скачать книгу бесплатно
То ли, Гогенлоэ, который все еще пребывал вдали от эпицентра событий в Кляйнромштедте и «выстраивал для себя картину событий» по донесениям ординарцев, зачастую запоздало реагировал на события, поскольку они уже потеряли свою актуальность!? Тем более, что ему, напомним было строго-настрого наказано вышестоящим начальником герцогом Брауншвейгским самому ни в коем случае не атаковать, а ограничиваться лишь прикрытием основных сил прусской армии, уходившей на север – к Ауэрштедту. Вот и стояла строгой неподвижной линией его вышколенная еще со времен Старины Фрица (так уважительно-ласково звали в прусской армии ее полководца-рефоматора, короля Фридриха II Великого), наводившая страх на всю Европу, прусская пехота, причем, под… убийственным французским артобстрелом…, да еще и не один час! А ведь шансы на успех в атаке у них были, например, если бы был нанесен удар по высоте с Криппендорфской мельницей!? Не исключено, что молниеносным ударом можно было бы сбить с позиций вражеских стрелков, а затем обратить их в бегство, пустив вдогонку большую массу вышколенной кавалерии!? Ведь даже временный успех мог повлиять на ход битвы!?
То ли, его визави – «генерал Бонапарт», бывший на линии фронта, лично обозревавший поле боя и вносивший свои коррективы в него из-за поспешной атаки сходу своего не в меру «безбашенного» Нея!?
Находясь вдали от передовой, Гогенлоэ упустил момент, когда между Неем и правым флангом Ланна возник угрожающий всей французской линии разрыв. Более того, он проглядел, что Сульт вынужден был топтаться под Редигеном из-за упорного сопротивления генерал-лейтенанта Фридриха-Якоба фон Хольцендорфа, что еще больше увеличило разрыв между правым флангом французов и их центром.
И это при том, что силы противников были отнюдь не равноценны: у Сульта – 7.700 пехоты Сент-Илера, 1.400 гусар с конным егерями бригадных генералов Пьера Маргарона и Этьена Гюйо с 6 орудиями против всего лишь 3.000 пехотинцев и 1.700 кавалеристов с 22 орудиями пруссаков и саксонцев Хольцендорфа! Почти двойное численное превосходство французов в живой силе!
Сравнив тактическую выучку Нея с «кругозором опоздавшего мальчишки-барабанщика», Бонапарт принялся исправлять ситуацию, дабы не дать врагу окончательно выровнять ситуацию на поле сражения. Ожеро получил приказ немедленно ускорить свое наступление на Иссерштедт и максимально быстро прикрыть «опростоволосившегося» Нея, а Ланн должен был во чтобы то ни стало прорваться через Фирценхайлиген и восстановить связь с окруженным Неем: враг уже захватил деревню в его тылу!
По сути дела Наполеон на ходу поменял местами Нея с Ланном, а в свой ослабленный центр бросил свой последний на тот момент резерв – два кавалерийских эскадрона (или два полка?) генерала Бертрана (кавалерия Мюрата была еще на марше) и всю гвардейскую артиллерию.
От их мобильности зависела судьба французского центра!
Тем временем, Сент-Илер и Хольцендорф стремились перебороть друг друга у Неркевица.
В 10.00 прусская пехота Хольцендорфа вышла из Дорнбергских лесов и при поддержке кавалерии двинулась на французов в своем классически правильном шереножном строе, приносившем ей столько побед полвека назад в ходе Семилетней войны. Но и Сент-Илер показал врагу свой «козырь»: его быстрые и энергичные стрелки очень во время вышли во фланг образцово марширующему врагу и открыли такой меткий огонь, что красиво шагавшие пруссаки вынуждены были попятиться назад. Пока французские стрелки ловко «обтекали» отступающую прусскую пехоту с боков, их кавалерия давила на ее центр. Бравый прусский строй времен их короля-полководца Фридриха Великого был сломан окончательно и началось бегство в сторону Апольде. Какая-то часть бегущих смогла добраться и до Кляйнромштедта. Сент-Илер не стал добивать разбитого Хольцендорфа, так как Наполеон быстро перенаправил его на Криппендорф.
Дело в том, что пока Сент-Илер сворачивал левый фланг армии Гогенлоэ, Ожеро пытался проделать тоже самое с правым флангом пруссаков. Девять батальонов генерала Жака Дежардена энергично наступали на саксонцев у Иссерштедта, держа курс на Фирценхайлиген, тот самый, где совсем недавно «застопорился» удалой Ланн и которым потом завладел сорвиголова Ней, а его самого там «закупорили» пруссаки.
С другой стороны дивизия Газанна из корпуса Ланна уже вела тяжелый бой за это селение. Шла отчаянная схватка за каждый дом. В конце концов, газанновцы одолели неприятеля и смогли продвинуться ближе к позициям Нея. В этом им сильно помогли солдаты другой дивизии из ланновского корпуса – дивизии Сюше, принявшие на себя основной удар 6 эскадронов прусско-саксонских гусар и кирасир с конными егерями Поленца и Хенкеля.
Обе стороны так плотно «увязли» в бою, что это позволило остаткам солдат Нея прорваться навстречу пробивавшемуся к ним Дежардену.
…Кстати сказать, лишь своевременная помощь Ланна, Ожеро и небольшого конного резерва генерала Бертрана спасла положение Нея и всего французского центра! Правда, Ней потом еще долго ворчал, что, если бы ему дали еще минут десять, он бы управился и сам! Наполеон в ответ «деликатно» хмурил брови: будущего «Les brave des braves №2» (еще был жив первый обладатель этого броского прозвища – Жан Ланн!) он публично отчитывал редко…
Пока Ожеро на пару с Ланном «спасали» зарвавшуюся сорвиголову Нея, Гогенлоэ упустил возможность, воспользовавшись серьезнейшей тактической ошибкой Нея, концентрированным ударом всех сил прорвать французскую линию фронта и отбросить их на исходные позиции. Он предпочел созвать на оперативный военный совет своих офицеров на предмет «как быть!?»
Большинство высказалось против рисковой атаки всеми имеющимися войсками, предпочтя подождать, пока подойдет Рюхель и уже вместе с ним начать наступление. И только Массенбах удрученно изрек: «Ожидание смерти подобно…» Но его мрачный возглас уже ничего не решал, хотя и был недалек от истины.
…Между прочим, потом писали, что Гогенлоэ рассчитывал на появление Рюхеля на поле боя уже через… полчаса! На самом деле тот был не менее, чем в двух часах пути! А ведь во время боя, когда дорога каждая минута, такой просчет во времени – просто катастрофа! «Война – это расчет часов!» – утверждал, весьма сведущий в математике, Бонапарт. Вот из-за таких «нестыковок», зачастую и проигрываются битвы! Вспомним, классический «конфуз» Груши при Ватерлоо! Хотя там все было отнюдь не просто! Случай с Дезе – не более, чем счастливое исключение из правил…
Рюхель, получив в 10.30 известие, что дела под Йеной вроде бы уже стабилизировались, направил свои войска к Каппелендорфу, чтобы встать позади него резервом на случай быстрого ввода в бой.
Тем временем, решив «проблему» Нея, французы приготовились с новыми силами, спешившими из-за реки Заале, снова нажать.
Тем более, что Хольцендорф на левом фланге Гогенлоэ уже отступил и он оголился, а на правый навалился корпус Ожеро. Более того, маневренная французская артиллерия нещадно поливала своим смертоносным огнем неподвижно стоявшую прусскую пехоту, но она еще держалась, а саксонская кавалерия периодически бросалась в отчаянные атаки на атаковавшего из захваченного Фирценхайлингена Ланна.
По новому замыслу Наполеона свежие дивизии генералов Жана-Франсуа Леваля и Клода-Жюста-Александра Леграна должны были усилить корпус Сульта и все вместе наступать на левый фланг пруссаков. Корпусу Ожеро следовало атаковать прусские войска, защищавшие дорогу Веймар-Йена. Только после этого корпуса Ланна и Нея обрушивались бы на прусский центр. За ними надлежало двигаться всей резервной кавалерии Мюрата (кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы) в ожидании момента, когда она сможет, воспользовавшись разрывом прусского фронта, стремительно броситься вперед дабы его увеличить и выйти в тыл неприятеля.
Запланированное наступление началось в 12.30.
Если Ожеро, хоть и не сразу, но смог сломить сопротивление саксонской пехоты, то на противоположном крыле Сульт смел своего противника одним ударом. И тут же застоявшиеся «б`орзые» до славы первой шпаги-сабли Франции Ней с Ланном кинулись на вражеский центр. Гогенлоэ вынужден был отдать приказ на отход к линии Гроссромштедт-Кляйнромштедт.
Именно в этот момент (не раньше и не позже!) Бонапарт «спустил с поводка» всю свою «стаю „засидевшихся в седлах“ гончих псов»: давно уже переминавшуюся с ноги на ногу кавалерию своего зятя Мюрата, в том числе, 3 500 кирасир и драгун! По всему фронту загудели горны! Вперед вынесся на своем чистокровном арабском скакуне в пижонском костюме и с маршальским жезлом «король храбрецов»!
И началось!
Все вокруг зазвенело, загремело, затряслось!
Это десятки эскадронов тяжеловооруженных кавалеристов, словно «волны» грозного прилива, набирая ход, понеслись рубить, колоть ретирующегося врага!
Оказавшаяся головной, на острие разящего удара, 1-я драгунская дивизия генерала Доминика-Луи-Антуана Клейна, на полном ходу врезалась в отступавших в полном порядке пруссаков и рассекла их на двое! И хотя саксонский гренадерский батальон Р. Ю. Г. Винкеля ценой своей гибели смог на своем фланге притормозить французскую кавалерию, а с другой стороны остатки прусско-саксонского корпуса Тауэнцина, ложась костьми, то же смягчили таранный конный удар французов и генерал-лейтенант Ю. А. Р. фон Граверта сумел организовать ретираду к Апольду, но Наполеон уже разрезал прусский фронт надвое… и избежать поражения, уже казалось, невозможно.
Именно в этот момент (в 14 часов по полудни?) генерал-лейтенант фон Рюхель наконец прибыл на поле сражения со своими 15 тыс. солдат! Спасти положение он уже не мог! Вместо того, чтобы обязать его грамотно прикрыть отступление разбитой армии, ему передали приказ Гогенлоэ немедленно… атаковать прорвавшегося неприятеля. Опрометчиво-поспешная попытка Гогенлоэ контрударом свежих сил (26 батальонов и 28 эскадронов) перехватить инициативу завершилась конфузом. Поскольку силы Рюхеля не были собраны в ударный кулак, а рассредоточены между Кёчау и Гроссромштедтом, то концентрированный контрудар не состоялся.
Получился лишь «шлепок» раскрытой пятерней!
Если солдат Ланна и Нея еще на полчаса как-то задержали, то Сент-Илер успел-таки выйти в левый фланг длинных пехотных линий Рюхеля, грозя ему окружением! После того, как он, уже раненный, подвергся массированному артобстрелу спешно переброшенной Ланном (он все больше и больше проявлял тактическую самостоятельность!) на новые огневые позиции французской корпусной артиллерией и был смят кирасирами и драгунами Мюрата, исход сражения в пользу французов уже не у кого не вызвал сомнения.
Остатки батальонов и эскадронов Рюхеля кинулись догонять бегущих к Веймару солдат Гогнелоэ.
…Кстати сказать, кое-кто из историков полагает, что у Гогенлоэ еще были какие-то шансы пока силы Наполеона не превосходили его и, порой, французы допускали ошибки (причем. не только сорвиголова Ней) и их частям приходилось отступать (например, 100-му и 103-му пехотным полкам у Редигена), которыми каждый крепко знающий свою профессию полководец должен был воспользоваться. Но Гогенлоэ был не из того «теста замешан» – «не из той стали выкован» и как только французская армия пополнилась на 40 с лишним тыс. человек (наконец подошли все дивизии из корпуса Нея, корпус Сульта и вся кавалерия Мюрата), пруссаки были обречены. Превосходство французов стало подавляющим – 95.500 чел. против 46—53 тыс. (данные разнятся)! Как только Ожеро и Сульт «разобрались» с флангами противника, Наполеон бросил в решительную атаку почти все свои силы (кроме пешей гвардии), при поддержке гвардейской кавалерии Бессьера. Свежие силы французов опрокинули прусско-саксонские линии врага и обратили его во всеобщее и паническое бегство. Один лишь отборный саксонский гренадерский батальон стойко держался вокруг князя Гогенлоэ и медленно по всем правилам отступал…
К 15 часам прусская армия Гогенлоэ перестала существовать и это при том, что Наполеон (повторимся!) так и не ввел в бой свою Старую Гвардию, в первую очередь, ее пешую часть.
…С горечью и досадой смотрели испытанные вояки, как пока они праздно стояли в резерве, их товарищи повсюду бились с врагом, падая убитыми и раненными. Некоторые, самые горячие, уже порывались сами кинуться в штыки, даже выкрикивали «Вперед, друзья!» Наполеон грозно хмурил брови и ехидно цедил сквозь зубы что-то о юношеской горячности свои седоусых покрытых шрамами ветеранов…
После чуть не случившегося с ним конфуза (или даже фиаско!?) под Маренго, Бонапарт стал ее определенно беречь! С той поры гвардейцы стали для него резервом на самый крайний случай! Ведь продержал же он ее в запасе «для исправления ошибок» под Аустерлицем!? Точно также будет и под Эйлау, и под Фридляндом, и под Бородино! Вполне возможно, что, отчасти, он будет явно перебарщивать в этой своей бережливости. И только вынужденный пойти ва-банк под Ваграмом в 1809 г., в ходе катастрофической ретирады из Москвы в 1812 г., в тяжелейшую Саксонскую кампанию 1813 г. и в роковых для него Линьи с Ватерлоо, Бонапарт начнет бросать свою Старую Гвардию в огонь и придет ее черед отдавать свои жизни за своего «маленького капрала-стриженного малыша»! И в конце концов, от нее мало что останется…
Впрочем, все это будет потом…
…А пока так долго ждавшие своего часа и явно застоявшиеся кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы Мюрата с грохотом, звоном и улюлюканьем делали то, что у них получалось лучше всего – «рубили на скаку бегущего врага в капусту»…
…Между прочим, Йена, как считал сам Наполеон, была третьим, после Маренго и Аустерлица, самым счастливым днем в его жизни! Ему, давшему за свою жизнь порядка 60 сражений и боев, виднее…
Принято считать, что победа Наполеона далась ему сравнительно дешево и несопоставимо с потерями хвастливых наследников Фридриха Великого: ок. 5 тыс. солдат убитыми и раненными против 10 тыс. убитых и раненных вместе с 15 тыс. пленных у Гогенлоэ, лишившегося к тому же 120 орудий.
Примечательно, что имея к середине сражения почти двойное превосходство в силах (данные разнятся; ок. 95.500 чел. с 108 орудиями против 46.000—53.000 чел. с 175 пушками) Бонапарт успел ввести в дело не более 54 000, но и этого оказалось достаточным для победы над… прусским арьергардом!
Дело в том, что в тот же день и те же часы, когда Наполеон громил пруссаков под Йеной, не менее крупное, но очень судьбоносное по своим последствиям, сражение развертывалось под Ауэрштедтом!
Глава 4. Битва под Ауэрштедтом: для кого – катастрофа, а кому… «звездный час»
Дело в том, что накануне вечером свои лучшие силы фельдмаршал герцог Карл II Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский двинул от Йены на север – на Галле. По дороге он столкнулся с III-м корпусом маршала Луи Даву и с последним чуть не случилась трагедия!
В канун битвы при Йене французский главнокомандующий направил в обход прусских войск около 60 тыс. человек – III-й и I-й корпуса Даву и Бернадотта. Напомним, что они должны были действовать сообща и в случае необходимости немедленно приходить на помощь друг другу. Выйдя к Наумбургу, а затем к Апольде, Даву должен был отрезать пруссакам отход на Берлин. Бернадотт получил приказ наступать на Дорнберг с целью обеспечения линии коммуникаций между основной армией и Даву, а затем присоединиться к последнему для перекрытия пути отступления пруссакам. Правда, всем известный наваррско-беарнский бахвал предпочел поступить по-своему: он не согласился с рекомендацией императора к изначальному оперативному приказу выступать общими силами и выбрал путь на Дорнберг через Камбург. Что, впрочем, понятно: крайне самолюбивый и дико амбициозный (таковым принято его считать в исторической литературе) выходец из Беарна предпочитал любыми способами избегать «сотрудничать» с «коллегами по ремеслу», среди которых «братьев по оружию» у него не было
…Между прочим, когда после победного сражения под Йеной Наполеон вернулся к себе в ставку в трактир, то был весьма удивлен докладом штабного офицера маршала Даву. В донесении утверждалось, что именно наполеоновский маршал разбил в сражении при Ауэрштедте главную прусскую армию. «У нашего маршала, очевидно, двоиться в глазах!» – нелюбезно оборвал маршальского посланца усталый император. И все же, вскоре Бонапарт понял, что на самом деле он со своими главными силами, вдвое превосходившими армию Гогенлоэ, сражался со вспомогательными силами пруссаков. Тогда как его маршал со своим одним единственным корпусом сошелся в смертельном бою с главной армией герцога Брауншвейгского!?.
Если бы не исключительное тактическое мастерство Даву и прекрасная сбалансированность наполеоновских корпусов (отдельная «карманная» армия в миниатюре со своей пехотой, кавалерией и артиллерией) способных в одиночку противостоять вражеской армии в течении 24 часов, пока к ним на помощь не поспеют другие корпуса, совершавшие марш по соседству либо стоявшие на позициях на расстоянии не более чем в одном суточном переходе друг от друга, то в тот же день французы могли бы потерпеть поражение под Ауэрштедтом.
Вот как это было…
По штатному расписанию на начало войны с пруссаками у Даву в его III-м образцовом корпусе числилось 28.874 пехотинца, кавалериста и артиллериста с 44—46 орудиями, но на момент встречи с прусской главной армией герцога Брауншвейгского (ок. 52.750 чел. – 39.650 пехоты, 12.250 кавалерии и 950 артиллеристов с 230 пушками; впрочем,сведения о пруссаках сильно разнятся: от 60 до 70 тыс. чел.?) у него под началом было по разным причинам лишь 26.200 бойцов. Зато это были три самые лучшие во всей французской армии пехотные дивизии генералов Фриана, Гюденна и Морана и порядка 1.300 легковооруженных всадников (конных егерей), причем, последние ушли в самостоятельный рейд, оставив маршалу лишь одну конную роту в 80 всадников.
…Между прочим, так получилось, что шедший параллельно Даву маршал Бернадотт в силу ряда причин (их мы коснемся чуть позже!) со своим I-м корпусом, оставил своего «брата по оружию» (вернее, «коллегу по ремеслу», так как он его терпеть не мог!) в одиночестве и, тем самым, подверг его опасности поражения…
В авангарде у австрийцев шла дивизия генерал-лейтенанта графа Фридриха Вильгельма Карла фон Шметтау.
Главные силы включали в себя 4 дивизии: генерал-лейтенантов принца Вильгельма Оранского, графа Александра-Леопольда фон Вартенслебена, графа Иоганна-Эрнста фон Кунхайма и Александра-Вильгельма фон Арнима. Причем, дивизии двух последних являлись резервным корпусом генерала от кавалерии графа Фридриха-Адольфа фон Калькройта (Калькрайта).
А вот арьергардом командовал генерал-лейтенант Гебхард Леберехт фон Блюхер! Тот самый, между прочим, которого спустя 9 лет на мгновение озарит «искра гения» и, он совершив свой знаменитый марш-маневр, «поставит крест» на военно-политической карьере Бонапарта в битве при Ватерлоо, придя в критический момент на помощь истекавшему кровью Веллингтону!
Двигаясь очень медленно из-за сильного тумана и трудного подъема, утром 14 октября около 7 часов утра головная дивизия корпуса Даву, 3-я дивизия генерала Шарля-Этьенна Гюденна (8.500 чел. с 8-орудийной конной батареи), войдя в деревню Хассенхаузен (Кезенское ущелье), своим кавалерийским авангардом столкнулась с конным заслоном главной прусской армии герцога Карла II Вильгельма-Фердинанда Брауншвейгского.
Несмотря на то, что противник располагал не менее чем двойным превосходством в силах, Даву смело ввязался в бой. Фриан уже был на подходе (в нескольких км), а Морану надлежало поторопиться, чтобы успеть занять свой фланг и тем самым перекрыть все ущелье по ширине. Ожидая их дивизий, шедший первым Гюденн, умело прикрывшись густым туманом и легкой пехотой, стремительно свернул свои 8 батальонов в каре и, открыв плотный орудийный огонь, отогнал передовой отряд вражеской конницы.
Противостоявший ему враг (9 батальонов фон Шметтау и 10 эскадронов Блюхера: 3 эскадрона кирасир Райценштайна, 5 эскадронов кирасир Хайзинга и 2 эскадрона драгун из именного полка прусской королевы) серьезно превосходил его силы.
Но пока методичный фон Шметтау (ему сильно мешали, «путавшиеся в ногах», армейские обозы), поджидавший замешкавшуюся пехоту Вартенслебена, не спеша готовил свои батальоны к атаке на каре Гюденна, нетерпеливый и азартный Блюхер, передав общее командование генерал-майору Фридриху-Готтлибу фон Освальду, в 9.00 единолично и самочинно бросил в лихую кавалерийскую атаку все свои эскадроны. Это был фирменный стиль старого гусарского генерала-сорвиголовы!
Атакованные массой всадников Блюхера, Даву с Гюденном оказались в таком тяжелом положении, что всякие менее стойкие военачальники наверняка «показали бы тыл» врагу. Но, во-первых, горячий Блюхер ринулся на занявшую позицию пехоту Гюденна без поддержки пехоты и артиллерии, еще только-только разворачивавшихся на поле боя. А, во-вторых, Даву – один из наиболее самостоятельных маршалов Наполеона – прекрасно знал, что ему делать. У него был самый подготовленный, обученный и экипированный корпус во всей наполеоновской армии во главе с первоклассными пехотными генералами Фрианом, Мораном и Гюденом. В результате, без поддержки пехоты прусская кавалерия была играючи отражена французскими пехотными каре, облически выстроенными на поле боя, что позволяло им стрелять в приближающихся всадников из максимального количества ружей!
…Между прочим, сам Блюхер вернулся из этого конного наскока без… оружия и… пешком: коня под ним убили…
А Шметтау все еще медлил с атакой одиноко стоявшего на своих позициях Гюденна, ожидая развертывания всех батальонов Вартенслебена! На эту «процедуру» ушел почти час! Пока пруссаки все «судили да рядили» справа от солдат Гюденна успела выстроиться подоспевшая 2-я дивизия свояка Даву, Луи Фриана (7.500 человек с восемью 12-фунтовыми орудиями полковника Жоффруа) и корпусная кавалерия (два конно-егерских полка генерала Жана-Батиста-Теодора Виаллана). Пользуясь нерасторопностью противника, Даву успел так развернуть обе свои наличные дивизии к северу от Хассенхаузена (именно сюда намеревались нанести основной удар пруссаки, рвавшиеся на дорогу на Фрайбург – назначенному месту сбора всех прусских сил), чтобы не дать врагу, пользуясь численным превосходством обойти себя с флангов. Поскольку Моран все еще был на подходе, то резервов у Даву не было и ему следовало держаться и еще раз держаться!
Только через час после первого наскока Блюхера – в 10.00 – Шметтау с Вартенслебеном смогли наконец перейти в согласованное наступление на деревню Хассенхаузен. И надо же такому случиться, что дивизия первого из них тут же попала в засаду меж дивизиями Фриана и Гюденна и, понеся большие потери от перекрестного батарейного огня, откатилась назад. Зато у второго дела обстояли намного лучше: 5 эскадронов драгун Ирвинга ударом во фланг обратили вспять несколько обособленно стоявший на юге от Хассенхаузена построенный в линию 85-й линейный полк из дивизии Гюденна. Все остальные части Гюденна передислоцировались далее к северу для поддержки дивизии Фриана, когда та расположилась на французском правом фланге. И хотя многих французов из 85-го порубили, но какая-то его часть, все же, успела отойти за деревню, свернуться в каре и отразить повторную атаку неприятельских драгун с кирасирами Беерена, подоспевшими из резерва фон Калькрайта.
Более того, Даву не растерялся и, твердо держа нити управления своими войсками, успел прислать на подмогу два полка из бригады генерала Клода Пти, которые прикрыли открытый левый фланг 85-го полка и снова заняли Хассенхаузен. Перейдя в согласованную контратаку французы смогли восстановить свой левый фланг, но на большее у них уже не хватало сил: все свои резервы они уже ввели в дело.
В этот момент герцог Брауншвейгский решил взять наконец Хассенхаузен и четыре раза упрямо и безуспешно атаковал деревню в лоб вместо того чтобы воспользоваться слабостью левого фланга французов. В ходе одной из атак герцога, устремившегося в самую гущу событий, одной (!) ружейной пулей смертельно ранило в… оба глаза?! На войне – всяк бывает!? Более того, почти тут же вышел из строя и его заместитель фон Шметтау: его тоже ранили и тоже… смертельно, но не в глаза и даже не глаз! Затем пришел черед и генерала Вартенслебена, тяжелораненого меткими вражескими стрелками. (Стрельба на поражение – была прекрасно поставлена во французской армии; лучше них в этом были лишь, повторимся!, британские гвардейцы!) Более того, старый фельдмаршал фон Меллендорф сначала был ранен, а затем еще и взят в плен (либо, все же, его успели вывезти в тыл?).
Так уже в самом начале сражения прусская армия оказалась обезглавлена!
Трусоватый Фридрих-Вильгельм III не только не назначил им замены, но и сам не встал во главе войск. Примечательно, что его самого чуть не затоптали, сбив с коня свои же кавалеристы, отступление которых король весьма опрометчиво попытался остановить. По правде говоря, прусский король, бывший «военным» лишь… на плацу, на роль главнокомандующего на поле боя, менее всего подходил! Он пустил все на самотек. Его войска сражались самостийно, без поддержки и взаимодействия.
…Кстати, отсутствие единоначалия у пруссаков после выхода из строя всех престарелых фридриховских «орлов» привело к тому, что боем руководили штабные офицеры, причем, каждый согласно своим представлениям о происходящем. Как результат, разнобой в приказах приводил к тому, что некоторые прусские части так и не оказались на поле сражения. Так 2/5 их сил вообще не приняли никакого участия в мясорубке под Ауэрштедтом…
Отчасти, это и спасло Даву и он сумел-таки выдержать все нескоординированные атаки неприятеля, пока на поле сражения не появились «новые игроки».
В 11 часов противники одновременно получили подкрепления!
У пруссаков в дело вступили правофланговые войска генерал-лейтенанта принца Вильгельма-Фридриха Оранского, не владевшего военным ремеслом на уровне полководца. А к истекающим кровью французам подоспела наконец из Кёзена 1-я дивизия генерала Шарля-Антуана-Луи-Алексиса Морана (9 батальонов или 8.900 чел. с 13 орудиями).
…Один из лучших пехотных дивизионных генералов Великой Армии (24 декабря 1805 г.), граф Империи (24 июня 1808 г.), пэр Франции (2 июня 1815 г. и повторно 11 октября 1832 г.) Шарль-Антуан-Луи-Алексис Моран, (4 июня 1771, Понтарлье, провинция Франш-Конте – 2 сентября 1835, Париж) родился в семье адвоката Алексиса-Франсуа Морана (1747—1829), изучал юриспруденцию в Безансоне и в 1791 г. защитил степень кандидата права. Уже через год, 9 августа 1792, он стал капитаном 7-го батальона волонтёров департамента Ду, а ещё через месяц его повысили до подполковника. В 1792—93 гг. он сражался в рядах Рейнской армии. 8 сентября 1793 г. в бою при Ондсхоте Моран первым ворвался в город со знаменем в руках. В 1793—94 гг. он воевал в Северной армии (при Ваттиньи и Альденгофене), в 1794—96 гг. в Самбро-Маасской, а с января 1797 г. в Итальянской армии. 14 января 1797 г. Моран отличился, сражаясь с австрийцами при Риволи, ранен пулей в бедро в сражении при Спримоне. Моран участвовал в Египетской кампании в составе дивизии генерала Дезе. После сражения у Пирамид, прямо на поле боя, он был произведён в чин полковника и возглавил 88-ю линейную пехотную полубригаду. Участвовал в завоевании Верхнего Египта, сражался при Эль Ганайме и Саманхуде. За мужество, проявленное во время этой кампании, 6 сентября 1800 г. получил чин бригадного генерала. С мая и вплоть до конца июля 1801 г. Моран командовал бригадой в дивизии генерала Вердье. 9 августа (14 сентября) 1801 г. он вернулся во Францию. И с той поры у него адъютантом стал его младший брат Алексис-Никола-Бернарден (р. 1774 г.), барон Империи (15.8.1809), ранен при Ауэрштедте, ранен в левую ногу при Ваграме, из-за последнего ранения уволился в отставку в апреле 1813 г. Сам Моран 30 августа 1803 г. был переведён в военный лагерь Сент-Омер. 30 августа 1805 г. – командир 1-й бригады 1-й пехотной дивизии генерала Сент-Илера IV-го корпуса Великой Армии. В сражении при Аустерлице Моран командовал пехотной бригадой, входившей в состав IV-го корпуса генерала Сент-Илера. Его бригада, включавшая в себя всего лишь один полк (10-й полк лёгкой пехоты), в районе Праценских высот подверглась атаке превосходящих сил противника и понесла значительные потери, а сам он был ранен. Если бы не своевременный подход соседних частей Великой армии, полк Морана был бы полностью уничтожен. За проявленное в ходе кампании мужество (24 декабря 1805 г.) Моран был произведён в чин дивизионного генерала. 14 февраля 1806 г. его назначают командиром 1-й дивизии III-го корпуса маршала Даву. Моран сумел завоевать доверие и уважение со стороны своего ворчливого начальника и стал, наряду с генералами Фрианом и Гюденом, одним из его наиболее приближённых помощников. В Прусской кампании 1806 г. в битве при Ауэрштедте (14 октября 1806 г.) полки Морана беглым огнём отразили атаки прусской кавалерии, а затем перешли в контрнаступление и разгромили войска герцога Брауншвейгского. Генерал в этом бою был ранен в руку. Дивизия Морана участвовала во взятии Кюстрина (1 ноября 1806 г.), а также в Польской кампании 1807 г. сражалась при Чарново и Голымине. В битве при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807 г.) бравый генерал получил новое ранение. С 12 октября 1808 г. – командир 1-й пехотной дивизии Рейнской Армии маршала Даву. В ходе Австрийской кампании 1809 г. Моран сражается при Арнсхофене, Абенсберге, Ландсхуте, Экмюле, Регенсбурге. В битве при Ваграме (5—6 июля 1809 г.) он был ранен, но именно части его дивизии смяли левый фланг австрийцев, что решило исход всего сражения. С 13 июля 1810 по 3 марта 1812 гг. Моран исполнял обязанности губернатора Гамбурга. 24 июня 1812 г. Моран удостоился чести первым переправиться на правый берег Немана у Ковно, открыв, тем самым, Русскую кампанию. 17 августа его дивизия в ходе ожесточённого боя занимает южные предместья Смоленска. В Бородинской битве полки Морана атакуют Курганную высоту, неся при этом огромные потери от русской артиллерии. Сам генерал получает тяжелое ранение картечью (осколком ядра?) в подбородок. В конце 1812 г. остатки его дивизии покинули Россию. С 17 марта 1813 г. Моран командовал 12-й пехотной дивизией, входившей в состав I-го, а затем IV-го корпусов генерала Бертрана. Участвовал в битвах при Лютцене и Бауцене. 6 сентября 1813 г. в сражении у Денневица после поражения французской кавалерии стойкость Морана спасла остатки корпуса маршала Нея и позволила французам отступить. Отличился в боях при Вартенбурге и Ханау. 16 ноября 1813 г. возглавил IV-й корпус и с декабря 1813 по апрель 1814 гг. руководил обороной Майнца, покинув его со своими войсками лишь после окончания войны (4 мая 1814 г.). При Первой Реставрации оставался с 15 октября 1814 г. без служебного назначения, но во время «Ста дней» служил адъютантом у Наполеона и 1-м полковником пеших егерей гвардии. 2 июня 1815 г. получил титул пэра Франции. В битве при Ватерлоо отчаянным усилием сумел выбить пруссаков из Планшенуа, но этот его подвиг уже не мог изменить положения. За это сражение Наполеон пожаловал Морану Большой Крест орд. Почётного легиона (правда, награда нашла героя лишь в 1830 г. – уже при Июльской монархии). Внесенный в проскрипционные списки 1 августа 1815 г. и заочно приговорённый Людовиком XVIII 29 августа 1816 г. к смерти Моран был вынужден скрываться на родине своей жены – в Польше. Он получил прощение лишь 14 июня 1819 г. Был оправдан Военным судом в Страсбурге, ему вернули чин дивизионного генерала, восстановили на военной службе (с 1 сентября 1819 по 12 января 1820 гг. он служил в Королевской гвардии), а также вторично провозгласили пэром Франции (11 октября 1832). Скончался четырежды кавалер орд. Почетного легиона (Легионер – 11 декабря 1803 г., Коммандан – 14 июня 1804 г., Великий офицер – 7 июля 1807 г. и Большой крест – 18 октября 1830 г.) в своём парижском особняке в 64 года, 26 из них отдав армии, дослужившись до дивиз. генерала за 13 лет и был похоронен на кладбище Пер-Лашез. Его доблестное имя выбито на Триумфальной арке в Париже…
Она тут же полностью развернулась на ослабленном левом фланге французов прямо напротив новоприбывших войск принца Оранского, который вместо концентрированного удара по врагу всеми своими свежими силами по одному из французских флангов, разделил их на части. Прекрасно вымуштрованные солдаты Морана на ходу перестроились из колонн в линии и открыли убийственный огонь по маршировавшим в атаку прусским батальонам. В конце концов, те не выдержали и попятились назад, уступая место своим разогнавшимся кавалеристам, но образцово обученные морановцы мгновенно свернулись в батальонные каре. Пять раз чуть ли не вся прусская кавалерия Блюхера лихо налетала на них, столько же раз ее умело отражали. Без пехотной поддержки вражеская конница оказалась бессильна что-либо сделать с французской пехотой и беспорядочно поскакала в тыл.
…Кстати сказать, пруссаки вообще очень плохо поддерживали кавалерию пехотой либо наоборот, не говоря уж об артиллерийском огне. В этом они тоже сильно уступали французам: их артиллерия в ту пору «оставляла желать лучшего», являясь, пожалуй, худшей в ведущих армиях Европы…
Моран в том сражении, в которое он вступил сходу, показал незаурядное полководческое мастерство! Он замечательно воспользовался неудачей как пехоты, так и кавалерии неприятеля и, мгновенно перестроившись под прикрытием легкой пехоты из каре в плотные колонны, (маневр был очень опасным, даже рисковым, поскольку проводился под огнем численно превосходящего врага) перешел в разящую контратаку и окружил пехоту Вартенслебена, уже потерявшую своего командира. Правый фланг принца Оранского оказался разгромлен и покатился в сторону Ауэрштедта.
Получилось, что запоздалый подход свежей пехотной дивизии принца Оранского, введенной в бой по частям и в разных местах, а не концентрированно, не смог переломить хода сражения. Тогда как только-только прибывшие дивизии Фриана, а затем и Морана, показала себя с наилучшей стороны, очень во время поддержав своих истекающих кровью соплеменников как числом, так и высоким мастерством во всех компонентах боя, в частности, очень эффективно используя свою немногочисленную, но превосходную артиллерию.
Правда, у прусского короля еще оставалось в резерве целых 14 батальонов гренадерской пехоты, 5 эскадронов знаменитых со времен Фридриха Великого черных гусар и 3 батареи. Твердо убежденный, что перед ним не Даву с одним единственным корпусом, а сам Наполеон Бонапарт с его главными силами, памятуя о предсмертном наказе герцога Брауншвейгского «всячески избегать столкновения в открытом поле с Последним Демоном Войны», он так и не ввел их в дело! Фридрих-Вильгельм все ждал вестей из-под Йены и все держал и держал резервные части сзади, полагая, что вот-вот на поле обрушится вся армия Бонапарта.
На часах был полдень…
Тем временем, Даву, используя ситуацию после удачного наступления Морана, перешел из обороны в общее контрнаступление всеми своими тремя дивизиями, построив их в виде полумесяца «рогами» вперед. Основная масса прусской армии оказалась как бы внутри вогнутой части французского построения и началась кровавая бойня. Хотя немногочисленная артиллерия Даву громила врага с убийственного расстояния пистолетного выстрела, пробивая в его пехотных рядах целые просеки, но прекрасно вымуштрованные прусские гренадеры раз за разом стойко смыкали свои редеющие ряды. Массированные атаки прусской кавалерии неистового Блюхера (под ним уже убили двух лошадей!), лишенные артиллерийской поддержки многочисленной, но разрозненно действовавшей прусской артиллерии, разбивались об хладнокровные пехотные каре Морана, Фриана и Гюдена.
Отбрасывая вражескую пехоту и захватывая ее артиллерию, численно уступавший пруссакам корпус Даву принялся «зачищать» от врага поле сражения, обильно залитое франко-прусской кровью и усеянное телами погибших и раненных. Лишенная толкового главнокомандующего прусская армия еще какое-то время самостоятельно отбивалась, поливаемая фланговым артиллерийским огнем Морана (слева) и Фриана (справа).
Но когда Гюденн бросил остатки своей очень сильно пострадавшей дивизии в последнюю отчаянную лобовую атаку, а шедшие на флангах, Моран с Фрианом одновременно (как бы полумесяцем, «рогами» вперед) начали обход врага каждый со своей стороны, грозя выйти ему в тыл, король Фридрих-Вильгельм наконец вспомнил, что ему как королю придется принять самое важное решение в ходе этого катастрофически неудачно складывавшегося боя, и отдал приказ на отступление в надежде на успешное соединение с силами Гогенлоэ и Рюхеля, чьи войска он считал нетронутыми.
Правда, организованного отступления, несмотря на старания храбреца Блюхера, отчаянно проклинавшего своего малодушного короля, не получилось и пруссаки беспорядочно покатилась в тыл. В панике бросилась бежать даже свита короля, кинув его на произвол судьбы.
Отступление превратилось в бегство…
К 12.30 сражение было выиграно численно уступавшим врагу корпусом Даву, отчасти и потому, что у пруссаков не нашлось нового… Фридриха II Великого!
Так бывает, или jedem das seine…
Только в 16.30 Даву остановил преследование своими полностью обессилившими батальонами…
Победа далась ему очень дорогой ценой!
Примерно четверть его состава вышла из строя – 6.794 солдата, 253—258 офицера и 5 генералов – убитыми, раненными и пропавшими без вести. Принявшая по началу на себя первый удар пруссаков дивизия Гюденна и вовсе лишилась 40% своего состава!
Прусский поход 1806 г. стал «звездным часом» Даву, а Ауэрштедт – венцом военной славы. Это знаменательное сражение – один из редких случаев когда численно слабейший противник нанес поражение сильнейшему (по меньшей мере вдвое) неприятелю. Даву смог удержать своих людей на поле боя, лишь появляясь повсюду лично. Его мундир был черен от порохового дыма, треуголка сбита с головы вражескими пулями. Подтвердили свою репутацию блестящих дивизионных командиров Моран, Фриан и Гюденн. Все трое получили во французской армии престижное прозвище «Бессмертные». Сам Наполеон так писал Даву, поздравляя его с выдающейся победой: «Мой кузен! Битва при Ауэрштедте – один из самых прекрасных дней в истории Франции. Я обязан этим днем храбрым солдатам III-го корпуса и их командиру. Я очень рад, что это вы!» Высоко оценив трудную победу Даву и его III-его корпуса, Наполеон, взяв за пример знаменитый 10-й легион Цезаря, прозвал этот корпус… «мой десятый легион»!
…Между прочим, сражение при Ауэрштедте – ярчайший пример эффективности отдельного корпуса Великой армии на оперативном, оперативно-тактическом и тактическом уровнях! Правда, все это стало возможно на фоне устаревших военных приемов уже ушедшего XVIII столетия, пока еще полностью не отжившего, в частности, в монархической армии Пруссии, некогда – в середине того века – «наводившей шороху» под водительством короля-полководца Фридриха II Великого в Центральной Европе…
Так и не получив поддержки от явно не торопившегося к месту боя корпуса маршала Бернадотта, Даву не только устоял против огромных сил противника, но и разгромил их наголову.
Потери пруссаков принято оценивать в 13.000 человек убитыми, раненными и пленными (в том числе, 12 генералов и 380 офицеров) и 115 пушек из 230 имевшихся.
Остатки разбитой Даву прусской армии – вернее, так и не пущенные в дело резервные 14 батальонов пехоты, 5 эскадронов кавалерии и 3 батареи пушек – были отброшены на дорогу на Веймар, по которой уже бежали разгромленные под Йеной полки Гогенлоэ. Сам Даву и его до предела уставшие солдаты были уже не в силах продолжать преследование, но в этом уже не было надобности.
А теперь прикоснемся к самому интересному и дискуссионному моменту в Ауэрштедском сражении: ни один солдат Бернадотта так и не сделал ни одного выстрела в тот кровавый для солдат Даву день! Ходили упорные слухи о том, что этот крайне самолюбивый и завистливый маршал явно ревновал к Даву и желал ему поражения! Так ли это?
Скажем сразу, что отношения между двумя маршалами давно были острыми, еще больше они обострились после Ауэрштедта. Тогда во время битвы в невыгодных условиях Даву все время ждал, что в любой момент подойдет параллельно двигавшийся корпус Бернадотта и спасет положение, но атаки врага следовали одна за другой, а Бернадотт так и не появлялся.
Рассказывали, что один из штабных офицеров Даву впоследствии вроде бы заявлял, что видел вдалеке Бернадотта, сидящего верхом на коне, и даже смог к нему пробиться и объяснить, что же происходит на поле боя. Он также добавил, что в ответ на его горячие слова убеждения герцог Понте-Корво холодно произнес: «Возвращайтесь к своему маршалу и передайте ему, что я буду там, пускай не беспокоится». Так и не получив поддержки от явно не торопившегося Бернадотта, Даву не только устоял против огромных сил противника, но и разгромил их наголову. До безумия уставшему Даву оставалось распорядиться по поводу раненых и отправить в главную квартиру курьера, чтобы тот в произнесенных ледяным голосом выражениях выяснил, почему корпус, вынужденный сражаться более чем с половиной прусской армии, был оставлен без поддержки.
Вся наполеоновская армия с нетерпением ждала самого сурового наказания для Бернадотта. Среди генералов, не говоря уж о маршалах, его никогда особенно не любили. Столь недостойное поведение чуть не стоило Бернадотту головы. Взбешенный Наполеон потом орал на него: «Вас нужно отдать под трибунал и расстрелять!» В порыве гнева он даже подписал приказ об этом, но затем передумал и разорвал его. Поговаривали, что и на этот раз не обошлось без заступничества его бывшей пассии Дезире Клари, ставшей женой Бернадотта.
…Возможно, он полагал, что Бернадотт осознает всю тяжесть своего поступка и постарается загладить его. Будущее показало, что снисходительность Наполеона была ошибкой. Причем – роковой…
И все же, почему Бернадотт по зову Даву не явился на поле боя под Ауэрштедтом?
Рассказывали, что позднее Бернадотт вроде бы проговорился и выдал себя: «Это мне-то получать приказы от какого-то… Даву!» Профессиональная ревность!? Не исключено, что никакого приказа поддержать Даву сам Наполеон Бернадотту не дал: документов с его подписью не сохранилось! И Бернадотт предпочел действовать согласно букве (но не армейской этике и взаимовыручке!) имевшегося у него первого приказа на раздельное стратегическое движение к намеченному пункту сбора. К тому же, между Даву и Бернадоттом были две реки, протекавшие по гористым ущельям, и быстро преодолеть их большой массой войск не представлялось возможным.
Вот, пожалуй, и все, что можно сейчас сказать на тему «почемухвастливого беарнского петуха и дальновидного выжидалы» – так, порой, величали Бернадотта многие из недолюбливавших его современников и въедливые историки,так и не оказалось на поле сражения под Ауэрштедтом!?»
И все же, этот приятель и ровесник знаменитого революционного генерала Моро и более того, свояк Наполеона по жене его брата Жозефа Бонапарта, несомненно, был одной из наиболее колоритных фигур эпохи революционных войн во Франции конца XVIII в. и среди наполеоновского маршалата! Более того, Бернадотт был одним из очень немногих, кто мог и умел противостоять его магнетизму, поскольку обладал своей собственной яркой харизмой! Недаром его супруга, хорошо знавшая Наполеона, своего первого ухажера и в какой-то степени жениха, с ранней молодости, охарактеризовала своего мужа очень емко и доходчиво – чисто по-женски (по-бабьи): «… он был солдат, способный противостоять самому Наполеону!» И действительно, так или иначе, но его поступки наложили свой отпечаток на судьбу Наполеона!
Так или иначе, но эта незаурядная личность хоть и не была культовой, но знаковой, а таких вокруг Бонапарта было не так уж и много: Наполеон, как и все властные люди не любил рядом с собой оригинальных, производящих впечатление, ярких персонажей! И каждый читатель вправе решать, кем он был на самом деле: то ли хвастливым беарнским петухом, то ли дальновидным выжидалой либо, и тем и другим «в одном флаконе»?
