Книга лучей

Первой мыслью было сопротивление. «Не сломаюсь. Не стану молить» Зубы начали стучать, когда я представил, как это будет выглядеть: шаги за дверью, холодные руки, которые потянут его на свет, инструменты – острые, грубые или, хуже всего, хитрые.

Тихий, ползучий, как вода, страх пробивался сквозь трещины моей кожи. «Что, если я не выдержу? Что, если они найдут способ? Они всегда их находят». Вспомнились рассказы. Ещё из той, прошлой жизни, которая была связана со снегом – о том, как кричат даже те, кто клялся в железной воле. Как вскрики превращаются в хрипы, а потом – в жалкие мольбы о смерти.

Я попытался представить, что будет первым. Боль? Ожидание? Или унижение. Сломают ли кости? Или начнут с чего-то попроще? Мысленные спички беспорядочно вспыхивали, пока я пытался угадать их методы, чтобы подготовиться, чтобы не дать им того, чего они хотят. Но чем больше я пытался, тем яснее становилось: не угадать.

Холод стал ещё ощутимее. Сквозняк высасывал тепло и надежду, медленно, но настойчиво напоминая об одном: ты здесь надолго. Я закрыл глаза, хотя это ничего не изменило. Всё равно темно. Темно и страшно.

Долго не решался более пошевелиться, обдумывая то, что случилось. У меня не было никаких шансов. Я продержался против него две секунды. Будь у меня в руках свитки… В моей голове звучал слабый Зов, который то пропадал, то возникал снова.

Командир зашёл вместе с другим преторианцем, с любопытством разглядывая меня. – Он готов?

– Да, Командир. Его организм прошёл период очистки. Его разум и воля полностью пришли в норму. С ним можно заканчивать.

– Хорошо – сказал Командир, отстранённо заглядывая в мои глаза. – Неси инструменты. Запускай машины. У нас будет долгая ночь.

Через несколько дней меня отнесли в какую-то комнату. В комнате была знакомая тумбочка с трещиной на боку. Когда я пришёл в себя, я осмотрел своё тело. Оно было усеяно шрамами. Самый большой был в области сердца. Теперь вместо знакомых сердечных ударов я слышал ритмичные, повторяющиеся звуки, который напоминали стук.

На тумбочке стоял красивейший кувшин с бирюзовой водой. От неё исходил лёгкий свет. Чувствовал я себя паршиво, и жажда вынудила меня выпить незнакомую воду до самого дна. В конце концов, что мне оставалось терять? Я пережил такое, что и в страшных кошмарах не приснится. Немного повертел горшок в руках. На нём было написано моё имя. Он был из необычной формы, совсем не песчаный или глиняный. А хм, железный? Постучав по нему, я убедился в этом. Также я уронил его на песок, тая небольшую надежду. Но нет. Горшок издал один приглушённых звук. Зов пропал. Больше я не слышал. Ни-ко-гда.

Я потянулся к нижнему ящику и, едва его приоткрыв, почувствовал всплеск лиловой жидкости, выплеснувшись наружу, забрызгав меня. Запах гнилого железа и чего-то приторно сладкого ударил в нос. Кадааш?

Вторая полка оказалась мне слегка приоткрытой. Я осторожно её выдвинул. Внутри лежали книги, которые я так и не закончил читать, и мой окуляр. Линзы на нём были разбиты.

Наконец, последняя полка. Верхняя. Внутри – преторианский шлем. Его металл блестел. Его совсем недавно начистили. Я коснулся его краем пальцев. Холодный.

С Командиром я не разговаривал. Я не мог к нему относиться по-прежнему. Хотя сам он и не горел желанием подходить ко мне. В моих глазах он был расчётлив, хитёр и непредсказуем. Наблюдая, как он привёл в замок ещё одну группу ребят – я чувствовал неподдельное отвращение. Но было в этом отвращении и ещё кое-что, что не позволяло закатывать сцены.

Барьер с библиотеки был снят. Теперь уже официально. Правда, меня заставили починить всё то, что я разрушил. И я вновь мог её спокойно посещать. Книги второго римского уровня были всё также недоступны, но зато первых было с лихвой. Но я более не чувствовал покоя в этом месте, искоса поглядывая во время чтения на новенькую дверь с геометрическими вставками.

Мы продолжили практиковать поединки с Васкесом. Он был жив и здоров. Крейг не соврал. В этом месте нельзя было умереть. Те, кто пьёт Кадааш, не может умереть. Тогда почему погибла наша группа? Связано ли это с песчаным замком и тем злополучным складом? С тем, что сделали со мной? А. Плевать.

Васкес встретил меня добродушно. Разве что несколько раз шутил на тему, как ловко я его провёл, по-дружески нахваливая и предлагая продолжать в том же духе. «Лучшая техника боя – техника выживших». – Одобрительно повторял он.

Я забросил работу в лавке. Как «приближённый» Командира, по совместительству обладатель преторианского шлема, я получал приличное жалованье и более не нуждался в песке. Вместо этого я вплотную занялся новичками. Старыми, а не новыми. Теми, кого по какой-то причине не настиг склад. Командир просил ничего им не рассказывать, поскольку их мозги ещё не готовы к тому, чтобы «воспринимать всё как есть». Наказывал игнорировать их по большей части, сохраняя им полную свободу действий и ни в коем случае не ограничивая свободу передвижения. Так я и поступил.

Что касается моих мозгов, то я получил свои ответы, когда перестал искать их. Через несколько дней Командир привёл меня к себе в кабинет на втором этаже длинного здания. Снял с груди узорчатый ключ, который прятал за своей туникой, и отворил такой же узорчатый сундук. Он взял оттуда книгу под названием «Cactum Nebolorum»[7] и обеспокоенно отдал мне.

– Читать можно только здесь. Если тебе станет плохо, я быстро нашлю на тебя сон. – с грустью сказал он. Я сел на скамью в углу и принялся читать.

Cactum Nebolorum

Автор: Секстус Меланитус

658 год после Открытия Рун

Третья Праведная война унесла жизни более четырёхста тысяч людей и тринадцати тысяч артефактов со всего Ирмидора. В тот день, когда Лорд Мальгус бросив вызов королеве Лиссандре, мир окончательно изменился, поменяв климат, флору и фауну и… нас с вами. Когда королева Лиссандра, в отчаянье своём растопила северные ледники, никто и представить не мог, чем это может обернуться.

Эта война запомниться великим оттоком беженцев в Южные Земли. Именно им и посвящена моя работа, призванная уберечь их от новой опасности, которая погубила уже столь многих…

Как правило, человек, впервые попавший в пустыню, скверно ориентируется на местности, даже имея под рукой точные карты. Если сбиться с пути, всенепременно натыкаешься на область с весьма обильно растущими кактусами. Они-то и представляют главную опасность. Завидев такие, блуждающему нужно развернуться и пойти в противоположном направлении. В противном случае, он рискует стать «Homo Nebulosus»[8]. Рискует стать человеком, потерявший главную человеческую ценность – ум.

Несколько месяцев я возглавлял экспедицию под покровительством Лорда Таллиона Даракаса, почтеннейшего главы южной Конгрегации Ветров. Да будут они отражены в Вечности. С их помощью мы ловили небольшую группу беженцев, используя линзы и солнечный свет, который так сильно привлекает «Homo Nebulosus». Мы поймали трёх человек. Мужчину, женщину и подростка. Они были дезориентированы, не могли ответить ни на один вопрос, включая место назначения и собственные имена. Они погибли при попытки вразумить их с помощью слов. Они становятся агрессивны и нападают на всех без разбора, когда им запрещают свободно передвигаться. Нам пришлось защищаться…

Со следующими группами мы были гораздо осторожнее, сумев добиться некоторых результатов, технику которых я опишу в этой работе далее. Сперва же, я хочу отметить, что «Homo Nebulosus» совсем не опасны, если обходиться с ними, как с детьми. Второе, что я необходимо отметить, так это возможность вернуть их разум обратно. Однако память о прошлой жизни либо не восстанавливается, либо восстанавливается не полностью, что психологически для них тяжело. Многие из них говорят, что скучают по голосам, которые заставляли куда-то идти. На деле же они ходят по пустыне кругами. Кадааш, хлынувший на юг после таяния ледников и впитанный кактусами, поддерживает в них жизнь. так что они могут позволить себе такую роскошь. Правда, платят они за этой дорогой ценой… Мы вернёмся к этому подробнее в четвёртой главе.

И всё же, у экспедиции не получилось вернуть разум всем, кто блуждает слишком долго. По, не побоюсь этого слова, героически добытым данным, мы знаем, что необратимые изменения в организме наступают после трёх лет скитаний по пустыне.

Мы накопили большой массив данных, говорящих о…

Я отложил книгу и медленно коснулся шлема обеими руками. Опускаясь, я положил локти на бёдра и стал вращать языком по полости рта, часто сглатывая. Отдалённо, как из другого мира, я слышал, как Командир произносит заклинание.

Крейг вернулся. Не знаю, что меня удивляло больше – то, что он был жив, то, то, что он не попал под Зов, или то, что он вернулся. Он ненадолго застыл, разглядывая мой шлем с пурпурным гребнем, расположенный взад-вперёд. Но потом собрался и сказал, что принёс с собой тревожные вести и что ему нужно поговорить с Командиром.

Командир отреагировал сдержанно. В тот же вечер был пир у большого костра, который собрал вокруг сорок два пурпурных и один красный, и один кожаный шлем – все воины-преторианцы, сколько были в песчаном замке. После обильного пира, проходившего за стенами города, Командир поднялся и подал Крейгу знак. Тот встал у огня и, окинув собравшихся взглядом, заговорил.

– С северо-восточной стороны, где Вторая Южная Тропа проходит возле коричнево-зеленоватого залива, в нашу сторону движется армия. По моим подсчётам, их около тысячи. Снаряжены изогнутыми саблями, пилумами, луками и доспехами с зелёной парчой.

– Дети Ямато! – крикнул кто-то. Крейг едва заметно пожал плечами и продолжил: – Перевозят порядка ста обозов, треть из которых везут сами. Внутри снаряжение, провиант и раненые. Рядом снуют шестилапые звери с багряной холкой и острыми когтями. Я наблюдал за ними три дня. Устроил себе лагерь неподалёку, добывая Кадааш из кактусов, стреляя в них из лука. Обычно после третьей стрелы они взрывались, и я наполнял флягу. Всё это время армия осаждала небольшой город.

Он сделал паузу, словно проверяя, готовы ли слушатели к тому, что будет дальше.

– Для устрашения они пытали рабов. Резали их по кусочкам. Медленно. И громко. Кормили их плотью своих зверей так, чтобы крики слышал весь город. Затем на кровавых костях жертв проводились ритуалы… Это вызвало нечто. Какую-то… Крылатую тварь с оранжевыми пятнами.

– Тварь изрыгала огонь? – спросил Васкес, прищурив глаза.

– Нет. Но насаживала лучников и других защитников города на свои острые крылья и когти, взлетая и сбрасывая их с высоты. Людей в тяжёлых доспехах она… сминала, словно… – Крейг запнулся, посмотрев на меня – Словно пергамент. Когда всё закончилось, тварь зарылась в песок. Армия заполнила клетки новыми жертвами. И пошли в вашу сторону. Я вернулся той же тропой, что вычистил себе стрелами, – закончил он.

Воцарилось молчание. Командир долго смотрел на Крейга, а потом медленно кивнул.

– Я вернулся для того, чтобы предупредить вас. Их разведчики давно подкрадываются к вашему замку. У меня была группа, наверняка помните. Если бы вы так бережно не хранили свои проклятые секреты своего проклятого бессмертия, то их можно было спасти. Они бы пополняли ряды здесь стоящих. – Он открыл фляжку и сделал два глотка.

Слово взял Командир. – Спасибо, Крейг. Дай я теперь займу твоё место. Итак, сперва я сообщу тебе, что наше бессмертие очень условно. Нас действительно можно рубить и кромсать сколько угодно. Но только до той поры, пока мы находимся недалеко от источника Кадааша – это раз. И мы не всегда воскресаем – это два.

Крейг молча кивнул, взглянув на него, и тот кивнул в ответ.

– Мне повезло. Как я тогда думал, мне очень повезло. Убежать от голода в стране, где начались междоусобицы – значит спастись от многих опасностей Старого Мира. Но не от опасностей Нового. Меня вытащили спустя четыре года скитаний по пустыне.

Крейг вопросительно посмотрел, но Командир продолжил. – Предыдущий центурион рассказывал, что когда-то среди нас был учитель, великий маг, посвятивший себя секрету преобразования Кадааша. Он нашёл способ влиять на изменённые тела так, чтобы сохранить разум. Благодаря его формулам, инструментам и СИМ-машинам нас стало больше. Мы начали вызволять из плена наших блуждающих собратьев по несчастью, чтобы привезти их сюда и дать им шанс начать всё заново. С чистого листа.

Крейг продолжал вопросительно смотреть, стараясь не пропустить ничего важного.

– Те, кто скитался меньше трёх лет, получили самое большое благословение. Они оставались смертными, и навсегда освобождёнными от власти этого места. Они быстро приходили в норму. А те, кто странствовал дольше, заплатили свою цену. После трёх лет наши тела изменялись: все органы, кроме сердца, заменялись лиловыми шестёрнями.

– Тем, кто провёл в скитаниях больше пяти лет, судьба была иной. Они навсегда оставались детьми. Мы вынуждены были умертвить их. Их кровь мы переливали в пифосы, жилы извлекали и использовали для создания магических предметов. Это наш единственный способ выжить. Кровь и песок – вот что важно.

Преторианцы закивали. Командир взял паузу, выбирая слова.

– Бонс объяснит тебе, почему мы не могли всё сразу рассказать. Для меня важнее, что ты многократно нарушил первое правило нахождения здесь. И если первое время я давал тебе спуску, всячески предупреждая. Прощая воровство столь ценной и необходимой карты, убийство мефитов в подземелье, и даже простил убийство ребёнка, которому на самом деле уже под сорок, если верить его словам. Да! Он вошёл в положение, подробно объясняя, как ты его резал! Каково, а? – Командир обвёл глазами преторианцев, видя в их глазах осуждение. Крейг спрятал руку за спину.

– Но когда-ты начал покупать летучие и взрывчатые субстанции – этого я уже простить не мог. Ты перешёл все границы. Твой разум достаточно окреп, чтобы понимать свои действия и последствия.

Крейг напрягся, немного пригибая спину.

– Тебе повезло. Ты улизнул после того, как я задумал наказать тебя несколькими годами кровавого заключения. Но ты вернулся и даже предупредил нас об опасности. И потому, ты не будешь подвергаться истязаниям. Пусть никто здесь не говорит, что Песчаный Командир жесток и несправедлив!

Некоторые закивали. Крейг облегчённо, еле-заметно выдохнул. Но Командир и не думал заканчивать речь.

– Два года назад мы потеряли пятьдесят три человека, отражая налёт армии Салладина, – начал Командир голосом, от которого по коже пробежал холодок. – Нас осталось двенадцать. Двенадцать воинов, достойных носить преторианские шлемы.

Его взгляд обжигал.

– Две трети наших были вырезаны, включая предыдущего центуриона. Из них воскресла лишь четверть. Когда меня избрали новым центурионом, первое, что я сделал, – приказал провести два обряда Нечестивого Мрамора. Это решение спасло нас. Они остановили последующие набеги и дали возможность превратить этот клочок песка в место, где можно развиваться, торговать, сохранять наши обычаи, культуру, и всё, что делает людей людьми.

Мы слушали, боясь пропустить хоть слово.

– Теперь, пользуясь своим правом и положением, я приговариваю тебя к третьему обряду. – его голос стал холодным, как сталь.

Крейг попытался отпрыгнуть, но двое преторианцев тут же схватили его, заломив руки.

– Ты навсегда связан с этим местом, так или иначе, – продолжил Командир. – Ты не сможешь покинуть эту пустыню. Здесь остался последний свободный Кадааш Нового Мира. Теперь ты будешь служить ему вечно, расплачиваясь за всё, что ты здесь уничтожил.

Васкес шагнул вперёд с тяжёлым мешком и стал вытаскивать филактерии и свитки, аккуратно раскладывая их у огня. – К костру его, ребята! – бросил он коротко.

Крейг, рыча рванулся изо всех сил, но всё было тщётно.

Я смотрел на него словно со стороны, будто все происходящее не касалось меня. Это был жестокий мир. И другого нам не оставили.

* * *

Через три дня, когда «Дети Ямато» подошли к замку, стена была обставлена скутумами[9]. Возле них стояли преторианцы с луками, привязывая к стрелам маленькие бутылочки с бирюзовой жидкостью. Женщины в золотых масках высекали на камнях острые зелёные символы и зарывали их обратно в песок. Мастера укрепляли оборонные башни, на которых располагалось по онагру[10] Три статуи стояли, заряженные так сильно, что над ними виднелось фиолетовое свечение. Третью, новую статую, поместили внутрь невзрачного, узкого прохода. Их роль заключалась в отстреливании врагов на расстоянии.

В центре двора старейшина в кожаном шлеме и в багряных одеждах читал молитву, обрызгивая стены какой-то тёмной жидкостью. Его слова сливались с голосами солдат, покрывавших свои щиты свежими слоями смолы.

Рядом с ним стоял Командир, отдавая последние приказы. Его голос был громким и уверенным, но лицо выдавало тревогу. Он указал на новоиспечённую статую и что-то говорил. Я стоял на стене и наблюдал за театром вражеских действий. Во мне не было никаких опасений по поводу моей судьбы. Лишь ускоренные щелчки в груди выдавали нарастающее возбуждение, когда я подсчитывал численность армии, в сотни раз превышающую нашу.

Когда они вычистили все близлежайшие кактусы, с горизонта зазвучал рог. Командир дёрнулся и побежал ко мне. Поравнявшись рядом со мной, он перехватил подзорную трубу, которую я держал для него, удлинил её и начал напряжённо всматриваться вдаль.

Первую минуту ничего не происходило. Затем он опустил трубу и громко приказал мне: «Позови Васкеса! Сейчас!».

На дюнах перед замком медленно подъезжал одинокий наездник. Он приближался, оставляя за собой глубокие следы на песке. Позади него вздымался густой шлейф пыли, словно сама пустыня старалась стереть следы его прибытия.

Это был посланник Де-Мездока. Предводителя этой тысячной армии, наводящий ужас на все южные города. Его правая рука. Его тень. Все знали его имя, но никто не осмеливался произносить его вслух. Это было не принято. Преторианцы лишь шептались, глядя на него, пытаясь определить, где заканчивается человек и начинается зверь, на котором он приехал.

Его ездовой зверь был чем-то между гигантским ящером и волком, с массивной грудной клеткой, покрытой пепельно-серой чешуёй. Глаза зверя мерцали кроваво-красным, а его лапы разбрасывали песок с такой силой, что он ударял по песчаным стенам. Шипы на спине зверя были кривыми, как полусгнившие когти, но сверкающими, как свежий металл.

Сам посланник был скрыт под длинным плащом цвета угля. Его лицо покрыто дырявым капюшоном, из которого мелькали тонкие полоски грязной кожи. На поясе висело короткое, широкое лезвие, изогнутое, как серп, но оно оставалось в уродливых ножнах, словно его обладатель хотел показать: время для крови ещё не пришло.

Он подъехал к воротам и остановился, выпрямившись в седле, словно ожидал, что сами стены замка поклонятся ему. Никто из преторианцев не дёрнулся, поглядывая на Командира.

– Я пришёл говорить, – голос посланника был хриплым и низким. Он не повышал тон, но его слова резонировали так, что даже возле бирюзовых хребтов их могли услышать. – Де-Мездок милостив. Пока.

Он сделал паузу, в которой, казалось, зашевелился сам воздух.

– Вы разрядите свои жалкие игрушки и примите его предложение. Или завтра эти стены станут как пыль.

Его зверь медленно повернул голову к одной из башен с онагром, обнажая ряды мелких, но острых зубов. Он щёлкнул ими дважды, поддразнивая защитников.

На стенах послышались приглушённые голоса. Несколько человек переглянулись. Командир в доспехах шагнул вперёд. Его рука подрагивала, но он поднял громкоговорящий рог и направил его на фигуру внизу.

– Город готов слушать любые предложения, но мы не боимся ни тебя, ни твоего Де-Мездока. Ты можешь войти, если оставишь своего ящера снаружи. Но если ты соврал о переговорах, ты умрёшь, – голос Командира был твёрдым, но каждый чувствовал, что он подрагивает.

Посланник ответил не сразу. Он слегка наклонился вперёд, прислушиваясь к чему-то в своей голове. А затем медленно, нарочито, снял с плеча один из шипов своего зверя – длинный, похожий на зазубренное копьё. Он вонзил его в песок перед собой и наклонил голову.

– Вы не в том положении, – произнёс он. – Вопрос лишь в том, насколько мучительно оно будет.

Затем он сделал знак, и его зверь резко развернулся, выдирая когтями из песка глубокие борозды. Посланник рысцой направился обратно, оставив шип торчать перед воротами.

– Васкес, убей его! Сейчас! – приказал Командир.

– Васкес натянул свой мощный оранжевый лук и выпустил стрелу в убегающего посланника. Попал в череп. Посланник дёрнулся и повалился навзничь, навалившись на шипы собственного зверя, который продолжал бежать, немного откланяя траекторию под весом хозяина.

Я удивлённо посмотрел на Командира, но не сказал не слова. Он напряжённо припал к трубе и высматривал что-то вдали. «Дети Ямато» яростно затрубили и побежали вперёд. Самого Де-Мездока видно не было. Видно, держался позади. Командир пуще обхватил трубу, так, как будто хотел её погнуть. Затем он отдал её мне, повернулся к Васкесу и сказал: «Прямая атака» – и нервно, полубезумно засмеялся, содрогаясь. – Отличный выстрел, друг! Ты знаешь, что делать дальше! – Васкес кивнул и спрыгнул со стены, закапываясь в песок, применяя один из свитков.

– Вот уж не думал, что этот пафосный придурок сыграет нам на руку. – Командир радостно хлопнул себя по наплечнику, отдал мне в руки громкоговорящий рог, забрал трубу и снова припал к ней. – Как только я прикажу, ты громко повторишь мой приказ в рог, что есть мочи. Понял?

Мы были готовы. Сперва побежали шестилапые звери. Их спустили первыми. На нас надвигалось несколько дюжин агрессивных туш. Как только они подбежали на расстояние выстрела, Командир убрал трубу и тихо скомандовал: «Огонь». Я обхватил рог двумя руками и набрал полные лёгкие воздуха.

На них посыпались бутылочки с бирюзовой эссенцией, рассекая их надвое или натрое. Статуи довершали дело, с грохотом выстреливая каждые 5–7 секунд. Несколько раненых тварей уцелели и пробирались к воротам. У них не было никакого шанса против статуй. Я молча спрыгнул на последнюю из них, каким-то чудом зашедшую так далеко, и вонзил меч по прямо в рогоносый череп.

Быстро забежав в узкий проход и похлопав статую по руке, бросив «хорошая работа», я вернулся к Командиру.

– Зачем ты это сделал? – гневно спросил Командир.

– Не знаю. Как-то само собой. Я ни о чём не думал.

– Хорошо. Но больше так не делай. Ты слишком важен, чтобы тебя потерять – строго ответил тот, рассматривая в трубу противника. Вышли лучники с зелёными нарукавниками. Командир тихо сказал: «Вниз».

На нас обрушился шквал крылатых стрел, их жужжание прорезало воздух бесчисленными крыльями разъярённых насекомых. Мы укрылись за скутумами, плотно прижавшись друг к другу, слыша глухие удары, с которыми стрелы вонзались в дерево. Стена под ногами уже была усыпана обломками наконечников. Войско врага не торопилось, методично выстреливая раз за разом, меняя ряды. Их стрел хватило бы на неделю, и они знали это.

Армия противника, казалось, двигалась слаженно, продвигаясь вперёд на расстоянии выстрелов, но не спеша бросаться под статуи, что было довольно выгодно для нас.

Над нашими головами свистел металлический дождь, постепенно превращаясь в огненный. И даже звуки онагров, которые время от времени прорезали воздух громкими выстрелами, не могли заглушить этот нервирующий жужжащий аккомпанемент.

Две статуи, стоявшие на воротах, всё ещё выдерживали натиск. Их каменные силуэты возвышались, как вечные защитники, обречённые быть теми, кто они есть. Из их верхних частей вылетали фиолетовые выстрелы, попадая во врага с поразительной точностью. Но даже они теряли силы. От каждого удара стрел по камню от статуй откалывались мелкие осколки, превращая их некогда безупречные очертания в грубые, израненные фигуры. Я видел, как девочка, которая носила мне Кадааш во время болезни, вместе с двумя мастерами скользнула к статуям, чтобы перезарядить их.

Тем временем, онагры огрызались, продолжая посылать каменные ядра прямо в плотные ряды лучников. Глухие взрывы и крики выживших оглашали поле. Несколько раз ядра попадали точно в цель, оставляя врагов в замешательстве. Но их было слишком много. Они заполняли пустые ряды, как песок, скользящий обратно в яму. В конце концов, оба Онагра сгорели под натиском огненных стрел.

Два наших преторианца упали на землю, пытаясь прикрыться щитами. Один из них хрипел, прижимая руку к окровавленной груди, а другой был уже мёртв. Их гибель была тяжёлой, но неизбежной платой за оборону. Мы все это понимали.

И тут наконец появился Де-Мездок. Он выехал на своём зелёном звере, будто прямо из песка, его фигура заметно выделялась даже на фоне его людей. Его дырявый, тёмно-зелёный плащ развевался хаотическим знаменем, а маска в виде семи змей внушала ужас. Он остановился ненадолго, изучая поле, а затем взмахнул рукой, подавая знак своим войскам. Его силы, до этого державшиеся на расстоянии, рванулись вперёд, вопя боевые кличи, которые перекрывали все другие звуки. Они двигались как поток, захлёстывающий барханы.