скачать книгу бесплатно
Ими он пока храним —
солнце яркое над ним,
а под ним наоборот —
черный мрак и тонкий лед.
***
Шестерка быть мечтает козырем —
известна формула сия.
Кем стать – горою или озером —
не раз задумывался я.
И посреди равнинной пустоши,
сбиваясь голосом на вой,
высокое с глубоким спутавши,
бывало, бился головой
об этот псевдоионический
фрейдистский перпендикуляр,
потом бесстрашно, но панически
в глубины темные нырял,
где нет ни памяти, ни зрения,
и тихо, словно на Луне,
и боязливо жмется к Времени
воспоминанье обо мне.
***
Несостоявшийся портрет
повешу на стену я скоро,
смотрелось чтобы мне вослед,
как Алитет уходит в горы.
Напрасно конь его заржет,
и дева рухнет на колени,
когда в повозку запряжет
оленя он или тюленя.
И налегке, без барахла,
не столько дальше, сколько выше
помчится он, упившись в хлам,
в обитель Гаршина и Ницше.
А что он жил не просто так,
неоспоримая улика —
в глаза вам глянет пустота
ненарисованного лика.
***
Если бы я был царь,
сменил бы я календарь,
велел считать не года —
любовь и печаль, тогда
три собаки тому
назад (а возможно, вбок)
было виденье ему,
да не пошло оно впрок.
Только в который раз
кольнуло сердце и глаз.
Возле Нарвских ворот
в зеркале сточных вод
наградою из наград
всплыл ему Китеж-град.
Видел он дивный храм,
полный людей и зверей,
входов сто было там —
не сосчитать дверей.
Что смутило его —
выхода ни одного.
И с пустотой в горстях —
авось поймут и простят —
он повернул каблук
в сторону наук.
Искал не Дом и не Свет,
не Начало Начал,
то искал, чего нет,
нашел любовь и печаль.
Слепленный из кусков
от кепки и до носков.
***
Накрываясь медным тазом,
посмотрю я третьим глазом
старое кино.
Проходил там, как на рынке,
от брюнетки до блондинки —
кто? Мне все равно.
Говорил старинным сказом,
выпивал двух зайцев разом —
водку и вино,
слов прозрачнее росинки
и чернее керосинки
было в нем полно.
В каждой песне был солистом,
пусть не в меру мускулистым,
но зато давно.
***
Даль повенчана с Богом, а жизнь коротка —
смех, да плач, да десяток событий,
поле жизни моей продается с лотка —
прикупите к своей, прикупите!
Ты войдешь в этот шумный и яростный бред
и, стихи почирикав-почиркав,
обнаружишь, что разницы, в сущности, нет
между Небом, Землей и Овчинкой.
Все они – ближний Гром
и пронзительный Свет,
и, доверившись глазу и уху,
удивишься, что разницы, в сущности, нет
между мною, тобою и Ктулху.
Се Синбад
Седьмое странствие Синбада —
сберкасса, слава, суета,
сердец случайных серенада,
скулеж семейного скота…
Сержант серийный, сын Сатурна,
смутьян смиренных светляков,
скрывает суть свою – скульптурно
стоящих столбиком сурков.
Слепой сверчок, смычок суфийский,
Синбад седьмой смакует сон —
самум свирепый, суд сирийский…
Синбада спас султанский слон.
Сжимая саблю самурая,
сосредоточенно сердит —
сиделец старого сарая
сияний северных среди.
Смахну слезу. Скажу со смехом:
«Синбад, спасибо! Соловья
слабо сожрать, сухим скелетом
стихотворение суля?»
***
Мои читатели ходили по воде,
толпу тремя хлебами насыщали,
входили в ров со львами и везде
меня на выдохе прощали.
Но был один. Непостижим уму,
не одобрям-с, не водрузим на знамя,
страдательный залог не шел ему,
действительный? Но я не сдал экзамен
на исповедь, на глубину морщин,
такую, чтобы в каждой – по закату,
на разделенье следствий и причин,
на черный хлеб и белую зарплату,
на… И на этом оборву кино —
понятно, что отселе, но доколе?
Ведь крякозябрами мне все равно
не выразить его, как ветер в поле.
***
По жизни проходил он акробатом —
секунда каждая обратным сальто пахла.
Психически – немножечко горбатым,
физически – лепи с него Геракла.
Постился он, по двадцать дней не евши,
его любили женщины и звери.
Психически – от книжек охуевший,
физически – постигший йоко гери[1 - Йоко гери – один из самых мощных и эффективных, но технически сложных ударов в карате.].
Смотрел он на брюнетку и блондинку
как на цветок, лишь для него раскрытый.
Психически – с компьютером в обнимку,
физически – умытый и побритый.
Вокруг него менялись люди, даты,
он оставался молью не потрачен.
Психически – уволенным солдатом,
физически – мы о таких не плачем.
А в жизни предсказуемости нету,
и он умрет без видимой причины.
Психически – обрадовшись рассвету,
физически – беззубый, но в морщинах.
***
Сада такой тишины не упомню я.
Ветер унялся, и еж не шуршит.
Ночь на пороге, простим ее, темную.
Дню соберем на поминки души.
В доме все странно —
будто меня никогда здесь и не было,
словно прошли без меня здесь века и века,
девочка Маша
никогда по комнатам этим не бегала,
пыльной крышки рояля
