Жнецы грез

– Опять не спала? – осторожно спросила Диана.

Мама привыкла к ее ранним вылазкам и никогда ничего не имела против. Но почему-то Диана всегда переживала как в первый раз.

– Спала, – ответила мать, но глаза ее говорили об обратном. Она окинула дочь быстрым взглядом, будто хотела что-то добавить, но передумала. – Куда так рано? К Лео?

– Да…

На мгновение в лице мамы мелькнула почти незаметная тень улыбки, но тут же погасла.

– Береги его. Время сейчас такое, что не знаешь, кого завтра выберут, – она сделала паузу и снова принялась крутить ложку. – Завтра все может измениться.

– Сегодня.

– Что?

– Сегодня, мам. Отбор.

Диана заметила, как маму передернуло, но та лишь кивнула. Ответить ей было нечего. Диана схватила со спинки стула куртку и перед выходом глянула в зеркало. Густые волосы насыщенного каштанового цвета были чуть ниже подбородка, но разными по длине: когда-то в детстве бабушка криво подстригла ее, и волосы больше не хотели расти ровно, словно обламывались на середине. Впрочем, это придавало образу естественную дикость. Прямые брови, высокие скулы, самые обыкновенные губы. И почти всегда сосредоточенный взгляд серых глаз. Диана знала, что похожа на отца, поскольку ни капли не походила на маму, в отличие от Эммы, которая была практически ее копией.

Диана затянула потуже ремень на поясе, схватила со стула у двери куртку и, не оборачиваясь, выбежала из дома.

…Впервые Диана встретила Леона Коцича на границе Заставного и Медиакультурного секторов. Она патрулировала участок у леса, проверяла старую заброшенную водонапорную вышку, когда услышала приятную мелодию, доносившуюся совсем рядом. Симпатичный парень примерно ее возраста сидел у стены заброшенной будки и играл на струнном инструменте: старом, почти забытом, с нежностью перебирая струны. Его музыка была такой легкой, будто воздух вокруг наполнялся теплом и светлом. Это чувство не было знакомо Диане ранее, и незнакомец вызвал интерес.

Тогда Диана подошла ближе, осторожно, ведь у нее не было привычки без приглашения вторгаться в чужое пространство. Лео заметил ее сразу и улыбнулся так, будто увидел давнюю знакомую, хотя они никогда не встречались.

«Что ты забыла здесь?» – игриво спросил он.

«Работаю. А ты?» – ответила она.

Он пожал плечами, не теряя улыбки.

«Ищу вдохновение. В таких местах музыка звучит по-другому».

«И все?»

«Ну… И еще прячусь от парочки фанаток».

Несмотря на разницу в характерах – ее прагматизм и его харизму и любовь «лить в уши» – между ними возникла странная искра. Диана, привыкшая к холодной дисциплине и молчаливому наблюдению, вдруг почувствовала, как музыка и слова Лео пробуждают в ней что-то давно забытое, а то и вовсе то, чего никогда не было.

С того дня их пути начали пересекаться.

На крыше здания заброшенной башни, которая поросла сухой колючей травой, встречала утренняя тишина. Это место – забытый кусок города, где еще сохранились обломки былой индустрии: покосившиеся балки, ржавые трубы, запутанные провода и трещины, через которые прорастали крепкие сорняки. Отсюда открывался прекрасный вид на соседние сектора: разбросанные огни и темные силуэты зданий тянулись к горизонту.

Это была их тайная крепость. Диана часто приходила сюда, чтобы убежать от шума и лишних глаз. Здесь было так, словно весь мир умолкал, оставляя ее одну наедине с собой. Лео же обожал этот заброшенный уголок за его дикую свободу, за возможность поставить ногу на край крыши и почувствовать, что весь сектор под ним.

Она, как и всегда, пришла первой. Диана легко поднималась даже среди ночи – долгие вахты приучили ее к этому. Сидя на краю бетонного парапета, она задумчиво наблюдала, как рассвет окрашивает облака в мягкие розовые тона.

Лео опаздывал. Он всегда опаздывал, и это уже казалось частью его природы, как если бы мир сам ждал его появления. Впрочем, Диана ассоциировала себя с публикой в театре, а Лео – с актером, которого эта самая публика с нетерпением ждет.

– Разрешите доложить, Командир, – послышалось позади, и Диана обернулась. – Солдат Коцич прибыл.

Диана закатила глаза. Лео частенько дразнил, что она говорит таким тоном, что автоматически хочется вытянуться по стойке смирно и ответить: «Есть, Командир!» Они были знакомы всего ничего, но он уже любил шутить, что в их паре у каждого своя роль: «Диана – Командир, Лео – ее дезертир».

Леон Коцич был высоким, светловолосым парнем, почти всегда со струнным инструментом за плечом. Тем парнем, кто разбивает юные девичьи сердца. И он знал это. И он пользовался этим. Лео был из Медиакультурного сектора – четвертого, где основным делом жителей было развлечение всей Кварты. Его семья принадлежала к старому, хоть и небогатому, роду артистов. Отец был режиссером, мать – певицей, и в их доме всегда звучали голоса, музыка и смех. Лео рос в этом шуме и внимании с пеленок и с молоком матери впитал в себя умение улыбаться так, чтобы его запомнили, и говорить так, чтобы ему поверили. Для девушек он был воплощением мечты: красивый, талантливый, легкий на подъем. Диана знала, что он играл и в театре, и в музыкальной группе, и в любой компании мгновенно оказывался в центре внимания. Многие знали его только по сценическому имени – Лео Вереск.

И все же он зацепил Диану чем-то другим. Чем? Она и сама не знала, а иногда и не понимала, почему вообще решила встречаться с Лео.

Диана улыбнулась. Лео подошел ближе, привычно развел руками, будто выходил на сцену:

– Ну вот, я снова опоздал, – сказал он и зевнул.

– Ты просто слишком поздно встаешь, – усмехнулась Диана.

– Даже звезды не всегда встают по приказу рассвета! – пропел Лео строчку из его собственной песни.

– Красиво звучит, – похвалила Диана. – Но ничто не оправдывает опоздание на встречу с девушкой.

– Но согласись, без ожидания встреча была бы скучнее.

Его голос был мягким и теплым, а в голубых глазах плясали смешинки: те самые, из-за которых у других девушек подкашивались колени.

– Иногда мне кажется, что ты специально задерживаешься, чтобы эффектнее появляться.

– Конечно, – Лео подмигнул, сел рядом, свесив ноги и подставил щеку для приветственного поцелуя.

Диана быстро чмокнула, ловко и с улыбкой увернувшись от другого поцелуя, в губы.

– Эй, ты бы так резко не дергалась, а то свалишься. Здесь довольно высоко, а летать ты так и не научилась, – усмехнулся Лео.

– Это я-то свалюсь? Я ежедневно патрулирую на Пределе, ты в курсе, какая там высота?

– Даже представлять не хочу.

– Так что свалиться я могу только если ты меня столкнешь, – Диана вытянула шею и посмотрела вниз.

– Эй-эй-эй, давай без этого. Чтобы я тебя столкнул? Да никогда в жизни я не причиню тебе вред. Да любой девушке!

Диана улыбнулась и замотала ногами.

– Как прошел вчерашний день? – поинтересовалась она.

– Да как… Мать попросила провести вместо нее урок по сольфеджио для мелких в школе.

– А что это такое?

– Хм… Ну, это такой предмет, где ученики развивают свои музыкальные способности: слух, ритм, интонацию. Это как математика, только с нотами.

– Сложно, наверное. Мне кажется, я совсем немузыкальный человек. Дома, в углу маминой комнаты стоит инструмент, совсем как твой…

– Лютня.

– Да… Папин. Бабушка говорила, что отец прекрасно им владел. И вот он уже почти два десятка лет пылится. Мама хотела продать его кому-нибудь из вашего сектора, но ба не дала этого сделать. Иногда мне так хочется попробовать сыграть… Может, научишь?

– Играть на лютне не каждый сможет, – деловито пожал плечами Лео, словно набивая себе цену.

– Ладно, – тихо отозвалась Диана и перевела взгляд на нежно-розовые облака.

– Так вот, вчера пришлось им объяснять тему про интервалы в музыке, – как ни в чем не бывало продолжил он. – Ну, расстояние между звуками. Например, если две ноты звучат одинаково – это прима. Если ширина в две ступени – это секунда. Потом терция, кварта, квинта…

– Кварта? – удивленно посмотрела на Лео Диана. – Интересно. Прямо как наш доминион.

Лео удовлетворенно кивнул.

– И сколько таких интервалов в музыке?

– Восемь. Так вот я о чем. Рассказываю вчера, значит, малышне, и в голову пришла мысль: а ведь все в доминионе держится тоже на интервалах: на расстоянии, которое может быть либо гармонией, либо хаосом. Как сказал, а?

– Замечательно сказал, собирайся в Социальный сектор, будешь там философию в университете преподавать, – пошутила Диана.

– Фу, скукота. Что может быть лучше сцены? Лучше того, что тебя показывают на большом экране во всех секторах? Ничего, пожалуй.

Диана не ответила, да и вопросы Лео были скорее риторическими. Она знала, что тот, как и почти все в Кварте, мечтал попасть в испытание, чтобы после победы в нем отправиться за лучшей жизнью в Крепь.

– Думаешь, у тебя есть шансы сегодня вечером? – тихо спросила она.

Не задумавшись, Лео ответил:

– У всех они есть. Представь, Командир, все сектора затаят дыхание, когда начнут называть имена. И где-то в толпе обязательно будет чей-то вскрик, чей-то плач. А у кого-то зубы застучат от зависти, потому что не его назвали. Здорово, правда?

Диана нахмурилась.

– Не вижу ничего смешного.

– Ну что ты такая… такая, – он улыбнулся шире, совсем как чеширский кот. – Лотерея и испытание – это тоже сцена, Диана. А публика любит зрелище.

Она уже знала эту улыбку: в ней была тень самодовольства, которой он не пытался скрывать.

– Я такая, потому что не все хотят в Крепь так, как ты. Или как Вероника. Мне это не нужно. И спокойная жизнь вдали от всех и всего вполне устраивает. Я хочу остаться незамеченной на этом празднике жизни.

Лео слегка качнул головой.

– Твое право, Командир. Кто-то находится в зрительном зале, кто-то – на сцене. И я, поверь, не из тех, кто просто уйдет незамеченным.

Эти слова прозвучали слишком спокойно, слишком уверенно. Диана почувствовала, как холодок пробежал по спине. Он не сказал прямо, что победит, но в его голосе не было ни капли сомнения, будто сама идея поражения для него не существовала.

«Подтасовать результаты нереально, – подумала она. – Если бы это было возможно, все бы пользовались этим. Но у Лео и без того есть все шансы. Он любимчик публики…»

Лео вдруг легко коснулся носом ее щеки, склонился ближе. Диана почувствовала его горячее дыхание прямо у уха.

– Командир, – протянул он с привычной ласковой насмешкой и скользнул пальцами по ее запястью, – иногда ты ведешь себя так, будто мы в строю. Может, хоть здесь отдашь приказы сердцу, а не голове?

Диана слегка смутилась и покраснела, но руку его не убрала.

– Мы уже три месяца встречаемся, Диана.

«И это очень мало!», – пронеслось в голове девушки.

Лео чуть придвинулся. Его действия были мягкими, но в то же время настойчивым. А взгляд… Сотни девушек мечтали бы оказаться на ее месте лишь от этого взгляда.

Девушка позволила себе короткую улыбку, но мягко убрала руку, сделав вид, что заправляет прядь волос за ухо.

– Лео… Я…

Слова будто застряли в горле. Ей нравилось его тепло, его уверенность, его легкость. Что и говорить – ей нравился сам Лео! Но что-то внутри отталкивало эту его поспешность, хоть Диана и считала себя уже давно взрослой девочкой.

– Я просто… не сейчас.

Он на мгновение замер, и тень обиды и недоумения мелькнула в его глазах. Но спустя секунду на лице парня снова появилась привычная улыбка. Слишком легкая, словно отрепетированная.

– Конечно, – сказал он так спокойно, будто речь шла о каком-то пустяке. – Просто знаешь, обычно девушки не держали никогда меня на расстоянии.

Слова Лео кольнули сильнее, чем она ожидала. Диана прикусила губу, ощущая, как в груди что-то неприятно кольнуло. Ревность? Обида?

– Я не они, – ответила она, стараясь не выдавать дрожь в голосе.

– Разумеется, нет, – улыбнулся Лео и коснулся ее губ мягким поцелуем.

– Ты мне нравишься. Но мне нужно быть уверенной.

– Уверенной в чем? – Лео немного отстранился, подставив лицо первым лучам солнца. Голубые глаза прищурились, и он в очередной раз улыбнулся так, будто отказ девушки его ничуть не задел. – Уверенность – это роскошь. Сегодня вечером лотерея, Диана. А завтра все может измениться.

– Сколько в Кварте молодых людей, которые подходят по всем параметрам отбора? Точнее, нет. Сколько тысяч людей? Слишком низка вероятность того, что мы будем выбраны.

– Но не все же достойны из этой тысячи.

– Ты так вот просто берешь и отметаешь других? Не ты решаешь, кто достоин, а кто нет.

– Тише, тише, Командир, – Лео поднял руки в капитуляции. – Но нужно же быть уверенным в себе. Кто, если не мы?

Внутри все похолодело. Мысль о том, что Коцич чересчур уверен в том, что будет выбран вечером, пугала и настораживала. Изменения в лице девушки не были не замечены парнем. Он приобнял ее за плечи и рассмеялся.

– Не переживай, Диана. Если вдруг так случится, что меня выберут, я обязательно передам тебе привет с экрана.

Девушка натянуто улыбнулась и прижалась к нему.

– А потом…

Лео вздохнул и посмотрел в небо, которое медленно окрашивалось в золотисто-розовый.

– А потом я заберу тебя в Крепь.

Диана ничего не ответила.

…Дом семьи Рихтер стоял на самом краю сектора, упираясь задним двором прямо в каменную стену, за которой простиралась пустошь. С виду он казался маленьким и усталым: серые бревна потрепаны временем, коричневая крыша, слегка перекошенные расписные ставни. Эмма жутко стеснялась своего дома и никогда не приводила сюда друзей, но для Дианы это был не просто дом, а крепость. Здесь, на краю, где ветер с пустоши гудел особенно сильно, небо казалось ближе, чем где-либо еще. Даже на старой водонапорной вышке она не ощущала его так близко, как во дворе своего дома.

У калитки на скрипучем стуле сидела бабушка. На ее коленях лежала плетеная корзина, в которой ровными рядами лежали сушеные травы. Морщинистые руки привычно перебирали тонкие стебли, ловкие пальцы отрывали цветки и складывали их отдельно. Ба почти ничего не слышала, но была той самой несокрушимой основой семьи Рихтер, на которой и держался их дом.

Диана подошла осторожно, стараясь не нарушить ее сосредоточенности. Бабушка бормотала что-то себе под нос, глядя в пустынную даль.

– Эрнест.

Сердце Дианы болезненно сжалось. Так звали ее отца. Утро в один миг задышало тревогой, и девушка каждой клеточкой тела ощутила грядущие перемены.

ГЛАВА 3

ОТБОР

Праздник начался еще задолго до заката. Площадь Заставного сектора превратилась в разноцветное море из людей, огней и запахов. Веселье и повседневные развлечения не были свойственны местным жителям, потому сейчас их было не узнать. Девушки, которые были теми счастливицами, что имели шанс выиграть, по обычаю в день лотереи надевали свободные белые платья, украшенные различными орнаментами – ромбами, солнечными кругами и мелкими крестиками, будто оберегами – на удачу. В косы вплетали алые ленты, чтобы «пламя удачи не погасло», а те, чьи волосы были короткими, как у Вероники, прикалывали к прическе красный цветок: жар-цвет, редкое степное растение с лепестками, ярко горящими в сумерках. По старому-старому поверью, жар-цвет помогал «не дрогнуть перед судьбой».

Парням девушки плели венки из синицы-травы. Это мелкие голубые цветы с длинными стеблями, что росли на обочинах дорог. В венок обязательно добавляли красные бутоны огневиков, похожих на мак. Считалось, кто наденет такой венок, тот будет помнить о доме, куда бы ни увела его судьба после лотереи.

Многие юноши и девушки щеголяли и с браслетами, сплетенными из медной проволоки и полосок козьей кожи. Этот обычай был сравнительно новым: говорили, что металл «держит тепло руки», а кожа – «память рода». Диана, правда, не совсем понимала, какую память могла содержать кожа козы, а потому со скепсисом смотрела всегда на Эмму, которая обвешивала руки такими браслетами в надежде притянуть удачу.

Все на площади были в предвкушении праздника. Казалось, даже вечерний ветер, обычно сухой и колючий, в этот день был мягче. Он нес аромат печеных яблок и сладко-терпкого напитка из зернового настоя. Шатры ломились от угощений: торговцы предлагали пирожки, горячие и пахнущие капустой и мясом, сладкие лепешки на меду с аппетитной золотистой корочкой. Из глиняных кувшинов разливали пенные напитки, шипящие и холодные. Дети носились среди скамеек и прилавков, размахивая светящимися сладостями: тонкими палочками карамели, в которой плавали искорки, будто пойманные светлячки. Сахар, добываемый из свеклы, носил в себе остаточную магию, которая, впрочем, кроме как свечения именно в карамели никак себя больше не проявляла.

Диана опоздала на вступительную часть, которая обычно состояла из концерта и показа предыдущих победителей испытания, как и говорила ранее подруге. Честно говоря, она бы и вовсе не пошла смотреть отбор, если бы не Вероника. Хотя нет, еще ей было искренне жаль напарника Якова, которому на днях стукнет двадцать три, и этот отбор – последняя его надежда попасть в испытание. Поэтому и поменялась.

Девушка протискивалась сквозь плотную, гудящую толпу. Воздух был непривычно горячим от тел, огня, от смолы факелов. Сладковатый запах жареного батата коснулся ноздрей, и Диана сглотнула слюну. В центре площади возвышался огромный экран, транслирующий отбор. Диана на секунду задрала голову и остановилась, словно завороженная массивным стеклянным барабаном, наполненным сотнями светящихся капсул-шаров.

«В них имена», – догадалась она.

В прошлый раз все выглядело совсем иначе. Имена победителей высвечивались на экране сразу, будто их выбирала бездушная машина. Огромные буквы вспыхивали одна за другой, и люди, затаив дыхание, лишь наблюдали, как из ниоткуда складывается список. Все было сухо, скомкано, совсем не празднично: толпа, больше разочарованная, чем воодушевленная, спорила и роптала, вместо того чтобы радоваться. Но в этот раз Крепь, похоже, решила не поскупиться на зрелище.

Ведущий – противный мужчина в расшитом серебряными нитями пиджаке с гербом Кварты на спине , – держал ладонь над массивным барабаном. Его голос, усиленный магическими громогласниками, грохотал над площадью:

– Сегодня Кварта избрала лучших из лучших из первого, Аграрного сектора! Запомните мои слова – их имена войдут в летопись!

Толпа одобрительно загудела, приветствуя незнакомых им людей, которых вряд ли кто-то видел из Заставного сектора. Диана недовольно скривилась – ее раздражал этот ведущий. Год за годом именно этот напомаженный индюк стоял во главе торжеств в Кварте, раздувая щеки и закатывая глаза, будто вещал не людям, а самому небу.

– Кварта сильна, когда мы едины!

– Кварта сильна, когда мы едины! – повторили слова ведущего все, кто был на площади.

Сквозь шум и гул, девушка уловила знакомое «Рихтер!». Диана заозиралась. На широких деревянных ступенях, что поднимались ярусами, словно в старом амфитеатре, почти на самом верху, она заметила Веронику. Девушка, устроившаяся среди других зрителей, махала рукой. Диана протиснулась, быстро пробежала вверх и села рядом.

– Ты все же пришла! – глаза Вероники сияли, она потянулась обнять подругу.

– Упустила лишь Аграрный? – спросила Диана, утопая в объятиях.

– Да, – Вероника отстранилась и провела рукой по коротким волосам. – Как же их звали… Да и неважно, – она махнула рукой.

– Давай смотреть, – согласилась Диана, но взгляд ее зацепился за толпу парней и девушек, которая привалила к «подножию» лестницы, где они сидели.

Среди них была Эмма. Она хохотала в центре компании, и была словно солнце среди мелких серых звезд. На ней было яркое желтое платье из тонкой ткани с красной вышивкой по подолу – явно не бабушкиных рук дело, та уже не могла шить настолько изящные вещи. Темные волосы, уложенные идеальными волнами, блестели, на шее поблескивала новая подвеска. В выражении лица сестры читалась победа, будто уже знала результат заранее.

Диана опустила взгляд и посмотрела на свою одежду. Контраст с сияющей Эммой был разительным. Серая куртка из грубой хлопчатой ткани, короткая, до пояса, с темными потертостями на локтях и плечах. Штаны из плотного темного сукна, удобные для караулов, но совершенно бесформенные, затянутые у щиколоток простыми завязками. На ногах – тяжелые ботинки, пережившие не один обход по пределу. Ткань куртки слегка колола кожу, а запах железа и пыли въелся так глубоко, что никакая стирка не помогала.

Диана привыкла к этому облику, он был для нее как вторая кожа. Но рядом с нарядной и сияющей Эммой она ощущала себя еще более чужой, словно была не на празднике, а на посту. Даже Вероника нарядилась, что было совсем непривычно для нее!

– О, смотрите, великанша натянула на себя платье! – донеслось снизу.

Вероника дернулась, Диана послала сестре самый неприязненный взгляд, который только могла. Та лишь выше вздернула нос и презрительно отвернулась. Диана чувствовала, как внутри нарастает тяжесть. Она прекрасно знала, что если Эмму не назовут, то дома пронесется ураган. Эмма не потерпит поражения, она будет обвинять всех вокруг, а больше всего ее, Диану, как будто та в чем-то виновата. И все это потому, что Эмма никогда не считала ее равной. Для Эммы младшая сестра была всего лишь дурочкой, тенью, которая всегда плетется позади.

– Ты прекрасно выглядишь, Ника, – улыбнулась Диана подруге, и та расцвела.

– Настало время узнать, кто же представит Промышленный сектор! – загремел ведущий, и площадь снова зазвенела от множества голосов.

На экране начали мелькать фото и видео второго сектора. Горы, темные хребты, которых уходили в туман. Извивающиеся быстрые реки. Сосны и ели, которые тянулись к небу, словно копья. К красивым видам природы добавились символы силы и богатства сектора: стройные корпуса заводов, сверкающие металлом, ряды рабочих машин, печи, от которых ввысь поднимались золотистые искры. На экране позировали улыбающиеся рабочие, чьи руки уверенно справлялись со станками и механизмами.

Затем изображение сменилось, и на весь экран появилась женщина с теплой улыбкой. Ее знала вся Кварта: единственная победительница из Промышленного сектора за последние двадцать лет. Камера показывала ее нынешнюю жизнь в Крепи: просторные залы, наполненные светом, зеленые сады за окнами. Женщина смеялась и поднимала бокал, словно подтверждая, что судьба победителя – это счастье и слава.

Но что-то в этом всем казалось Диане неестественным.

– Как же здорово! – хлопала в ладоши Вероника. – Ах, вот бы и нас ждала такая судьба!

Ведущий, выдержав театральную паузу, сунул руку в барабан и достал светящийся шар. Он поднял его над головой, словно святыню, и, прищурившись, склонился к буквам, вспыхнувшим на поверхности.

– Первый счастливчик… Хм… Какая интересная фамилия… Не могу прочесть, – шутил он.

– Не томи! Говори! – кричали из толпы, будто тот мог их услышать.

– Гольдштейн Марк!

Толпа взорвалась аплодисментами. Вероника завизжала от восторга.

– Мой однофамилец! Мой однофамилец!

Она прыгала на месте, хлопала в ладоши и сияла так искренне, что ее восторг был заразителен. Диана не удержалась и рассмеялась вместе с ней. В такие моменты Вероника казалась совсем другой – живой, настоящей, без тени той зажатости, с которой она обычно пряталась от чужих насмешек. Люди могли поддевать ее за внешность, даже взрослые отпускали колкие шуточки, но для Дианы Вероника никогда не была некрасивой. В ней жила какая-то особая изюминка, черта, которая делала ее единственной в своем роде.

Ведущий выкрикивал фамилии ребят из других секторов все с той же напускной торжественностью. Толпа то вздыхала разочарованно, то приветствовала очередного избранника. С каждым шаром напряжение росло, словно воздух сам становился тяжелее. Люди ловили каждое слово, ждали, боялись и снова ждали.

Наконец ведущий громогласно известил:

– А теперь очередь Медиакультурного! Ну что, наши любимые актеры, музыканты и работники закулисья, готовы узнать лучших из лучших вашего сектора?

– Переживаешь, что выберут Лео? – спросила Вероника, видя, что Диана стала как натянутая струна.

– Да, – тихо сказала она. – Знаешь…

Ведущий не дал ей договорить.

– Мия Пак!

Диана облегченно выдохнула. Шансов, что выберут Лео, теперь было ровно пятьдесят на пятьдесят.

– А впрочем ничего. Хочется уже поскорее пойти домой.

– Обидно, конечно, будет, если нас не выберут, но, к сожалению, нельзя не посмотреть правде в глаза, – грустно сказала Вероника. – Мы не лучшие из лучших. И близко. Вот взять меня хотя бы. Чего я сделала такого выдающегося для своего сектора? То ли дело твоя сестра…

– А что сестра? Наряжаться и обзывать других тупыми – такое себе достижение, – возразила Диана.

Вероника хихикнула, но тут же посерьезнела.

– Лео твой, конечно, под большим вопросом… Он талантливый, у многих на слуху. Если бы его выбрали, то…