здесь остаться.

– Это решать ей.

– Расскажите про короля, – попросил Горшков. Почему король стал злым и жестоким?

– Я не знаю. То, что происходит за пределами моих владений, меня не интересует. Гномы добывают сокровища. Волки воют. Люди воюют. Я выполняю желания.

– Хранитель Курицалап сказал, что вы подарили Королю что-то. Что это было? Пожалуйста, нам очень важно это знать. Это было что-то волшебное?

– Хранитель Курицалап… – Герцогиня едва заметно улыбнулась. – Я не могла ничего подарить Королю. Просто потому, что никогда с ним не встречалась.

– Как?! Но разве Король Гнампердабль и министр Бука не приезжали к вам?

– Никогда.

– И вы не дарили им никаких волшебных предметов?

– Никаких.

Все молчали.

– У меня есть только одно обязательство: принимать у себя королевских особ. Один раз. Все короли и королевы, а также премьер-министры Трех Земель побывали у меня хотя бы раз. Или побывают. Они получают здесь испытание, то же, что получили вы. Они получают все, что пожелают, любой волен остаться здесь навсегда и получать все, что пожелает хоть каждую минуту. Те, у кого хватает воли и разума остановиться – возвращаются и правят своими королевствами долго и счастливо. Королю Гнампердаблю только предстоит посетить мой дворец.

– А есть те, кто остались тут? – спросил Великанов.

– Есть. Их мало. И я не могу о них говорить. Они принадлежат Той Стороне. Их право остаться здесь и остаться неизвестными. Соня выбрала Ту Сторону. Это ее право. Теперь же пора ложиться спать: завтра вам предстоит отправиться в путь. Спокойной ночи.

Мягкий свет за ширмой погас, и фигура пропала.

Первым очнулся Горшков.

– Значит, король никогда не приезжал во дворец! А этот Бука… Заманил нас сюда, а сам смылся.

– Интересно, зачем ему это было надо? – размышлял Великанов. Может быть, он хотел, чтобы мы были подальше от дворца?

– Зачем ему это? – угрюмо спросила Шушкина. – Непонятно. Хотя, версия рабочая. Но зачем ему, чтобы мы были дальше от дворца?

– А может быть… мы должны были… – сделала страшные глаза Дубовицкая, – остаться здесь навсегда?!

– Как это – навсегда?

– Ну, ему надо было, чтобы мы занимались тут своими делами и никогда отсюда не вышли! Как те, кто принадлежит этой… Той Стороне. Так бы и куковали здесь вечность.

– Это я виноват, – угрюмо буркнул Горшков. – Это я послушал этого Буку и привел вас сюда. Простите меня. Права была Лейнеккер, я всегда только все порчу.

– Ну ладно тебе, распустил нюни. Виноват он… Мы сами тоже хороши. Теперь во дворец скорее надо, – подытожила Поросенкова. – Разузнать у этого Буки, зачем мы тут чуть навечно не остались.

– Ну, попадись мне этот Бука!..

Утром долго собираться не пришлось. Солнце только нащупало своими лучами оконные витражи, а компания уже сидела в Синем Зале. Не было только Сони Лейнеккер. Все подавленно молчали.

– Я тоже приготовила вам подарок, – раздался голос за ширмой. Он на столе.

Молчаливый гном, тот самый, что встретил их, подошел к столику и снял с него накидку.

На столе стоял небольшой пузырек с прозрачной жидкостью.

– Это смеятельный эликсир. Он помогает тому, кто разучился смеяться.

– Спасибо, Ваше Высочество, – выступил вперед Горшков. Нам было хорошо во дворце. Правда? – он повернулся к ребятам. Те грустно закивали. – Скажите, пожалуйста, как нам попасть домой?

– Поспешите обратно с последним ударом колотушки. – Герцогиня сделала паузу и медленно повторила. – С последним ударом колотушки. А теперь прощайте. Пусть вам сопутствует удача.

Под руководством гнома подошли к воротам. Горшков обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на дворец. Но теперь он не казался ему таким же ярким и сверкающим, как в первый раз.

– Вот тебе и весь сказ, – пробормотал он про себя, вспомнив какую-то детскую сказку, которую читал давным-давно. – Вот тебе и весь сказ…

За воротами, у опушки леса, гномы уже седлали лошадок, Тум проверял подпруги, подкладывал сено. Все молчали. Горшков обернулся и увидел, что небольшая темная точка приближалась к ним по дорожке со стороны дворца.

– Смотрите! Кто-то идет!

Все напряженно вглядывались в фигурку и наконец, когда она приблизилась, все увидели… Соню Лейнеккер!

– Линейка! Соня!

– Ребята! Родные мои, дорогие!.. – слезы лились по ее лицу, было видно, что ночью она наревелась вдоволь.

– Блин, Сонька!.. – только и смог выговорить Великанов. – Ну ты ваще!

– Простите меня! Я всю ночь думала. Как бы я без вас… Я бы не смогла…

– Ну ты, Лейнеккер, даешь стране угля! – копируя строгую интонацию завуча Веры Васильевны, проговорила Поросенкова. – И куда только родители смотрят?

Все разом засмеялись – настолько похоже получилось. И как будто камень упал с души, стало легко и радостно оттого, что все были снова вместе. У ворот всю компанию поджидали гномы. Вышли к воротам, Горшков обернулся, чтобы попрощаться. Саша Синичкина подошла к гному и с сожалением посмотрела на него.

– Жаль, что мы не подружились. Мне кажется, вы очень хороший гном. Нам всем очень понравилось во дворце.

Гном посмотрел на нее, и взгляд его стал теплее.

– Я служу у Герцогини уже пятьдесят лет. Еще никто не спрашивал моего имени. Он помолчал еще немного и, совсем смутившись, произнес:

– Меня зовут Грим. Грим Храбрецох.

– А меня Саша. Саша Синичкина. Будем знакомы, – и она протянула руку.

Гном, поклонившись, пожал ее и протянул подарок Герцогини. Саша Синичкина подошла к телеге Тума и взяла горшок, подаренный Тулем.

– Это горный мед. Его собрали гномы.

Грим взял горшок и поднес его к лицу, вдыхая запах.

– Я много лет не ел меда. Спасибо вам, – гном помолчал, после чего извлек из жилетного кармана прищепку. К прищепке прилагался крохотный ключик на цепочке.

– Возьмите это, может быть, пригодится. Наденьте прищепку и поверните ключик два раза. Снять можно только через полчаса. А уж чей это будет нос – решать вам.

– Спасибо. И до свидания.

– Прощайте, – произнес гном и, захлопнув ворота, зашагал во дворец.

Тум ни о чем не расспрашивал, как будто встречать гостей от Герцогини было для него делом обычным. Известно, что гномы – ужасно любопытный народ. Но любопытство их, казалось, заканчивалось на границе владений Герцогини.

– Пожалуйста, господин Тум, – пропищала Саша Синичкина, – нам нужно очень быстро во дворец. Нас там очень ждут.

– Постараюсь как можно быстрее доставить вас к Этой Стороне Горы, —усмехнулся Тум.

Гномы улыбнулись при слове «быстро». Ведь известно, что гномы (а значит, и их лошади) – неторопливый и никуда не спешащий народ. Лошадки цокали копытами ровно и спокойно, никуда не торопясь, то и дело останавливались, чтобы объедать сочную траву и побеги, росшие у дороги. Горшкова это порядком нервировало.

– Ты тоже о нем думаешь? – тронула его за рукав Синичкина.

– О ком?

– О Буке. Он пропал, и я так переживаю… Раньше мы хотя бы знали, что разгадка – во дворце Герцогини, а теперь… Я даже не знаю, что и думать.

– Да уж… Привел нас к этой герцогине, а сам пропал. А если бы она оказалась страшной волшебницей, о которой гномы рассказывали? Я боюсь даже представить, что было бы, если бы мы навсегда остались во дворце.

– А теперь… Не пойдешь же к Королю и не спросишь его напрямую: Ваше Величество, почему вы вдруг стали гадким злюкой?

– Ага, и что с вами теперь делать…

– Слушайте, а где Хомяков? – раздалось с соседней телеги. – Кто-нибудь видел его?

Мигом остановили лошадей, закричали:

– Пашка! Хомяков!

Обшарили все возы, но Хомякова не было.

– Он там, во дворце остался! Он как уснул в тележке, так и спит!

– Скорее! Обратно во дворец!

– Тум! Тум! – Горшков закричал так, что лошади испуганно шарахнулись. – Поворачивай!

– Куда?

– Обратно во дворец! Нам надо вернуться!

Тум посмотрел на Горшкова, Синичкину глубоким, понимающим взглядом.

– Невозможно. Никто не может вернуться во дворец.

– Но почему?!

– Во дворец входят только один раз. И больше никогда.

Ребята заоглядывались, они услышали, о чем был разговор, и заинтересованно смотрели то на Горшкова, то на Тума.

– Но вы ездите туда каждую неделю! – выступил вперед Великанов.

– Я никогда не был во дворце. И не хочу. Но если вы не верите…

– Едем!

– Вы, люди, быстро меняете свои решения, – улыбаясь, сказал гном, разбирая поводья. – Только что вы говорили, что вам нужно к Этой Стороне Горы, а теперь мчи во весь опор во дворец. Сплошная суета… Вот уж воистину: пунья.

Развернули обратно. Снова въехали в дубовый лес, проехали чащу и вынырнули на холм, с которого расстилался прекрасный вид на долину. Море зелени, луга и будто расчерченные дорожки парка. Но… вместо дворца посреди парка возвышалась гора. Обыкновенная каменная гора, покрытая лесом. Белки по-прежнему скакали по деревьям, гудели шмели, цветы покачивали головками, подставляя их ветерку, солнце ровно и спокойно заливало светом долину. Но дворца не было.

Все молча расселись по повозкам. Горшков напряженно вглядывался туда, где раньше был дворец, и не верил, что тот исчез.

– Ну и что, товарищ командир? Кто теперь виноват? – уперла руки в бока Поросенкова. Как мы теперь за Хомяковым вернемся, если дворца нету? – спрашивала она у Горшкова.

– Да, Горшочек, остался твой друг Хома там навсегда. Сам он не выберется, – заметил Пляскин. – Как ты его родителям в глаза смотреть будешь?

Горшков был готов провалиться сквозь землю. В школе он всегда защищал Хомякова и не позволял даже старшим ребятам дразнить этого недотепу. А тут… оставил его спать во дворце. И ведь верно: сам он не выберется.

Вдруг на дороге зашевелилась крошечная точка. Точка, не больше мухи, направлялась к повозке, еле слышно пищала ужасно знакомым голосом и вела себя странно: не шла, а скорее перекатывалась и нелепо махала ручонками.

– Велик! Дай скорее бинокль! Блин, пожалуйста!

– Он в автобусе остался. А зачем тебе? – отозвался Великанов.

– Да вон, кто-то бежит за нами.

Великанов стал внимательно вглядываться в точку, за ним другие ребята обратили на нее внимание.

– Ха-ха-ха! Да тут и бинокль не нужен: смотрите!

Даже Тум, которого, казалось, ничего не могло отвлечь, обернулся и, приподняв шляпу, разглядывал точку. По дороге бежал… Паша Хомяков. Точнее, не бежал, а семенил, вихляя задом и нелепо размахивая руками.

– Хомяков! Ха-ха-ха! Пашка! Догоняй!

Все покатывались со смеху, настолько уморительным было зрелище. Хомяков, выпучив глаза и размахивая растопыренными руками, спешил к повозке. На лице его виднелись свежие полосы и пятна сладкого крема от съеденных булочек. Красноватая дорожная пыль слегка припорошила их, и Паша был похож на индейца, который навел на лицо боевую раскраску. Хомяков тем временем добежал до повозки и, обливаясь потом, рухнул на свежее сено.

– Ну, Хома, я за тебя возьмусь! – торжественно объявил Сережа Антонов, встав на повозке во весь рост. – Ты у меня через полгода стометровку будешь бегать за пятнадцать секунд! Я из тебя олимпийского чемпиона буду делать! – под общий рев вещал он. – В секцию запишемся! На плавание!

– Плавание! Гребля! Гребля в булочках! Борьба с пирожными! Ха-ха-ха!

Хомяков, наконец, отдышался и страшным шепотом произнес:

– Я! С телеги! Упал! – и новый взрыв хохота раздался в ответ.

Как следует отсмеявшись, умыли Хомякова водой и на всякий случай пересчитались. Тум зачмокал губами, лошади тронули. Все покатили обратно.

Ехали беспокойно: ребята напряженно вглядывались вдаль. Горшков продолжал размышлять. Где Бука? Что ждет их во дворце? А еще этот смеятельный эликсир. Но кого нужно рассмешить? Надо скорее туда! И он с нетерпением ерзал по деревянной лавке повозки. Лошадки все так же неторопливо шли. Гномы, отпустив поводья, разморенные жарой, уснули, зная, что лошади сами привезут их в поселок.

XV

Когда наконец показались розовые черепичные крыши поселка, все оживились. Лошадки понесли быстрее, чуя корм и воду.

– Ночуйте в поселке, а завтра поедете, – предложил Тум, когда приблизились к развилке.

– Да, давайте тут. Поспим, поедим… – заныл Хомяков.

– Нет, надо сегодня! Надо скорее! – и Тум свернул на дорогу, ведущую ко входу в тоннель. Тоннель располагался выше, чем цех. Это позволяло переправлять вагонетки на другую сторону горы единственно только силой тяжести, без использования двигателя. Вагонетка хорошенько разгонялась мускульной силой гномов и катилась по отполированным рельсам сквозь гору, практически теряя скорость в конце. Но для того чтобы переправить вагонетки на Ту Сторону Горы, их следовало поднять на специальном подъемнике. Подъемник двигался вверх ужасно медленно и мог перевозить либо груженую вагонетку, либо двоих ребят. Тум отдал несколько коротких распоряжений и быстро написал короткое письмо. Вагонетки одна за другой с легким свистом улетали в тоннель. Последними ехали Горшков и Хомяков, привязанный ремнями к платформе. Перед тем как ехать, Горшков вытащил из мешка пакет с подарками Герцогини и спрятал их за пазуху.

Греб развернул письмо, которое набросал Тум, и нахмурился.

– Быстро, быстро… Все нужно быстро. Как будто дел своих нет. – Запрягайте, – коротко бросил он гномам, и те пошли запрягать низкорослых лошадок. Через два часа были у ворот замка Курицалапа. Все просто валились от усталости, даже пойти на кухню поужинать не было сил. Доползли до сеновала и, несмотря на приглашения гномов отужинать, заснули.

– Эта Герцогиня – хитрая колдунья! – потрясал Курицалап свежерасчесанной бородой, пока ребята уплетали пироги на кухне. – Нет никакого сомнения, что даже время в ее дворце идет как-то по-другому!

– Угу, – промычал с набитым ртом Великанов. – Мы там как будто сто лет пробыли.

– Расскажите еще раз, как вам удалось выбраться?

И Горшков в третий и в четвертый раз рассказывал одну и ту же историю, которая, впрочем, каждый раз обрастала новыми подробностями. А Курицалап все задавал вопросы, восклицал и махал костлявыми руками.

– Обман! Подлог! Но как такое могло быть? – ревел он, узнав, что Король не был у Герцогини. – Я сам, лично провожал Делегацию Гнампердабля к Герцогине! – рукава Хронографа мелькали в воздухе, как крылья огромной птицы.

– А кто возглавлял Делегацию? – поинтересовался Великанов.

– Премьер-министр Бука, разумеется.

– Тогда все понятно. Этот Бука – прохвост! Никуда они не поехали.

– Вероломство! Обман! – возмущался Хронограф. Но зачем он так поступил?

– Это нам предстоит узнать. Герцогиня подарила нам это. – Горшков показал эликсир. Это позволит расколдовать короля и вернуть свободу Бяке.

– Герцогиня?! Подарила вам это? И вы принесли это сюда? – взревел Курицалап, отпрыгивая, как будто его ошпарили кипятком. – Но это же волшебная вещь! Скорее унесите это отсюда, это опасно! – верещал он так громко, что гномихи роняли медные горшки и сковородки, и те со звоном катались по каменному полу кухни. Однако видя, что предмет в руках Горшкова не только не делает страшных бед, а совсем себе спокойненько лежит, Курицалап чуточку смягчился.

– Вам нужно немедля во дворец! Дорог каждый час. Я вызову белок. Собирайтесь.

Собираться особо не пришлось. Курицалап вышел за ворота, вынул из кармана серебряный свисток и трижды тонко свистнул. В деревьях зашелестело, и знакомая всем Плим сбежала с ветки и уселась столбиком на пеньке. На грудке у нее по-прежнему красовался крохотный медальон, и лапки украшали тончайшие золотые браслеты.

– Здравствуйте, уважаемый Хронограф! Здравствуйте, чужеземные гости.

– Здравствуйте, госпожа Плим, – поклонился Горшков. Проводите нас, пожалуйста, ко дворцу короля. Нам очень нужно туда попасть.

– Госпожа Толстуха запретила белкам приближаться ко дворцу.

– Мы хотим помочь королю, – прошептала Саша Синичкина. – Если нам это удастся…

– Беличий народ снова вернется в Королевский Лес… Но это слабая надежда.

– Мы очень постараемся!

– Я провожу вас к Госпоже Толстухе. Она решит, что делать…

Шли очень быстро, привалов не делая. Плим легко перескакивала с ветки на ветку, ее алая пелерина была хорошо видна в ветвях. Наконец показались прутья забора дворцового парка, белка круто свернула, и через несколько минут все оказались на той же полянке, где первый раз встретили Белку-Толстуху. Теперь же она сидела совсем одна, ни гномов, ни свиты не было видно.