Книга лучей

Мы с Крейгом хорошо исполняли наши роли. У каждого свои. В один миг я неожиданно смягчился и у меня отпали претензии. Я предпочёл бы обо всём забыть, если бы не однажды ночью я не увидел, как два преторианца вели одного из новеньких в сторону склада. Преторианцы вышли довольно быстро. А новенький остался внутри. Я неотрывно сидел напротив двое суток, периодически делая глоток из фляжки.

Когда первая часть плана была приведена в исполнение, Мы встретились с Крейгом за ареной, предварительно обменявшись одинаковыми сумками.

– Думаешь, это хорошая идея? В конце-концов две головы лучше, чем одна – спускаясь по лестнице, я крепко придерживал факел в руке.

– Именно так я и думаю. Думаю о том, что это хорошая идея. И думаю о том, что две головы лучше, чем одна – На тон ниже ответил Крейг.

Он продолжил: – У нас с тобой есть час. Ты направо. Я налево. Если один из нас задержится или погибнет – значит, нужно было готовиться лучше, а не торчать в библиотеке. Готов? Вперёд.

Факел освещал стены, покрытые тусклыми, ядовито-зелёными символами. Некоторые из них я узнавал. Шумерские. Некоторые из них я даже заботливо выводил своей рукой. В сумке Крейга лежал кинжал из белого металла с такой же по цвету рукоятью. Он немного светился в темноте. На его лезвия было высечено: «Б для К» волнистыми, голубыми буквами. Я осклабился. Он явно времени не терял.

Судя по карте, за двумя развилками стоит саркофаг, преграждающий дверь. Мне нужно было подготовиться. Я достал два свитка и одним из них наложил на себя иллюзию. Путь до саркофага прошёл без происшествий. Разве что зелёные символы стали агрессивнее на вид, а воздух стал более затхлым.

Коридор вёл в комнату с четырьмя громоздкими, терракотовыми ушебти[5], расставленные по углам. Посередине, как и обещалось, вертикально стоит саркофаг. В нём тихонько извивается существо, чья фигура напоминает и зверя, и человека. Его тело мощное, с мускулистыми плечами и грудью, половина которой, кажется, слилась с саркофагом. Голова существа увенчана высокими ушами, заострёнными и настороженными. Глаза глубокие и лишённые зрачков. Над его головой, левитирует тиара со множеством жёлтых и одним красным камнем.

В тишине этой комнаты каждый вздох кажется громким. Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, делая шаги и контролируя дыхание. Существо протягивается и издаёт печальный, очень шумный выдох.

– Ты, не, Песчаный, Командир. – Металлический голос резал слух не смотря на медленную и растянутую речь. Драгоценный рубин на тиаре стал источать красное сияние. Сердце гулко разрывало мою грудную клетку.

– Почему ты меня не узнаёшь? – Как можно твёрже ответил я, подходя к нему вплотную, еле живой от страха. Существо медленно извивалось, вдыхая своим длинным и прямым носом с отчётливо очерченной переносицей.

– Мой, повелитель, никогда, не, расстаётся, со, своим, оружием, – Недовольный громкий выдох, который чуть не сбил меня с ног. Камень в тиаре стал угрожающим, налившись до бела.

– Великая Битва пришла! Я утратил свой меч. Но я верну его! – Говорю я первое, что приходит в голову, пытаясь держаться достойно.

Существо дёрнуло ухом, осторожно скрестило руки на груди и выдохнуло: – Я, держу, твою, жизнь, но, ты, не, можешь, меня, держать. Что, я?

Я сделал два шага назад, тихонько ловя ртом воздух. В голове лихорадочно бежали варианты. Успею ли я убежать? Успею ли я атаковать? Успею ли я хоть что-нибудь? Я стоял, не зная, что ответить в ситуации, когда ответ был жизненно необходим. Рубин затрещал, заполняя тишину звуком, от которого сводило зубы. Я нащупал рукоять за поясом. Холодная, надёжная, крепкая. Стиснул её пальцами. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох…

Дыхание! – вскричал я так, что по коридорам три раза отозвалось эхо. Эти секунды показались мне вечностью. Я мысленно попрощался с жизнью. Затем существо дёрнуло ухом, и камень потух. Послышались звуки каких-то петель и рычажков. Затем саркофаг стал опускаться вниз. Существо никак не реагировало, продолжая держать скрещенные руки. Когда тиара последовала вниз за ним, пол начал геометрически складываться, пока полностью не закрыл проём. Решётка, находившиеся за саркофагом, медленно поднималась вверх.

Пару раз я сбился с пути. Заплутал. Пришлось возвращаться на исходную. Миниатюрные песочные часы в моём кармане предвещали недалёкий и скорый исход. Мне удалось успеть лишь чудом.

Вваливаясь в условленное место, я понял, что мне не остаётся ничего, чем заявить о своём провале. Мне не удалось проникнуть ни в одну из секций, в которые мне нужно было попасть. Их перекрывали тяжёлые массивные двери, под которыми торчали какие-то длинные, толстые, чёрные нити из какого-то гибкого материала. На первый взгляд, они казались хрупкими, но при этом оказались достаточно прочными, чтобы выдержать натяжение. Когда я впопыхах перебирал, а затем пытался порезать их, надеясь повлиять на двери, с одной из них сползла чешуя и увидел тоненькие жилки.

Крейг был ранен. Обворачивал руку тканью, которая явно не была срезана с его одежды. Завидев меня, он выплюнул кроваво-красную тряпку и тихо промолвил: «Получилось?».

В этом непривычном помещении в форме цилиндра, я зажёг три глиняные чаши, до краёв наполненные животным жиром. Тонкий льняной фитиль сообщал, что света хватит на долгие и долгие часы. На круглый стол Крейг положил песочные часы, скимитар и жука.

– Здесь. Здесь начнётся наше освобождение, – Крейг перевернул часы. Его лицо казалось высеченным из камня, но голос дрогнул.

Я молча кивнул, показав пальцем на жука. – Отключён?

– Уничтожен, – коротко бросил он. – Хотя, сколько бы их ни давил, каждый раз находил ещё двоих.

Я усмехнулся, доставая окуляр. – У меня их трое. Голус, Толус и Шолус. Три разноцветных красавца. – Я медленно переключил режим и повёл окуляром по широкому брюху, разглядывая сложные шестерёнки. – Потрясающая работа, Крейг. Никак, девятый уровень по арабской метрике.

Крейг кивнул. – Ты даже не представляешь, что скрывается за вторым римским уровнем.

– Может, и не представляю. Но подыгрывать Великой Битве не так уж плохо. Сколько нового узнаём: навыки, способности, потенциал… Всё это не пустые слова для меня. Они всегда находят своё… выражение. – Нож легко рассёк корпус жука, рассыпав шестерёнки. Я склонился над ними. – Представь, каково это – создавать такие штуки.

– Чтобы убить скотину, её сначала нужно вырастить, – пробормотал он, подняв глаза. – Великая Битва – это всего лишь метафора насильственной смерти, которая сожрёт нас, когда придёт время.

– Мы не можем знать наверняка…

– Хватит! – его кулак обрушился на стол.

Звук ударил в стены, промчался эхом по коридору. Потом повисла тишина. Лишь лёгкий треск жарящегося жира и острый, тягучий запах напоминали о том, что так больше делать не стоит.

– Извини. Перенервничал. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы добраться сюда. – Он поморщился, глядя на свою руку. – Слушай. Я знаю, что ты можешь плохо отреагировать на то, что я скажу дальше. Но обещай хотя бы выслушать.

Я кивнул.

– Несколько дней назад я прирезал пацана с белыми волосами, – начал Крейг, впившись в меня глазами, будто его слова могли растечься по полу. – Мне удалось выманить его за сте… Да погоди ты звереть! Ты обещал выслушать!

Он резко махнул рукой, указывая на жука на столе. – Видишь его? Сколько бы мы их ни убивали, они возвращаются. Так? Так, я спрашиваю?!

Я испуганно кивнул, не перебивая.

– Вот и я подумал, – продолжил он, голос его становился всё тише, но напряжённее. – А что, если с людьми то же самое? Понимаешь? У них нет истории. Нет памяти. Они не хотят общаться. Живут так, будто за пределами их расписания вообще ничего не существует. Они вроде делают действия, но это всё одно и то же логически бессмысленное дерьмо!

Он замолчал на мгновение, словно проверяя, слушаю ли я, а затем резко добавил: – На следующий день я увидел его. Того самого пацана. Живого. Сидел на песке, играл, как ни в чём не бывало. Резал себе пальцы. Хотя я лично закопал его труп! Своими руками.

Я смотрел на Крейга, в глубине души приятно осознавая, что сегодня меня ещё есть чем удивить. Жуткое чувство, на самом деле.

– Я знаю, о чём ты думаешь. Но чтобы мне не быть многословным, вот. – он бросил на стол шестёрню. Это было там, где должно было находиться сердце!

Я рассматривал шестёрню, не смея прикоснуться к ней. На ней был выгравирован номер. 11142. И приписка: СИМ. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

– Крейг… Чёрт возьми, я… это слишком. – Я опустил руки на стол, не отводя взгляд от шестёрни. Не помню, чтобы я был моралистом. Хотя, может, и был… Но есть же рамки, в конце-концов…

– То есть, по-твоему, это не убедительно?

Я не ответил. Моё сердце билось тяжело и глухо, как если бы кто-то стучал в запертую дверь. Мне хотелось отвернуться, но это было бы слишком очевидно. Вместо этого я сосредоточился на трещине на стене, пытаясь вглядеться в её извилины так, будто это может освободить меня от ответа.

Крейг взял кровавый скимитар, сумку и начал снаряжаться. – На сегодня хватит. Мы оба на пределе. Предлагаю встретиться здесь через неделю. С потерями и неудачами, но план номер один выполнен. Можем приступать к плану номер два.

– Нет, Крейг. Мы не будем приступать к плану номер два. По крайней мере, я – точно. Не такими методами.

– Не глупи. Или мы их, или они нас. Вспомни Зов. Вспомни наш Зов, Бонс! Не говори мне, что мы на правильном пути. Не говори мне, что это не клетка… – тихо сказал он.

Я вернулся в свою комнату. Всю ночь мне снились тревожные сны. Затем я заболел и пролежал три дня, не издав ни звука. За мной ухаживала девочка, которая заглянула ко мне на второй день. Она носила мне Кадааш в кувшине.

Когда стало получше, я наконец вышел наружу. Первое, на что я обратил внимание – моё имя на двери. Буква “Б” стала полностью лиловой, включая контуры. Лиловые капли капали из верхней «трубочки» этой буквы, падая на букву «О», проникая внутрь. Тогда я начал обходить все двери, в поисках подтверждений своих тревожных догадок. Но ничего не нашёл. Как и говорил Крейг – каждый способен видеть только своё имя. Для всех же остальных символы нечитаемы.

В тот же день я вернулся в библиотеку. Скрытый от глаз подвал волновал мою кровь. Там же можно было применять свои навыки на практике. Благо было всё необходимое оборудование. Рунных и алхимических столов было в избытке, а вот за остальными компонентами нужно было выходить наружу, попадая в изощрённейшую социальную паутину из спроса и предложения. Где, чтобы получить предмет, знание или компонент, нужно было выполнить какое-то поручение.

Например, чтобы освоить рунное письмо, мне нужно было найти рунное перо. В торговых рядах его попросту не было, а индивидуальный заказ стоил столько, что я бы стёр себе все пальцы, работая сверхурочно в течении восьми месяцев. Чтобы изготовить его самостоятельно, треугольная книга просила склянку с живыми артериями. Такая экзотика оказалась у Васкеса. Он обещал достать одну банку из своего тайника. Взамен он просил пять сердец песчанных варанов, которые были очень пугливы и закапывались в песок при малейшем приближении. Создав свой первый, бросовый лук, я пошёл на стрельбище, Упражняться. Спасибо, что хоть стрелы не требовали крови. В итоге я очень сильно отбил левую руку, потому что для её защиты нужна была крага, о которой я не подумал. Пришлось искать другой путь.

Я перестал считать дни. Они проходили быстро и незаметно. Солнце вставало и заходило, а я предпочитал ни о чём не думать. Мне удалось однажды сделать ту самую фляжку под арабским номером «4», как у Командира. Я смотрел на этот бирюзовый крест с большой гордостью и любовью. К этому моменту у меня получалось сделать из песка многие базовые вещи, вроде молоточков и отвёрток. С помощью этих инструментов удалось отколоть кусочек бирюзового хребта и сделать из неё эссенцию. Это заняло довольно много времени. Я перелил часть её к себе в бутылёк, чуть меньше моего мизинца, и положил в свою новую сумку к остальным вещам.

Иногда сумка издавала лёгкий звон. Загадочный белый металл, чуть постукивался о стекло, вызывая тошноту. Я быстро отгонял от себя всякие мысли, пытаясь перевести их в другой лад.

Появились неприятности. Два новичка стали частенько наведываться в библиотеку. Теперь я либо просыпался рано, либо приходил поздно, подумывая о том, как перенести тяжёлые пюпитры в свою комнату.

В одном из таких раздумий меня застал Командир. Он привёл меня к тому же углу с глиной. Там уже стоял Крейг. Взяв один из высохших на солнце кувшинов, несколько раз осторожно повертел его в руках, спросил:

– Что будет, если не обжечь его?

– Кувшин останется очень хрупким, не сможет удерживать воду и рассыплется – сказал я, вспоминая свои первые попытки сделать флягу. – Поэтому его необходимо обжечь. В три этапа, если не ошибаюсь: медленный нагрев, доведение до максимальной температуры и постепенное охлаждение.

– То есть ты понимаешь необходимость обжига? – спросил Командир, поставив кувшин на место и взяв в руки рядом стоящую лопату, вокруг которой водили хороводы жуки-чернотелки.

Я смотрел, как он забрасывает в горн верблюжий навоз. Явно не чураясь этого занятия, он выглядел так, будто делал это сотни, если не тысячи раз. Затем он достал из своей бережно перешитой коричневой сумки флакон и вылил его в боковое отверстие печи в форме воронки. Горн начал разгораться.

– Хорошо. Завтра мы приступим ко второму этапу обучения. Надеюсь, ты готов. И ты тоже. – Командир с презрением повернулся к Крейгу. Тот не ответил. Но его взгляд, холодный и настороженный, впился в лицо Командира. Тот не отводил глаз, только слегка наклонил голову, оценивая. Между ними возникло нечто невидимое, но ощутимое, как натянутая струна.

Крейг сложил руки на груди, его пальцы сжались так, что побелели костяшки. Командир, напротив, оставался непоколебимым, но напряжение выдавало положение тела: чуть выпрямленные плечи, едва заметное прищуривание глаз.

Их молчание тянулось, будто проверяя, кто из них сломается первым. Но ни один не двинулся, словно оба ждали подходящего момента.

– Оставь нас, – голос Командира разорвал эту звенящую паузу. Он даже не посмотрел в мою сторону. Только небрежный жест рукой, как будто всё это меня не касалось. Может, так оно и было.

Я шёл, направляясь к библиотеке. На третьем повороте Крейг, нагнал меня, взял за грудки и прижал к стене. – Ты слышал, что он тебе сказал?

– Что начинается второй этап обучения – ответил я огрызнувшись.

– Очнись! – цокнул языком Крейг, и, прежде чем я успел среагировать, его ладонь звонко обожгла мою щёку. – Очнись.

Он чуть наклонился ближе, глядя мне прямо в глаза, и голос его стал тише, почти отчаянным. – Я думаю, тебя убьют. Точно убьют. Обескровят.

Я не ответил, безуспешно пытаясь выбраться. А Крейг, видя мои потуги, усилил натиск. Его тон был одновременно серьёзнейшим и горьким. – Беги, глупец. Беги, пока можешь. Ты ведь не готов. Ты никогда не сможешь дать ему отпор.

Вдруг его рука вжала меня в холодную стену с такой силой, что мне стало трудно дышать. Я почувствовал не столько боль, сколько тяжесть его слов, нависающих надо мной. Он смотрел на меня снизу вверх, но в этом взгляде, полном усталости и горечи, был маленький огонёк сожаления.

– Прости, Бонс, – наконец выдохнул он, отпуская меня с неожиданной мягкостью. Его лицо стало опустошённым. – Не уберёг. – он отвернулся. Всё было сказано.

На следующий день Крейг покинул замок. Это стало полной неожиданностью для меня и для Васкеса, который сильно прикипел к своему новому боевому партнёру. Он расспрашивал меня, не знаю ли я о его планах и что у него случилось. Я не знал. Стоя на стене, рассматривая заросший горизонт в окуляр, и разочарованно поражался тому, как ему это удалось. Целый день я бродил по городу, прямо как в первые дни своего пребывания здесь. И не прельщали меня никакие из нынешних увлечений, тайн, загадок и городских представлений. К вечеру я пришёл в библиотеку и тихонько присел на клисмос[6], не замечая редкие просьбы новичков что-то объяснить.

Командир выбил дверь в библиотеку так, что она отлетела, едва не задев меня. Он подбежал ко мне, ударил меня сандалей под дых, схватил за руку и швырнул в книжную полку. На меня начали падать книги с римкой цифрой “I”.

– Все. Вон! – яростно приказал он, разминая кулаки. Новички быстро скрылись за проходом, который некогда сторожила дверь. Он направился ко мне. Я попытался встать, но не смог. Через миг его нога сдавливала мне шею. Никогда не видел столь мерзкого взгляда и отвратительного осуждения в его… двоящихся глазах.

– Я тебя зачем сюда взял?

– Ты сказал… Вы сказали делать всё, что нам вздумается! – Его нога сильно сдавила шею. Я обхватил ступню руками.

– Я. Тебя. Зачем. Сюда. Взял?

– Готовиться… Кхх… Блблбл… Битве.

– Так. А почему этого не происходит? – Ты думаешь, что особенный? Что ты лучше остальных? Я тебя сюда взял, чтобы ты сражался! Так почему ты не сражаешься? – Он ослабил давление, понимая, что больше я не выдержу.

Я закашлялся и пытался собрать слова в более-менее конструктивную последовательность, одновременно пытаясь вывернуться. Совсем рядом со мной лежала моя сумка. Естественная мысль мигом пронеслась в голове. Я потянулся к ней.

– Мастер! Вы же сами установили свободу воли! Ваш первый урок был!.. Кха…! Вы не говорили сражаться!

– Отставить! – Он убрал ногу с горла и ударил меня под дых так сильно, что мои рёбра хрустнули, и я снова впечатался в книжную полку, больно ударившись головой. – Почему все здесь уделяют тренировкам хотя бы мало-мальское внимание!? А ты нет! А!?

Он взял меня за волосы, которые я успел отрастить за время пребывания здесь, и протащил на выход, остановившись лишь тогда, когда оказался за пределами библиотеки.

Марш тренироваться! Чтоб я тебя здесь больше не видел, пока не усвоишь базовую программу! – заорал он. В это время на нас смотрели преторианцы с амбулакрума, заканчивающие отрабатывать свои построения, и случайные прохожие, бредущие по своим делам. Вытащив гладиус из ножен и прошепча какие-то слова, он установил на проходе в библиотеку барьер красного цвета. Я отвернулся, попытавшись зарыться в твёрдый песок. Лишь бы не ослепило. Лишь бы не ослепило.

Сидя в комнате, я читал уже третий свиток восстановления. Это была седьмая попытка, ибо текст нужно читать выразительно и чётко, а кровь, стекающая из рта, всячески этому препятствовала. Ни о чём в мире я сильнее не жалел, чем о потере ножа с белой рукоятью. Сумка осталась внутри, за барьером. Я смутно догадывался, что и для чего происходит, но физическое насилие сломило меня больше, чем я предполагал. Я перехватил свиток и начал читать его в восьмой раз.

На следующее утро я направился к Арене, выбрав первый попавшийся песчаный меч, и начал лупить по воздуху. Нужно было придумать план. Если я не справлюсь, то боюсь, мои дни сочтены. Если я сейчас сдамся, если я сейчас не справлюсь, то окажусь на том складе. Крейг предупреждал… Боль в рёбрах говорила о том, что ставки сильно выросли. Но страх был сильнее, чем боль. Думай. Думай. Думай.

– И это всё? Я вообще не понимаю, зачем ты здесь нужен. Твоей пользы здесь ноль – развёл руками Командир с трибуны и кинул в меня песчаным камнем. Попал в живот.

Я сделал глубокий вздох и встал в боевую стойку, бросая Командиру вызов. Держаться. Держаться…Терпеть!

– Васкес! Васкес, слышишь меня! Этот дурачок считает себя особенным! Он смеет бросать мне вызов! – Командир кинул ещё один камень, но в этот я увернулся. – Так преподай ему особенный урок!

– Так точно, – отозвалась рыжая борода, выходя из колонны. В руке у него блеснул тяжёлый боевой молот. Я перехватил оружие поудобнее и, не раздумывая, рванул в его сторону.

Я едва успел увернуться от его размашистого удара, но даже не промедлил выпрямиться, как сапог врезался мне в лицо. Удар был молниеносным и беспощадным. Что-то хрустнуло. Я рухнул на землю, неуклюже распластавшись. В ушах звенело. Во рту стоял привкус пыли и крови.

Кажется, шутки кончились. Звери сбросили маски, явив свой настоящий оскал. Я горько улыбнулся, прижимая нос. Крейг был прав. И Командир тоже был прав. Я дурак.

– Слабак! – засмеялся Командир. – С этого дня ты будешь тренироваться по двенадцать часов в день!

Так я превратился в куклу. В мешок. В манекен. В пыль. Днём меня колотил Васкес, вечером я валялся у колодца, не в силах что-либо предпринять или придумать. В голове раздавался пустой и ноющий звон. О библиотеке речи не было.

Когда я потратил все свои защитные свитки и все песчанные запасы на новые, лишь бы уберечь кости от переломов, моя жизнь потеряла всякую радость. Я превратился в скулящую и тупую скотину. Он был прав. С самого начала. Надо было всё здесь взорвать к чертям. Я ненавидел физические упражнения. Ненавидел драться. Ненавидел Командира. Его двуличность. Его тайны. Его приказы. Его шлем. Его.

«У костра слабакам не место» – он сказал однажды вечером, когда я подошёл поговорить насчёт того, что с Великой Битвой я могу сражаться боевыми свитками. Ныне он старался держаться от меня на расстоянии и никогда не подходил близко.

Меня всё время поддерживала лишь смутная догадка, но вскоре и она исчезла. Осталось лишь параллельное, очень концентрированное чувство причинить боль. Усугубило положение то, что я не мог выговориться даже в своей комнате. Голус, Толус, Шолус навязчиво приходили снова и снова, как далеко бы я их не выкидывал.

В редкие часы раздумий, я представлял себя формой, которая неуместна в данной жизни. Я взращивал в себе форму книжного червя, в то время как на войне нужно оружие. Только вот на какой войне? Проклятье…

Шли дни. А за ним недели. Я пытался медитировать, находясь наедине с собой, рядом с песчаной кроватью. Но ничего не менялось. Даже привычные чувства правильности и неправильности изрядно поднаторели. И я понял, что так будет продолжаться, пока я не отойду от привычных действий. Но думать у меня не было сил. Этот порочный круг из одних и тех же мыслей однажды набрал критические скорости. А затем в моей голове щёлкнул какой-то древний рычаг.

Красный барьер оказался легче обойти, чем я предполагал. С кувалдой в руках я принялся пробивать маленькую дыру у самой его кромки. Каждый удар гудел в воздухе, и барьер начинал шипеть, слабея. Постепенно он расширялся и деформировался: его яркий алый цвет тускнел, превращаясь в грязноватую багровую пелену.

На всё про всё ушло полтора часа. Надеюсь, никого не разбудил. А хотя, плевать. Пусть приходят. Последний удар, и часть стены обрушилась с глухим треском, открывая проход. Барьер исчез. Я вытер пот со лба и взглянул на сырцовую массу обломков. Неужели городские стены так же хрупки? Или это было слишком просто, чтобы быть правдой?

К утру, поравнявшись с Васкесом, я постарался как можно ближе оказаться к боевой головке молота, как делал уже несколько раз. Это позволяло атаковать его коротким оружием, сокращая дистанцию. Делая вид, что собираюсь провернуть старый трюк – я отпустил меч, позволив ему упасть, запустил руку в сумку, вытащил бутылёк и метнул ему в грудь, отскакивая и закрывая глаза рукой.

Раздался звук трескающегося льда. Я вдруг вспомнил, что такое снег, на миг увидев себя маленьким мальчиком возле подножья двух снежных гор. На мне была тёплая одежда, и я завороженно смотрел на небо, наблюдая яркие и мерцающие цветные полосы света. То была танцующая завеса, играющая с непостижимым ритмом ночи.

Когда я открыл глаза, то увидел разбросанные части тела Васкеса, валяющиеся в своих шестёрнях. Из его тела торчали несколько крупных бирюзовых кристаллов.

Командир встал. Как жаль, что я не видел его выражения лица. Как жаль. Я поднял свой меч, направил на него и с горьким смехом произнёс. – Ты следующий.

* * *

Не знаю, сколько времени прошло. Но в сознание я пришёл, боясь открыть глаза. Тело, будто понимая, что произошло, взяло управление в свои руки и начало вырываться. Язык сам по себе зашептал «О, нет… Только не это… Нет, нет, нет нет…Только не это. Прошу…». Наконец глаза открылись в темноте, пробив незримую грань между сном и реальностью. Тишина была осязаемой, плотной, почти давящей. Воздух пах плесенью и железом. Я моргнул несколько раз, но зрение не привыкало. Никакого света, даже слабого, даже случайного.

Лёгкий скрип цепей на запястьях – короткий звук, похожий на звон искажённого колокольчика. Сердце билось всё быстрее, с силой выталкивая кровь. «Только не это. Не здесь» – мысли вспыхивали, как спички, и тут же начинали жечь мне голову. «Ещё одного раза ты не выдержишь».

Я догадывался, где нахожусь. Пыточная. Это слово всегда звучало в рассказах других как что-то недосягаемое. Как то, что случается только с кем-то ещё, но только не со мной. Это место, где ломают не только тело.