Хроники любви провинциальной. Том 3. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь. Книга 2

– Кроме справочника «Рыболова-любителя» ничего больше. Ты меня про рыб тутошних спрашивала ещё…

– Папа, его я уже просмотрела. Там такого нет.

– Ха! Стаси! Мы же ещё новый справочник, у Мити я брал, смотрели. И где он? – Сергей Дмитриевич быстро прошел в свой кабинет, надевая на нос очки. Справочника не было нигде.

– Папа, звони ему. Может, он обратно его забрал?

Дядя Митя был чрезвычайно возбужден, несколько минут назад ему позвонил Юрий и сказал, что всех вызывают на срочное аппаратное совещание через час. И уже через полчаса даже.

– Митя, а ты свой справочник у меня не забирал?

– Да какой сейчас справочник, Сергей? Я тут чемоданчик свой тревожный не могу найти, сердцем чую, что ехать придётся, а ты со справочником своим. Погоди. Сам потом найдёшь, если надо.

– Митя! Это по этому же делу всё. Срочно его найди и бегом к нам. Успеешь ещё собраться. Никуда твой чемоданчик не денется.

Пока дядя Митя вытирал пот с лица, Стаси с отцом быстро листали страницы, сидя на диване в гостиной.

– А что тут у вас за шум, собственно? – в комнату вошел мрачный Лео, засунув руки глубоко в карманы халата.

– Сейчас, Лео, сейчас. Где-то тут было. Маленькая такая, невзрачная, по-моему слева, да? – машинально спрашивая Стаси, Сергей Дмитриевич тщательно просматривал страницы, быстро водя сухим пальцем сверху вниз.

– Вот, папа. Вот оно. Кусочек карты с той схемой. Пятнышко-остров. Точно такое же. Точно!

– Да что вы ищете-то? Стаси, ты бы лучше помогла мне собраться сейчас. И нам надо поговорить с тобой…

– Лео, да она нашла то, что надо! Вот. Нашла. Хвостик, по крайней мере. А я-то –старый дурак! Думал, что у меня память визуальная совсем сдаёт, блазнится. Не блазнилось!

– Дайте сюда. Какой хвостик? Что тут такое? – Лео ошарашенно уставился в крошечную точную копию той схемы, которая была напечатана на фото, присланное им.

– Вот, смотри, Лео. Точно такое же пятнышко-остров. А там нет никакого острова, папа говорит, – Стаси поднявшись на цыпочки ткнула пальцем в плохо прочерченную схему, на которой были указаны и подписаны названия всех озёр рядом, кроме «городских», непосредственно окружающих ГОРОД.

Лео открыл книгу на предпоследней странице, где были размещены выходные данные тиража.

– Всё складывается… в одну картину. Вот спасибо вам, мои умницы. Это не хвостик. Это сеть, за которую мы вытащим всё, что нам надо, пятнышко, значит,– Лео расслабился и устало приглаживал волосы на голове.

– Леон, а че это за верёвки у тебя на руках? О! И на ногах тоже? – изумился Глеб, который про схему тоже всё понял, рассматривая книгу, и уже расслабился, допивая вторую чашку чаю. Было что сказать Гречу. И версий тут – не больше одной, если по-хорошему считать.

– А это мы с Лео на спор верёвки пробовали разорвать, – спокойно объяснил Сергей Дмитриевич и, взяв ножницы, аккуратно разрезал верёвочки на конечностях сына и бросил их в мусорную корзину. – Но ты прервал наши соревнования. Впрочем, я точно бы проиграл. Но и он выиграть не успел.

Стаси с Лео только переглянулись. С этим отцом можно было идти в любую разведку. Хотя детям и трудно бывает представить, что их отцы тоже испытывали на прочность разные верёвки. В этот раз это стало несомненным фактом, отзвуком молодости отца – всеми забытых двадцатых годов с их бушующей сексуальной революцией и поэтами Серебряного века.

– Так. Мы собираемся. Глеб, звони в отдел. Это тема, Глеб. Чую. Нет, но какие же вы у меня молодцы, а? Дядя Митя – ты супер! – Лео обнял отца и Стаси в кучу, и потом почти вынес Стаси в спальню.

– Стаси, девочка моя, – он прижал её голову и уткнулся ей в волосы. – У меня кожа моя крокодилья сегодня сильно задымилась, думал сгорю. Мог бы, – он зажал её лицо в ладонях. – Стаси, мы уедем может и надолго, не знаю на сколько долго. Но если бы не вы с отцом, это могло бы стоить нам очень дорого, – он нежно и легонько поцеловал её. – Я всё помню. И сам себя завяжу очень крепкими ремнями, ты была тогда, в первой нашей ванне, права. Каждый день не похож на другой, и я совсем по-другому люблю тебя сегодня, чем любил вчера. И завтра буду любить ещё больше. Смотри каждый вечер на Пояс Ориона. Знаешь это созвездие? – Лео начал быстро одеваться.

– Да. А почему вы надолго уезжаете? – Стаси чуть не плакала.

– Лучше нас никто не знает нашу специфику, обстановку. Понимаешь? Начать должны мы. Когда раскрутим, дальше будет уже не наша работа.

– А зачем смотреть, Лео? Это опасная командировка? – Стаси думала об одном, вопрос задавала совсем другой, и Лео вдруг почувствовал себя виноватым в этой растерянности Стаси. Ей было почти страшно оставаться без него.

– Говорят, мы прилетели с тех планет на Землю и можем общаться, если захотим через нашу Праматерь, – он снова обнял её, шутливо трогая носик. –Я буду смотреть и рассказывать тебе всё. А ты мне. И помоги отцу. Он очень переживает, когда я уезжаю надолго. Теперь у него есть ты, – Лео долго и крепко держал её в объятиях, прощаясь и целуя. – Не выходи на улицу провожать меня. Спокойно жди и смотри на Пояс Ориона. Эта командировка не опаснее, чем поход в магазин. Но очень хлопотная будет, похоже. Надо нам найти маленькую патефонную иголочку в стогу сена. Перелопатить огромный стог с маленьким магнитиком. Примерно так.

– Так возьмите магнит побольше.

– Вы с отцом нашли нам очень большой магнит. Всё. Жди меня. И обязательно с ароматным маслом. Выше носик мой любимый, – Лео, подняв пальцем её лицо со следами слёз, легонько, почти шутя, поцеловал её, улыбнулся и быстро вышел, затягивая на ходу галстук.

Посвящённым известно, что те, кто занимается любыми огромными проектами прекрасно знают, из каких крошечных фрагментов строится любое, самое грандиозное, задуманное творение. К какой бы отрасли это ни относилось – это всегда так. И только слаженная, обеспеченная опытом многих людей работа приносит хорошие плоды.

Сколько времени нужно, чтобы точно выяснить, когда издательство выпустило книгу, в какие магазины, бибколлекторы и сколько штук, в какие библиотеки и сколько штук было выдано, в каких газетах и в скольких номерах, и какая была информация об этом справочнике? Кто получал эту газету? А в скольких абонементах есть отметки о выдаче такого справочника? И все ли они вернулись? И где живут или жили те люди, которые читали или брали в руки этот справочник.? И где сейчас этот или эти люди? И каким делом они занимаются? И с кем общаются? И чем занимаются их приятели?

И это только крошечный круг вопросов которым срочно занялись десятки людей, не знающих друг друга. И точно знали, что это – очень важно, если уж поступил срочный вопрос, требующий срочного ответа.

Совсем другие люди отвечали на вопрос о том, кто, почему, зачем и для чего утвердил эти картографические данные, так резко обозначившие возникшее белое пятно на карте.

Как же много у нас остолопов, готовых расшибить свой медный лоб чрезмерным упреждающим старанием перед начальством! Секрет они соблюдали, видите ли!

Таких раньше расстреливали. За тупое предательское старание .

Но невозможно было взять с них огромные деньги на укрепление и безопасность раскрытых их головотяпством самых секретных тайн государства. Конечно, всё тайное рано или поздно станет явным. Главное вовремя успеть стать сильным и защищённым.

И не надо врагов своих считать неумехами, лентяями и недоумками, если даже они тут, в глубине страны давно и безвестно жили около больших транспортных коммуникаций в должности самого младшего бухгалтера, например, в старом доме. Или просто кто-то из них любил заниматься рыбалкой. Или работал обходчиком путей в интересном месте, где проходит много товарных вагонов в неизвестном направлении с определёнными номерами, которые рано или поздно возвращались обратно. Или скромным инженером. Или водителем? И, конечно, у них, наших смертельных врагов, есть свои идеалы в жизни. Не важно, какие. Важно, что они им служат своей верой и своей правдой, абсолютно точно не совпадающими с нашими верой и правдой.

Конечно, люди жившие в этой провинциальной сугубо промышленной области, куда, как известно, въезд иностранцам был категорически воспрещён вплоть до перестройки, тоже были людьми особыми. Как люди приграничных районов. Впрочем, почему «как»? Они и были людьми приграничного района той местности, где содержался в самом большом секрете самый главный секрет нашей страны того времени. Тот секрет до сих пор делает нашу страну непобедимой.

Вот откуда тогда было такое чувство единения и ответственности за страну?

Да всё оттуда же, наверное. От памяти. От чувства большого горя и потерь в той проклятой войне, унесшей миллионы жизней. От памяти о тех днях, когда даже дети стояли у станков, ковали победу. От воспитанного в семье и в школе, и в вузе понимания – нет у России друзей.

Казалось бы, страны Варшавского договора – друзья навеки, кровью скрепившие свою дружбу. И где они все сейчас? Так и будет. Нет дружбы между народами. Даже добросовестности нет. Есть соседские отношения. А соседей не выбирают, разные попадаются. И у всех ко всем претензии есть через общий забор. И на этом надо ставить точку. Не надо обманываться, заигрывать и доверять. Есть Партнеры\. Есть Конкуренты и есть Враги. И долго так будет ещё. Пока ЧЕЛОВЕК не изменится. Или Мир.

И нет уже, к сожалению, у нас сегодня того чувства ответственности за всё и сопричастности всему, что происходит в стране, потому что разные у народа и его «элитки» стремления и мысли, как, впрочем, почти всегда это и бывало. Кроме Сталина и преданных ему соратников.

Но Мир обязательно изменится. У него нет другой альтернативы. Только справедливость, равенство и Безэлитарность.

Глава 6. Ожидание

А в одном из коттеджей в одном из особых городов двое, седеющий отец и молоденькая жена его сына, ждали возвращения своего любимого сына и мужа, как некогда ждали своих любимых с фронта.

– Папа, а раньше такое было? Чтобы, вот так? – Стаси сидела вместе с Сергеем Дмитриевичем в столовой за чашкой абрикосового компота, который тетя Таня им сварила, наконец, из купленного отцом урюка.

Сергей Дмитриевич неважно себя чувствовал и попросил соседку поночевать с ними, несколько дней, чтобы не испугать Стаси, «если что», чего доброго. Хоть она и врач, но теперь и дочка ещё, ведь. Кроме заботы о них двоих, тётя Таня ходила по вечерам кормить сына, который почти сутками пропадал, то в поликлинике, то в больнице, и ещё она ходила кормить двух котов дяди Мити, как обычно, когда он уезжал.

Стаси и отец сейчас ждали, когда она вернётся, чтобы всем поужинать. Втроём-то веселее. Вася был сегодня на дежурстве.

– Было. И не один раз. Эти сволочи – не идиоты. Наш взрыв все их сейсмические станции зафиксировали. Поэтому рыскали они по всей стране, я думаю. Пятая колонна – не выдумки. Это реальность. Противоестественная, дикая, предательская реальность. Есть люди, которые здесь родились, росли, учились. Всё, как у всех. Но им хочется большего. Гораздо большего. Спроси вот их: «А на каком, собственно, основании ты претендуешь на то, или на это?» И он начнет собирать в кучу все наши недостатки, промахи, ошибки и несчастья, обвиняя нас в тупости и неспособности. Как же! Он-то это видит, говорит, призывает, громит! А мы – по их мнению – овцы тупые, которых надо хлестать, гнать, а лучше вообще уничтожить и пользоваться всем, что мы сделали и имеем от предков. Сами эти говоруны ничего значительного и полезного никогда сделать не могут, обычно.

Они вечно всем недовольны, считают себя обойденными, самомнение раздуто до болезненного. И не случайно они обычно где-то на очень второстепенных или даже третьестепенных ролях работают. Но уровень претензий ко всем из-за явной собственной ничтожности у них зашкаливает. И они готовы даже за не очень большие деньги продать тут всё! У них нет совести, чести. Ничто, кроме призрачного могущества кучки монет, их не волнует.

Есть, конечно, и идейные, вроде бы, враги. Упертые с виду. А как копнешь поглубже, так опять, – та же жадность к деньгам и к власти. Или безутешная классовая ненависть. Обычные радости жизни их не удовлетворяют. А где власть – там, ведь, и кровь, Стаси. Всегда. Эти две субстанции – неразделимы. Так что кровожадность – это их самая суть. Нелюди.

А вот народ наш? Ох, и не прост! То ли война так всех подтянула? То ли от природы народ такой?

Был у Мити с Максимычем случай однажды, не так и давно. В отпуске они были, и дали им, как поощрение, разрешение на охоту съездить. Охота же пуще неволи! Сопровождающих выделили, как положено. Двое – в одной машине. Ещё пятеро следом едут.

– А зачем столько, па?

– Зачем? Ну, чтобы, если что, их, таких идиотов-охотников, защитить. Или застрелить, если защитить не удастся. Как-то так, наверное. Они оба уже на очень больших должностях к тому времени были. Ну и указания по инстанциям наверное разосланы были, я думаю, рекогносцировку по генералам, так сказать, дали, кому следует.

А они забыли, вот забыли оба начисто, как им ехать-то надо до какого-то там заколдованного особого охотхозяйства. Ездили-то лет шесть тому назад? Всё изменилось с тех пор. Сопровождающие – те вообще от этого далеки. Достали карту, вылезли из машины, «Москвичок» ещё тогда у Максимыча был, он его долго принципиально не менял ни на что другое. Друзей, говорил, – не предают! «Волга» у него в гараже пылилась. Разложились они с картой той на капоте посреди какой-то деревушки под Копейском, под фонариком посмотрели сориентировались, перекусили, дальше поехали. И тут им мужичок вдруг машет: «Подкиньте, мол». А чего не подкинуть? Место есть в машине. Куда ж его тут бросить в темнотище такой? Сопровождающие между собой его и посадили, не тут же ему допрос устраивать. Но напряглись все, откуда вдруг он возник?

Разговорились, то да сё. Кто да откуда? Занятный оказался мужичок. Они там все обхохотались. Ну, такой язык не каждому дан, вообще. Он их анекдотами своими до икоты довёл. Они ещё долго его «ёкарного бабая» и его «жену-мозгоклюйку» вспоминали. Он их спрашивает, кто они такие, куда едут, а они у него, как у местного, спрашивают, куда лучше поехать. Трепались, короче, и каждый пытается побольше выведать. В следующей деревушке мужичок попросил остановиться да подождать его, мол, отблагодарить их хочет. А что и нет-то? Дом, соответственно, окружили по углам. Выбегает, руками машет, приглашает в дом. А им торопиться-то некуда, надо точно понять, кто это их тут караулил, и откуда? Сопровождающие, двое, «идут строем», двое в прикрытии. Митя с Максимычем в машине под конвоем сидят. Цирк! Темнота. До зорьки ещё несколько часов. Тут им наши уже машут, чтобы заходили. Зашли. А там их встретили участковые местные, три человека, и Максимычу под козырёк сделали.

Оказывается, в первой деревеньке жители засекли их с фонариками и картой. Сообщили номер машины участковому, в соседней деревне жил. Балаболу-то тому, которого они подвезли. Он их номер сразу отправил с запросом по телефону, и к ним наперерез выбежал. А в следующей-то деревне, через несколько минут уже ответ был получен по номеру машины. Такие вот дела, Стаси. Совсем случайные, далёкие от политики люди. Просто знают, понаслышке знают, что тут у нас есть секретные местечки, вот и просигналили, не поленились, не пропустили мимо. Мало ли кто тут с картой по ночам шарохается?

Больше они на охоту не выпрашивались. Это же сколько людей вокруг танцевало, чтобы они свободно молодость вспомнили? Нерационально как-то, даже для таких людей. Уток настреляли на весь тутошний колхоз, правда. Два дня палеными утками пахло вокруг.

А ещё было дело на Тече. Жители деревни мужика одного приметили, и просто сами взяли и скрутили. Заметили, что он пробы воды забирает. Резидентом оказался. Наивным. Но сколько тут не наивных – один господь Бог знает.

– А почему ты думаешь, что это тут, в нашей области именно, кто-то есть?– Стаси слушала отца, положив голову на руки.

–Книжонка выпущена местным издательством для местного употребления. Конечно, обязательные экземпляры куда-то тоже отправлялись. Но это тоже проверят, разумеется. Ужас, сколько им там предстоит всего перелопатить. Работа такая, доченька. А мы с тобой ждём и молчим. Молчание – это твоя обязательная привычка теперь, Стаси. Тебя могут и проверять, на разговоры провоцировать. Ну, что ж тут поделаешь? Режим особый. Ты – жена, и дочь ещё теперь ответственных работников Да, ведь? И ждём нашего Лео.

– А сколько дней у него была самая длительная командировка, па?

– Точно не помню. Около месяца. Что-то так. Давайте-ка, поедим чуток, Таня вон пришла, и по местам. Завтра вставать рано.

– Почему рано? Воскресенье же?

– А мы с тобой завтра по магазинам отправимся бродить. Есть у меня задумка одна. Ты мне поможешь. Так что позавтракаем – и в путь. Я погулять хочу, размяться немного, а обед Таня обещалась сделать.

Да, кстати, Максимыч-то тебе звонил, чтобы ты насчёт отгулов с Василием договорилась. Ты договорилась?

– Ой, папа, их у меня, хоть в бочке соли! Меня же на всех участках просили заменить кого-нибудь, пока я привыкала тут ко всему, и я пока окончательно с местом так и не определилась же? Институт ещё формируется пока. А врачи то болеют, то в декрете. Договорилась я с Василием Петровичем. Заявление сразу написала. Ты думаешь, что это он из-за Лео звонил?

– Скорее всего. Обычно им тоже отгулы дают после таких командировок, как награду. Если удачно всё.

Заснула Стаси сразу. У неё теперь появилась привычка запахнуться в халат Лео и под его запах засыпать.

Ориону, светящему в её окно, она всё подробно рассказывала, как день прошел, и как она скучает, и как отец пытается её отвлечь от грустных мыслей, хотя чувствует он себя не важно, потому что погода меняется на дождливую, похоже. И Стаси добавила ему четвертинку аспирина в день на целую неделю, чтобы легче дышалось. И тётя Таня сварила очень вкусный компот и даже Васе своему отнесла банку, потому что им одним с папой столько не выпить. И про котов дяди Мити рассказала, как они прибегают в их садик потереться о ноги и посидеть у костерка, который они с отцом и Юрием Максимовичем частенько разжигают в мангале, поджаривая на шампурах ломтики колбасы и батона, аппетитно хрустящие печеной корочкой.

А Лео не спалось. Орион нагло светил в окно и совсем не успокаивал, а наоборот, поднимал волосы дыбом. После первого подробного доклада в комитете с ним снова несколько раз разговаривал какой-то майор. Иногда весело и непринужденно шутил, снова переспрашивал, как они это обнаружили, кто при этом был, и когда он, как бы невзначай, в третий раз спросил о Стаси, Лео понял, что его наверняка отстранят от дела и, в лучшем случае, ограничат в передвижении. Картина-то маслом в голове следователя, похоже, складывалась. И в центре этой картины стояла Стаси: «Чтобы просто так какая-то почти девчонка и сразу нашла зацепку? Таких случайностей не бывает. Приехала в город – как раз по срокам. Пропуск – вездеход, хоть куда пожалуйста, кроме самого объекта, служба медицинская – одна из сквозных. Стала женой контрразведчика в мгновение ока. И с дядей Митей уже накоротке. И с отцом», – я бы проверил такие совпадающие факты. Интересно, приёмник они по лампочкам разберут? Или просто прослушку поставят? Я бы поставил. Ну и х*р с ними. Обязаны. Надо завтра в библиотеку попроситься. Должны отпустить. Не одного, конечно, ну и х*й с ними тоже. Да ещё и книги там только на английском. Может не стоит? А чего не стоит-то? Стоит. Где я ещё это всё до кучи соберу? Дня три убью, как пить дать. Но откуда Стаси эти приёмчики знает? Вот ещё Мата Хари! Та тоже мужиков с ума сводила. И как я не задымился? Ещё и с верёвками этими, – Лео заржал в подушку, не выдержав.– Нет, а отец-то каков? Вот сообразительный! Неужели что-то такое подобное и у него было? Мгновенно нашел, что сказать, пока я губенки свои размыкал, мыча-лепеча…»

Лео действительно практически отстранили от дела, но в библиотеку легко отпустили, дав заодно какое-то задание для отвода глаз на несколько дней. Он сидел в читальном зале дотемна, окончательно вымотав наружку, сменявшуюся три раза, пока он добывал сведения по крупице. Нашел он кое-что и про Мата Хари. И «Декамерона» «по диагонали» прочитал.

Из краткой справки в энциклопедии о Фрейде и фрейдизме, порицаемом и преследуемом, понял, что «самое безудержное из всех стремлений человека – сексуальное стремление к «объекту». Ну, это он и так уже знал, без Фрейда.

Ещё Лео понял, почему Фрейд до сих пор недоступен. Его философия расходилась с основной парадигмой молодого неопытного социалистического строя, которую так чётко сформулировал Арон Залкинд. И стал известным. Его брошюрка о «двенадцати половых заповедях революционного пролетариата» была доступна в общем читальном зале любому желающему.

На обратной дороге до служебной гостиницы Лео зашел в парфюмерный отдел магазина на улице Спартака, купил розовое масло. В магазинах этого большого промышленного города всё было достаточно бедно, если быть точным, то смотреть тут было совсем не на что после их магазинов.

Правда, ажурные чугунные решетки, обрамляющие все газоны на центральных улицах, придавали этому городу впечатление постепенно складывающейся основательности и солидности.

Для Стаси он не нашел ничего, что он захотел бы ей подарить. И только тут вспомнил, что он ей вообще ещё ничего не подарил. Ни цветов, ни украшения, ни, даже, флакончика духов. А она ему уже несколько пар носков заштопала. И сейчас он был в таких, ею заштопанных. Специально такие взял, чтобы приятно было чувствовать её руку. Вспомнил слова отца: «Заштопанные мужские носки внушают доверие к дому, в котором их штопают».

– М-да. Совсем неважный из меня муж получается. Отец купил матери тапочки, когда они уже сто лет вместе-то не жили. Не понимаю я чего-то в их разборках. У нас со Стаси совсем другое дело будет. У нас будет пещера крокодилья. Но как же она передо мной титёшками своими трепыхала, когда массировала! Ну, Стаси, доберусь я до тебя, подожди. Я тоже тебя привяжу. Вот тогда посмотрим, кто кого лучше промассирует. Господи, голова ж ты моя квадратная, и когда эти остолопы всё проверят? Бокаччо я прочитал. Мата Хари? Тут одни вопросы. Есть над чем подумать. М-да. А у нас и нет ничего собственного отечественного. Даже в большой энциклопедии всё вырезано. А почему?! Все люди нормальные и женатые этим занимаются всю жизнь. И каждый носом наугад тычется, и редко кто, что-то путевое об этом сказал. Мужики между собой только матерятся: «всунул», «вдул», «дала-не дала»… Правда и бабы тоже… А на самом деле ни в чём не разбираются толком. Наугад всё. Понаслышке. Кто-то, что-то, где-то подсмотрел, подслушал.

А как же она была красива… дух же захватывало, дышать не мог, как зацепило. И такое совершенство, и такую радость… Что же мы за люди такие, самое святое и только матом умеем называть? Или так раньше нашими предками самое святое только так и называлось, призывая в такие моменты всю силу вселенной? Или это просто от полного и отчаянного неведения? Но есть же те, кто любит свою жену? Есть. И это всем понятно. Того же Музрукова взять. На них же все наглядеться не могли, когда он жену свою под руку так бережно вёл. А тоже вот не пожилось ей. Умерла. Нет. Я наш мир в пещере нашей буду по-другому устраивать, как она тогда сказала: «Чтобы всё гармонично было по-возможности?» Гармонично. Будет, Стаська, у нас всё гармонично. Очень даже гармонично. Скорее бы только они все версии свои проверили. Пока не убедятся в стерильности наших связей – не отпустят. Зря Глебка говорил, что одна версия. Их тысяча, как и весь тираж, может быть. И мы все – в том числе. Нас первыми и проверяют. Это правильно. Скорее бы. И чтобы приёмник не угрохали, когда присоединяться будут. Он ей так нравился! А! Всё-таки, я ей подарил приёмник! Молодец я, чо! Перестраховщики чертовы. Нет, перестраховка в таких делах – это же жизни чьи-то. Надо. Но скорее давайте, «ребяты», а?» – Лео рвался домой, но использовал с максимальной пользой всё свободное время, которого у него неожиданно оказалось гораздо больше, чем он сам того бы желал.

Больше всего «научной» пользы Лео принесла обычная скучная медицинская книга по анатомии и физиологии человека. Хоть что-то ещё понимать начал, кроме того, что он полный лопух в своём «стремлении к объекту».

И совершенно неожиданно, конечно, он получил, по крайней мере, среднее специальное узкое образование по интересующей его теме, прочитав под самый занавес его пребывания в замечательном городе Че, одну замечательную книгу.

«Настольная книга механика по ремонту зерноуборочных машин.» 1938 года издания, над которой он корпел несколько последних вечеров, поставила несколько жирных восклицательных знаков в его душе на всю оставшуюся жизнь.