скачать книгу бесплатно
Потом обстоятельно и подробно
(за это время можно было зачать человека
или спалить государство)
мне рассказали о бедных греческих узниках,
о Вечном Женском Начале
и Хранителе Времени,
болтающем с интонациями
жмеринского портного.
Чтение этой литературы,
злоупотребляющей заглавными буквами,
напомнило мне кормление
павловской собаки с фистулой в брюхе,
и я подумал, что право тревожить мир
заслуживают лишь те, кто могут его изменить.
Да, технократия, да!
Да, элита рабочего класса —
стеклодувы и операторы станций слежения,
программисты и наладчики гироскопов!
Благодаря вас, мы бредем по колено в навозе,
но благодаря вам наши авгиевы конюшни
будут решительно вычищены,
даже если потом придется начать все сначала —
с червяка!
Так мы живем.
Одни переламывают мир, как двухстволку,
другие в эту минуту спрашивают по радио,
возьмет ли человек в космос ветку сирени, —
более дурацкого вопроса я просто не знаю! —
до тех пор, пока им доступно не объяснят:
лучше не иметь слуха и голоса,
чем музыкально кричать «и-го-го!».
Поэт, ставящий больные вопросы
и отвечающий на них в манере
первого ученика,
подобен зубному врачу,
который говорит человечеству:
«У тебя болен зуб мудрости,
но я не буду лечить его —
пусть болит!»
***
А. П.
Под сердцем шевелится
осколок прежних лет:
красивая певица
поет, сходя на нет.
Маэстро на рояле
играет – как летит,
далекий от печали,
макушка – в конфетти.
Счастливый, он не знает —
не по его уму —
что руки простирает
певица не к нему.
Меня зовет певица —
живой воды глоток —
и праздник этот длится,
пока в розетке ток.
***
И. К.
Обретя неизбежность ухода,
с легким сердцем и песней в крови,
муравей в ожидании Года
собирает пожитки свои.
Что возьмет он? О чем пожалеет?
Кто ему будет брат? Кто жена?
От поэзии быстро жиреют,
за границей она не нужна.
Всяк кусок ему станет не главный,
и в рюкзак под затяжку ремней
не засунет он плач Ярославны
как иллюзию прожитых дней.
Впрочем, наши пристрастья и вкусы
за тебя не тобой решены…
Он идет, победитель дискуссий —
семисаженный Князь Тишины.
***
А. К.
Светофор чуть качался, как яблоко желт.
Я от женщины шел, я от женщины шел.
На углу – ну и ночь, не метель, а потоп! —
замерзал человек, распахнувший пальто.
Замерзал человек – то ли пьян, то ли глуп,
он стоял на углу и кричал на углу:
«Ты мне только пиши! Ты мне только пиши!»
А кругом – ни души, ни единой души.
Зеленели снега у закрытой пивной.
Он кричал, как корабль,
он кричал, как журавль, —
человек. Я его обошел стороной.
***
О. В.
Где птицы взлетают – я там ничего не хочу.
Где птицы садятся – примите меня в эту стаю!
Не бойтесь меня, я лицо свое отворочу,
секретов не выдам, увижу в толпе – не узнаю.
А что в голубом ты, так я тут совсем ни при чем,
скорее, в багровом мой путь без конца и начала,
И я на прощанье тебя не задену плечом,
чтоб с легкой душою и ты мне в ответ промолчала.
***
Б. П.
Зеленых человечков артель «Напрасный труд» —
то мне растопят печку, то мусор подметут.
То пропадают пятна на скатерти моей,
то прибежит обратно горячесть батарей.
Как будто на неделе даны мне семь суббот,
я в духе сплю и в теле, не ведая забот…
Но догорает свечка, и – путаясь в ночи —
зеленых человечков не вижу – хоть кричи!
Стою среди развалин магических щедрот,
вдвойне рационален, как Бойль и Мариотт.
Огромная, как туча, хотя на вид легка,
несделанного куча уже до потолка.
Тружусь как зверь. Не тает, а все растет она,
минут уж не хватает для отдыха и сна.
Не спи, не спи, художник, не предавайся сну,
как железнодорожник, что воет на луну.
Прогулки
***
Кузнечик стрекотал, и спелая малина
роняла в чащу красную слезу,
и купина еще была неопалима,
но бури глаз смотрел на суету внизу.
Внизу был я, подстриженный под ежик,
из пустоты нас кто-то изваял —
там были многие, и ты был тоже,
вас не уменьшится, когда исчезну я,
когда, проливши пиво по усам,
на интернете чуточку потренькав,
пройду я по Земле и Небесам,
где – в зеркале, а где – на четвереньках.
Оставлю вам два, может, три стиха —
про равенство бессмыслицы и смысла,
про зверя, говорящего «Ха-ха!»,
про шапку, что на дереве повисла.
Оставлю вам картину на стене —
игру теней и разноцветных пятен
с названием «Три женщины в огне»,
которую хотел купить Шемякин.
***
Обернувшись цыганом с медведем,
при когтях и седой бороде,
мы с тобой на телеге поедем
по земле, небесам и воде.
Мы с тобой – ты и я! – на скрипучей,
спотыкаясь – удел наш таков —
между радугой, Богом и тучей,
и приедем в Страну Дураков.
Замяучим, залаем собакой,
Дураков собирая в толпу,
завлекая их красной рубахой
и звериной морщиной на лбу.
И зачтется нам в плюс – тунеядцам —
рукотворная та благодать:
над тобой будут бабы смеяться,
надо мной мужики хохотать.
И споем мы с тобою, и спляшем
краковяк для усталых сердец,
и покажем и нашим и вашим,
как легка эта жизнь под конец.
***
В этом городе не было огнегривого льва,
и вола, что исполнен очей, я не встретил.
И высокие звезды виднелись едва
