Жнецы грез

Настя Ненастьева

Жнецы грез

НАСТЯ НЕНАСТЬЕВА

ЖНЕЦЫ ГРЕЗ

ЧАСТЬ 1. ДО

ГЛАВА 1

ДЕВЧОНКА С ГАРПУНОМ

Когда мечты становятся оружием, каждый – жнец.

Ветер с пустошей был сухим и жестким, как наждачная бумага, и гнал на пограничный вал мелкий песок и пыль. Запах раскаленного камня не исчезал даже ночью, когда на улице становилось холодно, и чтобы пойти в обход, необходимо было одеться потеплее. За валом, что длинным неровным змеем обвивал пятый сектор и который назвали Пределом, была только потрескавшаяся земля, из которой проглядывали редкие кустарники светящегося в темноте мраморника – растения, сохранившего в себе искры почти угасшей магии, да редкие мертвые почерневшие березы среди небольших валунов.

Диана стояла на верхнем уступе западной стены и привычно смотрела на горизонт. Ничего другого, за что мог бы зацепиться глаз, не было. Ни дорог, ни зданий, ни лесов – только ровная, практически выжженная пустота. Будто кто-то когда-то вычерпнул все живое из этого места, оставив только небольшую зону.

Девушка подошла к краю и положила ладони на шершавый каменный парапет. Мелкая золотистая пыль, которая появлялась в щелях непонятно каким образом и была привычной для всех патрульных, закружилась в воздухе от прикосновения Дианы, на секунду загорелась мягким желтым светом и тут же погасла. Диана снова смахнула пыль с парапета, быстро высунула язык, пробуя пыль на вкус. Она была слегка кислая и чем-то напоминала вкус лимона. Лимонов Диана никогда не ела, а вот лимонную кислоту, которую в их секторе использовали для чистки и обеззараживания инструментов, оружия или посуды, пробовала. Ей нравилась эта кислинка.

В этом мире еще была магия, но не такая, о которой писали в учебниках по истории. Она была остаточная. Таилась в природе, в самых простых и обыденных вещах. Жила в трещинах камня, в огне, в странном шепоте, который иногда приносил ветер. Когда-то с помощью магии строили и разрушали империи. Когда-то именно из-за магии произошла Великая катастрофа. А теперь магия была слаба, практически отсутствовала, и ее едва ли бы хватило для того, чтобы сделать хоть что-то. Да и люди не владели сейчас магией. Она сама реагировала на действия, любопытство, боль, страх, выбор.

Диана облокотилась на парапет и заглянула вниз. Там, у подножия стены, собирался патруль. Раз в неделю в Заставном секторе выбирались за Предел, чтобы обследовать территорию. Несмотря на то, что с виду казалось, будто вне Кварты ничего нет, это было не совсем так. За много километров от доминиона оставались различные руины прошлой цивилизации, где можно было найти полезные ресурсы, редкие сплавы, минералы или семена. Просто так взять и уйти из Кварты запрещалось: снаружи было небезопасно, в любой момент могли напасть монстры. Хоть никто никогда их не видел, но так писали в школьных учебниках, не будут же книги врать?

«Мы добываем то, что нужно, и охраняем границы ради будущего Кварты», – мысленно повторила Диана девиз пятого сектора, грустно следя глазами за отбывающим патрулем. Ей тоже хотелось бы отправляться в разведку, чтобы нести пользу доминиону, но девушка была еще слишком юна для таких миссий.

Диане Рихтер исполнилось восемнадцать три месяца назад. И как только она стала совершеннолетней, тут же без раздумий подалась в охранный патруль. Она любила свой суровый, как сама дикая пустошь, сектор, который смахивал на казарму. Любила сильных духом людей, которые не променяли дом на более уютное местечко среди ярких фасадов Медиакультурного или горных рек и водопадов Эко-энергетического секторов. Верно служить своему доминиону Диана считала самой большой честью. А чуть ли не любимым временем препровождения для нее было прохаживаться вдоль Предела, слушая, как вдалеке срывается ветер и иногда доносится шепот пустоши. Это был ее мир, и, хотя мечты о столице доминиона – Крепи – все чаще звучали в разговорах друзей, она предпочитала держаться за то, что ей было по душе. За порядок и спокойствие.

– Четвертый обход без происшествий, – раздался позади приятный женский голос.

Диана обернулась, хотя прекрасно знала, что голос принадлежит ее лучшей подруге и по совместительству напарнице.

– Окрестности чисты, как всегда. Не понимаю, почему мы постоянно должны охранять Кварту. От кого? От чего, если больше на континенте нет ни души?

По металлической узкой лестнице поднялась высокая крупная девушка. Лишь взглянув на такую, как она, можно было бы предположить, что та на своем месте: создана быть телохранителем или хотя бы патрульным.

– Еще час – и смена окончена.

– Мы должны всегда быть готовы к тому, что что-то произойдет, Ника, – заметила Диана.

– Что произойдет? Светящийся мраморник нападет на Кварту? Или, может хвостословы?

Словно услышав, что говорят о них, откуда-то из-под стены вынырнули четыре юркие птицы с пепельно-синим, словно отполированным, оперением. Крылья зашелестели, птицы покружили в воздухе и примостились на парапете, совершенно не боясь девушек. Особенность хвостословов – подхватывать и выкрикивать вслух последнюю часть услышанного слова. Если человек скажет «лестница», хвостослов ответит пронзительным «-ница!», а на «опасность» – резким «-ность!». Иногда это создавало иллюзию, будто кто-то невидимый вторит тебе, но с запозданием и обрывом смысла.

По преданиям, эта странность была следствием остаточной магии. А иногда хвостословы «слышали» не только слова, но и намерения человека, поэтому в тревожные моменты их отклики звучали особенно резко, почти как крик.

– Ну что ты остришь, – улыбнулась Диана. – Работа есть работа. Это наш долг. Не просто так ведь был создан Заставный сектор много-много лет назад, верно?

Вероника закатила глаза, после чего перевела взгляд на удалявшийся патруль.

– Это точно не мой долг, Ди. Я мечтаю о мире, в котором можно творить, а не просиживать штаны на Пределе. Кстати, классные штаны!

Диана раскинула руки в стороны и сделала пол-оборота, давая подруге рассмотреть себя во всей красе. Черная куртка из плотной грубой ткани, сшитая на манер старого кафтана, была перетянута на талии кожаным ремнем, рукава закатаны до локтей. На ногах – потертые ботинки с высоким голенищем, слишком широкие на ее ногу, но крепкие и удобные. Но главным в облике были именно штаны. Глубокого темно-серого цвета, с широкими карманами по бокам, куда можно было запихнуть все необходимое: от мелких инструментов до горсти сухарей на вахту. На коленях – толстые заплаты, прошитые двойной строчкой, а по внутренней стороне швов виднелась аккуратная вышивка в виде маленьких красных ромбов. Бабушка говорила, что такой узор бережет от беды, хотя Эмма над этим смеялась и бестактно распарывала вышивку.

– Бабушка сшила, – гордо пояснила Диана, слегка хлопнув ладонью по бедру, словно проверяя прочность ткани. – Говорит, что такие не порвутся, даже если зацеплюсь за арматуру. Эмма считает, что старая и глухая ба не может сделать ничего годного. А я ценю ее старания.

Темные немного волнистые неровные волосы, спутанные ветром, выбивались заплетенного хвоста. Серые глаза, почти в тон со штанами, смотрели мягко, но настороженно, а легкая россыпь веснушек смягчала суровость облика.

– Ты сногсшибательна, – заявила Вероника. – Впрочем, как и твоя ба. А Эмма поскорее бы уже уехала в… Да хоть куда-нибудь! Жаль только, что выбора немного: всего шесть секторов.

Это было не совсем так. На самом деле секторов в доминионе Кварта было семь: Аграрный, Промышленный, Социальный, Эко-энергетический, Заставный, Медиакультурный и… столица Крепь. Все сектора, кроме столицы, служили единому делу: процветанию доминиона и поддержанию идеального баланса. А вот Крепь был символом его единства. Все граждане уважали порядок, следовали традициям и гордились своим вкладом в общее благо. Они не были привязаны только к своему сектору по рождению и могли спокойно уехать учиться или работать в другой. Так, например, мать Дианы была родом из первого, Аграрного сектора, но вышла замуж и осталась навсегда в Заставном. Попасть можно было куда угодно, но только не в Крепь. Почти все, особенно молодежь, мечтали оказаться в столице. Она испокон веков являлась чем-то недосягаемым. Местом, где жизнь полностью меняется в лучшую сторону.

Вероника Гольдштейн мечтала о столице. Несмотря на суровый и даже слегка мужиковатый внешний вид, эта девушка была прекрасной художницей, ранимой и хрупкой внутри. В Крепи Вероника мечтала стать известным пейзажистом и украсить фасад какого-нибудь дома изображением Заставного сектора.

Вероника сунула журнал под мышку и облокотилась о парапет. Ее короткие светлые волосы трепал ветер, бледная кожа, вся в заметных пятнах от акне, в тени выглядела серой, голубые глаза мечтательно смотрели в небо.

– Завтра лотерея, помнишь? – спросила Вероника, улыбаясь, хотя взгляд ее оставался задумчивым. – Я так хочу попасть туда, Диана. Это же честь! – Она перевела восторженный взгляд на подругу. – И это единственный шанс оказаться в столицу. Чтоб их всех!

Диана сжала пальцы вокруг бинокля, который взяла с парапета, и посмотрела на подругу.

– Не понимаю, что вы так все хотите в Крепь. Столица – это не главное, Ника. Хорошо жить можно и вне Крепи. А испытание… В нем ведь всегда один победитель. А что потом происходит с теми, кто не доходит до конца?

– Они уезжают на задворки какого-нибудь сектора. Как посрамленные, не сумевшие доказать, что они лучше других.

– Сама себя слышишь? Если ты не выиграешь, готова уехать в карьеры Промышленного и писать там картины?

– Какая ты зануда, всегда надо мыслить позитивно! – бегло ответила Вероника и протянула: – Ну Ди-а-а-на, ты просто не понимаешь, в Крепи есть все! И даже больше! Там новая жизнь!

– Меня вполне устраивает моя жизнь. И вообще, ты говоришь как Эмма, как Лео. Неужели настолько не нравится быть дома?

– Крепь тоже дом, ведь столица часть доминиона. Говорят, там есть фонтаны, где вода сама образует узоры и поет, представляешь? Я рисовала эти фонтаны в своих тетрадях, представляя, как стою рядом и смотрю, как струи танцуют в солнечном свете.

Год назад Вероника поступала в художественный колледж в Медиакультурном секторе, но по каким-то причинам не прошла. Почему – подруга не рассказала, но это было странно, ведь Вероника рисовала просто восхитительно, возможно, даже лучше всех в Кварте.

– Никто о столице не знает ровным счетом ничего.

Кажется, Диану не сильно впечатлили слова о фонтанах.

– Ах, если бы мы прошли… – Казалось, Вероника не слышала подругу. В ее глазах заиграла надежда. – Картины картинами, но я бы создала команду исследователей. Отправились бы за Предел, в пустоши, искать старые артефакты, знания. Исследовали бы магию и, возможно, возродили бы ее!

Диана хмыкнула.

– Из-за магии и произошла Великая катастрофа, а ты хочешь ее возродить?

Вероника лишь отмахнулась.

– Иногда мне кажется, что ты и не подруга вовсе. Не поддерживаешь мои мысли и желания.

– Может, я и не поддерживаю твои желания, но это не значит, что мне все равно. Просто у меня есть один каприз: видеть тебя живой и дома.

Вероника улыбнулась. Большие полные губы расплылись на бледном непривлекательном лице.

– Так или иначе, все равно меня не выберут. В отборе побеждают самые-самые. Я не отношусь к их числу.

Диана похлопала подругу по плечу. Теперь Вероника улыбнулась криво, неестественно.

– Как знать, Вероника. Вдруг именно тебя в завтрашней лотерее ждет победа.

Птицы резко подорвались с места.

– Беда, беда, беда! – раздалось резкое в воздухе, и хвостословы скрылись из виду.

…Заставный сектор жил своим привычным, совсем не скучным ритмом. Строгость казармы переплеталась с обычной повседневной жизнью. На тренировочных площадках солдаты отрабатывали строевые упражнения и удары, а рядом кто-то чинно выгуливал животное или чистил овощи на крыльце своего дома.

По улицам катились тележки с инструментами и грузами: доставляли необходимые материалы в склады и мастерские. Прохожие спешили по своим делам. Диана и Вероника направлялись в общую столовую, куда приходили все после вахты или до нее.

Возле кузни звонко стучали молоты, и у Дианы мелькнула мысль отнести свой старый гарпун для ловли рыбы кузнецу на улучшение. Мальчишки с азартом гоняли самодельные повозки, изображая разведывательный патруль, а девчонки учили младших метать камни в мишень. Дети пятого сектора росли в тени Предела, зная, что значит охранять свой дом.

На углу площади несколько женщин и мужчин обсуждали последние новости и распределяли задачи по дежурствам и ремонту, а под деревьями отдыхали недавно прибывшие с патруля разведчики. Каждое движение, каждый звук казались частью общего ритма: строгого, но дружелюбного, где каждый знает свое место и чувствует себя нужным.

На главной площади кипела подготовка к завтрашнему празднику – отбору в испытание. Несколько десятков рук устанавливали большой экран в центре. Его металлический каркас блестел на солнце, а рабочие проверяли провода и крепления, готовя трансляцию лотереи.

По периметру площади развернули ряды столов и ларьков: кто-то расставлял сувениры и памятные знаки (разумеется, с изображением герба Кварты!), кто-то раскладывал угощения. В воздухе витала смесь запахов: горячих терпких напитков, свежей древесины и чего-то нового, совсем неуловимого.

«Перемен?» – подумала Диана, но тут же отогнала эту мысль прочь. Она не любила перемены.

За свои восемнадцать лет Диана никогда не хотела участвовать в испытании и не разделяла общего ажиотажа. То, что оно проводилось ежегодно и в нем могли принимать участие лишь молодые люди в возрасте от восемнадцати до двадцати двух, обнадеживало: у нее мало шансов быть выбранной. К тому же, Диана Рихтер совсем не переживала по поводу того, что отправится в лабиринт, ведь такая честь предоставлялась лучшим из лучших, а она была совершенно ничем не примечательна. Но иногда у Дианы все же проскакивала мысль, что, может, и неплохо было бы оказаться избранной. Возможно, тогда она бы смогла найти своего отца или узнать хоть что-то о нем.

Эрнест Рихтер попал в испытание за несколько месяцев до рождения Дианы. И если ее старшая сестра Эмма еще застала его и смутно помнила, поскольку ей было три, то сама Диана знала его только по рассказам бабушки. Мама в упор не желала ничего рассказывать о папе, его уход изменил ее. Она замкнулась в себе, почти всегда молчала и уходила с головой в работу. В тот год Эрнест не стал победителем, а судьба проигравших была предрешена: они не смогли стать первыми и вели тихую неприметную жизнь где-то в доминионе. Где – никто доподлинно не знал, да и не пытался никого никогда искать. Все жители Кварты были убеждены, что проигравшим – позор и одиночество.

Однако у Дианы иногда проскакивала мысль, что проигравшие вовсе не ведут где-то одинокую жизнь изгнанника. А вот где они… Но слишком много лет прошло с ухода отца, в конце концов, он ведь мог связаться с семьей, но не сделал этого. И все рассуждения об этом забывались.

Молодые защитники Кварты носились по площади между точками установки оборудования, помогая расставлять скамейки и ограждения, проверяли микрофоны и колонки, шутя и поддерживая друг друга. В углах площади старшие наставники координировали работы и следили, чтобы все шло гладко: дисциплина оставалась, но настроение было приподнятое, почти праздничное.

Всюду развешивались гирлянды, флаги и прочая символика. Весь пятый сектор с азартом готовился к одному большому событию. Площадь оживала, превращаясь в центр праздника, где каждый чувствовал себя частью большой истории, которая начнется уже завтра.

– Зачем раньше времени вываливать на прилавки еду? – спросила Диана, сглотнув слюну, когда девушки проходили мимо палаток, откуда доносился приятный запах. – Отбор завтра вечером, все испортится еще сто раз.

– Как зачем? – в свою очередь искренне удивилась Вероника и помахала кому-то рукой. – Это праздник, Диана! Люди всегда с нетерпением его ждут, а потому всем не терпится уже начать отмечать. Это радость, это предвкушение! Понимаешь, о чем я?

– Угу, – безразлично пожала плечами Диана.

– Смотри, – Вероника ткнула подругу локтем, – пирожники уже начали выносить первые подносы. Завтра будем есть до отвала!

Диана улыбнулась.

– Что-то ты подозрительно улыбаешься, – насторожилась Вероника. – И мне это не нравится. Говори, что задумала.

– По правде сказать, мне не особо хочется идти завтра на отбор, – призналась Диана. – Что я там не видела? Каждый раз одно и то же. Я поменялась сменами с Яковом.

– Ты шутишь!

Вероника остановилась и обиженно сложила руки на груди.

– Это важно для меня. Я думала, что подруга поддержит, даже если шансы невелики.

– Вероника… Я… Не подумала об этом. Извини. В любом случае, смена закончится примерно когда начнут оглашать имена. Наш сектор пятый по списку, я постараюсь успеть, хорошо?

Не то чтобы Веронику это сильно утешило, но она все же криво улыбнулась и приняла такое предложение. Девушки покинули площадь и добрались до столовой: серого неприметного одноэтажного здания, одну из стен которого украшал рисунок солнца и поля.

У черного входа две женщины чистили улов. Взгляд девушки тут же упал на гарпуны, которые стояли за их спинами, у стены. В голове Диана сделала пометку: нужно не забыть сходить к кузнецу.

У нее был свой маленький секрет: складной гарпун. Не тот длинный и тяжелый, что используют рыбаки у реки, а короткий, удобный, почти игрушечный на первый взгляд. В сложенном виде он едва достигал предплечья, но стоило вытянуть телескопические секции, как превращался в крепкое оружие длиной в метр, не меньше. Наконечник, выточенный еще дедом из обломка старого металла, был острым и прочным, и пережил больше десятка ремонтов.

Для Дианы рыбалка в одиночестве служила отдушиной, позволяла уходить к реке и оставаться наедине с собой, когда вокруг все жили шумной, общей жизнью. Ее движения в воде были точны и холодны: без колебаний Диана пронзала скользкую юркую рыбу, а потом с тем же спокойствием отсекала ей голову. Эмма, старшая сестра, насмехалась, что Диана годится лишь на то, чтобы рыбачить, но сама девушка знала: владение гарпуном учит решительности.

Столовая встретила гулом голосов и запахом тушеного мяса с пряными травами и картофеля. Здесь ели быстро, но с удовольствием и аппетитом. На стенах висели плакаты с гербом Кварты и лозунгами о единстве и труде. В углах стояли керамические сосуды с питьевой водой, а длинные столы были заняты рабочими. И везде обсуждали одно и то же: завтрашнюю лотерею.

Когда Диана и Вероника получили свою порцию похлебки и кусок ржаного хлеба, они уже направлялись к свободным местам, но звонкий голос заставил их остановиться.

– О, смотрите, – протянула Эмма, вальяжно откинувшись на спинку лавки. Она сидела в окружении двух девушек и трех парней, и все дружно захихикали, тыча пальцем, едва увидели Диану и Вероника. – Рыбачка со своей великаншей.

– Да уж, – подхватила одна из девчонок. – С такой-то внешностью только на вале пугать хвостословов.

– Страш-ная, страш-ная, – передразнили птиц парни и дружно расхохотались.

Вероника напряглась. Ее лицо вспыхнуло, но она сжала губы, удерживая себя от ответа.

– А онв, – Эмма смерила сестру оценивающим взглядом, – вообще думает, что гарпун сделает из нее человека. Глупая. Единственное, что она умеет, – ловить вонючую рыбу. С таким талантом разве возьмут в испытание? Даже смешно.

– Я туда и не собираюсь, – спокойно ответила Диана. – Пойдем, Ника.

Смех усилился. Диана поставила миску на стол и прищурилась, не сводя взгляда с сестры. Эмма продолжала, наслаждаясь вниманием:

– А вот я, в отличие от вас, умею и думать, и учиться. У меня лучшие отметки, и я вовсе не собираюсь гнить в этом пыльном секторе. Пусть даже завтра в лотерее не повезет – меня все равно заметят. Я уеду в Социальный, буду работать с людьми, а тусоваться с тухлой рыбой.

Ее подруги закивали, поддерживая каждое слово.

– Зато у нас есть то, чего у тебя нет, Эмма, – выпалила Вероника, со звоном ставя миску на стол. – Мы не боимся быть собой!

За столом Эммы раздался дружный смешок, кто-то из девчонок театрально захлопал в ладоши. Эмма чуть склонила голову набок и промурлыкала:

– Какая прелесть. Ты даже не понимаешь, насколько смешно это звучит.

Вероника открыла было рот, но Диана, которая уже сидела, толкнула ее коленом под столом. Подруга прикусила губу, села рядом и больше не проронила ни слова.

– Не трогай ее. Пусть говорит что хочет. Ты выше этого.

Вероника отвернулась, ее плечи задрожали. Диана же молча взяла ложку. Она не собиралась устраивать сцену здесь, на глазах у всего сектора. Но в глубине серых глаз мелькнул холодный огонек.

Эмма Рихтер действительно считалась одной из лучших девушек пятого сектора. Учителя всегда приводили ее в пример: прилежная, усердная, с быстрым умом и ясной речью. Она умела держаться в обществе, знала, когда улыбнуться, кому и когда польстить. В отличие от младшей сестры, у которой были вечно растрепанные волосы и хмурый взгляд из-под бровей, Эмма умела показать себя.

Но вместе с тем в ней жила ревнивая холодность. Эмма росла с ощущением, что должна быть первой во всем. Младшая сестра с ее упрямым характером и странной тягой к одиночеству будто бы бросала ей вызов самим своим существованием. Эмма не понимала, зачем Диана выбирает рыбалку или часами торчит на вале с биноклем, когда можно учиться, развиваться, завоевывать признание. И хотя открыто Эмма никогда не признавалась, именно из-за этой непохожести она и не любила младшую сестру. Слишком разными они были.

Шум в столовой стоял густой и радостный. Все спорили, смеялись, рассуждали о шансах попасть в испытание. Казалось, каждый хотел услышать свое имя завтра вечером и шагнуть навстречу новой судьбе.

И только Диану от этих разговоров передергивало. Она понимала: тех, кто уходил, навсегда вычеркивали из жизни, словно их и не существовало. Забывали напрочь.

А ведь это было куда страшнее, чем носить клеймо простой глупой девчонки с гарпуном.

ГЛАВА 2

ГРЯДУЩИЕ ПЕРЕМЕНЫ

Диана любила ранние часы. Это было время, которое она могла посвятить только себе. Когда солнечные лучи едва касались земли, когда улицы еще были погружены в сон, когда пахло влажной землей и было свежо, она сидела на крыльце с чашкой холодного чая и слушала, как ветер играет с листвой деревьев. И думала. Мама всегда говорила, что Диана слишком много думает, на что Эмма обычно возражала, что сестра и не умеет думать, но сама Диана знала: это ее способ держать голову и мысли в порядке.

Иногда, когда утро было особенно тихим, она ощущала слабые отголоски старой магии. В том, как трава будто дрожала от ее взгляда. В том, как ручей у дома отзывался легкой рябью при ее появлении, хотя ветра не было. Народ привык считать это «остаточным шумом»: безвредными следами некогда всесильной стихии. И все же Диана нет-нет да ловила себя на вопросе: а если магия когда-то не разрушала, а лечила?

Бабушка когда-то рассказывала, что, согласно старинным преданиям, магия могла исцелять болезни без лекарств, возвращать плодородие мертвым землям, стирать из сердца человека боль и страх. Сила же магии будто зависела от связей между людьми: чем ближе и сильнее они были – любовь, дружба, сострадание, – тем ярче вспыхивало чудо. Но так же сильно магия реагировала и на предательство, ложь, ненависть. И, может быть, именно поэтому магию так боялись. Слишком легко было потерять контроль, слишком велика оказалась цена доверия.

Чего боялись, то и случилось: в какой-то момент магия обернулась хаосом, люди злоупотребляли ею, и небо сожгло землю. Так учили в школе, так повторяли взрослые. Магия – зло. Магия разрушает и убивает.

Однако, несмотря на подобные мысли, Диана никогда и не хотела пытаться возвращать людям магию или строить какие-то грандиозные планы. Она понимала, что жизнь в Заставном секторе непростая, а потому главное – быть полезной, делать с отдачей свое дело и не мешать другим. С раннего детства она твердо знала свои обязанности и все решения принимала без лишних эмоций.

Диана проснулась с рассветом. Бабушка – мать отца – еще спала. Диана делила комнату с ней, поскольку дом семьи Рихтер был маленьким, а жить в одной комнате с Эммой было бы полной катастрофой. Мама тоже уже не спала. Она наливала чай в стеклянный стакан и задумчиво мешала в нем сахар.

Ирме Рихтер было около сорока, но выглядела она гораздо старше. Жизнь ее неплохо потрепала, превратив за два десятка лет из юной красавицы в уставшую от всего женщину. Некогда Ирма была первой девушкой Аграрного сектора, а отец Дианы несколько раз добивался ее руки и сердца, прежде чем гордая красавица ответила взаимностью. Теперь же от былой статности остались лишь большие грустные карие глаза и длинные густые волосы в косе. Когда отца увезли в лабиринт, Ирма была беременна вторым ребенком. Диана часто думала: что было бы с матерью, если бы отцу не выпала честь представлять пятый сектор в испытании восемнадцать лет назад? Какой была бы ее мама, семья? Больше Ирма замуж не вышла и в родной сектор не вернулась. Она замкнулась в себе и предпочитала всему лишь работу, к чему с ранних лет приучила и Диану.