Нить жемчуга. Книга первая. Стихия – Тьма.

– Мне его жалко… – Вероника пожала худенькими плечами. – Когда он говорил о тех людях в деревне… Мне кажется, такое придумать нельзя!

– Пойми, – Козерог удрученно вздохнул, – Алеистер не друг нам, хоть и утверждает обратное. А твое присутствие – само по себе невероятный соблазн. Ты не такая, как все, и теперь это невозможно скрыть.

Вот так, чтобы быть «такой», ей надо было как минимум стать бездумной хищной тварью, а лучше – сразу чьей-нибудь закуской, притом уже давным-давно…

– Мы справимся. Я не боюсь… – Вероника постаралась отогнать от себя мрачные мысли и заявила нарочито уверенным голосом: – Мы должны предложить ему помощь. А если вдруг что-то пойдет не так… – Девушка на мгновение задумалась, а потом уверенно выпалила: – У меня есть меч, помнишь?

– Помню, деревянный. – Сильваер слегка поморщился. Но Вероника решила сделать вид, что этого не замечает.

– Неважно, я смогу победить его.

– Его – возможно, но не его магию. Этот человек в отчаянии, такое чувство порой толкает на необдуманные поступки. Он не будет просить помощи ни у нас, ни у кого бы то ни было, потому что уверен – ему уже не помочь. – Козерог грустно усмехнулся. – Время и потери сделали из него того, кто он есть.

Девушка вдруг представила плотную непроницаемую маску вместо лица и два черных провала вместо глаз… Время и потери… она тоже многое пережила, но разве она стала плохим человеком? Нет! Конечно, у нее есть Сильваер, он всегда ее поддерживает, а у чародея нет никого…

– Мы справимся вместе. – Вероника не удержалась и взяла козерога за руку, вернее, этого прекрасного мужчину, своего друга и защитника, без которого она бы уже давным-давно пропала. – А мне все равно жаль его. Очень, очень…

Сильваер не ответил, понятие о жалости было ему чуждо, также как и о справедливости. Он не оценивал происходящее с ним, разделяя на «хорошо» и «плохо», и как бы невероятно это ни звучало, такое мировоззрение давало надежду и уверенность, когда впору отчаяться и опустить руки. Если несправедливости не существует и каждый получает то, чего достоин, о чем переживать? Девушке очень хотелось верить ему, ведь хозяин Врат, проживший так долго, просто обязан знать об этой жизни если не все, то многое.

Они миновали деревню, а затем медленно пересекли голую и пустую равнину. В сухой, выбеленной ночным заморозком траве гулял ветер. Девушка во все глаза смотрела на медленно приближающуюся серебристую полоску на горизонте. Холм, по которому они поднимались, оказался длинным и широким утесом, к вершине которого вела тонкая и извилистая тропинка. Вероника не заметила, как обогнала козерога и, огибая острые серые камни, взлетела до половины склона.

Открывающийся сверху вид завораживал. Девушка никогда еще не видела такого простора. Чужое море или даже океан был прекрасен и величественен. Безграничная водная гладь, уходящая за горизонт, казалось, ей нет ни конца ни края!

Вероника мечтала хоть раз в своей жизни увидеть нечто подобное. Но теплая манящая мечта, по своему обыкновению, сбылась совершенно неподобающим образом: перед девушкой рокотала и волновалась под порывами ледяного ветра холодная и неприветливая темно-серая пучина. И все равно Вероника была счастлива. Конечно, не о таком она мечтала, но даже этого не ждала.

Сильваер подвел девушку к самому краю обрыва и указал вниз.

– Там находятся Врата.

Вероника минуту вглядывалась в разбивающиеся об острые скалы серые волны с белыми обрывками пены.

– Я ничего не вижу, – наконец честно призналась она.

– И не увидишь, зато, если я хоть что-то понимаю, почувствуешь сразу же, когда они откроются. Прости, мне нужно немного подумать.

– Хорошо, – девушка с радостным облегчением отошла от края утеса и присела на округлый валун, покрытый желтоватым мхом. Ей было страшно стоять над самой пропастью.

Козерог прошелся вдоль обрыва и замер на краю, словно живая статуя. Вероника, во все глаза смотревшая на него, невольно задержала дыхание. Сильваер делал так раньше. Может быть, он глубоко уходил в свои мысли или, наоборот, прислушивался к чему-то извне, недоступному тугому человеческому слуху?

Козерог стоял несколько минут без движения, смотря в серую даль. Очередной порыв ветра растрепал его светлые волосы, словно гриву, и девушка невольно залюбовалась. Сильваер мог быть кем заблагорассудится, выглядеть как угодно и все равно бы оставался собой – прекрасным неземным созданием, мудрым и вечным, как морские просторы и скалы на берегах.

Облака на мгновение расступились, пропустив несколько острых, словно копье, солнечных лучей. Свет достиг воды и рассыпался по ее взволнованной поверхности множеством белых слепящих осколков. Если бы только Вероника могла запечатлеть это мгновение! Жаль, что у нее нет ни красок, ни бумаги… только рвущее душу вдохновение. Наверное, если бы она постаралась, получилось бы не хуже той картины с золотыми Вратами, которую она нашла в доме у Ферро. Конечно, она уже давно не рисовала, но руки вспомнят. Но как изобразить то, что способно видеть только сердце?

Козерог обернулся к девушке.

– Что такое, дитя? – В больших темно-синих глазах отразилось любопытство.

– Ничего, – Вероника мечтательно улыбнулась. – Просто я вспомнила одну картину, раньше я тоже любила рисовать.

– И что ты рисовала?

– Все. Все, что мне нравилось. Мне показалось, что сейчас у меня получилось бы не хуже…

– А на той картине была вода или земля? – Беспечный синий взгляд казался глубже самой глубокой морской бездны. Неизвестный художник изобразил все верно и на совесть, да только никакими красками не изобразить мерное живое дыхание ночного неба. Та картина достойна висеть в самом роскошном и дорогом интерьере, но в ней нет ни капли души.

– И то и другое. – Девушка почему-то смутилась и опустила глаза. – Там было озеро и маленький остров, а на нем – золотые ворота и… ты.

– Я?

– Ну, – Вероника замялась. – Мне кажется, это был не совсем ты…

– Будь по-твоему. Где же ты видела это… изображение?

– Когда… – девушка замялась. Воспоминания о величественном и надежном доме, равно как и о его хозяине, вызывали в душе противоречивые, смешанные чувства. Сначала – надежду, после – отчаяние. – Я была…

– Не нужно, – Сильваер перебил ее на полуслове. Вероника замолчала и почти испуганно воззрилась на козерога.

– Я не заставлю тебя говорить о том, о чем ты сама говорить не хочешь. – Сильваер примирительно обнял Веронику за плечи и повел вдоль кромки утеса. – Хочешь знать, как появляются Врата? – Козерог остановился над самым обрывом, в отличие от девушки, он не глядел вниз, только вперед, куда-то за горизонт.

Вероника кивнула, она всегда любила слушать истории, которые еще каких-то полгода назад показались бы ей сказками. А сейчас девушка готова была поверить самому фантастическому рассказу и жадно впитывала все, что говорил ее невероятный спутник.

– Они открываются на месте выхода большого количества живой силы. Чародей ошибается, не каждому дано узнать все, будь он хоть трижды умен и прилежен…

– А твои – как они появились? – спросила девушка, тщетно стараясь оторвать взгляд от бушующих пенных валов. Они с козерогом стояли так высоко, что брызги воды не долетали до них, а Вероника могла чувствовать только прикосновение влажного и порывистого морского ветра.

– Мои врата создал источник, это случилось очень давно, в день моего рождения. Но эти, – Сильваер указал взглядом куда-то вниз, – отличаются от остальных. Что здесь случилось, знает только чародей. Мне кажется, что в волнах хранится ключ к его отчаянию. Люди всегда стоят на распутье, и только они сами могут решить, любить им или ненавидеть, сдаться или продолжать борьбу.

– Что это значит?

– Только то, что наше отношение к жизни меняет саму жизнь. Кому, как не тебе, это знать, дитя? А сломленный человек может натворить много бед себе и всем, кто окажется рядом, хотя это тоже нельзя назвать случайностью.

Девушка только вздохнула. Все, что говорил козерог, вызывало в ней необъяснимый отклик, Сильваер мог объяснить ей то, о чем она не имела ни малейшего понятия, но одно дело услышать и согласиться, а понять – совсем другое.

Утес, на вершине которого они стояли, и окружающие его высокие острые скалы казались совершенно неприступными. Вниз, к воде, не вела ни одна тропинка.

– Врата там? Внизу? – Вероника почувствовала укол сомнения. – Как мы доберемся до них?

– Прыгнем, другого пути я не вижу.

– Мы же разобьемся! Там слишком высоко! – Девушка не слишком боялась высоты, но сейчас ею овладела настоящая паника. Не оттого, что она стояла на самом краю утеса, а от мысли о пугающей необратимости падения с такой головокружительной кручи.

– Конечно, нет. Мы пройдем через врата на другую сторону, также как и в прошлый раз. Я не оставлю тебя одну.

– Что мы будем делать, если Алеистер откажется открыть их нам?

– Для этого должна существовать веская причина, и она у него, безусловно, имеется. Ох, чем больше я узнаю людей, тем сложнее мне с ними…

– У него были родные… – задумчиво проговорила девушка и замолчала. Почему она раз за разом сравнивает чужие судьбы со своей? Это неправильно, но по-другому не получается…

Козерог лишь вопросительно посмотрел на нее.

– Видеть, как погибает целая деревня, это очень страшно… – Вероника говорила, чувствуя, как у нее в горле словно застрял болезненный комок. – А узнать, что твои самые близкие и любимые люди обречены, просто невыносимо!

Девушка замолчала, но Сильваер и не думал перебивать ее. Он ждал, пока наконец Вероника сама не подняла на него покрасневшие, но совершенно сухие глаза.

– Поэтому я пошла с тобой. Я надеюсь, что мои родные еще живы и я успею помочь им. – Она осеклась, но потом произнесла дрогнувшим голосом: – Я всегда буду надеяться… потому что теперь я знаю, что могу!

– Ты хочешь рискнуть собой ради одного человека? – Сильваер с горечью смотрел на нее. – Получится или нет – ты мгновенно выдашь себя. Если и получится, это не гарантирует нам бегство отсюда. Пойми: если продолжать путь, то вместе. Тогда мы поможем не одному, но всем.

– Ладно, если ты считаешь, что это слишком опасно, я ничего не скажу и не сделаю без твоего согласия. – Вероника кривила душой, но, с другой стороны, может быть, чародей достоин того, что с ним произошло?

– Я поговорю с ним сегодня. Я один. И после мы решим, как нам поступить. – Да, козерог умеет убеждать, но что если чародей просто не захочет его понять?

– Ты многого не знаешь о людях, хотим или нет, мы очень зависим друг от друга, – девушка упорно отстаивала свое мнение.

– Доброе наивное дитя, ты еще многого не знаешь о жизни. Если он не способен помочь нам, завтра утром мы покинем его дом.

– Куда мы пойдем?

– В обход, дорог много, когда-нибудь найдем другой путь.

Вероника упрямо нахмурилась, но спорить не стала.

– Идем, я увидел все, что хотел. – Козерог снова поежился и втянул голову в плечи. – Здесь так холодно. Непросто быть человеком в такую погоду. Человеком вообще быть непросто!

Высокий светловолосый мужчина и маленькая девушка, хрупкая, словно тростинка, на фоне своего спутника, медленно брели по высеребренной инеем равнине, в пустом и неприветливом мире, на краю зимы.

Они возвращались той же дорогой, которой прошли утром. Когда путники поравнялись с невысокой оградой кладбища, Вероника отвернулась, она не хотела смотреть по сторонам. Серые кости покрылись инеем… Ей было очень жалко всех этих людей. Только им уже давно не нужна ничья жалость и ничья помощь. Почему тогда у девушки такое чувство, будто она должна сделать что-то очень важное, но не делает этого?

III Тайна

Arcanum

Каменный дом на холме в неярком дневном свете казался почти таким же заброшенным и одиноким, как и все вокруг. Ледяной ветер нес с моря плотные снеговые облака. Первые мелкие и острые снежинки витали в воздухе. Вероника подставила лицо ветру, наблюдая за нескончаемым кружением снега. Вот, теперь их, потерянных скитальцев, нагнала зима…

– Это ее обязанность – приходить на смену осени, – задумчиво проговорил козерог.

Девушка вздрогнула и удивленно обернулась, неужели она произнесла свои мысли вслух?

– Сильваер, что со мной творится? – Вероника поймала его безмятежно глубокий взгляд. – Я так много всего чувствую, что мне становится не по себе… Мне грустно и радостно одновременно, а еще мне уже совсем не страшно, только как-то… тяжело.

– С тобой все так, как должно быть. Твоя жизнь изменилась, и ты меняешься вместе с ней. Я тоже меняюсь, хоть в старости это дается сложнее… Но тот, кто отказывается приспособиться, умирает. Поэтому у нас с тобой просто не может быть выбора.

– Ты же совсем не старый?! – Девушка с тревогой вглядывалась в прекрасное, не имеющее отпечатков возраста лицо.

Старики умирают… И от этого не отмахнешься. Хотя старость хранителя Врат наверняка продлится дольше, чем вся ее жизнь. Дольше тысячи людских жизней. И это прекрасно! Если козерог умрет у нее на глазах, она точно этого не переживет! Какие неприятные мысли, с чего они вдруг взбрели ей в голову? Наверное, это все из-за погоды…

– Нет, конечно, нет, – Сильваер улыбнулся, но как-то невесело, – только не здесь, дитя. Не сейчас. Идем, у чародея наверняка найдутся бумага и карандаши.

– Как?.. – удивилась Вероника.

– Всю дорогу ты думаешь только об этом, – словно ни в чем не бывало ответил козерог.

Девушка застенчиво улыбнулась. Сильваер снова прочитал ее мысли, и Вероника поняла, что просто не может на него обижаться, ведь это настоящее чудо! Что бы там ни говорил чародей, не все на свете можно и нужно объяснять словами.

По возвращении она действительно получила все, что хотела, и даже больше. Хозяин дома ждал их в гостиной. Выслушав странную просьбу козерога и, не вдаваясь в расспросы, он исчез за дверью, которую девушка раньше не замечала. А уже через четверть часа Вероника раскладывала на маленьком столе у окна свои новые кисти, толстый альбом для рисования, коробочку с карандашами и почти не использованные акварельные краски и размышляла о странном поведении чародея.

– Берите. Возьмите их просто так. – Алеистер протянул девушке запыленную картонную коробочку. – Я не думал, что они еще кому-то понадобятся…

– Спасибо вам. – Вероника с благодарностью приняла подарок из его рук и мельком взглянула в щель наполовину прикрытой двери за спиной чародея.

Дверь действительно была странная, неудивительно, что девушка ее раньше не замечала. Сложно увидеть пару тонких продольных щелей на шершавой стене. Зачем вообще нужна потайная дверь, если хранишь за ней всякий хлам? В сумрачной комнате громоздились какие-то полки со сложенными на них коробками и свертками.

– Не надо! – предостерегающий оклик застал девушку врасплох.

Она вздрогнула и торопливо отвела взгляд.

– Простите… – пролепетала Вероника, гадая, что именно она сделала не так. Она должна была развернуться и уйти, но вместо этого зачем-то вскинула голову и взглянула прямо в жуткие дыры, вырезанные в странной маске.

– У вас есть свои тайны, так не мешайте мне хранить свои, – голос чародея зазвучал угрожающе глухо. – Жизнь обошлась со мной намного жестче, чем с вами.

Черные провалы глаз уставились на девушку. В непроглядной темноте плясали зеленые искры, словно огоньки на болоте. Жутко. Тревожно. Горько. Она ведь тоже осталась одна… вернее, она думала, что одна…

– Да, наверное, вы правы, – медленно произнесла Вероника и, отвернувшись, поспешила уйти.

Да что на нее нашло?! Еще не хватало разом вывалить на незнакомца все свои злоключения! Совсем скоро они с козерогом уйдут, и девушка навсегда забудет этого непонятного и неприятного человека, ледяной ветер и пустой дом.

– Стойте! – Алеистер догнал ее у лестницы, в его голосе звучало нескрываемое сожаление. – Простите, не знаю, что на меня нашло. Наверное, это усталость. Все оказалось намного сложнее, чем я предполагал. Мне придется работать всю ночь, чтобы успеть до завтра… Если захотите поесть, кухня в полном вашем распоряжении.

Девушка кивнула и взбежала вверх по ступеням. Что у чародея на уме, кажется, не может понять даже хранитель Врат, куда уж ей разобраться в этом? Но что бы ни было в потайной комнате, Вероника хорошо разглядела над пыльными коробками, на тюках с каким-то хламом полосатый резиновый мяч с выгоревшим боком и сидящую рядом куклу. Как странно, в детстве у нее была почти такая же…

Девушка остановилась у своей комнаты, но потом подошла к соседней двери и тихо поскреблась. И тут же пожалела об этом. Сильваер должен быть у себя, но он и так не сомкнул глаз с того момента, как путники переступили порог дома. Не хватало еще дергать козерога по всяким пустякам! Но ей вдруг стало так тоскливо…

Несколько секунд за дверью стояла полная тишина и Вероника решила уйти, она уже отступила назад, когда услышала тихие шаги. Дверь приоткрылась. Козерог был у себя, и он не спал.

– Что случилось, дитя? – Девушка невольно улыбнулась, встретившись с усталым, но, как и раньше, полным участия взглядом.

– Ничего… все хорошо. Наверное… Алеистер сказал, что будет работать всю ночь, чтобы мы ушли завтра. Он дал мне краски… – Что же еще сказать? Если бы Сильваер не открыл, ее необъяснимая тревога наверняка бы переросла в страх. Но теперь все хорошо. – Можно я немножко посижу с тобой?..

Недолго думая, козерог кивнул и посторонился.

– Заходи, дитя.

Вероника ступила в комнату, которая оказалась точной копией той, в которой жила она, и тихо прикрыла за собой дверь. Девушка села за стол у окна, водрузив на него свою коробку, и осторожно сняла запыленную крышку. Сильваер устроился напротив нее, он молчал. Вероника тоже молчала. Козерог запретил ей говорить о чем бы то ни было важном, пока они находятся в доме чародея.

Девушка мельком глянула в окно. На улице бушевала метель. Конечно, непогода не будет длиться вечно. Просто сейчас ей необходимо выговориться, но не тащить же козерога ради этого на улицу? В такую-то погоду?!

– Что ты хочешь нарисовать? – Сильваер первым нарушил затянувшееся молчание, его большие темно-синие глаза серьезно и внимательно наблюдали за девушкой. – Снег?..

Вероника задумчиво пожала плечами. Она еще не думала об этом, а после разговора с чародеем и вовсе сникла. Нет, нарисовать что-то сейчас у нее вряд ли получится, для начала она обязана рассказать о том, что увидела в комнате за потайной дверью. Да вот только видела она всего лишь пыльный хлам и старые игрушки!

– Скоро все образуется. Первый снег всегда тает… – проговорил козерог и кивнул ей.

– Не хочу рисовать снег, – твердо заявила девушка и нежно улыбнулась своему спутнику. Теперь Сильваер знает все, а она может наконец успокоиться. Вероника открыла альбом на первой странице. – Лучше я нарисую тебя!

IV. Огненная западня

Ignis captionem

Ледяной ветер то и дело взвывал в печной трубе. Облака разошлись, метель прекратилась, снежинки таяли на теплом оконном стекле и скатывались вниз дождевыми каплями.

Девушка подняла глаза от своей работы. Рисунок получился гораздо лучше, чем она ожидала. В полутемной комнате портрет на бумажном листе казался почти живым. Да что там, наверное, это лучшее, что Веронике удавалось нарисовать за всю жизнь! В конце концов, у нее почти получилось передать цвет и фантастическую глубину этих прекрасных глаз!

– Ты закончила? – Сильваер неторопливо поднялся со своего места и щелкнул выключателем на стене. Над дверью принялась тускло разгораться маленькая лампадка.

– Уже. – Вероника отложила карандаши. Она хотела нарисовать еще один портрет, но тот никак не желал получаться. Вдохновение улетучилось без оглядки, девушка с раздражением посмотрела на испорченный лист и смяла его в кулаке.

На дворе сгущались вечерние сумерки. Как быстро летит время, когда занимаешься тем, что тебя по-настоящему увлекает!

– Тебе дан исключительный талант, дитя. Ты стремишься увидеть лучшее за самой неблаговидной личиной. – Вероника удивленно подняла глаза на козерога. Вместо того чтобы разглядывать свой портрет, Сильваер задумчиво смотрел на смятый лист бумаги.

– Правда?

– Да, но порой это труднее, чем кажется.

– Ой! – Девушка глянула на часы и торопливо вскочила из-за стола. Стрелки отсчитывали девятый час. – Я забыла приготовить ужин!

Пусть козерог и не спит, но есть ему просто необходимо, иначе он совсем ослабеет. Этого нельзя допустить, ведь завтра им обоим предстоит тяжелое испытание…

Вероника выбежала из комнаты и спустилась на кухню. В прохладном погребе, спрятанном за узкой дверцей, она нашла все, что нужно. Картофель, морковь, лук и капуста казались свежими и аппетитными, в углу на полках ровными рядами стояли банки с какими-то соленьями, поодаль красовались башенки из поставленных друг на друга жестянок с мясными консервами. Девушка взяла одну. Но потом передумала и поставила на место. Сильваер наверняка не станет есть мясо. А вот она была совсем не прочь. Вероника забыла, когда нормально ужинала в последний раз.

Интересно, откуда чародей достает еду? Хотя овощи вполне могли быть выращены здесь же, за домом, на собственном огороде, а консервы вообще могут храниться годами…

Девушка давно ничего не готовила, но, кажется, у нее получилось вполне сносно. По кухне быстро распространился аппетитный аромат тушеных овощей и поджаристых хлебных гренок. Прихватив свое источающее аппетитный парок варево, она гордо прошествовала по коридору в гостиную, не забыв пару раз стукнуть в потайную дверцу.

Конечно, Вероника рисковала нарваться на раздраженного хозяина. Ведь чародей недвусмысленно дал понять, что сейчас ему не до гостей, но не предложить ему ужин было бы ужасно невежливо с ее стороны.

Девушка оказалась права, не успели они с козерогом сесть за стол, как дверь в коридоре тихо заскрипела и на пороге гостиной появился хозяин дома собственной персоной:

– Вы, Вероника, еще и прекрасно готовите. – Алеистер зачерпнул себе изрядную порцию дымящегося рагу.

Девушка опасливо покосилась на него. Что значит «еще»?! Чародей действительно подслушал их разговор наверху? Может быть, он просто оговорился? Но случайно или намеренно? Еще эта дурацкая маска, ничего из-за нее не поймешь!

– Благодарности повару. Я, пожалуй, уйду к себе. Не хочу испортить вам аппетит… – Чародей отступил в коридор да так и замер с тарелкой в руках.

Снаружи послышался какой-то странный звук, похожий на глухое жужжание, словно вблизи растревоженного осиного гнезда, только во много раз громче. Двор перед домом озарила серия ярких вспышек. Электромагнитный барьер, включившийся с наступлением темноты, надрывно гудел и искрился.

А на улице продолжало твориться что-то невозможное. Глухая ночь светилась так, как если бы очумевшее солнце вдруг решило взойти раньше времени и засияло, окончательно перепутав зиму и лето.

Алеистер бросился куда-то вглубь дома, а ноги девушки, наоборот, понесли ее к окну. Но, не сделав и пары шагов, она вскрикнула, схватившись за ворот рубашки. Перстень, преспокойно висевший у нее на шее, этот странный дар, о котором Вероника почти не вспоминала, вдруг обжег ее. Девушка отступала, лихорадочно пытаясь сорвать с себя цепочку. Но пальцы не желали слушаться, сознание помутилось от боли, она уже не соображала, где и с кем находится, перед глазами все плыло и кружилось.

Она споткнулась о край ковра, но упала или нет, так и не поняла. Кажется, она увидела серебристую гриву и сверкнувший над ней синий взгляд. Сильваер все-таки успел ее подхватить. Девушка зажмурилась, но боль не отпускала ни на минуту.

Через некоторое время из окутавшей все вокруг серой пелены возникла маска чародея с двумя черными дырами вместо глаз, он что-то прокричал козерогу и исчез. Но Сильваер лишь тяжело вздохнул.

Наконец в голове у девушки достаточно прояснилось, и она приподнялась на локтях, со страхом глядя на беснующиеся за окнами слепящие всполохи, и закашлялась. Серая мгла существовала на самом деле, она оказалась дымом, просочившимся в комнату через щели потайной двери. Отьуда потянуло горелыми проводами и еще чем-то отвратительным.

– Что там такое? – наконец дрожащим голосом прошептала Вероника, пытаясь рассмотреть хоть что-то через подергивающуюся завесу слез. Дым из серого становился практически черным и немилосердно ел глаза.

– Ночная жуть! – Алеистер, оказавшийся в гостиной, быстро распахивал окна одно за другим, впуская в комнату свежий воздух.

– Не открывайте! – взмолилась девушка. Она понимала, что обычное стекло вряд ли удержит этот ужас за пределами дома, но справиться с собой не могла.

– Мы все тут задохнемся. Барьер включен на максимальную мощность, если он ее не удержит, то ничто ее не удержит, – с усталой решимостью бросил чародей и отошел от окна. – Я бессилен перед ней.